Траектория осени

В лаборатории Прототипов было солнечно. Раскалённый, красноватый шар, поигрывая протуберанцами, висел в центре тестовой зоны, а вокруг него, как по рельсам, катались разноцветные шарики планет. Архангел Рахатиэль, по совместительству глава лаборатории, грустил, листал папку с описаниями и картинками, перебирал таблицы, а под конец громко вздохнул и захлопнул с гулким шлепком.

– Начальник? Какие-то проблемы? – Бефор, самый внимательный и добросовестный сотрудник, отвечающий за одну из самых больших планет, вопросительно кивнул на документы.

Было непривычно смотреть, как обычно сдержанный и хладнокровный руководитель, мнётся и топчется на месте.

– На, ознакомься. Понятия не имею, как с этим работать.

– «Сделать настоящую осень на твердотельной планете с крепким металлическим ядром и силикатной мантией»? Это что? – Бефор озадаченно замер, глянул на тестовую установку, на идеально круглые орбиты, прикинул что-то в уме. – У нас, конечно, есть несколько планет, подпадающих под условия, но там равновесный цикл… Я не понимаю, что такое осень и зачем.

– Это конкурс между исследовательскими отделами Рукава Ориона. Осень – одно из времён года при переходе из самого тёплого в самое холодное. Давай, займись делом. Ты же умеешь конструктивно мыслить.

– Не-не-не, это не ко мне. Мой Юпитере из газа, там в основном только водород и гелий. Я совершенно не представляю как с силикатными породами работать. Вон, лучше Кезефа попроси.

– Лучше не надо, – тут же открестился начальник. – У Кезефа, кажется, не совсем научный интерес. Я его брать-то к нам не хотел, но пришлось. Его с прошлой работы знаешь, за что выгнали?

– И за что меня выгнали? Что со мной не так? – тощий и носатый ангел проскользнул в лабораторию, расхлябанным шагом дотопал до коллег и дыхнул на них перегаром. – Я как раз работаю над новым урожаем в опытных теплицах, а это, между прочим, как раз относится к работам с твёрдым грунтом.

– Подслушивать нехорошо, – рявкнул Рахатиэль, затем снова глянул на прототип Солнечной системы, плюнул и ткнул папкой в грудь сотруднику. – Раз ты такой умный, вот и разберись. Бефор, тебя это тоже касается. Через неделю жду от вас два варианта. И нет! Друг у друга не списывать. Жду два разных варианта. Какой лучше, решим голосованием.

– А зачем два-то? Бефор отлично справится сам. Я уверен.

– По антимонопольному законодательству должно быть минимум два предложения, – рявкнул Рахатиэль и хлопнул дверью.

– А за что тебя уволили? – поинтересовался Бефор у коллеги, едва они остались одни.

– За эксперименты.

– Так мы вроде и есть экспериментальный отдел.

– Я ставил эксперименты с тепличными плодами, изучал ферментацию вытяжки из них с твердотельными ядрами, смешивал с обеззараженными этанолом…

– О! Так ты в химии разбираешься, – обрадовался Бефор, – слушай, посоветуй пару справочников и методичек. Мне тут идейка одна в голову пришла. Натолкнул ты меня на интересную мысль.

Спустя две недели…

В конференц-зале собрались все отделы Рукава Ориона. Лаборатории Ригеля и Денеба уже представили свои оригинальные, но не до конца реализуемые решения. Разве что в других галактиках, с другими законами физики. Остался только их отдел. Рахатиэль нервничал, перебирал листы, настраивал микрофон, кидал встревоженные взгляды на затянутую кулисой тестовую установку, которую они должны были продемонстрировать. Наконец, время подошло, свет погас, оставив яркой только сцену, и к трибуне подошёл их первый докладчик, раскланялся.

– Прежде всего… – начал Бефор, закашлялся, раскладывая листы с текстом перед собой, – прежде всего я решил утвердить терминологию. Что мы имеем в виду под твердотельными планетами с металлическим ядром, и что считать настоящей осенью. В нашей тестовой Солнечной системе таких объектов четыре: Меркурий, Венера, Земля и Марс.

– А было пять! – раздался голос из зала. – Фаэтон кто-то раздолбал.

– Выведите его из зала, – Рахатиэль сделал знак помощникам. В темноте кто-то завозился, заворочался, раздались звуки потасовки.

– Меня нельзя выводить, я второй докладчик!

– Оставьте его, – Рахатиэль закатил глаза и сделал знак помощникам. – Бефор, прошу, продолжай.

– В качестве упрощения терминология я назвал их планетами земного типа. В соответствии с определением, на них должна быть минимальная атмосфера, а следовательно, простейшая флора. Как мы знаем из биологии, флора в таких условиях будет сильно зависеть от хлорофилла, а значит наша задача – сделать всю листву на планете жёлтой.

– А чем тебе зелёный не угодил! Жёлтыми огурцами невкусно закусывать. Нет! Нет! Руки прочь, я второй докладчик! Да, вот так. Повежливее, – раздалось из зала.

Рахатиэль выждал немного и, дождавшись тишины, снова кивнул первому докладчику.

– Поэтому я решил рассчитать необходимое количество хлора по формуле: H2+2CL=2HCL…

– Какое красивое уравнение! За это надо выпить! – забренчало-зазвенело откуда-то с задних рядом.

– …потом я подсчитал теоретическую площадь поверхности планеты, но так как доступа у меня не было, то пришлось упростить до вида двух блинов с тем же радиусом, два пи эр квадрат, дальше берем за погрешность кривизну планеты. Потом предполагаем, что слой листвы у нас сантиметров десять и перемножаем их. Так мы получаем количество водорода H2, и затем на основе химической формулы находим соответствующее количество хлора, – слайды торопливо замелькали на экране, Бефор, раздражённый постоянными комментариями и паузами, протараторил весь доклад одним духом, дёрнул за шнур и занавес разъехался в стороны, открывая всем плавающую за ним Солнечную систему. Их лабораторный образец.

– Теперь второй докладчик, – хмуро объявил Рахатиэль, когда аплодисменты закончились.

На трибуну, запинаясь, выполз Кезеф, помахал бутылкой в руке и гордо выдал: – Давайте всё ещё раз похлопаем Бефору за его идеальное решение! Я абсолютно согласен со всем, что он предлагает.

– Уйди, пьянь, – не выдержал Рахатиэль и потащил сотрудника за кулисы.

Кезеф неловко взмахнул рукой, бутылка выпала и унеслась по вытянутой траектории к центру Солнечной системы. Весь отдел с замиранием сердца следил, как та посшибала мелкие планеты с их идеально круглых траекторий, как какие-то бильярдные шары, а под конец долбанулась о третью от центра планету, отколов от неё кусочек, который тут же закрутился вокруг той наподобие спутника.

– Что. Ты. Натворил, – медленно выговорил Рахатиэль, готовясь к самому страшному.

Траектории вытянулись, приняв форму идеальных эллипсов, теперь планеты то приближались, то удалялись от Солнца по мере движения и перестали толком помещаться в подготовленный стенд. Рахатиэль мгновенно представил, какой холод воцарится в самых удалённых от звезды точках и каким нестабильным станет местный климат, и схватился за голову.

В конференц-зале пискнул интерком. Сначала раздался скрип, напоминающий старческий смех, а затем по помещению грозно разнеслось: «Поздравляю отдел Прототипов. Ваша Солнечная система выиграла в конкурсе. Рахатиэль, зайди ко мне за призом вечером. Всем спасибо за работу».

В зале воцарилась тишина, в которой слышалось только нервное дыхание Кезеф.

– Ну, я тогда пошёл работать дальше, – в конце концов выдал тот и пугливо, по стеночке, запинающимся шагом добрался до коридора.

– Так за что его с прошлой работы уволили? – спросил Бефор в воздух, едва дверь за вторым докладчиком закрылась.

– Да он вырастил винограда, а потом из сусла с мезгой винишко гнал. Сбраживал с этиловым спиртом и тестировал на себе. Весь отдел споил, – поделились коллеги из лабораторий Ригеля и Денеба, – кстати, у нас ещё осталось. Пошли к нам в лабу, тебе сейчас точно не повредит.