ТАК ТЫ ГОВОРИШЬ, НАМ НУЖНА КАТАСТРОФА?

Глава I, в которой префект преторианцев обнаружил проблему, а император — решение

Древний Рим, ранняя весна 64-го года нашей эры, альтернативная вселенная…

Некоторые исторически-грамотные читатели, наверное, скажут, что эта книга не отражает реальных исторических событий. «Ерунда какая-то! Рим не зависел от оливкового масла из Греции! И вообще, с чего вдруг империю должно заботить какое-то там масло? Да какое угодно! Чего? Каменное?» (petroleum — «каменное масло» — прим. перев.)

Ответ на это простой. Это — альтернативная вселенная, где все возможно. Так что если вы не видите связи с нашим миром, может быть это от того, что ее просто нет. Или от того, что вы ее просто не видите.

Да и зачем спорить? Лучше вернемся к рассказу, где префект преторианцев обнаружил проблему, а император нашел решение.

* * *

Римские ночи холодны ранней весной, но не для гостей роскошного императорского дворца на Палатинском Холме. Горячий воздух, подаваемый из подвала, греет каждую комнату во дворце, включая и большой триклиний-столовую наполненную гостями, как благородными, так и не очень. По правде, благородных гостей почти что и нет. О времена, о нравы! Трапеза только что началась, так что одежды гостей еще чисты, но на этом их чистота и кончается. Если кто попробует найти здесь чистую душу, достойного мужчину или честную женщину — он будет стараться зря. Как эти люди оказались гостями самого императора? Кого это заботит? Уж точно, не императора, который только что покинул гостей ради уединения в таблинуме — рабочем кабинете.

Вслед за ним другой гость тоже покинул столовую. Хотя надо сказать, что «гость» — не самый подходящий эпитет для Офония Тигеллина. Префект преторианцев почти такой же хозяин во дворце как и сам император.

У этих двоих была серьзная причина уединиться, оставив вино, еду и гостей в одиночестве. Преторианцы, кроме всего прочего, представляли из себя одновременно разведку и секретную полицию огромной Империи, и император желал услышать отчет.

— Начать с хороших новостей или с плохих? — спросил Тигеллин.

— С плохих, — ответил император и махнул в сторону двери, — хорошие новости мне эти шуты в столовой расскажут и без тебя.

Тигеллин одобрительно усмехнулся и приступил к докладу.

— Самая плохая новость состоит в том, что греческое оливковое масло опять выросло в цене.

— И почему меня это должно заботить? — спросил император. — Я что, нищий сапожник, чтобы о ценах на масло волноваться?

— Нет, — согласился Тигеллин, — но вот о чем тебе стоит волноваться, так это о нищих сапожниках и остальных плебеях. А они волнуются по поводу цен на масло, потому что это то, что они каждый день едят с хлебом.

Император пожал плечами.

— Ладно. Так с чего вдруг цены выросли?

— Для начала, в Греции был неурожайный год, — обьяснил Тигеллин, — и кроме того, они нас ненавидят. Так что повысить цены для них — все равно что ухлопать двух парфян одной стрелой.

— Тогда может послать туда пару легионов? — спросил император.

— Там уже стоят наши легионы, Цезарь, — ответил Тигеллин, — но этим способом нельзя заставить их полюбить нас. Кроме того, не начинать же войну из-за нескольких паршивых сестерциев? Великие умы, такие как ты, понимают важность цен на оливковое масло, но поймут ли это патриции? Я уж не говорю о толпе. Римляне будут хохотать над тобой. Они скажут что ты принес оливковую ветвь войны.

— Да, ты прав, — задумчиво согласился император. — Просто тошно быть императором людей, которые ни о чем не могут думать, кроме хлеба с маслом. Кстати, о хлебе. Надеюсь с ним-то проблем нет?

— С хлебом все в порядке, — усмехнулся Тигеллин, — Египтяне видят наш конец каждый день в сновидениях, но слишком боятся нас, чтобы действительно взбунтоваться.

— Ладно, понял, — сказал император. — Ну, кто еще нас любит?

— Все, — снова усмехнулся Тигеллин. — Галлы, германцы, нумидийцы, евреи… Хотя насчет евреев, Агриппа-то нам верен, и мы далеко не первые в списке их тетрархов.

— Да неужто? — притворно умилился император. — Ну и кто же опередил нас?

— Христиане, — ответил Тигеллин. — Это их новая секта. Еврейские тетрархи считают, что те угрожают их власти. Хотя надо заметить, что христиане тоже не любят Рим. Согласно им, ты — это олицетворение зла, и скоро тебя и всех нас одолеет их самый главный.

— И кто же это такой, — спросил император с язвительной усмешкой.

— Какой-то проповедник, которого мы распяли по решению их собственного суда лет тридцать назад, — равнодушно ответил Тигеллин. — А еще они утерждают, что Рим — это столица зла, и что Рим скоро будет разрушен. И еще они отрицают твое божественное происхождение.

— Как и все остальные евреи, — заметил император. — Или я не прав?

— Да вроде бы прав, — согласился Тигеллин. — Странно, я никогда не думал об этом раньше. Наверное, обычные евреи делают это не столь назойливо как христиане. Кроме, конечно, их другой секты — зилотов. Эти-то вообще призывают к восстанию. Юродивые…

— Ну и черт с ними, — ответил император. — Чего еще хорошего?

— Мы поймали и казнили главу сицилийских пиратов, — сказал Тигеллин.

— Ты об этих контрабандистах, которые не платили пошлин и наводнили Рим дешевым греческим вином и восточным опиумом?

— Именно о них, Цезарь, — подтвердил Тигеллин. — Конечно, теперь все их семьи поклялись убить тебя, меня, и разрушить Рим когда-нибудь, но что они могут? Их удачи хватало только на то, чтобы пробраться мимо моей стражи в город. Это не угроза.

— Так, все-таки, что случилось между тобой и им? — император уставил на префекта неподвижный взгляд. — Правду, Офоний, все, что мне нужно, это простая правда. Я могу придумать вранье сам. Я знаю, что он платил тебе не один год, чтобы ты позволял ему заниматься его скромным бизнесом.

Глаза Тигеллина выдали смущение, но он совладал с собой и выдал:

— Он пропустил несколько платежей. Я его предупреждал, но он не послушал.

Император равнодушно пожал плечами.

— Что еще?

— Да все то же, — с некоторым облегчением ответил Тигеллин. — Варвары атакуют северные границы, мавританские берберы время от времени грабят торговые корабли, парфяне не хотят отдавать Армению, но в целом, ничего такого, чтобы действительно беспокоиться. Никто из внешних врагов не может причинить нам серьезный вред, Цезарь. Хотя многие пытаются.

— Столь много провинций, столь много сателлитов, и все хотят нашей гибели, — вздохнул император.

— А что ты хотел, Цезарь? Мы — величайшая империя на Земле. Империи имеют провинции, сателлитов, других врагов, но только не друзей. Не считая самих себя, конечно.

— Удивительно, что они до сих пор не сожгли Рим, — заметил император.

— Учитывая то, о чем я сейчас буду говоритть, — ответил Тигеллин, — удивительно, что ты до сих пор не сжег Рим.

Император взглянул на него с удивлением.

— Внутренние дела, — обьяснил префект.

— И?

— Начнем с мелочей, — приступил Тигеллин. — Эта иудейская секта приобрела очень много последователей в Риме. Помнишь, та самая что отрицает твою божественную природу и хочет увидеть Рим уничтоженным. Христиане.

— Ну и что? Только не говори, что ты сам с ними справиться не можешь.

— Их слишком много, — ответил Тигеллин, — Резня не принесет тебе популярности, Цезарь. Конечно, они не так важны сами по себе, но своими разговорами о тебе они отравляют общественное мнение.

— Общественное мнение, — фыркнул император.

— Оно, конечно, тоже не столь существенно само по себе, но оно может быть использовано против тебя, Цезарь, — ответил Тигеллин, — А народ тебя не очень любит. Люди говорят на Форуме об Агриппе и Октавии…

— Она устроила заговор против меня, ты это сам знаешь! — прервал его император.

— Я знаю, — Тигеллин ответил почти извиняясь, — Тем не менее, Агриппа была твоей матерью, и народу не нравится то, что ты с ней сделал.

— Почему они не могут заткнуться и забыть обо всем этом?

— Они бы заткнулись, — ответил Тигеллин, — да цены на масло им напоминают. И уж будь спокоен, кое-кто попытается это использовать.

— Кто? — усмехнулся император. — Народ не имеет значения, а любого патриция я могу казнить, когда захочу.

— Кто? — переспросил Тигеллин, — Ну, скажем, Гай Кальпурний чего-то не выглядит слишком счастливым. А как насчет твоего учителя — Сенеки? Он действительно ушел на заслуженный отдых или просто уединился чтобы строить какие новые планы? Я уж не говорю о твоем Арбитре Элегантности Петронии.

— А что о нем? Да и обо всех троих? — хмыкнул император, — Три императора подряд, Клавдий, Калигула, и Тиберий, были убиты преторианцами, а ты твердо меня поддерживаешь. Что эти патриции вообще могут сделать?

— А как насчет Юлия Цезаря? — спросил Тигеллин, — Не нужно давать твоим врагами оружие против себя. Не давай им использовать народное мнение. Мы не можем их всех казнить, хотя бы потому что этим ты разозлишь народ еще больше и тут же заработаешь новых врагов.

— Ладно, ладно, — махнул рукой император, — Так что же ты предлагаешь?

— Нам нужно что-то, что позволило бы достчь двух целей, — ответил Тигеллин, — во-первых, сделать тебя популярным, а во-вторых, отвлечь людей от текущих проблем. И это что-то дожно быть впечатляющим. Скажем, если бы ты спас город от какой-нибудь страшной угрозы или катастрофы, все стало бы значительно лучше. Ты бы мог казнить кого хочешь, когда хочешь, и где хочешь, и толпа будет продолжать кричать от восторга. Ты сможешь послать легионы куда тебе взбредет в голову, и толпа будет только аплодировать. Идея понятна?

— Но от чего я могу спасти город? — спросил император. — Все эти враги снаружи и внутри так толком ничего серьезного и не сделали.

— Иногда почти жалко, что их желания не сбылись, — заметил Тигеллин. Он усмехнулся и посмотрел на императора. Мягкая тишина, нарушаемая только голосами из триклиния, заполнила комнату. Оба собеседника думали.

— Так ты говоришь, нам нужна катастрофа? — задумчиво сказал император.

* * *

Современная история убеждена, что ранние христиане не имели никакого отношения к пожару Рима в 64 году нашей эры. Многие историки также считают, что император Нерон тоже не имеет к этому пожару никакого отношения.

Загрузка...