Третий день

Третий день

ВНУКОВО-3

Началось все это еще накануне. Все-таки не случайно олигархи стали тем, кем они стали. Мозги у этих ребят были устроены по-особому. Если после прохождения второй волны большинство населения находилось в прострации, то олигархи широко раскинули свои неводы в поисках решения. Так в них и попался профессор, который, во-первых, предположил, что волны будут продолжаться на регулярной основе, и, во-вторых, предложил два варианта ухода от нее: первый – самолетом навстречу волне с тем, чтобы максимально сократить время ее воздействия на человеческий организм; и второй – так же самолетом уходить от волны с небольшим опережением, двигаясь на запад. Практически это было возможно в высоких широтах, где скорость самолета была бы не меньше, чем скорость вращения земли и движения луча.

Первый звонок у Алексея, менеджера компании, обслуживающей бизнес-джеты, раздался около восьми вечера.

- Босс просит наш самолет на завтра. Вылет в 10 утра, полная загрузка. Давайте пока до Канады, а там видно будет.

Тут надо пояснить, что самолет хоть и принадлежал компании, сиречь конкретному олигарху, но его обслуживание, ремонт, обеспечение экипажем были зоной ответственности компании, где работал Алексей. Так было просто удобнее. Через час Алексей отзвонил помощнику олигарха.

- Ничего не получается. Самолет подготовим, графика на завтра вообще нет, а вот с пилотами засада. Никто лететь не хочет. Даже одного найти не могу, а вам по расстоянию двое нужны.

- Двойной тариф предложи!

- Ты это серьезно? Кому сейчас ваши деньги нужны? Что они сейчас вообще стоят?

- Но ты же работаешь?

- По инерции. И потом я один. А у них у всех семьи. Говорят: уж если все, то лучше со своими…

- Хорошо, предложи вариант: два места в салоне. Пусть берет, кого хочет, только летит! Да, и стюардесса не нужна. Сами нальют.

Схема сработала. На таких условиях нашелся пилот и на этот самолет, и на второй, и на третий. Короче, утром следующего, третьего дня зал вылетов во Внуково-3, в котором обычно хорошо, если один-два пассажира рассматривали огромный глобус, был полон. Стойки регистрации и пограничного контроля были пусты, дежурных, выводящих обычно пассажиров на поле, и транспорта к стоящим в отдалении самолетам и близко не было. Алексей метался по зданию, отмечал в своем списке прибывающих, формировал из них группы на вылет и выводил их на поле, показывая, к какому самолету кому идти. Спроси его тогда, зачем он все это делал, он бы и ответить-то не смог. Просто никого другого рядом не было.

Пассажиры прибывали с багажом, иной раз изрядным. Но грузчиков не было, на поле машины Алексей не выпускал – здравого смысла ему на это хватило – и большинство кофров, чемоданов, объемных сумок и прочего собирались в огромную кучу на входе в терминал. Улетавшие мужчины брали с собой лишь не очень объемные, но явно тяжелые во всех смыслах саквояжи, и грозно рявкали на дам, которые пытались нагрузить их явно очень дорогим, но объемным барахлом.

Звонок с вышки застал Алексей врасплох.

- Наконец-то нашел кого-то! – обрадовался диспетчер, - звоню в ваш терминал по всем телефонам – никто не отвечает. Хорошо твой мобильный нашел. Слушай, притормози своих немного. Я тут выпускал через одного: от вас и со второго (Внуково-2 – правительственный терминал), но сейчас придется три подряд оттуда. Потом один от вас, и дальше опять два или три оттуда. Так что ты пока своих на поле не выпускай – еще постреляют не дай бог. Там самый верх пошел. Похоже, все улетают.

- Да я их здесь не удержу, может хотя бы по бортам рассадить и пусть ждут.

- Ага, и их пилоты мне всю связь забьют. А я тут тоже один вместо троих… А, в общем, делай как знаешь. И это… Прости, если что не так. Хоть напоследок с нормальным парнем поговорил…. – и диспетчер отключился.

С горем пополам, кого-то придерживая, а кого-то, поторапливая, Алексей распихал всех. Стрелять в почти бегущих по полю пассажиров бизнес-джетов никто не стал, похоже, охране уже на все было начхать.

Самолеты взлетали из Внуково один за другим. Алексей подумал, что, наверное, именно так должен выглядеть взлет военно-транспортных бортов во время обширной десантной операции.

«Ох, и бухнутся они кому-нибудь на голову. Кто и где их принимать будет?», - подумал он, походил по залу вылетов, подошел к закрытому киоску дьюти-фри и как следует поднажал на закрытую дверь. Замок хрупнул и дверь подалась. Девочки из дьюти-фри, уходя вчера домой, себя явно не обидели, но литровая бутылка виски с синей этикеткой где-то под столом, все же, нашлась. Подумав, Алексей вызвал последний номер. Диспетчер ответил почти сразу:

- Ну, что еще? Бортов больше нет! Все улетели!

- Это я, Алексей. Я тут в дьюти-фри случайно бутылку нашел…

- Ну, так двигай сюда! Ты на вышке когда-нибудь выпивал?

- Нет..

- И я тоже. Так что двигай, транспорт найдешь? Давай прямо по полю. Все равно никто уже больше не летает.

Алексей успел. И приехать, и накатить успели. И даже не заметили, как прошел тот самый «час волны». Бутылку допить не успели – отключилась сетевая подача электроэнергии, и зажглись лампы аварийного освещения.

- Похоже, пронесло в этот раз, - как-то даже с сожалением сказал диспетчер, - поехали, что ли. Что там в городе творится…

ПОВСЮДУ

После третьей волны все, кто хоть как-то мог проанализировать происходящее, пришли к однозначному выводу: все, конец. Может завтра, или через два дня – это уже даже и не важно. Одно дело, когда ты живешь и понимаешь, что жизнь конечна, но часа своего никто не знает и надеется, что придет он еще не скоро, впереди у кого-то годы, а у кого-то – десятилетия. Другое, если расстояние это сводится к дням или даже часам. И естественное желание видеть, что жизнь продолжается в следующих поколениях, оставить нажитое своим близким тоже уже значения не имеет, поскольку и их часы сочтены.

Среди реакций преобладало отчаяние. Формы могли быть разные – от молчаливого ухода в себя до истерик и крайних вариантов, когда люди уже не могли и дальше ждать ожидания конца. Многое зависело от национальных характера и темперамента, религиозных взглядов, ну, и степени информированности, конечно. В целом мир сначала захлестнул вал домыслов, бредовых теорий, откровенной дезинформации, который постепенно – по мере того, как гасли телеэкраны, замолкали радиостанции и скукоживался интернет – оставлял людей наедине с их страхами. Практически нигде центральные власти не сохранили контроля над ситуацией. Тут уже было не важно, считалось ли общество раньше демократическим, или откровенной диктатурой, результат был примерно одинаковым. И права человека, и страх как базовые принципы общественного устройства и мотивы поведения не действовали. Отдельные попытки удержать ситуацию предпринимались – решительные и ответственные люди находились везде, но подводили институты, не срабатывали системы, разрывались цепочки управления, но, самое главное, никто не мог внятно обозначить людям цель, к которой можно было бы стремиться. Ответа на вопрос «зачем?» не было ни у кого.

Попытки представить излучение как космического врага делались, но были бессмысленными, поскольку никто не знал, как с этим врагом бороться.

В этих условиях чем более технологически развитой была та или иная страна, тем больше она страдала, когда по объективной причине или просто от отчаяния люди, управляющие производством, транспортом, инфраструктурой не выходили на свои рабочие места. Машины пошли вразнос. Северному полушарию еще крупно повезло, что все это произошло в октябре, когда население центральных и северных районов еще критически не зависело от отопления. Иначе потери были бы намного серьезней.

Как обычно бывает в таких ситуациях, наиболее сложной была ситуация в крупных городах, где зависимость от коммунальных услуг, поставок продовольствия и транспорта была крайне высокой. Деревни, малые города и даже менее развитые страны прошли третий день несколько легче. Время там было не настолько спрессованным, а разряженность населения не дала возникнуть тем волнам психоза, которые захлестывали города. Не в пример меньше они пострадали и от техногенных катастроф, хотя взрыв танкера со сжиженным газом в порту Зеебрюгге снес не только город, но все населенные пункты в радиусе 50 километров. А ведь подобное случалось в каждой стране и неоднократно.

От полного коллапса планету удержала буквально горстка людей. Как правило, за пультами управления наиболее сложными и опасными техническими объектами, на командных пунктах ракетных войск находился хотя бы один человек, который сохранял хладнокровие и контроль над сложной техникой. Часто такие люди действовали вопреки регламентам – да и не было в регламентах пунктов на случай подобных ситуаций. Впоследствии была выявлена странная закономерность: аварии случались там, где весь персонал одномоментно становился жертвой волн, если же часть персонала волну переживала, то кто-то из выживших брал на себя ответственность, гасил панику и худо-бедно сохранял объект. И, как правило, это были далеко не те люди, которым полагалось заниматься подобным по долгу службы. Никто не знал, кто, где и когда первым назвал подобных людей спасателями, но название прижилось. Оно звучало по-разному на разных языках, но все понимали, о ком идет речь. Ментальность спасателей обнаруживалась у самых разных людей. Спасатель мог оказаться в кресле мэра – и тогда у жителей города до конца была хотя бы вода в кране, и за рулем рейсового автобуса – и тогда его движение по маршруту внушало прохожим надежду.

Спасателем оказался Петр Сергеевич, который, пережив вторую волну, собрал пару таких же пенсионеров, нацепил им на рукава красные повязки и пошел с ними по деревне. В опустевших домах они отключали свет и газ – их подача прекратилась после третьей волны, забивали досками двери. Там, где люди еще остались, переписывали их, просили наблюдать за соседями, пристраивать оставшихся без присмотра детей и быть особенно внимательными в отношении чужих. Мелочь? Нет, люди почувствовали власть и избежали тем самым многих бед.

Вообще волонтерские структуры оказались невероятно эффективны. До тех пор, пока работала связь, они не только сумели задействовать всех своих активистов, но и дать им установку на максимальную мобилизацию вокруг себя соседей, знакомых, сослуживцев. В основном их работа была связана с решением бытовых вопросов и психологической поддержкой – очень скоро стало понятно, что разворачивать акции по поиску пропавших не стоит. Волонтеры не только помогали окружающим, но и сами были заняты, им просто некогда было впадать в депрессию.

Особенно много спасателей оказалось среди медиков. Опыт недавней пандемии научил их действовать в кризисных условиях, и большинство крупных медицинских центров худо-бедно работали все три дня.

Не оправдали надежд большинство силовых структур. Именно у них выпадение отдельных звеньев управления практически парализовало низовой аппарат. Так что в лучшем случае они переходили в режим «осажденной крепости» и оставляли людей на улице на произвол судьбы.

Четвертый день все ждали с ужасом. К этому моменту информация о происходящем в конкретных районах планеты за их пределы уже не поступала, и японцы не могли поделиться с другими нациями радостной новостью. Да и побоялись бы, честно говоря, - уж слишком трудно было поверить в то, что все закончилось. Надо было дождаться хотя бы следующего дня, да и вообще, много дней должно было пройти, чтобы люди поверили, что все, этот кошмар уже позади. Надо было жить дальше, отстраивать то, что оказалось разрушенным, и врачевать души переживших. И одновременно помнить, какой дамоклов меч висит над планетой, и понимать, что не будет пытливому уму человека покоя, пока он не найдет ответ на вопросы, кто, как и зачем сотворил подобное.

Третий день

ВНУКОВО-3

Началось все это еще накануне. Все-таки не случайно олигархи стали тем, кем они стали. Мозги у этих ребят были устроены по-особому. Если после прохождения второй волны большинство населения находилось в прострации, то олигархи широко раскинули свои неводы в поисках решения. Так в них и попался профессор, который, во-первых, предположил, что волны будут продолжаться на регулярной основе, и, во-вторых, предложил два варианта ухода от нее: первый – самолетом навстречу волне с тем, чтобы максимально сократить время ее воздействия на человеческий организм; и второй – так же самолетом уходить от волны с небольшим опережением, двигаясь на запад. Практически это было возможно в высоких широтах, где скорость самолета была бы не меньше, чем скорость вращения земли и движения луча.

Первый звонок у Алексея, менеджера компании, обслуживающей бизнес-джеты, раздался около восьми вечера.

- Босс просит наш самолет на завтра. Вылет в 10 утра, полная загрузка. Давайте пока до Канады, а там видно будет.

Тут надо пояснить, что самолет хоть и принадлежал компании, сиречь конкретному олигарху, но его обслуживание, ремонт, обеспечение экипажем были зоной ответственности компании, где работал Алексей. Так было просто удобнее. Через час Алексей отзвонил помощнику олигарха.

- Ничего не получается. Самолет подготовим, графика на завтра вообще нет, а вот с пилотами засада. Никто лететь не хочет. Даже одного найти не могу, а вам по расстоянию двое нужны.

- Двойной тариф предложи!

- Ты это серьезно? Кому сейчас ваши деньги нужны? Что они сейчас вообще стоят?

- Но ты же работаешь?

- По инерции. И потом я один. А у них у всех семьи. Говорят: уж если все, то лучше со своими…

- Хорошо, предложи вариант: два места в салоне. Пусть берет, кого хочет, только летит! Да, и стюардесса не нужна. Сами нальют.

Схема сработала. На таких условиях нашелся пилот и на этот самолет, и на второй, и на третий. Короче, утром следующего, третьего дня зал вылетов во Внуково-3, в котором обычно хорошо, если один-два пассажира рассматривали огромный глобус, был полон. Стойки регистрации и пограничного контроля были пусты, дежурных, выводящих обычно пассажиров на поле, и транспорта к стоящим в отдалении самолетам и близко не было. Алексей метался по зданию, отмечал в своем списке прибывающих, формировал из них группы на вылет и выводил их на поле, показывая, к какому самолету кому идти. Спроси его тогда, зачем он все это делал, он бы и ответить-то не смог. Просто никого другого рядом не было.

Пассажиры прибывали с багажом, иной раз изрядным. Но грузчиков не было, на поле машины Алексей не выпускал – здравого смысла ему на это хватило – и большинство кофров, чемоданов, объемных сумок и прочего собирались в огромную кучу на входе в терминал. Улетавшие мужчины брали с собой лишь не очень объемные, но явно тяжелые во всех смыслах саквояжи, и грозно рявкали на дам, которые пытались нагрузить их явно очень дорогим, но объемным барахлом.

Звонок с вышки застал Алексей врасплох.

- Наконец-то нашел кого-то! – обрадовался диспетчер, - звоню в ваш терминал по всем телефонам – никто не отвечает. Хорошо твой мобильный нашел. Слушай, притормози своих немного. Я тут выпускал через одного: от вас и со второго (Внуково-2 – правительственный терминал), но сейчас придется три подряд оттуда. Потом один от вас, и дальше опять два или три оттуда. Так что ты пока своих на поле не выпускай – еще постреляют не дай бог. Там самый верх пошел. Похоже, все улетают.

- Да я их здесь не удержу, может хотя бы по бортам рассадить и пусть ждут.

- Ага, и их пилоты мне всю связь забьют. А я тут тоже один вместо троих… А, в общем, делай как знаешь. И это… Прости, если что не так. Хоть напоследок с нормальным парнем поговорил…. – и диспетчер отключился.

С горем пополам, кого-то придерживая, а кого-то, поторапливая, Алексей распихал всех. Стрелять в почти бегущих по полю пассажиров бизнес-джетов никто не стал, похоже, охране уже на все было начхать.

Самолеты взлетали из Внуково один за другим. Алексей подумал, что, наверное, именно так должен выглядеть взлет военно-транспортных бортов во время обширной десантной операции.

«Ох, и бухнутся они кому-нибудь на голову. Кто и где их принимать будет?», - подумал он, походил по залу вылетов, подошел к закрытому киоску дьюти-фри и как следует поднажал на закрытую дверь. Замок хрупнул и дверь подалась. Девочки из дьюти-фри, уходя вчера домой, себя явно не обидели, но литровая бутылка виски с синей этикеткой где-то под столом, все же, нашлась. Подумав, Алексей вызвал последний номер. Диспетчер ответил почти сразу:

- Ну, что еще? Бортов больше нет! Все улетели!

- Это я, Алексей. Я тут в дьюти-фри случайно бутылку нашел…

- Ну, так двигай сюда! Ты на вышке когда-нибудь выпивал?

- Нет..

- И я тоже. Так что двигай, транспорт найдешь? Давай прямо по полю. Все равно никто уже больше не летает.

Алексей успел. И приехать, и накатить успели. И даже не заметили, как прошел тот самый «час волны». Бутылку допить не успели – отключилась сетевая подача электроэнергии, и зажглись лампы аварийного освещения.

- Похоже, пронесло в этот раз, - как-то даже с сожалением сказал диспетчер, - поехали, что ли. Что там в городе творится…

ПОВСЮДУ

После третьей волны все, кто хоть как-то мог проанализировать происходящее, пришли к однозначному выводу: все, конец. Может завтра, или через два дня – это уже даже и не важно. Одно дело, когда ты живешь и понимаешь, что жизнь конечна, но часа своего никто не знает и надеется, что придет он еще не скоро, впереди у кого-то годы, а у кого-то – десятилетия. Другое, если расстояние это сводится к дням или даже часам. И естественное желание видеть, что жизнь продолжается в следующих поколениях, оставить нажитое своим близким тоже уже значения не имеет, поскольку и их часы сочтены.

Среди реакций преобладало отчаяние. Формы могли быть разные – от молчаливого ухода в себя до истерик и крайних вариантов, когда люди уже не могли и дальше ждать ожидания конца. Многое зависело от национальных характера и темперамента, религиозных взглядов, ну, и степени информированности, конечно. В целом мир сначала захлестнул вал домыслов, бредовых теорий, откровенной дезинформации, который постепенно – по мере того, как гасли телеэкраны, замолкали радиостанции и скукоживался интернет – оставлял людей наедине с их страхами. Практически нигде центральные власти не сохранили контроля над ситуацией. Тут уже было не важно, считалось ли общество раньше демократическим, или откровенной диктатурой, результат был примерно одинаковым. И права человека, и страх как базовые принципы общественного устройства и мотивы поведения не действовали. Отдельные попытки удержать ситуацию предпринимались – решительные и ответственные люди находились везде, но подводили институты, не срабатывали системы, разрывались цепочки управления, но, самое главное, никто не мог внятно обозначить людям цель, к которой можно было бы стремиться. Ответа на вопрос «зачем?» не было ни у кого.

Попытки представить излучение как космического врага делались, но были бессмысленными, поскольку никто не знал, как с этим врагом бороться.

В этих условиях чем более технологически развитой была та или иная страна, тем больше она страдала, когда по объективной причине или просто от отчаяния люди, управляющие производством, транспортом, инфраструктурой не выходили на свои рабочие места. Машины пошли вразнос. Северному полушарию еще крупно повезло, что все это произошло в октябре, когда население центральных и северных районов еще критически не зависело от отопления. Иначе потери были бы намного серьезней.

Как обычно бывает в таких ситуациях, наиболее сложной была ситуация в крупных городах, где зависимость от коммунальных услуг, поставок продовольствия и транспорта была крайне высокой. Деревни, малые города и даже менее развитые страны прошли третий день несколько легче. Время там было не настолько спрессованным, а разряженность населения не дала возникнуть тем волнам психоза, которые захлестывали города. Не в пример меньше они пострадали и от техногенных катастроф, хотя взрыв танкера со сжиженным газом в порту Зеебрюгге снес не только город, но все населенные пункты в радиусе 50 километров. А ведь подобное случалось в каждой стране и неоднократно.

От полного коллапса планету удержала буквально горстка людей. Как правило, за пультами управления наиболее сложными и опасными техническими объектами, на командных пунктах ракетных войск находился хотя бы один человек, который сохранял хладнокровие и контроль над сложной техникой. Часто такие люди действовали вопреки регламентам – да и не было в регламентах пунктов на случай подобных ситуаций. Впоследствии была выявлена странная закономерность: аварии случались там, где весь персонал одномоментно становился жертвой волн, если же часть персонала волну переживала, то кто-то из выживших брал на себя ответственность, гасил панику и худо-бедно сохранял объект. И, как правило, это были далеко не те люди, которым полагалось заниматься подобным по долгу службы. Никто не знал, кто, где и когда первым назвал подобных людей спасателями, но название прижилось. Оно звучало по-разному на разных языках, но все понимали, о ком идет речь. Ментальность спасателей обнаруживалась у самых разных людей. Спасатель мог оказаться в кресле мэра – и тогда у жителей города до конца была хотя бы вода в кране, и за рулем рейсового автобуса – и тогда его движение по маршруту внушало прохожим надежду.

Спасателем оказался Петр Сергеевич, который, пережив вторую волну, собрал пару таких же пенсионеров, нацепил им на рукава красные повязки и пошел с ними по деревне. В опустевших домах они отключали свет и газ – их подача прекратилась после третьей волны, забивали досками двери. Там, где люди еще остались, переписывали их, просили наблюдать за соседями, пристраивать оставшихся без присмотра детей и быть особенно внимательными в отношении чужих. Мелочь? Нет, люди почувствовали власть и избежали тем самым многих бед.

Вообще волонтерские структуры оказались невероятно эффективны. До тех пор, пока работала связь, они не только сумели задействовать всех своих активистов, но и дать им установку на максимальную мобилизацию вокруг себя соседей, знакомых, сослуживцев. В основном их работа была связана с решением бытовых вопросов и психологической поддержкой – очень скоро стало понятно, что разворачивать акции по поиску пропавших не стоит. Волонтеры не только помогали окружающим, но и сами были заняты, им просто некогда было впадать в депрессию.

Особенно много спасателей оказалось среди медиков. Опыт недавней пандемии научил их действовать в кризисных условиях, и большинство крупных медицинских центров худо-бедно работали все три дня.

Не оправдали надежд большинство силовых структур. Именно у них выпадение отдельных звеньев управления практически парализовало низовой аппарат. Так что в лучшем случае они переходили в режим «осажденной крепости» и оставляли людей на улице на произвол судьбы.

Четвертый день все ждали с ужасом. К этому моменту информация о происходящем в конкретных районах планеты за их пределы уже не поступала, и японцы не могли поделиться с другими нациями радостной новостью. Да и побоялись бы, честно говоря, - уж слишком трудно было поверить в то, что все закончилось. Надо было дождаться хотя бы следующего дня, да и вообще, много дней должно было пройти, чтобы люди поверили, что все, этот кошмар уже позади. Надо было жить дальше, отстраивать то, что оказалось разрушенным, и врачевать души переживших. И одновременно помнить, какой дамоклов меч висит над планетой, и понимать, что не будет пытливому уму человека покоя, пока он не найдет ответ на вопросы, кто, как и зачем сотворил подобное.vv