Траур баронета Дальбера

Гость щедро, но не демонстративно сунул чаевые белокурому юноше, распахнувшему дверцу "Бентли", и престарелому дворецкому, отворявшему высокие створки парадного входа замка Эрнанвиль. Последний услужливо поклонился, однако сделал вид, что не заметил крупной купюры, чего гость не забыл. Господин Филипп-Леофрик Дальбер, четвёртый баронет, предпочитал, чтобы слуги его партнёров и соседей, и просто интересующих его людей, были к нему расположены — и не сомневался, что старик отнюдь не столь рассеян в силу возраста, как притворяется.

Филипп-Леофрик Дальбер выглядел молодо, был черноволос и черноглаз, однако аристократически-бледен. Взгляд выдавал недюжинный интеллект, а сильная челюсть и сжатые губы со складками в уголках рта — волю и решимость в достижении целей. Костюм с шёлковым платком в тон галстуку — безукоризненно пригнанный, но неброский, и лишь массивное электровое кольцо с оскалившейся тигриной мордой выдавало, что владелец — человек хорошо обеспеченный. Женские сердца и другие части тела в его присутствии начинали непослушно трепетать — но увы, красавец баронет пребывал в трауре.

Гость подождал, пока старый дворецкий расставит чашки и выйдет. Он не доверял людям из низших классов, расположения которых нельзя достичь деньгами.

— Дорогой виконт, вы известны как убеждённый сторонник традиций и ценностей наших предков. Поэтому я ни на минуту не сомневаюсь, что вы правильно поймёте мои мотивы там, где другие могли бы осудить за излишнюю спешку — ведь только закончился срок моего траура по моей милой Анне-Софи.

Хозяин вздохнул.

— Бедная девочка. Ведь она казалась совершенно здоровой.

— Увы, внешность бывает обманчива, когда дело касается скрытых недугов, — сокрушённо покачал головой баронет. — Душевная болезнь быстро прогрессировала, и, хотя я нанял для неё лучших врачей и сиделок, она всё же смогла найти момент для этого нелепого суицида. Но, как вы понимаете, долг наследника рода велит мне думать не только о личной скорби. Именно поэтому, дорогой друг, я решился обратиться за помощью и советом в этом деликатном деле именно к вам. Я ещё не стар, и, думаю, вы не осудите, что на моё решение влияет не только — само собой — почтенность рода, но и вполне человеческие эмоции. После того, как на последнем приёме я увидел вас с вашей очаровательной племянницей, могу лишь пожалеть, что она не показывалась в свете раньше, но и обрадоваться, что появилась именно сейчас. Думаю, ведь вы тоже уже задумывались о подходящей партии для юной леди?

Если хозяин и был удивлён этим предложением, то воспитание приучило его не показывать свои эмоции и вежливо улыбаться в любой ситуации.

Изучая собеседника, баронет с удовлетворением отметил, что превосходит его почти во всём. Виконт Эрнанвиль был старше, его фигура — небрежней, в волосах пробивалась первая проседь, которую он даже не пытался закрашивать, и старомодная тройка, явно сшитая местечковым портным-евреем в соседнем Порт Сен-Пьере, не шла ни в какое сравнение с парижским костюмом Филиппа. Впрочем, тот вёл себя великодушно и этого превосходства не подчёркивал.

— Признаться, ваше предложение застало меня врасплох, любезный Филипп-Леофрик. Девочка ещё весьма юна...

— Наши благородные предки женились и в более юном возрасте. К тому же помолвка, подготовка, составление брачного контракта и все прочие условности всё равно займут время.

— Её характер, признаться, несколько специфичен...

— Возрастное, — взмахнул ладонями гость, распространяя флюиды сдержанного мужского парфюма. — Уверяю вас, что её характер мне совершенно не помешает.

Виконт украдкой бросил грустный взгляд на лежавший под рукой том Теннисона, понимая, что его сонно-провинциальный покой нарушен надолго и вернуться к чтению удастся нескоро. Гость, однако, перехватил этот взгляд.

— Кстати, милый кузен, вы ведь всё ещё интересуетесь антикварными изданиями? У меня совершенно случайно оказалось очень редкое прижизненное собрание Теннисона — вы его, несомненно, знаете, с иллюстрациями в стиле прерафаэлитов. Сохранившиеся экземпляры сейчас оцениваются заоблачно, но ведь, когда мы станем родственниками...

На лице хозяина отразилось сомнение.

— Что ж, если ваши намерения, как я вижу, серьёзны — нам стоит обсудить ряд серьёзных вопросов. Как единственная наследница не только родительского бизнеса, но и моего поместья, Кассандра-Виктория бедствовать в любом случае не будет, но всё же мой долг — спросить о прочности вашего положения, дорогой баронет.

— О, об этом можете не беспокоиться, — величественно взмахнул ладонью Филипп-Леофрик. — Не верьте сплетням. Но, продолжая деловой разговор — мой долг как наследника рода спросить о состоянии здоровья барышни Кассандры-Виктории. Поймите этот интерес правильно...

Виконт перевёл взгляд на фото жизнерадостной девушки на мотоцикле. Фото, судя по смазанному фону, было сделано в движении, и хвост чёрных волос развевался на встречном ветру.

— Не считаю возможным скрывать от вас некоторые проблемы наследственного характера. В семьях нашего круга это, увы, распространённый риск, и со здоровьем девочки требуется осторожность, — произнёс он, внимательно наблюдая за реакциями собеседника. Но баронета ни капли не отпугнуло сказанное им.

— Не сомневайтесь! Я обеспечу ей лучших врачей и медсестёр, — с готовностью заверил он.

— Не сомневаюсь, дорогой баронет. Я ведь прекрасно знаю, как заботились вы и о несчастной Анне-Софи, и о вашей первой супруге...

— Ах, моя бедная Шарлота... Тогда эта ужасная катастрофа совершенно подкосила меня. Пожалуйста, Франсуа, не стоит больше возвращаться к этим ужасным воспоминаниям, — гримаса страдания исказила красивое лицо мужчины.

— Простите меня, баронет, я был бестактен. Что ж... Барышня Кассандра-Виктория сейчас у себя. Я схожу за ней. Думаю, в Музыкальном зале вас никто не побеспокоит.

Баронет Дальбер благодарно улыбнулся. Переговоры с сельским увальнем прошли даже легче, чем он рассчитывал. Дело оставалось за малым. Но баронет умел располагать к себе и знал об этом.

***

Встретив высокого гостя, Этьен вернулся к наведению порядка в старом саду. Расчищать вековые заросли было нелегко, и он старался не обращать внимания на девчонку в джинсовых шортах и чёрном топе с логотипом "Роллинг стоунз", устроившуюся с большими наушниками и вазой персиков на широком каменном подоконнике второго этажа. Девчонку такое его поведение явно не устраивало, и, отчаявшись добиться внимания провокационными позами, она принялась швыряться персиковыми косточками, стараясь попасть в атлетичную фигуру молодого садовника. Лучи полуденного солнца прогрели пористый белый камень старого замка. Вид с верхнего этажа уже не казался таким унылым, девчонке было хорошо, она наслаждалась любимой пластинкой и думала о том, что с этим загорелым деревенским Аполлоном ей было бы ещё лучше.

— И охота вам, барышня, безобразничать, когда убирают за вами другие, — беззлобно проворчал тот, не оборачиваясь. Девица возмущённо вспыхнула:

— Да ты чё, блондинка, ты кого на слабо берёшь? Да мы в мастерской "300 лошадей..." после каждой смены… А ну гони сюда грабли!

Скинув наушники, она свесила босые ноги наружу, по-обезьяньи повисла на подоконнике и ловко спрыгнула вниз в тот самый момент, когда Этьен, отбросив грабли, в два прыжка преодолел расстояние до дома и успел подхватить её в полёте. Девица ахнула и удивлённо изогнула бровь.

— А ты смелей, чем я думала, блондинка...

— А вы ещё глупей, чем я думал, барышня Кассандра-Виктория! — В сердцах выпалил тот и кивнул на невысокие, но острые столбики ограды клумбы, сверху скрытые развесистыми листьями. Наследница проследила за его взглядом, нервно сглотнула, выразила своё впечатление совершенно нелитературной идиомой и прижалась к парню покрепче.

— Для друзей — Чокнутая Кэсс, — благодарно произнесла она, взглянув в глаза парня.

— Его милость бы с меня голову снял, — выдохнул молодой человек, наконец поставив Кассандру на твёрдую землю и возвращаясь к инструментам. Наблюдавшая за ним девица устроилась на окне первого этажа и поинтересовалась:

— Вечером-то что делаешь?

— Так пятница же. Вечером в деревню. К родителям заглянуть.

— Опять свою белобрысую провожаешь, — Кассандра скривилась недовольно. Этьен оглянулся по сторонам, вздохнул и опёрся на лопату:

— С Эленой мы просто вместе работаем, и никакая она не моя. Здесь всё чутка по-другому, чем в городе, барышня Кэсс. Вы ляпнете да забудете, а ветер тут же подхватит да понесёт — для незамужней девки потом сплетни по всей деревне, что она чья-то. Да ещё пастор в церкви при всех обличит — и кто потом замуж возьмёт? Разве вовсе за пьяницу аль за калеку.

— Хочешь, сожгу вам эту церковь? — с готовностью предложила Кассандра.

— Молодая вы ещё, барышня Кэсс. Дело ж не в ней, дело в людях. Да в бедности.

— А может, затусим в гараже после работы? С меня музон, и стибрю пару бутылок из дядюшкиных подвалов.

— Вам бы уж, барышня, найти кого-то из своего круга...

— Совсем хворенький, что ли? — взвизгнула брюнетка. — Сам-то понял, какой бред сморозил? Пообщался бы хоть пять минут с этими нафталиновыми занудами!

* * *

Следуя за хозяином через анфиладу залов, Дальбер внимательно изучал их интерьеры, брезгливо поджимал губы при виде трещин на старых панелях и профессионально подсчитывал стоимость полотен старых мастеров и инкрустированного каменьями оружия. Как неприятно видеть такие сокровища в таком захолустье, в собственности людей, совершенно не понимающих их настоящей цены!

От неожиданного появления незнакомого мужчины горничная в трапезном зале выронила серебряное блюдо и рассыпалась в неуклюжих извинениях. Эту дуру надлежит выгнать в первую очередь. И вообще, в уважаемые дома слуг следует набирать из вышколенных филиппинцев, знающих своё место.

Ожидая возвращения виконта с племянницей, Филипп-Леофрик играл тяжёлым кольцом, проверяя, насколько легко откидывается крышка с мордой тигра. Несмотря на возраст перстня, крышка откидывалась и возвращалась на место легко и бесшумно — перстень сработали мастера. Впрочем, небольшой тайник под ней сейчас был пуст и тщательно вычищен.

* * *

Оставив парочку наедине, виконт засёк время на больших часах в сумрачном холле и с удовольствием вернулся в библиотеку. Вместо закладки в книгу был вложен список модных групп, пластинки которых племянница хотела получить на день рождения, и он отметил, что с этим надо бы поторопиться. Мужчина читал до тех пор, пока из музыкального зала не раздался отчаянный вопль. Закрыв томик Теннисона, он вышел в холл и проводил взглядом фигуру Филиппа-Леофрика Дальбера, четвёртого баронета, который прожогом выскочил из ворот замка и едва не промчался мимо своего респектабельного "Бентли".

— Какой-то твой кент слабонервный, дядюшка Дракула, — невинно похлопала ресницами черноволосая девчушка.

Дядюшка с интересом взглянул на часы — прошло 20 минут — и с уважением на брюнетку.

— Боюсь вверяться преждевременным надеждам, милая племянница, но мне кажется, что мы с вами сработаемся. Хотя и не могу сказать, что всегда одобряю ваши методы.

* * *

Сероглазая нимфа легко вспорхнула по истёртым каменным ступеням портала, и, отбросив светские манеры, с довольным писком кинулась на шею вышедшему навстречу хозяину, заставив пламя свечей шокировано колыхнуться. Очаровательные глазищи на узком лице казались ещё прекраснее, буквально лучась восторгом и счастьем. Виконт Эрнанвиль давно не видел соседку в таком настроении, и, приветливо отвечая на объятия, украдкой поджал губы — не к добру.

Кажется, в последнее время благородная Александра-Агата не пыталась раздобыть у него денег и в целом не делала долгов, а в окрестностях не появлялись ни мутные духовные авторитеты, обещавшие просветление и тайные знания, ни аферисты с татуировками и акцентом, торгующие расплывчатыми фотокопиями карты сокровищ, ни непризнанные финансовые гении в поиске инвестиций в сомнительные проекты — перебирал он в памяти. Что ж, самое худшее, кажется, можно исключить...

— Ах, милый Франсуа! С тобой, как старым другом, я непременно должна поделиться! Я так счастлива, ты просто не поверишь! Пойдём же скорее в библиотеку, мне так не терпится! — щебетала блондинка, пока изящные руки в длинных белых перчатках властно волокли мужчину сквозь анфиладу георгианских и тюдоровских интерьеров.

Элена, всегда робеющая при гостях, а при барышне Александре — особенно, очень осторожно опустила на столик поднос с чашками, заварником и молочником. Однако то, что барышня Александра даже украдкой не бросила облизывающего взгляда на обтянутые форменной юбкой бёдра юной горничной, свидетельствовало, что на этот раз она действительно чем-то увлечена. Вроде бы она не делала никаких тревожных покупок, вроде того злополучного одноместного самолёта — продолжал перебирать варианты виконт, молчаливо наблюдая за гостьей. Белоснежное платье-макси на этот раз было даже с разрезами вполне благопристойной длины, но в качестве компенсации — из ткани столь тонкой и облегающей, что казалось почти прозрачным. Молодая хозяйка соседнего поместья умела себя подать, и каждый её визит превращался в маленькое представление. Но на этот раз взволнованная красавица то открывала и вновь, не подобрав подходящих слов, закрывала ротик, то бросала задумчивые взгляды на мужчину, старавшегося улыбаться ободряюще.

— Франсуа, ты ведь меня давно знаешь, — наконец выдохнула она. — Не могу сказать, что я совсем неопытная девушка, но, оказалось, мужчины всё ещё способны меня приятно удивлять! — Александра-Агата вдруг запнулась, будто о чём-то вспомнив, и очаровательно захлопала роскошными ресницами, осторожно коснувшись кончиками пальцев мужской руки: — Ты ведь не будешь ревновать, милый Франсуа? Мы в любом случае останемся близкими друзьями!

— Всего-то новый бойфренд? — хозяин облегчённо выдохнул. — Я уж успел потеряться в догадках.

— Не всего-то. — Она, наконец, взглянула в глаза собеседнику, и, едва не подпрыгивая на диванчике, счастливо пропищала: — Франсуа, мне сделали предложение!

Виконт выдал удивление лишь минутной запинкой.

— Разумеется, я буду ревновать, дабы вы ни на минуту не усомнились в своей способности сводить с ума всех мужчин вокруг, прекраснейшая Сандра. Конечно, ты имеешь право на личное счастье. Кто этот нес... этот несравненный юноша? — вовремя поправился он.

— Ах, Франсуа! Это такая романтическая история! Я сама не верила, что так... Ты ведь помнишь моего троюродного кузена, Филиппа-Леофрика? Конечно, у меня с ним было кое-что ещё в старшей школе, но я-то думала, что для него это было просто развлечение, как для всех мальчиков в этом возрасте... И вот, через столько лет, сегодня утром он приехал ко мне с восхитительным букетом, и признался, что не мог забыть меня все эти годы, но стеснялся сказать об этом! А теперь... он не в силах больше молчать, потому что не знает другой такой девушки, как я! Представляешь? Как ужасно, что со столь романтичным мальчиком жизнь обошлась так жестоко. Ему сейчас нужна поддержка любящего сердца, которую сможет дать только настоящая женщина... Франсуа? С тобой всё в порядке? Ты как-то побледнел...

...Ведь эта упрямая дура никого не способна слушать, когда ей влетает вожжа под хвост. Что же делать? За что, Господи, за что? Должен быть выход... Перед глазами бесконечно-долго проваливался вниз и всё никак не достигал дна гроб, в котором хоронили малышку Шарлоту Дальбер после катастрофы. И второй, почти такой же, уносивший юную красавицу Анну-Софи в пламя крематория. Что же делать?

* * *

Чокнутая Кэсс не была горячим книголюбом, но на этот раз её привлекли раздававшиеся из библиотеки ритмичные звуки. Заглянув за дверь, брюнетка смачно выругалась, глядя, как Франсуа, семнадцатый виконт Эрнанвиль, ритмично бьётся головой о стол, вцепившись в его края побелевшими пальцами.

— Эй, эй, дядюшка Дракула, прекрати сейчас же мебель портить! Сам же говорил, что антикварная, в стиле Луи какого-то там! — Девчонка подбежала к нему, шлёпая босыми ногами по паркету.

— Простите, милая племянница. Минутная слабость. — Обнаружив, что он не один, мужчина прокашлялся и принялся поправлять смявшийся воротничок.

— И лак на столе менять придётся, — проворчала Кэсс, прикладывая к растущей шишке на лбу дядюшки холодный серебряный молочник. — Твои бы рога да в мирных целях! Подумаешь, не дала какая-то шлюхендра — тоже мне, нашёл трагедию! Завтра сама обратно прибежит, как будто ты её не знаешь! И, между прочим, ни на что не намекаю, но я сосу не хуже, чем эта расфуфыренная лошадь!

— Возрастная погоня за ложно понятой оригинальностью, юная леди, парадоксальным образом заставляет вас уподобляться шаблонным персонажам комиксов в манерах себя вести и одеваться. И боюсь, что не прибежит. Видите ли, у достопочтенной барышни Фиц-Бернар появились серьёзные матримониальные планы. Боюсь, даже очень серьёзные.

— Чё, без дураков? Она кому-то понадобилась больше, чем на один раз?

— А вот в этом я как раз и не уверен, — нахмурился виконт, с благодарностью принимая наполненный племянницей стакан с пурпурной жидкостью. Племянница воззрилась на него непонимающе.

— Чё? Подожди... вот этот твой стрёмный хлыщ, что ли? Ты хочешь сказать, что она повелась? Вот же... Так может, туда ей и дорога, дядь? Естественный отбор, все дела.

Виконт протестующе помотал головой и в последний момент отобрал у Кассандры графин, к горлышку которого малолетка за его спиной собиралась присосаться. Та уселась на край многострадального стола в стиле какого-то Людовика, задумчиво болтая ногами и глядя на мужчину.

— Слушай, дядюшка Дракула, раз такое дело... Есть у нас в байк-клубе пара мужичков. Не хочу о них ничего такого сказать, но если обосновать, что человек плохой и другого выхода не вытанцовывается, то возьмут недорого.

— Право же, дорогая племянница, иной раз ваш круг общения оказывается настолько эксцентричным, что я за вас тревожусь.

— Самые стрёмные в нём — это мои предки, так что слишком поздно метаться, дядь. Просто я легко схожусь с людьми, потому что не выпендриваюсь.

Дядюшка недоверчиво оглядел вытатуированный на бледном бедре "анарх", ошейник с достойными ротвейлера шипами и макияж в гуталиновых тонах. Перевел взгляд на стену, к портретам прошлых поколений рода, у которых привык искать поддержки в трудных ситуациях. Изображённый на борту старинного галеона моряк со шрамом демонстративно вглядывался куда-то за горизонт, поигрывая тяжёлым тесаком и старательно делая вид, что ничего не слышал.

— Шарлота Дальбер была замечательной девушкой, — грустно произнёс Эрнанвиль, устало облокотившись на спинку высокого кресла. — Об их помолвке с Филиппом объявили ровно в тот момент, когда я и сам раздумывал над важным решением... Так что это не тот случай, в котором я буду читать вам морали, милая барышня Кассандра. Однако двое заезжих байкеров, оказавшихся в нашем захолустье как раз в момент гибели уважаемого помещика — слишком компрометирующая деталь, учитывая, что вы носите куртку с логотипом того же клуба. Посему придётся с прискорбием отказаться от их любезных услуг. Да, совсем забыл спросить, милая племянница — чем это вы умудрились столь эпатировать почтенного баронета при знакомстве, что он — неслыханное дело — покинул дом не попрощавшись?

— Да ничем особым! Я ж говорю — слабонервный! Ну, всего-то, как въехала, куда он клонит — сказала, между прочим, будто в тот день ехала мимо Порт Сен-Пьеровского кладбища и видела каких-то легавых и докторов на могилке некой Шарлоты Дальбер. Спросила, не родственница ли? Хлыща как ветром сдуло. Да-да, знаю, врать старшим нехорошо.

Эрнанвиль не удержался от улыбки.

— Откуда вы вообще узнали про Шарлоту?

— Нуу... самую малость услышала ваш разговор, когда возвращалась из сада, — девчонка замялась. — Я даже не подслушивала — я ж не виновата, что у тебя дверь неплотно прикрыта! Что, опять ругаться будешь?

Дядюшка почесал подбородок.

— Пожалуй, на этот раз не буду, дражайшая племянница. Знаете ли, идея с эксгумацией может оказаться не столь и глупой...

Дражайшая племянница воззрилась на него укоризненно.

— И охота тебе, дядь, втягивать в серьёзные дела легавых?

* * *

— Ничегошеньки. — Констебль Марта Рэдхуд огорчённо бросила на стол тощую папку с заключениями. — Кроме истерики от баронета, адвокатов, и нагоняя от начальства за то, что я лезу в дела не своего участка. Там от тела уже мало что осталось за это время... но дело не в этом. Вы же согласны, что наш клиент точно не похож на дурака? Если первую жену он похоронил, а не кремировал, как Анну-Софи — значит, точно знал, что ничего для него угрожающего мы там не найдём. Значит, искать нужно в других местах. Может, какие-то свидетели у места катастрофы, персонал в клинике?

* * *

Лучшего места для вылета под откос и не придумаешь. Девушка в чёрном мотоциклетном костюме присвистнула, осторожно выглянув с края обрыва. Ей показалось от излишней впечатлительности, или внизу, среди острых камней и цепляющихся за них чахлых кустиков, действительно до сих пор валяются какие-то железные обломки? Впрочем, наивно ожидать, что столь милое местечко сожрало только один автомобиль за всё время.

Мотоцикл, вопреки стереотипам, приучает замечательно чувствовать дорогу и не делать глупостей. А участие в байк-клубе — учиться на чужих ошибках. Кассандра задумчиво прошлась по прогретому солнцем асфальту, носком тяжёлого ботинка пнула основание знака "Опасный поворот". И без него видно, что не подарок — крутой изгиб серпантина, слева почти отвесная скальная стенка вниз, справа — такая же вверх. Чокнутая Кэсс на таком повороте вела бы себя тихо, как мышка — для демонстрации своей лихости есть гораздо более подходящие места. Шарлота Дальбер, по словам дядюшки, тоже не отличалась склонностью к глупостям на дороге. Более того, этот отрезок пути к своему дому она проезжала почти каждый день и хорошо знала.

Девчонка снова забирается на байк и медленно проезжает смертоносный участок, стараясь вжиться в него, представить себе давнюю трагедию. Жёлтый знак, предписывающий снизить скорость до тридцати миль. Плохо, что из-за поворота ничего не видно даже на десять ярдов. Стена справа, обрыв слева — деваться, если что, совершенно некуда. Но что "если что"? На знакомой и многократно езженой дороге? Мокрый асфальт? Отказавшие тормоза? Внезапный обморок или приступ? Тоже ведь бывает всякое.

Мотоцикл почти упирается в дорожное ограждение, толстая подошва трётся об асфальт. Автомобиль, конечно, тяжелее байка, но, если ехать на разрешённой скорости, вполне есть время затормозить.

Найдя чуть заметную тропку вдоль склона скалы, она карабкается наверх, собирая репейники и нецензурно бранясь, когда особо зловредная колючка протыкает кожаную перчатку. Плоско срезанная вершина поросла травой, собственно, и не вершина это, а выступ довольно обширной возвышенности, по которой лениво разбрелись пушистые овцы рыжей островной породы. Ближе к краю, в тени чуть покосившегося каменного креста с вьющимся кельтским орнаментом, удобно вытянув ноги, устроилась симпатичная девушка с книжкой. Отсюда хорошо видна морская даль на горизонте, блещущая под солнцем, черепичные крыши рыбацкого посёлка на берегу, а если приглядеться, можно различить даже белый маяк на скале Порт Сен-Пьера.

— Не разбегутся? — любопытствует Кассандра, кивнув на рыжих овечек, которые слишком уж вольготно разбрелись по окрестностям.

— Не разбегутся. — Девушка не сразу отрывает взгляд от сборника стихов, но охотно объясняет: — Тут овраги и обрывы со всех сторон. Единственный проход — через мостик, а на нём заграждение. Человек переступит, а овца — нет. Его убирают, когда пригоняют стадо сюда и когда забирают в деревню. А там, — кивнула она на самых дальних овец за оврагом, — уже другое пастбище и чужие овцы, Фиц-Бернаровского поместья. А крупных хищников здесь нет. Ты ведь не местная?

— В гостях у дядюшки, — Кэсс решила не врать, но всё же подчеркнуть, что не совсем чужая. — Тогда, должно быть, не так и трудно за ними смотреть. А ты часто здесь сидишь?

— Каждый день, — вздохнула шатенка как-то грустно. Байкерша понимающе кивнула — пейзаж, конечно, красивый, но каждый день ей бы тоже надоело.

— И... давно? — уточнила она, боясь спугнуть удачу. Сердечко ёкнуло, когда девушка ответила:

— Три с половиной года.

Ответ на следующий вопрос был уже очевиден, но Кассандра задала его не сразу, опасаясь излишней настырностью вызвать недоверие. Присела рядом, посмотрела на бухты и посёлки на горизонте, и только тогда спросила:

— Значит, ты помнишь тот случай... с красной машиной?

Шатенка усмехнулась горько:

— Тот случай с красной машиной я буду помнить всегда.

— Можешь рассказать, что произошло? Почему леди Дальбер не справилась с управлением? — Кассандра попыталась поймать её взгляд. Шатенка была старше, возможно, лет на десять. Каштановые волосы под модной соломенной трильби, летняя футболка, шорты, возможно, коротковаты для жительницы протестантской деревни, но ведь на пустынном пастбище не видно ни одного ревнителя строгих местных нравов. Её зелёные глаза тоже внимательно рассматривали любопытную незнакомку.

— Зачем тебе? Ты ведь не местная. Ты её не знала.

— Не знала. Но её знали мои друзья, для которых это важно.

Девушка вздохнула, заправила за ухо каштановый локон. Наконец, легла на живот у самого края обрыва, выглянув вниз, на дорогу.

— Видишь вон тот поворот?

Кассандра устроилась рядом.

— Он стоял здесь, за поворотом. Говорил по телефону. Торопил. У него была дорогая тачка с радиотелефоном внутри. И у неё был такой же. Потом он вывел машину на встречную полосу. А сам отошёл в сторону, за выступ скалы, на случай, если бы она не выкрутила руль, а столкнулась с автомобилем в лоб. Понимаешь? Но перед этим, когда услышал шум приближающегося мотора, снова снял трубку и набрал номер. Этот поворот и без того коварен, а если тебя что-нибудь отвлечёт, вроде радиотелефона в машине, а на встречке окажется неожиданное препятствие... Потом он просто сел и уехал, — глухим голосом закончила девушка и перевела взгляд на горизонт. — Вид отсюда действительно великолепный. Единственное утешение в последние секунды жизни.

Кассандре вдруг стало холодно. Она поёжилась и тряхнула чёрным хвостом, отгоняя жутковатое наваждение, и помимо воли сжала пальцы новой знакомой.

— Ты... кому-нибудь об этом рассказывала?

— Нет. — Девушка отвела взгляд и коротко добавила: — Мне нельзя.

— Не боись, подруга. Я тоже стараюсь не связываться с легавыми, и в чужие дела не лезу, — успокаивающе подмигнула Кэсс.

— Теперь ты всё знаешь. Но будьте со своими друзьями осторожны — этот человек очень опасен, — тихо добавила девушка и вернулась к потрёпанному томику.

— Ничего, Чокнутая Кэсс и сама кой-кого напугать может! — гордо вздёрнула носик юная байкерша. Воспоминания были явно не из приятных для собеседницы, а убегать сразу, заполучив нужную информацию, было невежливо даже для Кассандры. Поэтому она, кивнув на обложку, уточнила:

— Байрон?

— Да, — шатенка, наконец, улыбнулась. — Мой любимый поэт. К сожалению, у меня остался только этот том, а я так и не успела прочитать остальные.

— Я видела в библиотеке замка полное собрание! — вспомнила Кэсс. — Думаю, дядюшка даже не заметит, если в этих завалах станет меньше на книжку-другую...

— Так ты племянница виконта? — Шатенка оглядела её заинтересованно.

— Ну, вообще-то я анархистка и не признаю всей этой реакционной лабуды. Но, увы, да. Он не такой уж старый хрыч, каким старается казаться, и я почти научилась сносить все его выходки.

— Я прочитаю и сразу верну! — Девушка заметно оживилась. — Стихи я читаю очень быстро!

— Замётано, подруга!

Мысленно брюнетка показала язык дядюшке, и заодно тупым легавым, которые поленились задрать голову и поинтересоваться, что там на скале — и проворонили ключевого свидетеля. Она же говорила, что легко сходится с людьми!

* * *

Между холмов и зарослей, где петляло шоссе, сумерки сгущались быстро, а первые летучие мыши едва не задевали краем крыла стёкла автомобиля.

— "Вкус не есть простое качество или дар природы, но следствие редкого слияния в человеке многих свойств ума и сердца, как врождённых, так и приобретённых. Кто одарён тонким умом, чувствительностию и здравым рассудком, кто умеет наблюдать, сравнивать и кто много рассуждал — тот имеет вкус..." Между прочим, это грубое нарушение — присваивать чужое имя, — недовольно проворчала Рэдхуд, закрыв книжку. — Если об этом узнает моё начальство — как минимум, выпрут со службы.

Эрнанвиль невозмутимо следил за дорогой, объезжая неповоротливых ежей, уступая дорогу нетерпеливым кроликам, а один раз едва успел затормозить, чтобы не столкнуться с выскочившим почти под колёса и тут же скрывшимся в лесу по другую сторону шоссе оленем. Марта подпрыгнула от неожиданности.

— Особенности движения в наших краях, — развёл руками мужчина. — Поэтому постарайтесь быть снисходительнее к проштрафившимся водителям, констебль. Так вот, если по моей вине вы останетесь без работы — я, как минимум, возьму вас в охрану. Вам слишком идёт форма, чтобы терять такую возможность.

Рыжая амазонка взглянула на него подозрительно.

— Вы первый человек в деревне, который не говорит мне, что это не женская профессия.

— Будем считать меня извращенцем-фетишистом, дабы не нарушать вашу картину мира, — очаровательно улыбнулся виконт. По непонятным причинам выжил после долженствующего прожечь его до самого сиденья сердитого взгляда и продолжил: — Впрочем, постараемся уважить вашу щепетильность и сделать так, чтобы представляться вам вовсе не пришлось. Предоставим любезнейшему баронету обмануть себя самостоятельно — уж в этом деле личностям его типа нет равных...

— А эта ваша тусовка — разве они не должны знать наизусть все выпуски Готского альманаха?

— Должны, и, думаю, знают. Но, видите ли, провинциальные рыцарские ордены, на самом деле — деятельность довольно скучная. Поэтому всяческие интриги и секреты здесь обожают, и помочь нам согласились охотно и даже не без удовольствия.

Марта с сомнением пожевала губами и тут же нарвалась на замечание:

— Не забывайте контролировать мимику. Эмоции не должны высвечиваться на вашей очаровательной физиономии, как на дисплее. Излучайте достоинство, некоторую загадочность и мудрое снисхождение к слабостям смертных.

Девушка хотела было закатить глаза, но после прослушанной нотации сдержалась, и лишь исполненный достоинства, загадочности и мудрого снисхождения скрежет зубов был ответом виконту.

"— ...человек, ослепляемый самолюбием, будет иметь недостаток во вкусе. Одарённый вкусом не хвастает, и не показывает глупого самовольства и наглости".

— Мы почти на месте, мадемуазель Рэдхуд. Приготовьтесь. Как вы себя чувствуете?

Девушка нервно потёрла мочки ушей.

— Там точно не течёт кровь? Мне кажется, эти серёжки собираются распилить их напополам... — пожаловалась она.

Виконт взглянул на золотые серьги с крупными продолговатыми изумрудами, подобранными под цвет глаз рыжей красавицы, и такое же старинное ожерелье.

— Вы никогда раньше не носили украшений? — догадался он.

— А вы? Почему женщина должна украшать себя ради мужчин, которые вовсе не собираются отвечать тем же? Это же унизительно! Все эти бусы, серьги и браслеты приучают женщин к сознанию собственной неполноценности, которую даже показывать стыдно, не прикрыв блестящими цацками и не подкрасив, словно битую тачку!

Невозмутимое лицо аристократа осветилось довольной улыбкой.

— Рад видеть, что не ошибся в вас, констебль! Видите ли, любезнейший кузен Филипп-Леофрик умеет невероятно талантливо очаровывать и западать в сердце, — объяснил он в ответ на подозрительный взгляд. — Девушка с вашими принципами, при всей их экзотичности для нашего прихода — единственная, в ком я могу быть уверен, что при знакомстве с Дальбером вы не потеряете голову. Ни в переносном, ни, надеюсь, в прямом смысле.

— Ума не приложу, почему я на это всё иду!

— Чтобы защитить безопасность и права женщин от угрожающей им шовинистической мужской свиньи, — напомнил виконт. — Разве это не стоит некоторых неудобств?

Изумрудные глазищи пронзили его гневом.

— Вы такой же гнусный манипулятор и моральный шантажист, как и все мужчины, господин виконт!

— Именно. В противном случае вам с вашей щепетильностью пришлось бы самостоятельно искать оправдания для сегодняшней авантюры. А так вы не виноваты, вас вынудили грубым шантажом.

Свернув с шоссе, "Паккард" вкатился под обветшавшую каменную арку, проехал мимо двух охранников и таблички "частное мероприятие, вход по приглашениям".

Готическое аббатство было разрушено не то в реформацию, не то в революцию. Однако заметно было, что в последние годы за территорией ухаживают: каменные завалы были разобраны, трава вокруг аккуратно подстрижена. Главное здание, лишившееся крыши, но сохранившее массивные стены с узкими стрельчатыми окнами, было подсвечено изнутри, а с вершины зубчатой башни свисал длинный штандарт с серебряным кельтским крестом. Эрнанвиль удержал девушку за руку.

— Куда? Вы привыкли, что вам откроют дверцу и подадут руку! Не забывайте, что вы родились с золотой ложкой во рту, и манеры усвоили с колыбели!

...В доме виконта, где на Марту больше никто не смотрел, подобранное им платье не казалось столь откровенным. Мужчина взял её за руку и тем заставил оторвать стиснутые пальцы от разреза на бедре. Полицейская судорожно прижала локти к бокам и жалобно зашептала:

— Кажется, оно спадает!!!

— Ничего не спадает, моя милая. Вечернее платье именно таким и должно быть, — терпеливо объяснял виконт.

— Я чувствую себя совсем голой! Выгляжу, как проститутки в витринах Амстердама!

— Стыдно использовать в качестве пейоратива название и без того стигматизированной профессии этих беззащитных девушек! Совершенно недостойно прогрессивной феминистки!

— Добро пожаловать, ваше высочество! Благодарю, что приняли приглашение! Для нас большая честь...

Марта украдкой осмотрелась вокруг, всё ещё лелея надежду, что это обращение адресовано не ей. Увы, надежда была тщетной.

Гостей встречал сухонький и древний старичок в профессорских очках и зелёной орденской мантии. В сторонке на фуршетных столах официанты наполняли бокалы и раскладывали закуски. Мелькали вечерние платья и зелёные мантии, чёрные смокинги, белоснежные церковные воротнички, орденские мундиры, драгоценные камни и серебряные кресты, сверкавшие в отблесках установленных на стенах факелов. Всё то, что воплощало оковы патриархальщины, сексизма и женского неравноправия.

— Как приор Архипелага, я особенно рад приветствовать вас на церемонии посвящения оруженосцев. Ваше высочество были тогда совсем малюткой и вряд ли помните, но 20 лет назад я имел честь присутствовать на приёме по случаю вашего рождения и даже держал вас на руках, — старичок говорил нарочито громко, то ли от возрастной глухоты, то ли чтобы его хорошо расслышали все собравшиеся. Этот человечек со светлыми стариковскими глазами вёл себя настолько искренне, что Марта так и не поняла — играет ли он, или Эрнанвиль ввёл его в заблуждение.

— Наша семья всегда уделяла внимание приобщению новых поколений к славному наследию предков, — заучено отвечает девушка. Это, в общем-то, не враньё: именно папа-детектив с детства учил её, как перекидывать через себя нападающего весом втрое больше, и по чуть заметным изменениям поведения и цвета кожи определять среди прохожих наркомана. Так что можно не краснеть и не поглядывать на приора с опаской, что тот поймает её на вранье.

Старичок одобрительно улыбнулся, склонив голову. "Её высочество" несколько успокоилась и с любопытством огляделась по сторонам. Вопреки опасениям, на неё никто не пялился, не тыкал пальцами и не подкатывал с непристойными пропозициями, как будто подобные вырезы и декольте здесь — обычное дело. Хотя...

С верхней галереи послышались звуки арфы, флейты и ещё какого-то незнакомого ей инструмента. Приглашённых было немного — человек двадцать, включая Марту, Эрнанвиля и державшуюся чуть поодаль группу молодых людей в пажеских мундирах. Очевидно, это и есть сегодняшние оруженосцы — догадалась рыжая.

— Разве к посвящению уже допускают девушек? — удивилась она.

— Со времён Элеоноры Аквитанской и её подруг. Её величество, если помните, отличалась настойчивым характером, и ей очень трудно было отказать. — Объяснил приор с таким видом, как будто Марта не могла не помнить беспокойную матушку короля Ричарда Львиное Сердце.

На стенах кое-где сохранились барельефы, резные надписи и каменные статуи в неглубоких нишах. Подсвечник в сухой стариковской ладони выхватил из сумрака силуэт всадника в развевающемся плаще, и, несмотря на доспех и суровый стиль средневекового резчика, было видно, что на барельефе изображена женская фигура. Залетавший в пустые окна и порталы бриз то почти гасил, то раздувал язычки пламени, и в их отблесках Марте на мгновение показалось, что складки каменного плаща, черты лица всадницы и ветви фантастических зарослей на заднем плане шевелятся. Полицейская вдруг поняла, как мало она до сих пор знает об окрестностях за пределами своего участка и дороги в город, и как мало ей может рассказать служебная карта, даже если на ней добросовестно обозначены все исторические памятники, уединённые дома лесников и запутанное плетение просёлков.

— А вот и наш драгоценный кузен, достопочтенный баронет и счастливый жених, — вывел её из размышлений голос Эрнанвиля.

— Этот молодой человек очень давно и безуспешно добивался нашего приглашения, — вздохнул приор, будто оправдываясь перед Мартой. — Исключительно из уважения к вам, виконт...

— Почему же безуспешно? — рыжая не удержалась от любопытства. — Дальберы — достаточно известная на островах фамилия...

— Происхождение, разумеется, важно, однако оно не является решающим, — ответил старичок как будто даже обижено. — Мы здесь не гонимся за количеством членов.

Девушка не успевает спросить, что же является решающим в таком случае. Факелы на стенах погасли почти одновременно. Лишь неяркий звёздный свет заливал каменные руины. Стихли голоса и музыка на галерее. От высоких стен отразился голос приора:

— Готовы ли мы хранить тайну, доверенную ордену, как свою собственную?

— Как свою собственную! — это было не эхо, а хор голосов во мраке.

— Высокая особа, почтившая своим присутствием сбор ордена, желает сохранить инкогнито. Клянёмся, что её настоящее имя не выйдет за эти стены!

— Клянёмся!

— Что создаёт рыцаря? — вопросил приор. На этот раз в тишине отвечал лишь один голос:

— Рыцаря создаёт победа над страхом.

— Что есть страх, и в каком обличье он приходит?

— Его обличья бесчисленны, к каждому сердцу он протягивает своё щупальце, подчас незримое для окружающих...

Вспыхнувший факел выхватил из тьмы фигурку девушки, в перехваченном ремнём строгом орденском френче, с протянутой вперёд ладонью. Несмотря на все привитые виконтом выдержку и достоинство, Марта Рэдхуд едва не подпрыгнула, разглядев на узкой ладони огромного жирного паука! Этих тварей рыжая терпеть не могла с детства, и предпочла бы схватку с бандой уличной шпаны. Судя по всему, не только она — в темноте кто-то ахнул.

— Жанетта Бержере, сколько времени потребовала у тебя победа над этим страхом? — спрашивает приор.

— Два года, — тихо ответила девушка.

— Считает ли высокое братство Жанетту Бержере достойной ранга оруженосца?

В темноте зашептались.

— Достойна! — ответил хор голосов.

— Новым оруженосцам оказана честь получить знаки своего служения из рук нашей гостьи, — торжественно объявил приор, и жестом пригласил Марту на место рядом с собой, где на подставке уже ждала шкатулка с пятью серебряными крестами.

"Эй, такого уговора не было!" — едва не выпалила высокая гостья, нервно обернувшись к виконту — но найти его в темноте было невозможно, и Марта со вздохом подчинилась, шагнув на освещённый пятачок. Среди двух десятков устремлённых на неё взглядов был и тот, из-за которого она сюда пришла — обманчиво-чарующий, цепкий, изучающий, оценивающий... А значит — плечи назад, грудь, к удовольствию всех этих проклятых сексистов, вперёд, движения царственно-изящны, взгляд строгий, однако улыбка снисходительно-милостива. Главное — застёгивая зелёную ленту на шейке опустившейся на колено девушки, не думать о том, что где-то тут ползает или сидит у неё в кармане этот самый, преодолённый страх.

Птичьи ладони старого приора берут один из пяти кортиков с украшенной гербом рукоятью. Бронзовые гарды блистают во мраке, и сутулый силуэт в мантии на фоне пустого стрельчатого окна кажется колдующим над горном алхимиком.

— Знаешь ли ты, какие чудовища являются самыми страшными?

Жанетта запнулась, смущённо взглянула на Марту, будто на экзамене, наконец, робко помотала головой.

— Самыми опасными являются те, которые обитают внутри человека и пытаются подчинить его. Против них не помогает обычное оружие. Поклянись бороться против них столь же бесстрашно и непреклонно!

— Клянусь! — произносит девушка, преданно глядя в глаза Марты. И лишь встретившись с ней глазами, рыжая понимает, что преодолённый страх — это вовсе не поставленная галочка и перевёрнутая страница; что русоволосая Жанетта до сих пор до дрожи, до холодного пота боится этих мерзких тварей с суставчатыми мохнатыми лапами, что всех усилий её девчачьей воли стоило держать одну из них на ладони, не закричав и не упав в обморок. Что победить страх — это жить с ним каждый день, и каждый день через него переступать, действовать вопреки ему...

А ведь для этих подростков с горящими глазами, столь похожих на курсанта Академии Марту Рэдхуд всего несколько лет назад, всё по-настоящему, — понимает она. В этот момент рыжая полицейская ненавидит виконта с его интригами и секретами особенно сильно.

Звёзды, заглядывающие сквозь давно разрушенный свод, отражаются в оставшихся знаках и кортиках.

— Что создаёт рыцаря?

— Рыцаря создаёт победа над тем, что кажется неизбежностью.

Один из молодых людей всё это время сидел, как казалось Марте, на стуле. И лишь когда свет выделил его фигуру, она поняла, что юноша сидит в инвалидной коляске. И ахнула, когда он стал и сделал неуверенный шаг навстречу, жестом отказавшись от помощи товарища.

— Иногда один шаг оказывается труднее, чем исполненная опасностей дорога. Бертран д'Анрио, высокое братство Кельтского креста признаёт тебя достойным степени оруженосца.

Серебристые знаки оруженосцев похожи на рыцарские кресты, лишь четыре их конца сделаны короче, не выходя за пределы круга. Девичьи пальцы застёгивают муаровую ленту на высоком воротнике.

Она не знает, что случилось с этим юношей. Но знает, что это больно. До сих пор. Она видит это по плотно сжатым бледным губам, которые пытаются непринуждённо улыбаться, по очень бледному лицу, когда юноша так же, как другие, опускается на одно колено, по взгляду, по прикосновению его руки, когда Бертран, получив знак оруженосца, касается губами её пальцев.

Снова гаснет свет, и снова голос вопрошает в тишине:

— Что создаёт рыцаря?

— Рыцаря создаёт победа над собственными поражениями, — отвечает невидимый собеседник.

* * *

Когда последний кортик занимает место на поясе, пажи зажигают множество свечей на подоконниках, каменных выступах и в нишах, на галерее оживают флейта и арфа. Старые стены наполняются звоном бокалов, голосами и светом, и, если не глядеть вверх, на ночное небо в рухнувшем своде — кажется, что жизнь никогда из них и не уходила.

Он клюнул — с удовлетворением отмечает Марта, глядя, как знакомый по фотографиям красавец угрём вьётся среди гостей, настойчиво что-то выспрашивая. Где-то в ответ лишь загадочно улыбаются, но где-то долго нашёптывают с посвящённым выражением физиономии и многозначительными жестами.

Вот теперь началась настоящая работа. Высокая гостья любезничает с приором, высоко оценивает букет и послевкусие коллекционного вина, старательно не замечая прикипевшего к ней мужского взгляда. Царственное достоинство, милостивая улыбка. Чего она там не видела в этих мужчинах.

Когда первые пары начинают кружить в танце, Филипп-Леофрик делает решительный шаг в её сторону. И в этот момент Бертран д'Анрио делает шаг в том же направлении. Марта закусывает губу. Она на задании, её цель — разоблачить убийцу. Выбор приходится делать немедленно. Выдохнув, рыжая амазонка решительно разворачивается и сама подходит к юному оруженосцу, "не заметив" бывшего уже в трёх шагах от неё Филиппа. Этот паренёк получит свой танец с принцессой. И пусть весь мир подождёт.

— Признаться, танцую я не очень хорошо, так что, боюсь, вы будете разочарованы, — произносит Марта, принимая руку молодого человека. Это была сущая правда — виконт успел дать ей лишь пару уроков.

— Сейчас моей сильной стороной танцы тоже не назовёшь, — улыбнулся Бертран. — Но ведь это дело практики, не так ли?

Он, конечно, скромничал, этот симпатичный юноша с голубыми глазами на бледном лице. Во всяком случае, его явно было кому учить и танцам, и хорошим манерам.

...Филипп Дальбер не любил проигрывать. Страсти клокотали под светской улыбкой на безупречно красивом лице, а холёные пальцы едва не сломали ножку бокала. Если минуту назад его планы ещё не созрели, и баронетом двигало скорее любопытство, то теперь он знал — эта породистая рыжая бестия должна принадлежать ему, а не какому-то калеке-неудачнику!

Она видит бешеный взгляд Филиппа-Леофрика у стены. Эрнанвиль, увлечённо повествующий о чём-то молодым оруженосцам, его тоже видит и выдыхает облегчённо: усилия, призванные в сжатые сроки сделать из колючей феминистки с полицейскими манерами аристократичную красавицу, не пропали зря. Бертран его тоже видит. И неожиданно спрашивает:

— Могу я просить у Вашего высочества совета по одному деликатному аспекту дворянской чести? Мне как раз не хватает мнения благородной юной леди, достаточно чуткой в этих вопросах.

Марта удивлённо машет ресницами и несколько волнуется, не представляя, куда её может завести этот разговор.

— Признаться, старые кодексы — не моя сильная сторона. Всегда считала их изучение уделом гувернёров. Но я, разумеется, постараюсь. Какой же вопрос вас беспокоит?

— Как по-вашему, что менее пристало мужчине и дворянину — рассказать гадость о потенциальном сопернике, или умолчать о ней и тем, возможно, подвергнуть угрозе юную леди?

Высокая гостья понимающе кивает. Приближается к уху оруженосца так близко, что баронет Дальбер зеленеет от зависти, и чуть слышно шепчет:

— Меньшим отступлением от чести, Бертран, я бы даже сказала, и не отступлением вовсе, было бы не палить юной леди задание и не мешать профессионалам работать.

Снова возвращается на положенное в танце расстояние, и, взмахнув ресницами, добавляет:

— Дама ведь может надеяться, что всё сказанное останется между нами?

Ошарашенный юноша не сразу находит в себе силы кивнуть. По счастью, в этот момент музыка меняется, и избавленная от дальнейших объяснений Марта оставляет на прощание как можно более очаровательную улыбку.

— Я знала, что могу в вас не сомневаться. А теперь советую уделить хоть немного внимания русоволосой Жанетте и её заинтересованным взглядам, которые весь вечер пропадают впустую.

Элегантный полупоклон. Поправить причёску, взять новый бокал и всё так же старательно не обращать внимания на подбирающегося красавца. Пусть не сомневается ни на минуту, что это он здесь охотник, а не добыча.

— Ваше высочество столь восхитительны в танце, что даже риск быть отвергнутым не может удержать меня от попытки пригласить вас...

Ладонь ложится в руку мужчины, а ноги в лёгких туфельках делают шаг навстречу. Он знает, как обращаться с девушкой, даже вовсе не умеющей танцевать, как заставить её довериться мужским рукам и порхать, кружиться, глядя в эти уже влюблённые глаза, в которых ты всегда будешь видеть своё отражение, чувствуя сильные умелые ладони и не видя ничего вокруг... Разве не мог ослеплённый смертью любимой виконт ошибиться в столь тяжких обвинениях?

Быть может, даже независимая и тёртая полицейской службой Марта Рэдхуд не устояла бы перед профессиональным очарованием столь понимающего собеседника и внимательного слушателя, перед идеальным совпадением взглядов, вкусов и характеров, перед чуткой заботой и готовностью помочь, надёжностью этих крепких рук и мягким бархатом голоса, деликатными манерами и остроумными репликами. Ведь даже самый стойкий нонконформист нуждается в ком-то, с кем можно расслабиться и быть собой, чувствуя себя в безопасности и комфорте! Но перед Филиппом стояла феминистка, дочь сыщика, который хотел сына, и выпускница полицейской академии — в то время как он старательно охмурял княжну, родившуюся с золотой ложкой во рту. Поэтому с ювелирной точностью расставленные силки оставались пустыми, а метко запускаемые стрелы улетали «в молоко», сколько бы мужчина не подтрунивал над простолюдинами, лезущими в рыцари, и не нахваливал неподдельные манеры и вкусы её высочества, подобных которым, разумеется, не найти в этих провинциальных сборищах, именующих себя дворянством…

— Надеюсь, ваше высочество не сочтёт моё внимание чрезмерным? Просто здесь у меня так редко выпадает возможность поговорить о современном искусстве с настоящим ценителем! Поэтому, если позволите продолжить вечер, я знаю весьма достойный ресторан в Порт-Сен-Пьере. Все эти архаичные церемонии, конечно, позволяют поддерживать реноме, но необходимость отбывать их и хранить серьёзное выражение лица довольно утомительна. Я ведь вижу, что вы тоже не из тех, кому нужна вся эта дешёвая театральщина...

Марта сама удивилась, почему слова баронета вызвали в ней столь сильный протест. Ведь пару часов назад она сама воспринимала происходящее именно так. Но рефлексиям предаваться некогда. Она на работе. Знающая себе цену, но недалёкая и уже поддавшаяся чарам красавица наивно хлопает ресницами.

— Увы, моё время мне не принадлежит. Сами понимаете, папенькин бизнес даже от меня требует постоянных представительских забот, разъездов и участия в мероприятиях, подобных сегодняшнему. Но... возможно, через пару-тройку дней у меня образуется свободный вечер. Если, конечно, ваши намерения простираются так далеко, — кокетливо добавляет она.

— Вы представить себе не можете, насколько серьёзны мои намерения...

Рыжекудрая красавица загадочно улыбается, глядя в подкупающе-честные глаза мужчины.

— Думаю, могу.

* * *

Хотя Рэдхуд понимала, что это всего лишь шелестят шелковые шторы на открытом окне, но ей казалось, что все портреты стервозных красоток и коварных феодалов на стенах подсматривают через её плечо и перешёптываются, смакуя скандал.

— Такого уговора не было! И, по-моему, это уже перебор! — пальцы нервно теребили край странички светской хроники, словно желая вырвать и уничтожить объявление о помолвке. — Одно дело — мелкое жульничество в узком кругу, и совсем другое — это! Как только Филиппу подскажут, что никакой княжны Франш-Эссен в природе не существует...

— Как вы могли такое подумать, констебль! Маргарита Изабелла Беатриса Мария Кримхильда Франш-Эссен, разумеется, здравствует — хотя и никогда не бывала в нашем осьминожьем углу. И вы на неё достаточно похожи, ибо титул я вам подбирал не наобум. Так что баронета могут лишь поздравлять с удачной партией. Наследница не только громкого титула, но и нескольких миллионов — совершенно не сравнится с хозяйкой захолустного поместья, дела которого, как и всё сельское хозяйство, развиваются не очень хорошо. Впрочем, ваши пробелы в генеалогии — это моя недоработка, которую мы при случае исправим...

— Час от часу не легче! Значит, настоящая Маргарита-Беатриса-как там меня, то есть её, может заявить в полицию на самозванку!

— Вы меня всё же недооцениваемое, уважаемая Марта, — улыбнулся виконт, церемонно наполняя чашку ароматным напитком. — Весьма рекомендую — хотя Элена не очень бережна с фарфоровыми сервизами, но зато выучилась от бабушки великолепно разбираться в местных травах...

— А чего-нибудь покрепче у нас нет? — Проворчала Чокнутая Кэсс, ревниво поглядывая на полицейскую. — Между прочим, это я нарыла вам инфу про ДТП, и заслуживаю хотя бы пару стаканов благодарности!

— Которую никто не собирается подтвердить под протокол и в суде, — недовольно вздохнула Рэдхуд. — А вдруг этот ваш анонимный источник всё выдумал? Любительщина в нашем деле до добра не доводит...

— Титаник строили профессионалы, а Ной был любителем, — и Кэсс уже не мысленно с удовольствием показала полицейской язык. — Скажите спасибо, что хоть такой нашёлся! В этой части острова вообще ни души, как корова слизала!

Марта взглянула на виконта недоверчиво-вопросительно.

— Вы почти угадали, милая племянница. Получив наследство, Филипп-Леофрик сразу же согнал мелких арендаторов при помощи судебных приставов и охранного агентства. После чего перепрофилировал все земли под пастбища. Дело в том, что цена на шерсть в это время росла – одежда из неё как раз стала брендом, который заметили на материке. Дальбер-Манор стал самым доходным поместьем на островах. А его бывшие жители батрачат в окрестных деревнях за крышу над головой, либо бродяжничают в больших портах, не гнушаясь никаким способом добыть пропитание... Признаться, дурной пример оказался заразителен, и очень скоро рынок шерсти перенасытился.

- Попробую угадать продолжение: от банкротства Филиппа спасло именно в этот момент полученное наследство супруги? – тихо уточнила Марта. Виконт смутился.

— Мне, право, весьма не хотелось бы, чтобы по манере хозяйствования баронета Дальбера вы составили впечатление обо всём нашем сословии.

Виконт открыл хрустальный графин с густым фиолетовым напитком, и, капнув три капли, едва покрывшие донышко стакана, невозмутимо протянул племяннице.

— Ты издеваешься, дядь?!

— Для запаха вполне достаточно, моя милая, а придури у вас хватает и собственной...

Малолетка обиженно надулась и закинула ноги в ботинках на стол. Впрочем, на этот раз хозяин не отреагировал на провокацию.

— Её точно не пора отдать на лечение? — устало спросила полицейская. — На женский организм алкоголизм оказывает гораздо более разрушительное влияние...

Кассандра по-кошачьи зашипела, и если бы у неё была шерсть на загривке, непременно бы её вздыбила. В этот момент дворецкий внёс вазочку под серебряной крышкой. Попыток Кассандры изображать высокомерное равнодушие хватило ровно на двадцать секунд. Она недоверчиво уточнила:

— Фисташковое?

Хозяин с улыбкой опытного искусителя поднял серебряную крышку. Брюнетка снисходительно вздохнула:

— Хоть вы и мерзавец, виконт, однако знаете, чем искупать свои провинности перед женщиной! — изрекла она, и выпала из беседы на ближайшие пятнадцать минут.

— Так вот, кузина Маргарита Беатриса, разумеется, не будет сообщать в полицию о нежданном двойнике. В своё время я имел честь оказать её высочеству некоторые деликатные услуги, а кроме того, жизнь настоящей принцессы, на самом деле, довольно скучна...

Полицейская, терпеливо пережидавшая семейную сцену, закатила глаза.

— Скажите честно, господин Эрнанвиль, в окрестностях тысячи миль есть хоть одно место, где у вас нет благодарных кузин, влиятельных однокурсников и мутноватых организаций, в которых вы состоите?

Мужчина с искренним огорчением развёл руками:

— К сожалению, да.

Он опустил на освещённый канделябром стол не очень чёткую, видимо, сделанную из автомобиля фотографию, на которой можно было разглядеть половину вывески на чужом языке и выходящего на улицу Филиппа Дальбера.

— Например, задние помещения вот этой уважаемой аптеки. Достопочтенный баронет готовится к брачной церемонии весьма основательно, — объяснил он склонившимся над фото девушкам и подчёркнуто-учтиво поклонился Марте. — Специально ездил на материк, дабы заказать кольца в лучшем из ювелирных домов! В наше время, конечно, это вполне можно сделать и по почте. Но, как все понимают, баронет слишком любит невесту и серьёзно относится к предстоящему браку. И как понимают не все — почте вряд ли стоит доверять деликатную сделку с весьма старинной аптекой. Как утверждают злые языки — единственным местом, где по-прежнему знают секрет аква тофана. Яда, не вызывающего симптомов.

Рэдхуд поперхнулась и ослабила отчего-то ставший тугим форменный галстук.

— Послушайте, мне эти игры нравятся всё меньше.

— До свадьбы вам ничего не угрожает, — напомнил Эрнанвиль. — А заходить столь далеко нам незачем. Так вот, аква тофана — точно не тот яд, покупку которого можно оправдать крысами или бешеными собаками...

— Нуу, это смотря кем считать ментов, — прочавкала Кассандра, и вовремя уклонилась от карающего подзатыльника.

— ...и хотя его симптомы невозможно обнаружить после применения, но его можно найти в доме отравителя до. И это уже вполне весомый повод для полицейского реагирования, не так ли?

— Возможно, — неуверенно согласилась Марта. — Но как узнать, где баронет хранит яд дома? Эй, почему это вы на меня так смотрите? — она попыталась отвести взгляд, но портреты на стенах будто сговорились со своим наследником.

* * *

На дворе стоял, конечно, прогрессивный век, однако принцесс всё ещё не учили отыскивать тщательно укрытые тайники и нокаутировать двухметровых амбалов с уголовным стажем. Поэтому обнаружить невесту с ампулой в руке, а у ног её — своего охранника в отключке, было несколько неожиданно, однако Филипп-Леофрик привык соображать и действовать быстро. От этого зависел успех, а подчас и выживание, что в каменных джунглях нередко одно и то же. Ещё не успев стереть с лица влюблённую улыбку, он отработанным движением высвободил из рукава короткий метательный нож и бросил, целясь в незащищённую шею. Девчонка уклонилась за доли секунды, чем окончательно выписала себя из принцесс. Впрочем, знакомиться поближе у баронета желания не было. Он успел выскочить в коридор и захлопнуть дверь прежде, чем рыжая выхватила короткий револьвер из-под разреза вечернего макси, где ни одна уважающая себя принцесса никогда не цепляла бы кобуру.

В отличие от большинства замшелых дворянских гнёзд, особняк Дальбера был ультрановым, спроектированным под его собственным руководством, а значит — с учётом всех возможных неожиданностей.

Туфельки на шпильках — плохая обувь для преследователя; это даёт ему фору в несколько секунд прежде, чем девчонка сообразит избавиться от каблуков. Пробегая к чёрному ходу через кухню, рвануть газовый шланг, и сладковатый запах начинает с шипением, словно стая невидимых змей, расползаться по дому. Уже у двери нажать кнопку блокировки. Стальные жалюзи опускаются на все окна, а мощный электромагнит блокирует захлопнувшиеся двери, превратив коридор в герметично закупоренную газовую камеру. Цифровой код для разблокировки которой знает только владелец, а он точно не горит желанием его вводить.

Не успевший остыть "Бентли" ждёт у ворот. Хорошо, что снаружи нет засады, и эта сучка была одна. Но рисковать больше нельзя. Если поспешить, он как раз успеет на вечерний паром на материк. А уже там, в безопасности, можно будет спокойно проанализировать, что пошло не по плану, где он допустил ошибку и как её не повторить, начав всё сначала. Филипп-Леофрик поворачивает ключ зажигания и довольно улыбается, слыша, как изнутри кто-то отчаянно колотит в стальную дверь.

* * *

Что-то пошло не по плану. На это недвусмысленно намекал знакомый "Бентли", весьма резво выскочивший из ворот Дальбер-холла. Верх был откинут, и даже отсюда было видно, что место пассажира пусто, и на вечернюю прогулку влюблённой пары эта поездка не походит. "Паккард-Клипер" виконта решительно перегородил обе полосы дороги. Впрочем, у Эрнанвиля хватило осторожности развернуться пустой пассажирской стороной к приближающемуся "Бентли". Эх, надо было ехать на грузовике, — с сожалением подумал виконт, виновато глядя на приборную панель любимого лимузина, когда понял, что Филипп-Леофрик не собирается останавливаться. Мощный "Бентли" протащил препятствие несколько ярдов по дороге и отшвырнул на обочину. Но "Клипер" всё ещё оставался в строю и был способен на преследование. Вернув помятый автомобиль на дорогу, Франсуа уже развернул его вслед за Бентли, когда оглянулся на распахнутые ворота особняка. Где же Рэдхуд? Впрочем, она взрослая девочка, обученная за себя постоять и подготовленная к передрягам даже лучше, чем сам Эрнанвиль. А он должен дорваться до горла этого подлеца и заставить его ответить за Шарлоту. Все эти годы виконт отгонял чувство зависти к более удачливому сопернику. Но месть — блюдо, которое подают холодным, и сейчас она пульсацией адреналина в висках внушала, что время пришло, и сейчас это важнее всего. Напоследок виконт бросил ещё один взгляд на тёмный и безмолвный бетонный куб Дальбер-холла. Затем посмотрел вслед стремительно удалявшемуся Бентли, чувствуя, как уходят драгоценные секунды, выругался, дёрнул ручку многострадальной коробки передач и направил "Клипер" к особняку.

* * *

Смоченный водой платок нихрена не помогал. Сбившая руки в кровь полицейская почувствовала, что теряет сознание. Где-то внутри неё маленькая девочка дрожала от страха и стыда за то, что она опять не справилась и не оправдала доверия. Распахнувшаяся дверь на свободу, свежий воздух и Эрнанвиль с электрическим предохранителем в руке были, должно быть, уже галлюцинацией.

— Электромагнит? — уточнил виконт, пнув открывшуюся дверь. — Самое слабое место всех этих новомодных систем безопасности — в уверенности, что электричество будет вечным. Если вам понадобится что-то надёжно запереть — весьма рекомендую старый добрый засов с французским замком.

А поскольку самоуверенный аристократ был глюком, то напоследок можно было безнаказанно отвесить ему пощёчину, пусть и слабеющей рукой, и выпалить:

— Всё из-за тебя, упрямый ты придурок! Я же говорила, что любительщина добром не кончается! — Прежде чем окончательно впасть в забытье, упав в слишком реалистичные для галлюцинации мужские руки и шепча в полубреду:

— Он удрал... Нужно сообщить в порт... Нужно остановить...

* * *

Широкий овечий нос с любопытством принюхивался к незнакомому зверю, взбиравшемуся по тропке, пропахшему бензином, маслом и горячим железом. Вот и каменный крест на вершине — однако знакомой пастушки с каштановыми волосами ни под ним, ни поблизости не было. Она же говорила, что каждый день здесь? Кассандра попыталась отогнать нехорошие предчувствия. Ещё раз огляделась, достала из-за пазухи томик ин-октаво в ледериновом переплёте и, пожав плечами, вложила его на одну из "полочек", образованных вписанным в круг крестом. Провела пальцем по полустёртому вьющемуся орнаменту. Крест стоял с тех времён, когда двоеверие цвело в здешних местах пышным цветом. Если в верхней его части, в перекрестье, ожидаемо расположился какой-то местный святой в митре и с посохом, чью проповедь собрались послушать звёзды, солнце и луна с человеческими лицами, то ниже вовсю резвились грифоны, тритоны и птицы с женскими головами, а нижняя часть вполне в языческом стиле изображала души, заключённые в царстве мёртвых.

Времени ждать не было. Окинув пастбище прощальным взглядом, Кэсс спустилась к мотоциклу. Серьёзные дела не стоит доверять ни легавым, ни чересчур благовоспитанным дядюшкам.

Дальбер-холл уже виднелся неподалёку, когда пролетевший навстречу "Бентли" подтвердил её правоту. Всё приходится делать самой. Байк сходу, на одном колесе развернулся и припустился за беглецом, который вскоре заметил хвост и ещё сильнее нажал на газ. Но не так просто оторваться от "Джилеры-Рондини" — хищно улыбнулась Чокнутая Кэсс.

— Стой, сучий потрох! Кто обещал жениться? — азартно выкрикнула она. На такой скорости, конечно, "женишок" её не услышит, но девушка не смогла отказать себе в маленьком удовольствии.

Откуда они берутся, и кто это вообще такие? Он что-то не предусмотрел, хотя старательно всё продумывал, выбирая исключительно одиноких девушек и единственных наследниц... Деньги и активы всегда будут идти в руки сильных, решительных, умеющих ими распоряжаться и готовых правильно рисковать – таковы законы жизни и экономики. Лишь по недоразумению, которое должно исправлять, они оказываются в руках этих взбалмошных, глупых и столь легко поддающихся обману созданий, которые всё равно рано или поздно их потеряют.

Если поднажать, он успеет на паром как раз к моменту отправления. Точные расчёты всегда были его сильной стороной. Поместья – вчерашний день, из сельского хозяйства сейчас много не выжмешь, но растут цены на городскую и курортную недвижимость. Филипп-Леофрик знает, куда стоит инвестировать, и он уже усвоил, где всегда можно найти новые средства даже в случае неудач… Нога в дорогом, натуральной крокодиловой кожи туфле до упора вдавила педаль газа. Нельзя сбавлять скорость, — хладнокровно отмечает мужчина, пролетев мимо знакомого знака "30". Поворот крутой, но Филипп-Леофрик его хорошо знает, а вот неизвестная преследовательница — вряд ли. Это его шанс. "Бентли" не подведёт. Главное — выкрутить руль в последний момент, перед самым ограждением... Что? Каких ещё придурков вынесло на встречную? Откуда здесь взялся этот красный дамский автомобиль?! Этот... его не должно здесь быть! Его вообще не должно быть уже давно! Как и этих двух девушек, которые даже не были знакомы друг с другом, а сейчас обе глядят ему в глаза — одна разочарованно, вторая — растерянно, непонимающе...

Удара не последовало — "Бентли" просто промчался сквозь красный автомобиль. Удар последовал на секунду позже, когда он проломил ограждение дороги.

Кассандра успела лишь ахнуть, когда посреди дороги автомобиль баронета ни с того, ни с сего вильнул, будто уворачиваясь от препятствия, и на полной скорости вылетел с обрыва. За свою короткую жизнь и ещё более короткий байкерский стаж она не так часто видела смертельные аварии. Поэтому лишь на пару секунд замешкалась с открытым ртом — но этого хватило, чтобы байк опасно приблизился к краю пропасти. Девушка резко нажала на тормоз. Мотоцикл послушно крутанулся на переднем колесе и завалился на бок. Но вот тело, вместе с ним набравшее скорость, по инерции вылетело из седла и покатилось по асфальту. Кассандра пыталась хвататься за асфальт, глядя, как мир больно кувыркается перед глазами, и с каждым его поворотом обрыв становится всё ближе.

Отсюда восхитительный вид. Единственное, что утешает в последние секунды жизни, — вспомнила она, когда ноги ощутили пустоту. И в этот момент кто-то схватил её за руку.

— Тебе туда пока точно рано, подруга, — строго произнесла шатенка в соломенной трильби.

— Привет. А я тебе книжку привезла, — выдохнула Кассандра, понимая, что сейчас с ней начнётся истерика.

* * *

— Все мужики — козлыы-ы-ы!

— Именно так, прекраснейшая Александра-Агата, вы совершенно правы! А теперь давайте выпьем травяного чаю — успокаивает, всемерно рекомендую.

— Я ведь верила этому мерзавцу! Я ведь его... его... Я едва ли не в первый раз в жизни поверила, что это действительно моя судьба!

— Ну, моя милая, это точно не та судьба, о которой стоит сожалеть...

— Франсуа, как я могла быть такой дурой???

— Да запросто, барышня Сандра, чего уж тут трудного. Ну, ну, это уж точно лишнее, ни одну женщину не красят слёзы.

Однако Сандра Фиц-Бернар, ранее позволявшая себе проронить слезу лишь тогда, когда заранее наносила водостойкий макияж, разревелась в три ручья, размазывая дорогую парижскую тушь по физиономии и по белоснежной рубашке виконта. В таких случаях умнее всего просто дать прореветься, что мужчина и сделал, терпеливо дожидаясь, пока соседка успокоится.

— Знаете, милая Сандра, вся эта история наконец научила меня одной простой вещи.

— Какой? — блондинка хлюпнула раскрасневшимся носиком.

— Не откладывать в слишком долгий ящик решений и поступков, для которых завтра может оказаться уже поздно.

Красавица непонимающе хлопнула мокрыми ресницами. Виконт внимательно посмотрел в зарёванные, но от того не менее очаровательные глазищи, поправил бабочку, наконец, извлёк из кармана и открыл шкатулку с необычной работы кольцом.

— Александра-Агата Фиц-Бернар, ты выйдешь за меня замуж? — спросил он, опускаясь на одно колено.

Блондинка как-то нервно сглотнула и помассировала изящную шейку.

— Милый мой Франсуа, ты ставишь меня в неудобное положение... Мы всегда были очень близкими друзьями, но... знаешь, после всего этого я осознала, что замуж пока не хочу. Пойми меня правильно. Ты ведь не обидишься, правда?

С улыбкой помахав вслед лазоревому "Крайслер-Империалу", мужчина угрюмо вернулся к столу и вопросительно воззрился на портреты под потолком сводчатого зала. Однако красавец в морской форме, так и погибший холостяком и оставивший дела наследства крайне запутанными между дальними родственниками и бастардами из портовых городов, искренне не понимал сути проблемы. Прабабка Джульетта-Аделаида была глубоко возмущена самой возможностью в её присутствии думать о каких-то других дамах. А достопочтенный инквизитор Констанций Эрнанвиль сочувственно соглашался, что все неприятности от женщин, однако намекал на универсальное решение, с которым Франсуа был решительно не согласен. И в этот момент требовательно затрезвонил винтажный, с изогнутой медной трубкой телефон.

— Такого уговора не было! Вам мало того, что меня чуть не грохнули! Я больше не собираюсь быть этой вашей Маргаритой-Беатрисой! Если начальство...

Франсуа Эрнанвиль вздохнул.

— Я тоже очень рад вас слышать, уважаемая Марта. А что, собственно, случилось?

— Это вы мне скажите, что случилось? Мне опять пришло приглашение! На ежегодный бал в честь годовщины ордена!

— Не волнуйтесь так, констебль. Попробуем разобраться. Вы говорите, что на ваш адрес пришло приглашение для княжны Франш-Эссен?

В трубке повисла пауза, озадаченное мычание, шелест бумаги, затем какие-то неуверенные звуки.

— Э... м... кхм... Нет. "Капитул приорства имеет честь пригласить... барышню Марту Рэдхуд". Что это вообще значит? Это опять какие-то ваши штучки?

— Нет, милейшая Марта, это не мои штучки. Наверное, это инициатива нашего уважаемого приора, или кого-то из его помощников.

— Но если они знают, что я — это не я... В смысле... Тогда зачем?

— Думаю, ответ очевиден — потому, что вы заинтересовали членов ордена.

— Как это? — удивилась Марта. Виконт предпочёл счесть вопрос риторическим и промолчать.

На том конце снова раздалось озадаченное сопение.

— Вы думаете... мне стоит поехать?

Эрнанвиль ответил не сразу.

— Если вы намерены задержаться на наших островах, на что я смею надеяться — то, думаю, встречи ордена помогли бы вам погрузиться в местную специфику. Так сказать, расширить круг общения, лучше понять менталитет, а время от времени, возможно, и разжиться полезной информацией.

— Нуу... разве только исключительно с точки зрения пользы для работы!

— Именно с этой точки зрения, — охотно поддакнул виконт. — И, если уж говорить о моём влиянии — которое не стоит, конечно, переоценивать — пожалуй, я мог бы предложить капитулу, чтобы на одном из следующих собраний вы немного рассказали о защите прав женщин.

Голос Марты хотя и сохранил неуверенные нотки, заметно оживился:

— Вы это сейчас серьёзно?

— Почему же нет? Я как раз готовлю небольшое исследование средневековых традиций куртуазного служения даме, и, думаю, они бы удачно друг друга дополнили.

Трубка усиленно засопела.

— Раз уж именно вы меня во всё это втравили... Я никогда раньше не шлялась по таким местам, и у меня нет ничего подходящего к случаю. У вас ведь осталось то зелёное платьишко?

* * *

— Ну как, старая плесень, не развалился? — снисходительно поинтересовалась Кэсси.

— Не дождётесь, барышня Кассандра — верховая езда бывает и напряжённей для седалища.

Виконт слез с заднего сиденья мотоцикла и направился к старушке, торговавшей лампадками и цветами под стеной маленькой часовни.

— Спасибо, что подбросили. "Паккард" пострадал совершенно не вовремя, а пикап и грузовичок сейчас не стоит отрывать от уборки яблок...

— Плёвое дело, дядь. Но от фисташкового не откажусь, — подумав, добавила байкерша.

— Замётано, — кивнул Эрнанвиль, выбирая букет, и тут же прикусил язык, поймав на себе озадаченный взгляд старушки. Пожалуй, общение с барышней Кэсс начинает влиять на него не лучшим образом.

— Знаете, милая племянница, я ведь с самых похорон не мог заставить себя прийти на могилу Шарлоты. Все эти три с половиной года казалось, что я перед ней виноват, что, будь чуть порасторопнее и решительнее, и сделай предложение раньше Дальбера, с ней ничего бы не случилось. Хотя ни разу не конструктивное занятие — накручивать себя там, где всё равно ничего нельзя исправить.

— Ну смотри, дядюшка Дракула — если бы этот хлыщ не ухайдокал Шарлоту, он бы ведь выбрал кого-то другого. Потом ещё. Только ты бы об этом не знал, и не смог бы сейчас отмазать свою бестолковую блонду. Так?

Виконт благодарно обнял девушку за плечи.

— Я вам когда-нибудь говорил, что вы молодец, Кассандра?

— Нет, — обижено надулась племянница. — Только что я слишком громко врубаю музон, опаздываю к завтраку и подражаю персонажам дешёвых комиксов.

— Так вот, вы большой молодец, барышня Кэсс. Вам здесь, кажется, неуютно? Не волнуйтесь, мы ненадолго. Хотя я ожидал, что ваша субкультура более привычна к кладбищам.

— Дяадь... Скажи мне, что у твоей Шарлоты есть сестра-близнец, — жалобно попросила она.

— К моему сожалению, нет. Дальбер выбирал единственных наследниц в семье.

Брюнетка крепко вцепилась в его рукав, с каким-то странным выражением глядя на высеченные в мраморе буквы и портрет симпатичной зеленоглазой шатенки лет двадцати пяти.

— Знаешь, дядюшка Дракула, иногда мой круг общения бывает настолько эксцентричным, что мне и самой несколько стрёмно.

Виконт внимательно посмотрел на девушку и покачал головой.

— Кажется, вы в первый раз за всё время нашего общения со мной согласились. Не к добру.

Когда дядюшка уже направился обратно, к воротам, какая-то мелкая деталь привлекла её взгляд и заставила задержаться. Присев, Кассандра раздвинула стебли травы и взяла в руку цветом почти сливающуюся с ними ледериновую обложку знакомого томика стихов.