Три девицы под...

Внезапный скрип ступенек, долетевший со стороны лестницы, заставляет меня насторожить слух. Через секунду в дальнем конце коридора знакомо взвизгивает половица. Кто-то, кому здесь вовсе не место, только что поднялся на второй этаж. Вскоре я слышу чью-то опасливую поступь. Тихий нестройный топоток делается все отчетливее и все ближе продвигается к дверям моего кабинета. Теперь я могу различить детали. Две или три пары конечностей: легких, босых и, без сомнения, девичьих нетвердо ступают в полутьме коридора. Их хозяйкам неведомо, где тут включается свет, так же как совершенно невдомек, что здешняя акустика доносит до меня малейший шорох, произведенный с той стороны двери.

– Козлова, смотри, куда лапти ставишь! – раздается возмущенное шипение. – На ногу мне наступила, дура косолапая!

– Эй, да я-то тут при чем? Это Лизка сзади пихается! – оправдывается другой шепоток.

– Кать, что еще за реприманды? – протестует третий голос. – Ты же сама передо мной тормознула.

– Алиска первая тормознула!

– Ну, а мне какая разница?

– Тише вы, коровы… Вот, наверное, его логово. Нашли! Тут свет внизу, видите? На месте наш клиент: никуда теперь не денется... Давайте пока отшагнем маленько, не то вспугнем раньше времени…

Клиентом, по всей видимости, они величают меня... Сегодняшним вечером, возвратясь с опостылевшей мне конференции на день раньше положенного срока, я нашел свой дом пустым, а Иркину комнату – слегка расхристанной. Хранящей следы торопливых сборов. Ничего такого, но зрелище довольно непривычное. Дверцы шкафа были распахнуты настежь, открывая блеск и нищету нынешней молодежной моды. Несвежий топик валялся прямо на полу, рядом со смятыми шортами. На кровати пестрело, кружавилось и бретелилось то, чем деликатная Ирка в обычной жизни старалась не разбрасываться. Здесь явно принаряжались. Меняли перышки – от и до, включая те из них, за которые отцы своих дочерей исправно платят, но воочию никогда не лицезреют.

Ирке почти девятнадцать, и в моей неусыпной опеке она давно не нуждается. Первый курс филологического, – в том же университете, где я преподаю свой самобытный предмет, – пройден ею как по маслу, а о большем, по моему разумению, и мечтать не следует. Предваряя свое возвращение, я написал дочери из аэропорта, дабы, в качестве продвинутого отца, дать ей время спровадить гипотетического кавалера, если таковой решил задержаться в нашей квартире на ближайшую ночь. Однако мое дальновидное сообщение осталось непрочитанным. Равно как и два-три последующих...

Нет, отец я действительно нестрогий, чему весьма способствует моя специализация, и от личной жизни дочери предпочитаю держаться на известном расстоянии. Мне достаточно знать, что этой самой жизнью она благополучно зажила с шестнадцати лет, и все у нее там складывается слава богу. Особым постоянством в своих отношениях Ирка пока не отличалась, но, учитывая инфантильный тип ее традиционного избранника, оно, пожалуй, и к лучшему.

Тем не менее, не застав ее дома, и вдобавок не обнаружив на месте ключей от нашего дачного имения, я несколько забеспокоился. Длинные гудки в телефоне только подогрели мое беспокойство. Вскочив за руль, я в полтора часа домчал до дачи, а там... Там... Нет, Ирки там не было. Буквально за минуту до того, как я миновал ворота своего участка, возлюбленная дочь соизволила перезвонить и, если слух меня не обманул, все мне объяснила. По крайней мере, так она и начала: «Папуль, я все тебе объясню»... На нашей даче у них, понимаете ли, затеялся «девишник». Совершенно, как водится, спонтанно. Ну, там: девчонки-сокурсницы, еще какие-то девчонки и... пара-тройка парней. Ну да, парней, а что такого?

«Наш-то» с нею парень – молодец (Павликом, кстати, зовут), а вот двое других сразу между собой поцапались, да так, что, в конце концов, пришлось их выставить за дверь. (Если я правильно все понял, этим двоим удалось как-то не поделить пятерых оставшихся девиц, за что им – мое искреннее восхищение). Вскоре после этого стало вдруг... «скучновато», и Ирка с Павликом на его машине отправились к его же родителям. Тоже на дачу. «Тут рядом, в получасе езды. Вот, как раз Павликова мама меня зовет. Чай пить с медом... Иду, Марья Петровна!» Ну, а девчонки у нас переночуют, раз такое дело... «Гуляева, Новикова – ты их знаешь. И еще там кое-кто... Ты туда уже заглядывал? К девчонкам... Папуль, а, может, не стоит?»

Может, конечно, и не стоило... Воздержусь от подробностей, но к моему появлению девушки подготовились из рук вон плохо. Такого вина я точно не пью – обоняние не позволяет, и такими закусками точно не оперирую: ни холодные, ни горячие, а попросту, – сохрани господь их девичьи желудки, – какие-то чипсы с кетчупом. А главное, конечно, дымина... И хотел было подумать, что табачный, да потерпел неудачу. Память не согласилась. Сам когда-то в молодости плавал. По мелководью...

Завидев меня, три юницы из пяти, – именно что Гуляева, Новикова и какая-то третья, – вострепетали чуть не до беспамятства. Шутка ли сказать – не просто подружкин папаша, а натуральный «препод»! Хоть и не свой, но в университете личность известная. Мутная, судя по разным сплетням, но известная. Бывает, что и на филфаке мелькает. В костюме. Захочет, так, небось, и дверь в деканат откроет – прямиком с ноги. А там, разумеется, декан, Роман Леонидович... В общем, вышеназванный триптих я привел в совершенную панику. Прочие две девушки отнеслись ко мне не в пример спокойнее: этим было не до меня – пребывали себе без сознания, и точка.

Ну, здесь-то, как говорится, живые и позавидовали мертвым. Так-то я человек уравновешенный, однако, то ли от нервов, то ли, напротив, от облегчения, что с Иркой все обошлось благополучно, меня, что называется, прорвало. Девчонки, – кстати сказать, и до того не слишком хмельные (толерантность у них, что ли...), – в пять минут протрезвели как стеклышки. Во всяком случае, некоторые из них... Сгоряча я наговорил им предостаточно. Никаких оправданий не выслушал, никаких реверансов не принял, никаким извинениям не внял. Под занавес, туманно пригрозив «последствиями», ужаснувшими их тем больше, что сам я имел мало понятия, о чем говорю, я царственно удалился к себе наверх.

И вот теперь, надо понимать, организована контратака. Превосходящими силами. Под покровом ночи...

– Так, Катюш! – командует уверенный голосок, который кажется мне главным запевалой в этом невидимом трио. – Стань сюда! Прямее! Не сутулься… Полшажка назад... Нет, вернись… Нет, отойди… Куколка моя! Ты у нас кто? Изваяние? Хорош скромничать! Тушкой поторгуй маленько…

– Не пойму! Что надо-то от меня?

– Зрелища, Кать, зрелища... Лизок, ты-то хоть не спи! Телефоном на нее посвети, коли не пугливая… Да куда, е-мое! Выше свети! На кой мне ее ходули? Вот так… А ну, лебедушка! Покрутись!

– Чего ты нукаешь?

– Здрасьте пожалуйста! А что, нельзя? Вашу светлость сие фраппирует? Ладно: тогда, камон!

– Чего «камон»?

– Поворотись-ка, сынку!

– На фига мне поворачиваться?

– Да вот, не налюбуюсь никак... Ага, ага... Нормалек. Еще пару пуговок на рубахе расстегни, будь ласкова.

– Куда еще-то! Хочешь, чтобы у меня буфера наружу брызнули?

– В идеале – да. Лишь бы не сходу, а в нужный момент... Что это за гимнастерка у тебя? Где ты такой прибарахлилась?

– Да там же, где и все, – в шкафу. Хозяйская, не иначе.

– Длинновата, как по мне...

– Прикалываешься? И без того, как ни сядь, сквозняком трусы видно...

– Что?! А когда ты трусы успела надеть? Рехнулась? Мы же договорились...

– Договорились? О чем это? Лизка – в трусах! Ты – в трусах! Обе, как благородные. А Козлова вам кто? Проститутка?

– Во-первых, не ори! Во-вторых: ну что ты! А в-третьих, так ведь и задумано.

– Что задумано? Чтоб мне одной без порток шлендрать? Упыря этого на живца приманивать?

– Блин! Ну, ты сглазь еще… Живец у нее, видали… А что тебя не устраивает? Все по классике. Будешь как Шэрон Стоун.

– Да? А вы почему не по классике?

– Для альтернативы! Про свободу выбора слыхала? Ты из нас самая фатальная. Лизуха – загадочная. Я – посередине… Откуда нам знать, на кого он клюнет? Ты в его вкусах разбираешься?

– Он же извращенец. Которая раньше пилоткой сверкнет, той и отдуваться.

– Ага, размечталась! Не все так просто... С нормальным мужиком – да. А этому хрен пойми, что нужно... Лизок, а ты чего молчишь?

– Я телефоном свечу...

– Умничка! А если по делу?

– Благодарю! Если по делу, то Сергей Денисович не извращенец. Он сексопатолог...

– А в чем разница?

– Ну-уу... Долго рассказывать. Да и неохота… Пусть будет извращенец.

– Да уж, помогла... Короче, помните уговор: фортелей не выкидывать. Без выкрутасов! Какую выберет – та и остается. Дает все, чего там его душенька попросит, и адью! На свободу с чистой совестью… Вопросы есть? Катюш?

– Алис, а ну как он всех нас вые... тьфу ты, блин... выберет? Разом? Или, допустим, по очереди?

– А тебе жалко? По мне, так даже лучше. Тогда уж точно насчет травки не стуканет. Стопудово! Тут мало того, что каждая с ним отночует, так у каждой еще и по два свидетеля.

– Поняла! Если что, мы и сами стукануть можем. Растление как-никак, причем серийное… Три жертвы – тут вам не шуточки.

– Так неправильно говорить! – это, по-видимому, Лиза. – Он же нас не до смерти... выберет... Куда ему! Возраст уже все-таки, форма… Следовательно мы не жертвы, а потерпевшие…

– Да пофигу, для заявы и так сойдет…

– Эй, вы губки-то прежде времени не раскатывайте! – это снова Алиса. – Потерпевшие… Потерпите сначала, тогда и радуйтесь… Да и насчет растления – это ему, извините, не к нам. Опоздал немножко… Эх, где мой десятый «А»! Где моя невинность!

– Десятый? Алис, нам-то не заливай!

– Да я ж не про то! Я про имидж… Кроткий взор. Светлые слезки. «Ах, Сергей Денисович! Что это мы с вами сделали? Я жена вам теперь? Или, может быть, по-хорошему разойдемся?» Прямо за яйца бы взяла, соблазнителя… Только вас, походу, не в ту сторону понесло. Идея другая. Никто ни на кого не стучит! Все друг друга любят. А наутро, с первыми лучами зари, – новая прекрасная жизнь. Как бы ничего и не было. Ни любви, ни шмали…

– Что-то мне это не импонирует! – говорит, по-моему, Лиза. – Если жребий выпадет – не вопрос. Так и быть, отдамся любодею. Но сподвижники мне при этом без надобности.

– Будь другом, переведи...

– Минуточку... Перевод готов. В оргиях я не участвую!

– Ты сама себя слышишь, Новикова? «Жребий»! «Отдамся»! «Любодей»! Обкурилась, сердешная?

– Ш-шш… Только между нами. Истинная правда!

– Так это когда было! По второму кругу вставляет, что ли? …Ты-то, может, в оргиях и не участвуешь, а он участвует. Только в путь! И покамест он здесь музыку заказывает, а не ты.

– Сергей Денисович?

– Он самый.

– А-аа... Ну, ладно тогда... Если с музыкой, то приемлемо... Только, в случае оргии, на задницу мою не пяльтесь. У меня там прыщик...

– Ну, точно под кайфом... В общем, все! Расступились! Я захожу... Боженька милосердный! Спаси и сохрани меня, грешную... Эй, там! «Аминь» кто-нибудь скажет? Нет? Ну, и как же мне, интересно?

– Что «как»?

– Как вместе с такими нехристями на дело идти! Плечом к плечу под одного мужика ложиться! Тьфу на вас...

Раздается решительный стук. Отклика никто не ждет – дверь отворяется одним махом. И то верно! А ну как хозяин-извращенец уже занялся какими-нибудь темными делишками, и нашей святой троице представится возможность поймать его за руку... А еще лучше – с поличным... С чем-то, от чего надлежит зажмурить глаза, заверещать во все горло и потребовать немедленной компенсации за «аморальный ущерб». Какой компенсации? Разумеется, в виде торжественной сделки о неразглашении взаимных секретиков. И фавны сыты (ну, вприглядку), и нимфы целы... Впрочем, возможно я переоцениваю этих девчонок, самая шустрая из которых, Алиса, окаменела сейчас на пороге моего кабинета и в секундном замешательстве мельтешит рыжеватыми ресницами.

– Ой, Сергей Денисович! Вот вы где! – невпопад удивляется девушка, однако тут же осознает свой промах и исправляется. – Хорошо, что вы здесь! Что это? Ваш кабинет? Надо же, сколько книжек… А мы к вам тоже по дельцу... Можно?

Тут она спохватывается и выставляет вперед приятного вида ножку, нарочито оголенную до середины бедра. «Вот! Как вам такое? А ведь, если нужно, здесь, буквально через порог, у меня еще и вторая найдется. В точности такая же, если не лучше...» Над своим импровизированным неглиже Алиса особенно не мудрила. Избавилась от джинсов в облипочку, что ничуть не выручили ее внизу, во время нашей недавней конфронтации, да взамен коротенького топика напялила мужскую футболку, в которой я без труда узнаю свою собственную. Если что – не придерешься. Барышня ночует на даче – переоделась в домашнее. А вы что себе подумали? Лифчика нет по той же причине. Кого-то это волнует? Да что вы! Как неожиданно! Нет, если волнует, другой разговор – давайте об этом потолкуем...

– Входите... э-ээ... Гуляева, кажется? – я благовоспитанно поднимаюсь со стула и приветствую девушку коротким кивком. – Не ожидал... Кто там еще с вами? Козлова? Новикова?

– Катенька и Лизочка! – со значением поправляет меня Алиса, подаваясь в сторону и уступая дорогу своим спутницам. – А меня можно звать Алисой. Или Алечкой, если вам удобно... Проходите, девочки! Сергей Денисович приглашает...

Катя Козлова, она же Катенька, смотрится, мягко говоря, комично. Не знаю, на какой эффект рассчитывала ее ушлая подруга, но при первом же Катином шаге ее молочные железы совершают энергичный подскок и чуть не выпадают из не в меру распахнутой шведки. На втором шагу – то же самое. Вперед и назад. Вперед и назад. Будто парочка упитанных, но нерешительных слетков на краю родительского гнезда... Невольно хочется подскочить к несчастной и что-то такое предпринять, чтобы удержать в берегах ее изрядные и, нужно сказать, довольно миловидные излишества. Такой чисто отеческий порыв... В отличие от рыженькой Алисы, все повадки которой донельзя роднят девушку со знаменитой тезкой из книжки про Золотой ключик, черноволосая Катенька напоминает эдакого Пьеро: слегка нелепого, немного заторможенного, чем-то уязвленного в глубине своей полногрудой души и, в ее персональном случае, капельку невежественного.

Лиза Новикова, вступающая в мой кабинет последней, в нашей сказке безусловно Мальвина. В университете она на хорошем счету, летнюю сессию выдержала на отлично и, вообще, склонна внушать оптимизм своим преподавателям. Она мало вписывается в эту легкомысленную компанию, хотя ее теперешний наряд изо всех сил уверяет в обратном. Так же, как и на Алисе, на ней красуется одна из моих старых футболок, доживающих свой век в дачном шкафу, а из-под футболки виднеются такие же голые и готовые к рискованным похождениям ноги, что и у ее товарок. По-видимому, модельер был у них сегодня один на всех и стремился более к лаконичности, чем к разнообразию... Мальвина у нас блондинка, но с умненькой ее головки свисает несколько голубоватых прядей – под цвет широких кукольных глаз... каковые, к слову, у кукол выглядят обычно более осмысленными, чем у нее в настоящую минуту.

– Что за дельце у вас, Гуляева? – спрашиваю я. Разумеется, я крайне заинтригован. И как же, позвольте узнать, эти восемнадцатилетние пигалицы рассчитывают взять меня в оборот? Меня! Зрелого, – хорошо за сорок, – мужчину. Профессора, между прочим. И, как нарочно, специалиста в той самой области, на которую они сейчас делают ставку, подвигая взрослые, нешуточного номинала фишки своими тонкими, едва отвыкшими от школьного мела пальчиками. – Гуляева! Вы отвечать собираетесь?

– Ну, что же вы... Ну как же… Алиса ведь... Алечка! – напоминает Алиса. – Пожалуйста... Я сюда не в качестве студентки пришла. А, можно сказать, в качестве девушки...

– Что ж, вполне разумно с вашей стороны! Начинайте привыкать к этому качеству, – зачем-то стращаю я бедолагу, хотя буквально только что совершенно не предполагал этого делать. Будто черт за язык дернул. У девчонки страдальчески вытягивается лицо… – Впрочем, ладно, Алиса! Оставим... Однако, что за притча такая с девушками? Разве по фамилии вас нынче звать не принято?

– Если по правильному, то – нет, – поучает меня Алиса. – Девушка – это ее имя. А если в мужских устах, то тогда еще и интонация... А фамилия – что: сегодня она одна, завтра другая, послезавтра третья...

– И так каждую неделю, – понимающе киваю я. – Что ж, век у нас стремительный. Согласен. Да и какой же русский не любит быстрой езды...

– Гоголь! – внезапно провозглашает Лиза, с непомерным восхищением протягивая руку в моем направлении. – Несомненно! Николай Васильевич...

– Да нет же: Сергей Денисыч, дурочка! – толкает ее Катерина. – Молчи уж лучше… Простите ее, пожалуйста! Она в неадеквате...

– Кать! Ты что ж такое мелешь? – в свой черед толкается Алиса. – Все с ней в порядке! Зачем наговаривать? Просто обозналась...

– Сударыни! – громко заявляю я. – Ночь на дворе. Нельзя ли сразу к сути! Чем обязан?

– Можно мы присядем? – просится Алиса.

С моего позволения девушки рассаживаются. Катю, ткнувшуюся было в сторону диванчика, Алиса твердо хватает за плечи и запихивает в кресло, установленное напротив моего стола. Рыжеголовая бестия определенно возлагает большие надежды на свою видную подругу. Не иначе как прочит ее в любимые жены для мистера извращенца… Я замечаю, как быстрая рука ловко поправляет Катин бюст, придавая ему максимально выгодные очертания. На диванчике размещается сама Алиса. Лизу она усаживает туда же, не преминув позаботиться и о ее товарном виде: хрупкая фигурка искусно драпируется излишками вместительной футболки. «И вот еще угощение...» Собственных девичьих статей, отметим ради справедливости, далеко от моих глаз Алиса тоже не прячет: «Ну, и нарочно для гурманов…» Лиза с недоверчивым интересом рассматривает свои обнаженные ляжки.

– Кажется, это не мои ноги, – она переводит взгляд на бедра своей соседки, коими та в этот самый момент напряженно постукивает друг о дружку. – Вот же мои ноги! Что они там делают?

– Шутит! – со стоическим спокойствием поясняет Алиса. – Юмор у нее такой... Лизок, перестань, проказница! Мы здесь по делу...

– И в третий раз... – я опускаюсь на стул, стараясь держаться чинно, но доброжелательно. – С чем вы ко мне пожаловали, юные леди? По какому вопросу? Отвечает... Катенька!

– Э, нет! – подпрыгивает Алиса (отчасти, по-моему, от крепкого щипка, которым пытливая Лизочка награждает ее лядвея). – Давайте лучше я объясню! Мы насчет того недоразумения... Того, что давеча... Хотели кое-что обсудить, достигнуть взаимопонимания...

– Не торопитесь, Гуляева! Сиречь, Алиса… Думаю, вам еще представится такой случай. А нынче не ваш звездный час... Катерина!

– Здесь! В смысле, слушаю…

– Нет, это я вас слушаю. Меня уведомили, что вы у меня по делу. Это так?

– Ну... вроде того, – Катя неуверенно косится в сторону дивана. – По нему самому...

– По какому же конкретно делу?

– Да что уж тут... известная вещь… по этому делу...

– По деликатному... – подсказывает со своего места Алиса.

– По деликатному, – покорно соглашается Катя. – Хотите, я вам сиськи покажу?

– Умг, – давится Алиса.

– Вы именно так ставите вопрос, Катерина? – я внушительно задираю бровь. – Хочу ли я?

– Ну, может, не совсем хотите… Может, просто не возражаете…

– Что ж, – невозмутимо заявляю я. – Если сами вы испытываете такую потребность… С моей стороны возражений не имеется... Пожалуйста! Почему бы нет? Показывайте, прошу...

– Нет, правда? – вдохновляется Катя. – Сергей Денисыч! А вы меня не разыгрываете? Можно?

– Помилуйте! Какие розыгрыши? Напротив, я совершенно серьезен...

– Круто! Большое спасибо! Тогда... Вот! – мне поспешно демонстрируются весьма достойные женские груди, которых я, по причинам конфиденциальности, описывать здесь не собираюсь. – Нравятся?

– Недурно, – признаю я. – Случай, конечно, любопытный, но в моей консультации не нуждается. Легкая форма эксгибиционизма. Ничего исключительного. Можете не волноваться. На качество дальнейшей сексуальной жизни существенного влияния не окажет...

– Серьезно? – изумляется Катя. – Легкая форма? Ничего исключительного? Вы же еще даже не трогали!

– Уверяю вас, это лишнее! Достаточно визуального осмотра...

Алиса начинает с пониманием покачивать челкой: «Эге! А клиент-то, по всему видать, из этих…»

– Впрочем, если вас не затруднит, – вежливо обращаюсь я к Катеньке, – Не могли бы вы потрогать себя самостоятельно?

– Сама себя?

– Совершенно так! Кстати, во избежание путаницы: речь идет единственно о бюсте. Обойдемся без эскалации...

– Действуй! – ободряюще шепчет Алиса.

– Не вопрос! – Катенька действует.

– Что скажете? – справляюсь я спустя полминуты. – Никакого дискомфорта? Никаких необычных ощущений?

– Вау! Вы что, телепат? Девчонки! Все правда! У меня палец на ноге побаливает. Указательный. Только что на лестнице зашибла. Хорошо еще ноготь не снесла...

– Жаль это слышать, Катерина! Однако, я о вашей груди. О той штуке, что у вас под рукою...

– А, вы про сиськи. Нет, там все четко! Ну, разве что руку хотелось бы побольше.

Алиса безмолвно аплодирует: «Так держать, подруженька!»

– Отлично! – констатирую я. – Маммагимнофобию и синдром грустных сосков исключаем.

– Боже, какая прелесть! – оживляется Лизочка. – Грустных! Гру-уустных… Как это экспрессивно... Скажите, а какие они еще бывают? Сосочки... Веселые? Безразличные? Сердитые? Одинокие? Алис, а у меня какие? Как думаешь?

– Болтливые! – с неудовольствием буркает Алиса. – Нафига ты атмосферу людям разрушаешь? Или сама ступай к пилону, или сиди и не отсвечивай... Ну, что? Первоклассная фемина! Да, Сергей Денисович?

– В целом, да! Феминность на уровне. Значительных отклонений не наблюдается, – подвожу я черту. – Беспокоиться не о чем... Это все? Мы закончили? Тогда, как говорится, не смею вас больше задерживать...

– Стойте! Так на чем сошлись-то? – не понимает Алиса. – Мы вам ее оставляем? Катеньку... Берете?

– Беру? – в свою очередь «не понимаю» я. – Зачем? С какой целью?

– Сами знаете... – девушка не намерена сдаваться. – В доктора поиграть. Приятно провести вечер.

– Во-первых, не в доктора, а в профессора! Не следует смешивать. А во-вторых, уже ночь...

– А ей без разницы... В смысле, ночь так ночь, какие проблемы?

– И вот еще важный вопрос! – вклинивается Лиза. – Мне как, уходить? Меня отвергли? Или я еще понадоблюсь?

– Сиди на месте! – бросает ей Алиса. – Сергей Денисович? Извините, я не уяснила... Мы с вами договорились или нет?

– Ба! А вы что же, договариваться сюда пришли? Или мадемуазель Козлову мне показать? С ее небольшими аномалиями…

– Эй, какие там у меня аномалии!

– Пардон, Катенька! Не подумайте! Это по адресу вашего поведения. К фигуре отношения не имеет…

– Блин! Вот совсем не так я хотела! – сетует Алиса. – Нужно было постепенно... Ну, куда ты влезла со своими сиськами! – напускается она на Катю. – Видно же, что человек основательный. С запросами. Голимым топлесом не проймешь... Простите, Сергей Денисович! Насмешили мы вас, наверное...

– Что-то я не врублюсь! – недоумевает Катенька. – Мне этот рельеф убирать или пока не надо? Кто скажет?

– Я скажу! – отказать даме в руке помощи я не в силах: разумеется, исключительно в фигуральном смысле. – Убирайте, Катерина! Боже! Осторожнее, там пуговицы… И запахнитесь получше. Простудитесь еще...

– Значит, так! – решается Алиса. – Сергей Денисович! О чем тут говорить. Вы нашу политику уже уловили. Мужчина опытный...

– Покровы сняты! – подтверждает Лиза. – Карты раскрыты! Маски сорваны!

– Да-да, раскрыты и сорваны, спасибо! Мы уже поняли! – возвращает себе слово Алиса. – Сергей Денисович! Что еще добавить… Нам очень жаль! Жаль, что все так вышло. С вечеринкой этой дурацкой, с вином и, особенно, с дурью...

– Это с чьей же дурью?

– Ну, с травкой… С марихуаной… Мы только попробовать, честно! Первый и последний штакет... или как там это называется, даже не знаю... Чисто по слабости! А слабости у каждого случаются, вам ли рассказывать…

– Прошу прощения!

– Что вы, не извиняйтесь! С кем не бывает. Иной раз и не хочешь, а оно как-то само... Глядь, а ты уже там... По ту сторону добра и зла... Да ведь?

– Что ж, – осторожно соглашаюсь я, – с точки зрения анамнеза… Большинство случаев примерно так и описывается. Что же до моей практики…

– Вот и я о вашей практике! Не грузитесь! Все это нормально, – уверяет меня Алиса. – Простительно! Мы же люди, не ангелы... Все мы, на кого ни покажи... И у вас ведь их немало, правда? Слабостей? А, Сергей Денисович? Что скажете?

– О, слабостей у меня навалом, – не отрицаю я. – Что называется, на троих хватит...

– Во-оот! – все больше воодушевляется Алиса. – Отлично!

– Отлично?

– В смысле, ничего страшного… А про троих – это вы сейчас тонко пошутили. Приняла к сведению… У нас слабости, у вас слабости... Я, конечно, не Фибоначчи, но, помнится, минус на минус дает плюс...

– Это к чему же такая математика?

– К счастью, Сергей Денисович, к счастью! Только и всего! К тому, что ваши слабости мы тоже готовы понять. На началах взаимности… Все как одна поймем! Ну, или одна за другой, если вам так комфортнее… И все в выигрыше!

– Неужели? Видите ли, Алиса, мои собственные слабости…

– Нашим, небось, не чета? Не сомневаюсь! И даже сочувствую! В одиночку с такими не справиться. Тут компания нужна… Вы не стесняйтесь, это у многих так. Я вам про себя такое могла бы рассказать. О-го-го! Да и про Катюшку с Лизонькой – тоже...

– Про меня не надо, – возражает Лиза. – Этого никогда не было! Никогда! Всего раз! Роковая ошибка… А, собственно, что ты имеешь в виду?

– И про меня не надо! – встревает Катя. – Не понимаю, о чем у вас разговор, только со своими слабостями я как-нибудь сама разберусь. Без свидетелей... На самом деле, по жизни они мне и не жмут особо. А некоторые даже в радость...

– Золотые слова! – ликует Алиса. – Ровно об этом я Сергею Денисовичу и толкую. Прямо расцеловала бы тебя за них, котенок... А что! Это же идея! Сергей Денисович! Не рассердитесь, если я Катеньку поцелую? Со стороны это может выглядеть странно... А может и миленько – тут чьими глазами смотреть...

– Вот как? – уловив направление ее мыслей, я внутренне усмехаюсь. – Полагаете, именно в таком перформансе я и нуждаюсь? Довольно незамысловато…

– Так я же не просто поцелую! – Алиса пытается разглядеть на моем лице признаки энтузиазма. – Я, пожалуй, увлекусь. Ручки, ножки, то да се… Пятое-десятое… М-мм? Вам какие зрелища по душе? Женский рестлинг... Художественная гимнастика... Или вы не болельщик?

– Какое пятое-десятое? – наводит справки Катерина. – Что за дела? О пятом-десятом нужно было заранее предупреждать!

– Ну, извини! – парирует Алиса. – Так получилось. Спонтанность никто не отменял.

– Повремените с поцелуями, дамы, – во мне пробуждается академический азарт. – Позвольте поинтересоваться. А что, в вашем… гм… девичьем сообществе подобные нежности в порядке вещей?

– А вам это зачем? – бдительно уточняет Катя.

– Научное любопытство... Или маниакальное, если такого рода мотив звучит для вас убедительнее...

– Лично в моем сообществе... – Катя раздумчиво приподнимает пятую точку и ожесточенно чешется. – Комары треклятые... В моем сообществе такие нежности сразу идут лесом... Вы ж про лесбиянство? Нет, спасибочки! С бабами одно разочарование. Что в них хорошего? Бабы, как одеколон: пахнут приятно, а на язык – лучше бы не пробовала.

– Кать, – вредничает Алиса. – А как же Ленка Дворжецкая? В общаге-то? На Новый год? Свечку вам я, конечно, не держала, – другие дела наклюнулись, – но было ж там у вас, чего отпираться...

– А я о чем? Говорю же – лучше бы не пробовала... Кто это вообще придумал: барышню – Дедом Морозом обряжать! Юмористы... Вот и закадрила я сдуру этого оборотня…

– Ну, разумеется, Кать! Обозналась. Впала в заблуждение… И так до самого конца… Или что там у Дедов Морозов бывает…

– Не смешно, между прочим! По первости обозналась. Ну, а после, как бороды его лишила, неудобно уже было отказываться. У Ленки уж настрой включился – хоть ведрами уноси. Не динамить же девку в таком состоянии – это уж зверство, я считаю…

– Моя ж ты гуманистка!

– Да и там такая девка, если кто не в курсе… Доска! Максимум – полено! Только сучка к ней, по ходу мероприятия, и не хватало...

– Гляди ты: метафора, однако! М-да, не свезло тебе в тот раз, Катюха. Просчиталась малек. Надо было на Снегурку охотиться.

– Это почему ж?

– Потому самому! У нее, как выяснилось, с сучком полный порядок... Эй! Да какой там сучок, что я напраслину-то возвожу... Петарда, мать, – никаких фейерверков не нужно! Сами перед глазами звездятся…

– Иди ты!

– Да, вон, хоть у Ирки спроси: ей тоже после меня перепало... Или, может, не после, а параллельно, – я уж не реконструирую... Но она-то вспомнит: у меня к тому времени в крови чего только не было, а у нее, как обычно, один шампусик...

– Тю, Алис! А мне ни полслова! Подруга называется... Нет, что Снегурка – мужик, это я, извиняюсь, невооруженным глазом распознала. По носкам. Те еще феромоны... Ну, а потом и по голосине, само собой: внучки таким басом не матерятся...

– И чего ж ты? Искра не проскочила? Бабочек в животе не почувствовала?

– Меня платье напрягло. В каком оно смысле? Нормальные пацаны юбками со стеклярусом не балуются... Алис! Так, а кто хоть там оказался?

– Где?

– Где-где... Под юбкой!

– Кать, а я знаю? Праздник же! Кому не фиолетово? Но точно кто-то не из наших... Хе-хе-хе... Наверное, геолог какой-нибудь, судя по навыкам...

– А что там за Ирка? Которой перепало? С тобой-то ясно: ты по таким пустякам знакомств не заводишь. Может, она удосужилась?

– Ирка-то... – здесь у Алисы случается затруднение. Она часто-часто моргает зелеными, как салат, очами и столь же часто тарабанит пальцами по сомкнутым коленкам. К слову, эти самые коленки уже пару раз пытались привадить мой взгляд, ненароком отлучаясь друг от дружки на тщательно выверенное расстояние. И, если не ошибаюсь, старались они при этом не столько ради себя, сколько в пользу некоей третьей стороны, пожелавшей остаться между. Лизонька, которая, кажется, не до конца рассталась с подозрениями относительно принадлежности соседских ножек, ревниво следит за этими манипуляциями. – Что? Какая Ирка?

– Вот и я спрашиваю: какая? Щукина или Сазонова? Других-то там не водилось...

– Ясный пень, Сазонова! – беззаветно врет Алиса. – Сама не могла догадаться?

– А с чего бы мне догадываться?

– Вероятно, с того, – сдержанно предполагаю я, – Что, по мнению вашей подруги, Ирина Сергеевна Щукина, – родная дочь господина Щукина, которого я тут всеми фибрами воплощаю, – ни в чем подобном участвовать не способна. Или, правильнее сказать: «соучаствовать», если я верно понял роли и хронологию. Но ключевые слова здесь: «не способна». Ни участвовать, ни соучаствовать...

– А, точно! – стремительно вразумляется Катерина. – Щукина не способна! Это я не подумала. А раз не способна, то и не стала бы! Ни за какие коврижки...

– Что вы говорите, Катенька! Даже за коврижки не стала бы?

– Спрашиваете! Думаю, даже и за деньги! Ваша Ирка – правильная девчонка. Прямо... я не знаю... недотрога! Можете гордиться. Яблочко от яблоньки... Ой, не то! Короче, она молодец! Золото! Не то что, к примеру... Сазонова. Куда там! Наша Сергевна с Сазоновой на одном поле рядом не сядет...

– Достаточно! – поднимаю я руку. – Не будем уточнять, зачем им там садиться... К вашему сведению, девушки, в личную жизнь своей дочери я принципиально не вмешиваюсь. И к наличию таковой отношусь с полным пониманием.

– Да там и понимать нечего! – по инерции продолжает Катенька. – Какая еще личная жизнь? Кто ее видел? Фотки есть? Нету? До свиданьица!

Алиса украдкой задвигает за спину свой телефон, до этого валявшийся возле нее на диване.

– То же касается и вас троих, – расширяю я свой тезис. – Всей вашей популяции. Хочется вам петард – пожалуйста! А если ограничитесь хлопушками, то можно выразиться и «на здоровье».

– Ага, спасибо! – машинально реагирует Катя.

– Чревато ли это осложнениями? Разумеется. Надеюсь, и сами не без понятия. Но, лиши вас хлопушек, осложнений может оказаться не меньше: просто другого рода... И наконец, что бы я по этому поводу ни думал, как отец или как специалист, все равно вы поступите по-своему. Вывод? Выводы делайте сами...

– Браво! Идеальный папаша! – делает вывод Алиса, но это – во всеуслышание. Про себя, полагаю, она думает немного другое, что-то вроде: «слюнтяй», или «тряпка», или даже «вот ты мне и попался, бесхребетник».

– Яблонька от яблочка... – не отстает от нее Катерина.

– Ну вот, а я ничего не расслышала! – огорчается Лиза. – Луна в окно светит... Очень громко...

– Кажется, мы немножко подружились, – Алиса развивает успех. – Не правда ли? Все люди разные, Сергей Денисович, но жить-то как-то надо. Всюду нужно искать точки соприкосновения.

– И что это за точки, осмелюсь спросить?

– Иногда они прямо под рукой, – случайно или нет, но тут ее ладошка прицельно укладывается на трепетную ляжку Лизоньки, – А иной раз приходится углубиться... – слава богу, при этих словах никакой иллюстрации уже не производится. – Не хотите узнать нас поближе, Сергей Денисович? С какой-нибудь новой стороны... Возможно, с весьма для вас неожиданной... Только намекните...

– Бог с вами, Алиса! – малодушно отшатываюсь я под ее пристальным взглядом (мой стул при этом весьма удачно вскрипывает, выдавая надлежащую истерическую нотку). – Меня и на расстоянии-то в дрожь от вас бросает, если откровенно. От вашей харизмы, следует уточнить... А будь вы ближе – ух! – это что ж со мной тогда сделается? При одной только мысли дух замирает.

– От харизмы, вы сказали?

– От вашего особого обаяния, – поясняю я. – При должном употреблении оно горы может свернуть. А уж что оно с людьми способно творить... Сродни физической расправе. Я это сейчас воочию наблюдаю... – Лиза тем временем хмуро изучает Алисину руку, все еще поглаживающую ее по бедру, а затем тайком показывает ей язык. – Смотришь на вас и... не знаю даже... по капле вспаиваешь в себе раба... Умолкаю, чтобы не сказать лишнего...

– Да что мы все вокруг да около! – Алиса вдруг подхватывается с дивана и вкрадчивой походкой направляется ко мне. – Была не была! С вами, я так догадываюсь, прямее нужно быть? Активнее? Жестче, вроде как? Беспощаднее? А, Сергей Денисович? Похоже на то... Сергей Денисович! Я с кем разговариваю!

– Зачем же так кричать? – вздрагиваю я. – Перепугали! Жестче, говорите? Беспощаднее? Занятно! Весьма занятно! И как вы себе это представляете, Алиса?

– Что-что? Алиса?! – девушка негодующе топает ножкой, затем еще и второй, для пущего эффекта. – Да как вы смеете... Кто разрешил называть меня Алисой?

– Виноват?

– То-то, что виноваты! Еще раз спрашиваю! Кто разрешил? В глаза смотреть! Отвечать! Не мямлить! Черррвяк недоделанный...

– Э! – пугается Катенька. – Какой червяк? Что происходит? Мать, у тебя крыша поехала? Ты че творишь-то!

– Подготовиться к старту! – распоряжается Лизонька. – Пристегнуть ремни!

– Кто разрешил? – переспрашиваю я. – А разве не вы, Гуляева? Да, именно так! Вы и разрешили-с...

– Временно! – Алиса не дает сбить себя с толку. – В виде особой милости. А теперь вижу – зря! Недостоин! Отныне я – госпожа Алиса! И никак иначе! Усек? То бишь, усекли?

– Во дает... – выдыхает Катенька.

– Нет, я серьезно, народ, – тихонько бормочет Лиза. – Пристегните меня кто-нибудь. Укачивает...

– Ваша правда, – соглашаюсь я. – Усек... Усекли... Так точно, госпожа Алиса... А дальше-то что?

– Дальше? – Алиса огибает мой стол и, ощутив вдохновение, водружает босую ступню на мое колено. – Вот! Целуйте! Сейчас же!

– Целовать?

– Да! Сию минуту! С благогого… С благогого… Фак! С благоговением!

– Годы уже не те, госпожа, – жалуюсь я: отчасти искренне. – Мне эдак не согнуться...

– Блин... Ну, тогда вот так! – Алиса с трудом утверждает ногу на поверхности моего стола. – Ой, мама! А шуруп здесь откуда... Вы что, специально подложили?

– Да как бы я, интересно, осмелился! Вывалился неделю назад из полки, а я подобрал. Ветхое все кругом, не обессудьте… Хотите, я прямо при вас обратно прикручу? Только за отверткой сбегаю…

– Ладно уж, не отвлекайтесь… Вот вам! Дотянетесь теперь?

– Да, так полегче. Осторожнее, госпожа: тут половицы гуляют. Не свергнитесь наземь... – я дружески касаюсь губами подъема Алечкиной стопы, отметив про себя ее редкую римскую форму. – Что-нибудь еще?

– А вы как думали! Еще целуйте! – берет она время на раздумья. – Десять раз! Нет, двенадцать! Преданнее! Подобострастнее!

Я целую еще. Не без удовольствия. Невзирая на босые прогулки ножка у девушки оказывается на удивление теплой… Молодость. Здоровое кровообращение. И еще, вероятно, алкоголь...

– Поцеловали? Это сколько раз было? Не важно... А теперь лижите!

– Лизать? Ах, да! Чем изволите?

– Что? Как чем... Языком, естественно!

– Ребят! – поднимает руку Катенька. – Можно я ближе подойду? Плохо видно...

– Воля ваша, а вот это уже негигиенично! – заявляю я своей доминантке. – Готов услужить, но с отлагательным условием.

– Чего? С каким еще условием?

– Не соизволит ли госпожа ополоснуть свои блистательные конечности? Желательно, с мылом.

– Ах, ты ничтожество!

– Это да! Но душ-то рядом. Следующая дверь налево, если угодно. Полотенце для ниже пояса – синее. Для выше пояса – тоже синее, но в полоску... После этого – с превеликим почтением. У чистеньких, свежевымытых ног почему бы и не попресмыкаться…

– Так... Издевается ведь? – задумывается Алиса. – Кать, издевается? – обращается она к помощи женского сообщества. – Издевается! – выносит единоличный вердикт. – Стебется, подлец... Ну, Сергей Денисович! Ну, что же вы! – прорывается негодование. – Для кого я стараюсь? Для себя, разве? Скажите уже напрямик, что вам нужно, и дело с концом. А вы все развлекаетесь! За нос меня водите! Стою тут у вас, как цапля. Добро бы еще для дела... Не стыдно вам?

– Вот сейчас вообще ничего не поняла! – удручается Катя. – Алис, тебе что, помыться жалко? Сахарная, что ли? Растаять боишься? Сергей Денисыч, давайте я для вас помоюсь! Подождете? Какая там дверь? Налево?

– Сиди уж, купальщица! – следующим шагом Алиса вновь преподносит сюрприз. Что ж, нельзя не отдать ей должного. По самой скромной оценке, адаптивность ее мышления… ничего общего со скромными оценками не имеет. Оказавшись на двух ногах, девушка немедленно плюхается мне на колени и крепко обнимает за шею:

– Ну, все! Сдаюсь! Одолел. Умучил, инквизитор. Деваться некуда. Ду!

– Что еще за «ду»? Как это понимать?

– Ду хаст!

– У меня что-то со слухом, или мы внезапно перешли на немецкий?

– Ду хаст мих!

– Э-эээ… Боюсь, в какой-то момент я утратил нить нашей беседы…

– Да ладно! Взрослые же люди – всем все понятно. Осада удалась. Сопротивление сломлено. Крепость капитулирует. Белый флаг и прочие чепчики. Мои поздравления, головорез!

– Ну, надо же… Так вот что у нас, оказывается, было. Осада… Попробую сообразить… Крепость – это, вероятно, вы, Алиса… – в ответ девушка зачем-то стучит себя по кончику веснушчатого носа. – А я, по-видимому, агрессор? – утвердительный кивок. – Вы, вне всякого сомнения, пытались отразить мой яростный натиск. Но я, похоже, победил… – Алиса беспомощно вздыхает. – Ура мне!

– Торжественную часть опустим. Давай сразу к тому месту, где про мародерство и насилие. Чего ты хочешь? Выкладывай...

– Выкладывать?

– На полном серьезе! Чего бы не захотел: дам, не сомневайся. Столько, что еще и не унесешь!

– Как же так? – думаю, мне положено удивиться. – Госпожа Алиса? Вы ли это? Мы с вами уже на «ты»?

– Сама в шоке! Но у нас форс-мажор... Куда я сейчас высадилась, чувствуешь?

– Ну, еще бы…

– Заметь, не нарочно! Просчиталась кое в чем... Но раз уж так срослось... сорри… выкать теперь как-то совсем не в кассу. Вот когда сойду – тогда, наверное, назад образумлюсь.

– Сильный довод... И каково сидится?

– Да в том-то все и дело... Сереж, мне бы чуть приподняться. Сантиметров на пятнадцать-двадцать… Посодействуешь?

– Чудесно! Вот у нас уже и до «Сережи» дошло... Если, конечно, ты ко мне целиком обращаешься...

– Ну, правда, масик! Поломался для красоты, и хватит. Пора уже и честь знать! Что тебя заводит? Не хочешь вслух, так хоть на ушко мне шепни… Какие-такие кошмарики?

– «Кошмарики»? Значит, теперь это так у нас называется… А тебя что заводит, Алиса? К примеру?

– К примеру? Все!

– Да уж, примечательная выборка... – в рассеянности я прихватываю девушку за бедро и мягким движением выправляю ее посадку. – Все, говоришь... Ну, а – в особенности?

– А тебе зачем? Обо мне не беспокойся! Если что – я с пол-оборота. На твоем месте я бы лучше выяснила, где у меня тормоза. Знаешь, на всякий пожарный...

– Ну, и где же?

– Так я тебе и сказала! Ты у нас кто? Байкер или тюфяк шугливый? Прыгай в седло и поезжай! Бог даст – по дороге отыщешь. А нет – ехать нам с тобой до упора, долго и счастливо. Пока у меня бензин не кончится… Кстати об этом: нынче у нас что, июль? А число?

– Семнадцатое…

– Время?

– М-мм… Около двух…

– Лучше бы поточнее… Ну ладно, сейчас прикинем… Так! Сереж! До осени были какие-нибудь планы? Извини, если и были – придется отменить…

– Ого! Это столько в тебе, по-твоему, горючего? Или речь, скорее, о самомнении… Лихо, нечего сказать!

– А ты думал! Говорю же – запрыгивай! Раньше сядешь, дальше будешь.

– Подожди-ка минутку…

Выпрямившись и слегка отстранив свой настырный тет-а-тет, я бросаю взгляд поверх его рыжей маковки. Бегло озираю окрестности. Катенька, по-видимому, привычная к похожим переделкам, выжидательно глазеет на нас из кресла и, дабы не сидеть без занятия, со старанием грызет ноготь. Лизе мы, судя по всему, и вовсе наскучили. Растянувшись на диванчике и задрав кверху ноги, она сосредоточенно шевелит их пальцами и, кажется, пытается постигнуть природу этого поразительного феномена. Можно, пожалуй, продолжить разговор...

– С твоего позволения, Алиса, я бы вернулся к «кошмарикам».

– К каким? А-аа! К тем самым «кошмарикам»… Имени тебя… Ну, супер – считай, я в игре! Давно пора…

– Что они такое, по-твоему? Недаром же ты их так называешь…

– Без понятия – ты мне скажи…

– Может, попробуешь угадать?

– Так я уже пробовала, помнишь? Чуть пупок не развязался. И, вот, подошву еще шурупом по твоей милости поцарапала. Показать?

– Что показать? Пупок или подошву?

– Сереж, не подначивай – пожалеешь ведь… Короче, костьми тут легла. Всю душу в тебя вложила. И где я теперь!

– У меня на коленях, если я ничего не путаю...

– Вот именно! – Алиса выразительно дергает бровями. – Всего-навсего. А могла бы уже быть черт знает где... Смекаешь?

– Со всей отчетливостью… О-хо-хо… Алиса?

– М-мм?

– Ты руку свою, случаем, не потеряла? Если так, то, кажется, я знаю, где ее можно найти…

– Вот эту, что ли? – провокаторша простодушно сжимает пальцы.

– Да-да, ее самую. Как ты считаешь, не стоило бы ей чуточку… умерить свои амбиции?

– Какие же это амбиции, Сереж? С чего ты взял? Я свою руку с пеленок знаю – та еще оторва, но подобные вещи совсем не в ее стиле. Нет, тут что-то другое…

– И что же?

– По-моему, это паническая атака… Ну, точно! Походу, так и есть.

– Да что ты?

– Ага! Однозначно у меня аффект… Могу, пожалуй, и в обморок грохнуться! Держусь из последних сил. Хватаюсь буквально… э-ээ… за что придется…

– Уверен, ты хотела сказать – за соломинку…

– Сереж! – Алиса комплиментарно похлопывает меня пресловутой рукой. – К соломинке я, чтоб ты знал, даже ради спасения жизни не притронусь. Репутация дороже…

– Ладно, а аффект-то у тебя откуда?

– Определенно, от нервов. Как-никак у нас с тобой момент истины. Сердечко в груди так и екает… Так и колотится… В груди колотится, если что… Это примерно, э-ээ… на уровне груди… Вот здесь, куда я пальцем показываю… Тук-тук… Тук-тук… Выстукивает как ненормальное… Прямо в груди, я уже говорила?

– Про грудь? Да, довольно многократно…

– Не хочешь, случайно… А, нет! Рановато еще, по глазам вижу… В общем, не томи! Рассказывай, что за черти в тебе сидят…

– Допустим, я расскажу. И что же будет потом?

– Ну, как… Для начала я, видимо, офонарею. Ужаснусь как полагается.

– Как полагается?

– Хорошенько так, с полной самоотдачей. Затрепещу, как акилань.

– Как кто, прости?

– Как акилань. Животное такое, не перебивай… Возможно, побледнею: обещать не могу, но ради тебя – постараюсь. Будет красиво – все веснушки проявятся. Ну, а дальше… А дальше, Сереж, не журись: уж я-то твоим чертям покажу, кто в доме главный…

– Так-таки покажешь?

– Не веришь, да? Эх ты, циник… На что спорим?

– Но разве никакие черти не в состоянии тебя смутить? Бог весть, чем они могут оказаться…

– Станешь моим рыцарем – меня ничто не смутит! Что моему рыцарю хорошо, то и мне зайдет за милую душу. Такая вот гармония! – рыжая голова оказывается на моем плече.

– Крайне маловероятно… Разве что все это – из-за травки?

– Опля! – Алиса резко отслоняется назад и озеленяет меня своими широко распахнутыми глазищами. – Вот это поворот! В каком смысле «из-за травки»?

– В готическом. Сюжет для маркиза де Сада... Имеет место роковая тайна. Рыцарь молчит о ней до конца своих дней. А взамен его дама отдаривается тем…

– Ну? И чем же?

– Собственно, всем, чем ему вздумается. Всем, что только ни взбредет в его ушибленный топфхельм.

– Куда-куда взбредет?

– Не важно! Важно то, что никакая это не гармония, Алиса, – это мученичество!

– Ну ты и дубина! Ой, прости... – в извинение Алиса без спросу чмокает меня в щеку. – Про тайну – не спорю, чистая правда. С нее у нас с тобой все и завертелось. Но она ведь что такое. Причина – только и всего!

– Какая причина?

– Тебе по-простому? Причина, по которой рыцарь получит свой секс. Я хэзэ, что там у рыцаря за «хельм» и в каком именно он топе, но еще минимум на три звезды рейтинг мы ему сегодня прокачаем.

– Три звезды? Это по какой же шкале?

– Сереж, ну ты у меня не трубадур, как я погляжу! Без поэтической жилки… Здесь суть не в шкале, суть – в рифме…

– О, господи…

– Заценил? В общем, подфартило парню, бывает. Только самого-то секса все это каким боком касается? Причина причиной, а следствие портить не обязательно.

– Поясни! – я действительно не понимаю.

– Я, конечно, кой-чего даю, но я же и получаю! А как иначе? Мне что, вдобавок к мученичеству еще и от удовольствия нужно отказаться?

– В чем же здесь удовольствие?

– В рыцаре, ясное дело! В тебе! Если тебе хорошо, то разве не со мной? А я разве в это время не с тобой? Значит, и мне через тебя хорошо! Противно, может быть, капельку, но – хорошо. А там, как знать, может быть, совсем и не противно... Это ж секс все-таки – не экзамен. Он в обе стороны работает.

– Крайне любопытно... Нет, Алиса, в самом деле. Сейчас ты и впрямь дала мне отменную пищу для размышлений...

– Велкам! Я еще и не то могу дать... Знать бы, что именно...

– А я вот другого мнения! – внезапно выступает Катенька. – Уж на что я не стесняшка, но кое-какие фокусы для девчонки, извиняюсь, просто табу! Я имею в виду: даже для нормальной девчонки. Вроде меня. Не путать с приличными…

– Слово-то какое, – не одобряет Алиса. – В каком это месте у тебя табу, не напомнишь? Теряюсь в догадках… Или оно недавно выросло?

– Ничего у меня не выросло!

– А-аа! Вон ты, наверное, про что! Про ту муровину, с какой к тебе Русланчик подкатывал? Про мокруху, я бы сказала. Ну, ты меня поняла…

– Поняла-поняла, замнем уже для ясности…

– Начинается на «пи» и на «пи» заканчивается…

– Алис, в натуре: завязывай с этой темой!

– А ты за выражениями следи, коли так! Фильтруй, так сказать… терминологию. Никакое это не табу, Катюш. Обыкновенная жесть, не больше. По-хорошему, даже на зашквар не тянет, не говоря уже о настоящем трешаке…

– Ну нет! Как это ты так намеряла, интересно? – сопротивляется Катенька, явно апеллируя к какой-то признанной в их кругу, но неизвестной мне градации компрометирующих девушку обстоятельств. – Зашквар – это с Дворжецкой по пьяни переспать. А жесть – это, вон, когда кое у кого трусы наизнанку… Епрст! Да что ж она творит-то, твою налево! – Катин профиль обращается в сторону дивана. – Лиз, а Лиз! Ты там как? Все еще в космосе? Или уже приземлилась? Ау! Лизок! Это мы: люди! Гуманоиды… Ты с нами вообще?

– Как никогда раньше! – с чувством отзывается Лизонька, так и не опустившая задранных к потолку ног, но, взамен шевеления пальцами, затеявшая помавать туда-сюда узкими грязноватыми подошвами. – Смотрите, как я умею! Воздушное танго… Нравится?

– Зашибись просто… А ты в курсе, что у тебя труселя задом-наперед?

– Не задом-наперед, а шиворот-навыворот. Так и должно быть. Это осознанный выбор… Как смотрится, кстати? Комильфо?

– Давай проясним, что именно смотрится, – благоразумно уточняет Катерина. – Знаешь, чтоб промашки не вышло…

– Трусики, разумеется…

– Ах, это… Трусики смотрятся, да. Комильфее некуда. Особенно там, где они есть… Один вопрос – за каким хреном ты их наизворот надела?

– Для перевоплощения. Кто ж знал, что мне предстоит сделаться орудием соблазна. Нет, сестры мои, я не ропщу, но правда ужасна. Белье для этой цели у меня малоподходящее…

– Чем малоподходящее?

– Не чем, а – с какой стороны. С парадной, если можно так выразиться… С лица исподнего… Короче, с той стороны, которая сейчас под спудом…

– А что у тебя там? – бестактно осведомляется Катя. – Кроме того, о чем мы и так догадываемся…

– Панды, – стеснительно сообщает Лизонька. – Вернее, пандочки. Очень милые… Но совершенно не сексуальные.

– Вот, Алис! – с убежденностью заявляет Катя. – Пандочки, слыхала! Под спудом! Вот это жесть! А с Русланчиком – совсем другой коленкор. Там трешак, причем – как минимум.

– Ой, не выдумывай! – стоит на своем Алиса, не прекращая, впрочем, одновременно восседать на чужом и, как следствие, отсиживать мои горемычные ноги. – Тут как с Лизкиными трусами – с какой стороны посмотреть. Я никого не агитирую, но весь этот экшн скорее Русланчику карму подмочит, а не тебе: твое-то дело маленькое…

– Бр-рр! Да я даже говорить о таком не желаю!

– Интересно! – замечаю я. – А меня, признаться, именно к разговорам более всего и влечет…

– Это в каком же плане? – поворачивается ко мне Алиса.

– Через минуту объясню. Однако не желаешь ли прежде спешиться? Либо найти для своего седалища какую-нибудь иную опору, отличную от нынешней?

– Звучит пикантно, но вряд ли ты клонишь к тому, о чем я сперва подумала… Сереж, ты меня прогоняешь?

– Всего лишь депортирую со своих колен. Судя по моим ощущениям, твоя туристическая виза уже истекла…

– А по моим ощущениям, все только начинается… Алоха! У вас тут достопримечательности имеются? Как насчет экскурсии?

– Проще говоря, Алиса, пора бы сделать передышку. Ты, без сомнения, легче пуха, однако ноги мои все ж таки не скамейка. Немного утомились, если начистоту…

– Другими словами, брысь отсюда?

– Другими словами, покорнейше прошу…

– А как же наши отношения, Сереж? Я уже столько в них вложила! Будь у тебя брюки на молнии, вообще бы все уже срослось. А так я еще две пуговицы недорасстегнула…

– Да, я заметил… Уверен, что наши отношения нисколько не пострадают, Алиса, если ты ненадолго пересядешь в другое место. Да, вот, хотя бы на этот стол, чтобы не ходить далеко. Только проверь, нет ли там шурупа…

– Нетушки! – девушка вцепляется в меня мертвой хваткой. – Милый! Не бросай меня!

– Алиса, сделай мне одолжение…

– Нет! Ни за что! Я не переживу разлуки!

– Алиса...

– А ты, Сереженька… Как же ты без меня? Ну, как? Совсем один на своем холостяцком стуле! Без тепла! Без ласки! Без надзора! Знаешь, кем ты без меня станешь?

– И кем же?

– Ох, сказать страшно… Сергеем Денисовичем, кем же еще! Спрашивается, кому здесь это надо?

– Не стану, Алиса. Можешь не волноваться. Даю честное слово! В нашем импровизированном водевиле все пока остается по-прежнему, за исключением мизансцены…

– Какой мизансцены?

– Тебе авторскую ремарку? Допустим, что-то вроде: «Алиса соскальзывает с колен Сергея. Улыбка облегчения озаряет его лицо. Алиса непринужденно, но с присущей ей скромностию присаживается на край письменного стола»…

– М-мм… – девушка оценивающе оглядывается на упомянутый предмет меблировки. – Хорошо, но с одним дополнением: «А затем непринужденно ниспадает на спину и с присущей ей скромностию кладет ножки на Сергеевы плечи»… Как в этом случае поступить с улыбкой, ты уж сам додумай…

– Кто «ниспадает»? Алиса? ...Впечатляющий стиль, мой уважаемый соавтор… Однако, во-первых, здесь у нас выходит не совсем уже водевиль. А во-вторых, помилуй: это же совершенно неудобно.

– Неудобно? Так, подожди-ка… «Алиса облокачивается пятками о стул»? – следует очередная редактура.

– Боже мой! – я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. – «Облокачивается пятками»… Алиса, ты точно филолог?

– А что не так? Не напрягайся, все уже продумано. Я сяду вон туда, а сюда поставлю ноги. На подлокотники. Стало быть, облокочусь…

– Вношу последнее предложение… – происходящее меня, безусловно, забавляет, однако наше действо, похоже, подошло к своей кульминации. Выдержки моей партнерше не занимать, но ее предприимчивость уже наметила себе Рубикон, за который ей не терпится перешагнуть. Еще минута, и один из нас окажется на лопатках. Причем, не важно, кто именно: все варианты – в ее пользу… Тоже, конечно, развязка, но, пожалуй, чересчур залихватская для того жанра, которого я сам предпочитаю придерживаться. – Я вижу это примерно так… «Алиса усаживается на край письменного стола...»

– И-ии?

– «И никаких ног никто никуда не ставит».

– Но как же…

– Без всяких «но»!

– Ну, Сереж!

– Алиса, я настаиваю!

– Сатрап! – обличает меня девушка, однако, повинуясь твердым режиссерским ноткам в моем голосе, пунктуально следует предписанному ей сценарию. – Абьюзер бессердечный… Ладно, вот я уже сижу! Доволен? Нежной, между прочим, попой, на жестком, между прочим, столе… Излагай! Что там у тебя с разговорами? Ты обещал!

– Да... Собственно, в них и заключается весь секрет. Мой пунктик – разговоры. Чем задушевнее, тем лучше. Скажу больше, в такого рода взаимоотношениях я предпочитаю слушать, а не говорить... Понимаю, дамы: не бог весть что, однако мании, увы, не выбирают…

– Опаньки! – прозревает Алиса. – Разговоры!

– Именно так!

– Нет, кроме шуток! Разговоры? И только-то?

– Уж чем богат, прости великодушно…

– То есть, уточним... Просто любишь поболтать? В постели? С девушками?

– Совершенно верно! Впрочем, можно и не в постели… Желательно даже – не в постели! – значительно интонирую я.

– Ну да, здесь, пожалуй, согласна. По мне, постель – это для женатиков. В ней только детишек штамповать… Фух! Вот уж вправду – гора с плеч...

– Рад, что все разъяснилось…

– Хотя… Тоже мне чудовище! Не то чтобы я разочарована, Сереж, но, если по-честному… Бояться мне как-то даже нравилось. Такой драйв... Все поджилки перетряслись: да там, где их никогда и не было. А мурашки, знаешь, докуда аж добрались?

– Сдается мне, что знаю, – отвечаю я. – Ведь пока мы тут с тобой сидели, парочка и на меня переползти успела...

– Трепло! – Алиса отпускает смешок и, взмахнув свешенной со стола конечностью, поощрительно пинает меня по ляжке. – А ты ничего, прикольный… Разговоры, значит? Так это ж пустяки! Немного противоестественно, конечно, но не сказать, что экстрим...

– Для кого как! – подает голос Катенька. – Конкретно для тебя, подруга, считай, что экстрим.

– Это почему еще?

– А сама не догоняешь? Знаем мы, какой из тебя златоуст, когда дельце до тельца доходит. С твоими-то привычками…

– Вот только не надо тут из меня недееспособную лепить! – несколько неуверенно огрызается Алиса. – Не волнуйся! Справлюсь как-нибудь...

– Правда? Может, у тебя второй рот образовался, о котором я не знаю? Если нет, то, того этого… Проблемка, мать.

– Не «проблемка», а «дилеммка»! – поправляет Лизонька, которая каким-то непостижимым образом умудряется не выпадать из контекста событий, а равно каким-то чудом до сих пор еще не сверзилась с дивана. – Проблема – это задача, не имеющая в настоящий момент решения. А дилемма предполагает выбор одной из двух противоположных возможностей… У меня, например, две ноги. Одна – правая, другая – левая. Обе – просто загляденье. С которой из них встать? Кто знает?

– А у самой голова на что? – спрашивает Катя. – Вот полежи пока в тишине да покумекай...

– Ой! – говорит Лизонька. – А ведь точно! Голова! Если не знаешь, с какой ноги встать, всегда можно встать с головы... Но тогда это уже трилемма. Подождите секундочку, нужно осмыслить…

– Не сочти за дерзость, Алиса, – не могу не поинтересоваться я, безотчетно приглядываясь к приоткрытым губам девушки. – Со ртом – это что за история? Я, собственно, не по технической части, а по существу… Чем это для тебя является? Личным пристрастием? Навязчивой потребностью? Или же просто партнеры такие попадаются? Впрочем, если неудобно, можешь не отвечать…

– А ты, ясное дело, сразу о том самом подумал! – ехидствует Алиса. – Вот хлебом вас не корми… Профессор, а туда же. Куда и все… К твоему сведению, я целоваться люблю. Понятно? Нравится мне, и все тут… Хотя от того, о чем ты подумал, я тоже не отлыниваю.

– Эврика! – снова высказывается Лиза. – Как вам такая идея... Сейчас сформулирую... Разговаривать можно при любых условиях, правильно? Даже стоя на голове. А вот целоваться, увы, получается далеко не во всех позициях. В некоторых это… не совсем эргономично.

– Не совсем эргономично? – поневоле усмехаюсь я.

– Ну да, так и есть... А с тем, о чем вы недавно подумали, Сергей Денисович, вариантов вообще в обрез... Внесу ясность. Видите ли, если взглянуть на процедуру с нашей стороны, то там приходится...

– Ты к чему ведешь, мастерица? – обрывает ее Катенька. – Что за идея? Насчет процедуры – потом прояснишь, когда спросят...

– Ну-уу... Обобщая вышесказанное, если поставить Алечку на четвереньки, а Сергея Денисовича разместить в арьергарде...

– Эй, вы что, прикалываетесь? – протестует Алиса. – Лизок! Катюха! Тема, на самом-то деле, ерундовая. Гроша выеденного не стоит... Вот дурынды, прости господи! На четвереньки... Вы еще схему тут нарисуйте, со стрелочками и комментариями...

– Схему? – затрудняется Лиза. – Со схемами у меня не очень. Лучше уж тогда модель... Кать, поможешь? Я буду Алисой, а ты – Сергеем Денисовичем...

– Так ты это... в образ войди для начала, – глумливо провоцирует Катя. – А я уж подстроюсь...

– Твоя правда, – Лизонька переворачивается на живот и, отыскав у себя необходимые точки опоры, старательно входит в образ. – Вот, теперь я Алиса... Кать, чего ты сидишь? Заскакивай ко мне – покажем им, как надо... Только без кинетизма, пожалуйста! В статике. И за грудь меня не трогай, если можно...

– Не выйдет, – хихикает Катенька. – Поза зачетная, спору нет, но не для нашей малышки. Дела не спасет. Алиска ведь, что твоя лялька. У нее рефлекс: не к чему присосаться, так она свой собственный палец дудонит. Большой! На правой руке! Сама видела.

– Ну, кто тебя спрашивал? – нежданно смущается Алиса. – Предательница! Может, про это не всем рассказывать нужно... И потом не всегда же я... Не каждый же раз... Блин! Вот что теперь обо мне Сережа подумает...

– Ничего страшного, – утешаю я девушку. – Не о чем тут думать. Однако диагноз все-таки очевиден, моя дорогая. Типичное «desinit in piscem mulier formosa superne»*...

– Хорош кошмарить-то меня... Что, прям диагноз?

– Как эксперт не могу обойти этот факт молчанием. Но здесь уже ничего не поделаешь, Алиса: остается только смириться...

– С чем смириться?

– С объективной действительностью. С тем, что ты – правша...

Пока Алиса с облегчением хохочет, я поднимаюсь со стула и совершаю променад до окна и обратно, чтобы размять затекшие ноги и заодно собраться с мыслями.

– Ладно! – все еще посмеиваясь, говорит Алиса. – Вроде всем все ясно. Опять мне водить. Впрочем, кто бы сомневался... Сереж, как ты считаешь: эту сладкую парочку мы здесь оставляем, или ну их в баню? На твой вкус, золотце...

– Ты о чем?

– Ну, не хочешь, чтобы они составили нам компанию? Эти две куклы... В качестве зрительской массы, если еще не понял. Некоторых такое мотивирует...

– А каковы твои собственные наклонности?

– Мои-то? Лично я в публике нужды не испытываю. Но, если на то пошло, сглаза тоже не испугаюсь. В общаге, знаешь ли, по иному-то редко когда выходит: интим – понятие коллективное...

– Вообще-то... чем больше выборка, тем лучше! – решительно заявляю я. – О репрезентативности речи не идет, однако в моих ближайших низменных целях вы понадобитесь мне все! Втроем. На равных правах и с равными обязанностями.

– Вау... – такого Алиса явно не ожидала: она растерянно озирает своих подруг. – Ну, что ж... Втроем так втроем... Хотя мне показалось... Да нет, уже не важно... Девочки, вы все слышали! Сергей Денисович определился... Сереж? Но я, по крайней мере, первая?

– Хм! То есть, вон оно как, значит, – реагирует в свою очередь Катя. – Сергей Денисыч, вы все-таки нас всех... В смысле, хором... Нормально... А это надолго? Я к тому, что мне бы сперва... – она по-ученически поднимает руку. – Можно мне выйти? Я быстро... Вы тут начинайте, не вопрос. А я, как вернусь, походу... сориентируюсь.

– Ну ты даешь... – с неодобрением ворчит Алиса. – Что за люди кругом: на шаг вперед рассчитать не могут... Ладно уж! Одна нога здесь, другая там!

– Первая дверь налево, – напоминаю я. – Можете не торопиться, Катенька. Все, что делаешь, следует делать хорошо...

Катенька обрадованно кивает и, громко бухнув в пол босыми пятками, спешно покидает комнату. Вослед за своим выдающимся бюстом.

– Ну вот! – рефлексирует Лизонька. – И все-таки оргия... А я, совершенно как вакханка... здесь, на диване... Знаете, надоело мне так стоять! Локти устали. Можно я уже не буду Алисой?

– Разумеется, Лиза, – подтверждаю я. – Возвращайтесь в нашу компанию. Гораздо удобнее общаться… лицом к лицу.

Лизонька возвращается:

– Сергей Денисович! Если я вдруг потеряю над собой власть, имейте в виду: у меня тут в трусиках контрацептив, – местонахождение последнего обнаруживается постукиванием пальца. – Это чтоб, когда их зачем-нибудь снимут, не забыть им воспользоваться. Вы уж не пренебрегайте... Но если случится непоправимое... Знайте, я почту за честь... Выносить и выкормить... Пойти с вами по жизни... Однако лучше бы лет через пять-шесть, ближе к аспирантуре...

– И эта туда же... – комментирует Алиса. – Только одной отлить заранее невдомек, а другая уже вон где: планированием семьи занимается...

– Для нашей теперешней коммуникации, девушки, – веско замечаю я, – Контрацептив нам с вами точно не потребуется. Секс меня действительно интересует, но не в том аспекте, которого вы, кажется, ожидаете. Сегодня мы подойдем к вопросу с другой стороны. С более, так сказать, фундаментальной.

– Вот даже как... – мое известие Лизоньку отчего-то не радует. – С фундаментальной. Ну-уу... Воля, конечно, ваша, Сергей Денисович, но не ко всем коммуникациям я одинаково хорошо отношусь... Когда бы не моя миссия... В общем, если стану вопить и брыкаться, – а я, наверное, стану, – уговорите меня как-нибудь, ладно? Я внушаемая, у вас получится...

– Апропо, примерно об этом у нас и пойдет речь, – с удовольствием подхватываю я. – О ваших границах. О том, что в вашей среде, если не ошибаюсь, называется «трешем». Словом сказать, я хотел бы побеседовать с вами о тех вещах, которые вы считаете для себя недопустимыми. Совершенно неприемлемыми.

– В сексе? – конкретизирует Алиса. – А о чем тут беседовать? Тут делать нужно. Или не делать.

– В сексе? – вторит ей Лиза. – В физической близости? А зачем нам это обсуждать, Сергей Денисович?

– Разговоры... – освежаю я их память. – С девушками. Все упирается в них. Мой конек, как мы ранее выяснили. Или, пользуясь вашим языком, юные леди: моя фенечка...

– Фенечка... – скептически произносит Алиса. – Что за фенечка... Фишка, может быть? Или, скорее, манечка? Сереж, ты только не обижайся, но к таким ледям, как мы, – до такой степени юным, я имею в виду, – лучше уж тебе не приноравливаться. И пользоваться своим языком, а не нашим... Желательно, сразу по прямому назначению.

– Тем не менее, мне кажется, мы поняли друг друга...

– Давай проверим, на всякий случай... То есть, мало того, что ты со мной... э-ээмм... Лизок, как это по-бумерски? – искомое «это» Алиса без церемоний моделирует на пальцах.

– Обручение?

– Сдурела? По-твоему, это кольцо?

– А-аа, поняла! Тебе в инфинитиве? – выказывает компетенцию Лиза. – Предаваться греху. Прелюбодействовать.

– Хм, сомневаюсь... А если бумер чуть позднее родился? Уже после Всемирного потопа?

– А к обсценной лексике наш бумер как относится?

– Это с ширинкой-то на пуговицах? Думаю, х...во.

– Тогда... м-мм… заниматься любовью.

– Ага, сойдет, – продолжает Алиса, вновь обращаясь ко мне. – То есть, мало того, что ты со мной займешься этой своей любовью, так я, получается, что? Для пущего твоего экстаза еще и доклад должна сделать? Прямо... в процессе эксплуатации? На тему «От чего блюет современную студентку»? Серьезно? Такое тебе по душе?

– Буквально пара уточнений... Во-первых, не столько доклад, сколько коротенькое выступление. Доклад, вернее всего, получится – у меня, а позже и серьезная статья... э-ээ... на похожую тему. А во-вторых, все это не в дополнение, а взамен той любви, о которой ты только что упомянула.

– Чего! – Алиса ошарашенно трясет головой. – Взамен? Как это? Опять все запуталось... Статья? Какая статья? Сереж, ты о чем? Если что, нам всем по девятнадцать...

– Да не криминальная статья, Алиса. Научная! Я все ж таки не простой извращенец, а извращенец с профессорской степенью. Пописываю иногда...

– Пописываешь? А трахаться кто же будет? В смысле, прелюбодействовать...

– Никто... – я виновато развожу руками. – Точнее, никто до того счастливого момента, как вы в целости и сохранности покинете мой кабинет. После этого – вы уж сами про себя решите, чем скрасить свой досуг. Прости, если ввел тебя в заблуждение.

– Но мы же договорились! Забыл уже, что ли? Рыцарь. Дама. Роковая тайна... Блин! Все ведь на мази уже было – а он снова в кусты! Сереж! Не пущу! Только через мой труп! А если в кусты, то только вместе со мной! На крайняк, вместе с Лизой...

– А? В какие кусты? – вздрагивает Лизонька. – Те, что на улице? В саду? Люди, вы чего? Там же ночь! Темно. Комары... И еще мыши какие-нибудь. Полевые. Летучие. Или кроты... А у кротов блохи. А у блох... еще что-нибудь. Воистину... фух...

– Что «воистину»?

– Воистину, ну вас в жопу с такими сумасбродствами (миль пардон за последнее слово)! Давайте уж здесь, я на все согласна!

– Клянусь! – поднимаю я руку. – Алиса, обрати внимание... Клянусь, что никаких ваших тайн я выдавать не стану. И, по чести сказать, никогда не собирался... Чем бы вы ни тешились, младое поколение, и на какие бы подвиги ни сподабливались, я вам, слава богу, не сторож и не судья.

– Правда? – не успокаивается Алиса. – Не судья? А что насчет травки? Вы же нас, Сергей Денисович... тьфу, чего это я... Ты же нас, Сереж, два часа назад чуть с говном не сожрал за наши подвиги. А теперь уже, выходит, не судья? С чего вдруг?

– Ну, скажем так. Мое частное мнение по данному вопросу вы уже услышали. И, надеюсь, кое-что усвоили. Ничего такого, впрочем, о чем бы вам и без меня не было известно. В настоящем времени довольно с вас и этого. А что до вашего будущего – в нем вы должны быть заинтересованы больше моего.

– Окей, в таком случае про будущее... – гнет свою линию девушка. – То есть, утром ты нас не сдашь? И завтра не сдашь? И никогда в жизни? Честное слово? Никому? Даже предкам? И... как бы это подоходчивее передать... за бесплатно?

– Да я уж вроде как поклялся, Алиса, чего же тебе еще?

– Ну... – мнется рыжая сторона наших переговоров. – Вдруг ты потом передумаешь. Может, все-таки трахнемся для верности? Или что-нибудь другое в том же ключе. Хоть бы и на скорую руку. А, Сереж? Машу каслом не испортишь...

– Тук-тук, – дверь кабинета медленно приоткрывается и в нее просовывается голова Катеньки. – Можно к вам? А я тут, собственно... Оба-на! Интересное кино! Вы что, еще даже не приступили? Вот это... хм...

– Пассаж, – заканчивает за нее Лизонька.

– Чего вылупилась? Заходи! – приветствует подругу Алиса. – Без тебя решили не начинать. Только что голосование закончилось.

– Да я бы зашла, не вопрос, – колеблется Катина голова. – Только как-то вы все, по сравнению со мной... подозрительно одеты. В том смысле, что вы одеты, а я как бы наоборот... уже приготовилась...

– Она там голая, за дверью, – любезно разъясняет для нас Лиза. – Мне в щелку видно. Только цепочка на шее... Ой, Кать! А когда это ты себе ирокез успела отгрохать? Я тоже такой хочу!

– Вот кто тебя за язык тянул? – не принимает комплимента Катя. – Малахольная... Ирокез тебе? Ну, погоди: доберусь – своими руками выщипаю.

– Лиз, а без спойлеров нельзя было? – солидаризируется с ней Алиса. – Весь эффект девчонке обломала... Сереж! А ведь это знак! Мы твое благородство оценили – данке шен. И Боженька, судя по всему, тоже под впечатлением. Вот тебе с ходу и воздаяние свыше. Своими ногами пришло... Отказываться нельзя – грех. За это сразу в преисподнюю. Катюх, заруливай!

– Щас! – не соглашается Катя. – Опять я одна, как дура, в натуральном виде? Что за нафиг? Или сами раздевайтесь, шалавы, или хер вам всем от меня, а не воздаяние! Нашли себе воздавалку... Что тут у вас происходит вообще?

– Проходите, Катенька, – сердечно приглашаю я. – Вот здесь, в шкафчике, халат: накиньте пока суд да дело. А я покуда отвечу на ваш вопрос...

– Но я же, правда, голая, Сергей Денисыч, – предупреждает меня девушка. – Целиком! Лизка не врет... Ничего? Перетерпите?

– Однажды я уже видел голую женщину, – исповедуюсь я. – Как видите, остался жив. Признаться, мне даже понравилось...

– Ну, ладно...

Пока Катенька облачается в мой халат, а затем умащивается в облюбованном ею кресле, я успеваю изложить девушкам свое нехитрое предложение.

– Начинание сугубо добровольное, – подчеркиваю я под конец. – Любая из вас может отказаться. Материала у меня и без вас достаточно, но... раз уж такая оказия. Было бы любопытно узнать вашу точку зрения.

– Странно как-то... – Алиса уже некоторое время расхаживает по комнате, рассеянно трогая корешки книг и прочие никчемные предметы. – Выходит, тебе это для работы нужно, не для удовольствия?

– А удовольствие от работы в расчет не принимается?

– Скажешь тоже... Короче, тебя интересует, на какие гадости я на за что не соглашусь, чего бы мне за них ни сулили?

– Ты, Алиса. А также Лиза. И Катя. Каждая из вас... Фактор компенсации я предложил бы вынести за скобки. Боюсь, он чрезмерно исказит нашу картину... Вопрос в том, какие вещи вы почитаете за «гадость» совершенно бескорыстно. И в чем источник такого вашего убеждения. Собственный опыт? Прочли в женском журнале? Ни в чем конкретном, но это и ежику понятно?

– Все равно странно, – Алиса усаживается на диван, в противоположном конце от притихшей Лизоньки. – Лично мне в голову пока ничего не приходит. Не то чтобы мне все было по барабану, а просто я об этом как-то не думала…

– Быть может, мы начнем с вас, Катенька? – приветливо улыбаюсь я в сторону кресла. – Кое о чем вы уже успели упомянуть. Девушки, например... Гадость?

– Нет, ну почему... – напрягается Катя. – Девушки не гадость. Кому нравится, то... что тут такого? А если за себя говорить… Против-то я особо ничего не имею, просто – чего ради? С девушками оно как-то... беспонтово.

– Это вы по своей Дворжецкой судите?

– Нет, ну почему... – Катя нерешительно оглядывается на своих товарок. – Детство же у всех было...

– Это точно, – поддерживает ее Алиса. – По детству чего только в голову не стукнет. Жуткое время. А куда денешься? Пубертат. Уколешься – первым делом чистые гормоны текут, а потом уж кровь. Рыдаешь гормонами, сморкаешься гормонами... и так далее, чтобы не вдаваться. Зайдешь, бывало, к подружке – на своего бывшего из девятого «Б» пожаловаться, всплакнешь на ее недогруди, размякнешь, ну и – пошло-поехало... Как по мне, девчонки – норм, но только под страдание... Лизок, а ты что скажешь?

– Дуры вы все! – удивляет нас Лизонька. – Все до единой. Красивые, но неумные.

– За красивых – спасибо, а ум-то здесь при чем?

– Ум – это сексуально. А к недалеким людям меня не тянет. Все девушки – недалекие, следовательно, непривлекательные.

– Класс... А Ираида Семеновна, к примеру? Она доцент...

– А Ираида Семеновна не маскулинная!

– Логично. Так что все-таки сексуальнее: ум или маскулинность?

– Ум, конечно! А еще щетинка, но не запущенная – ухоженная. И пресс чтобы хоть чуточку проглядывал. И задница...

– У меня тоже задница. И, вон, у Катюхи тоже. Тут все свидетели. Чем не устраивает? Ту мач?

– Нет, тут другое... – Лиза припоминающе поднимает глаза к потолку и, затем, в виде пояснения пожимает пальцами какой-то невидимый миру объект. – Скорее, софт тач.

– Поэтично. И даже со смыслом. Ну, все с тобой ясно, сестренка.

– Хорошо, а что там с Русланчиком? – вновь подступаю я к Катеньке. – О чем он ходатайствовал в ваших романтических отношениях?

– Фу! Сергей Денисыч... Как будто вы сами не врубились...

– Врубился. Не такая уж редкость, как можно подумать. «Золотой дождь», выражаясь языком любителей. Но, насколько я уяснил, для вас это абсолютно недопустимая практика?

– Да ни в жизнь!

– А почему, собственно? Он вам не нравится, Катерина? Этот ваш Русланчик?

– Что за вопрос? Нравится не нравится – какая разница!

– Но если, предположим, партнер вам чрезвычайно нравится и ему этого явно хочется...

– Перехочется! Что значит «чрезвычайно»? Как бы сильно ни нравился, но не до уссачки же... Извиняюсь, конечно...

– Вопросов больше не имею...

– Здесь я тоже пас! – сообщает Алиса. – Нет, теоретически я могла бы... Вот если бы ты, например, меня попросил, когда я тебя еще боялась. Или за плюшки какие-нибудь, если они вкусные и иначе их не получить. Но, как ты говоришь, бескорыстно... Как-то не доставляет.

– А мне вот было бы интересно, – продолжает удивлять Лизонька. – Да, пожалуй, интересно... Весьма интересно...

– Что интересно? – недоверчиво переспрашивает Алиса. – Ты хоть просекла, о чем разговор?

– Да! И мне интересно.

– Это на парня-то из-под себя брызнуть? – брови Алисы исчезают под челкой. – Девочка, ты кто? Здесь у нас Лиза Новикова сидела. Такое себе сокровище, но она мне полторы штуки должна. Хотелось бы вернуть... Не одно, так другое…

– Ну, подумайте! Если он настолько влюблен в мою сущность, что готов принять все ее земные проявления… Если он так меня жаждет, что всецело утолить эту жажду можно только одним способом… Это такое варварство, что даже романтично.

– Хочешь сказать, – выпытывает Катя, – Что если парень хорошенько тебя попросит, то ты вот так, запросто, его… ну… его…

– Орошу, – как всегда находит нужную вокабулу Лизонька. – С радостью и, наверное, с удовольствием. В конце концов, секс с золотым дождем многое объединяет. Взять хотя бы Данаю.

– Кого? Данаю? Что-то не припомню… Она с нашего факультета? Какой курс?

– Ну, Даная! Аргосская. Та, что с Зевсом.

– Этого знаю! Второкурсник, – мгновенно определяет Алиса. – Из Анголы. Его, кажись, на лингвистике дрессируют. Ничего так: симпотный. Единственно, что ниггер. И потом… В общем, не вариант… Только что там у него за Даная, я без понятия. Тоже черненькая?

– Я как-то даже теряюсь… – признается Лизонька.

– Прошу прощения, Алиса! – вмешиваюсь я. – Отчего же этот молодой анголец, да еще, по твоим словам, «симпотный», для тебя не вариант? Этому есть разумное объяснение?

– Есть, – уверена Алиса. – Он же ниггер. Вонючий! С вонючим ниггером я даже под пистолетом не лягу.

– Это дискриминация! – порицает подругу Лиза. – А еще неполиткорректно так говорить. Можно сказать: «вонючий чернокожий»…

– Да мне пофиг, что неполиткорректно! На земном шаре восемь ярдов народу. По крайней мере с семью из них я в своей жизни точно не пересплю. Тупо не успею, даже если захочу. Тоже, по-твоему, дискриминация?

– Семь миллиардов из восьми? Тогда, с точки зрения большинства населения, – она самая и есть! У меня в сумочке новый блокнот. Уже разлинованный. Можем устроить опрос. Всемирный. Начнем с этого ангольца. А впрочем… если у него, действительно, пистолет… Странно! Зевс, да еще и Громовержец… Совпадение?

– Тьфу ты! Сережа, чего она ко мне пристала со своей дискриминацией! И со своим Зевсом!

– Насчет дискриминации не скажу, – с осторожностью отвечаю я. – Не моя область… Однако твое предубеждение к негроидной расе для меня неожиданно. Ты казалась мне более… прогрессивной.

– Да какое предубеждение, Сереж? При чем тут негроидная раса? Ты к нему близко подходил? Поболтать с ним пытался? Говорю же – он вонючий! У него изо рта пахнет!

– Ах, вот в чем загвоздка… В таком случае тебя можно понять.

– Ну, да! А еще он ниггер. Откуда мне знать, с чего у него такой перегар! Чем он там втихаря питается. Может, он свою Данаю схарчил уже давно. То-то мы ее вспомнить не можем…

– Будем надеяться, что это не так… Таким образом, Алиса, кардинальных расовых ограничений в интимной сфере у тебя все-таки не имеется. Быть может, существуют какие-то предпочтения? Или, напротив, стремление к разнообразию?

– Хочешь знать, с какими чудиками я спала? Это тебе для статьи нужно? Стоп! Шаг назад… А ты что же, не сегодня завтра все это запостишь?

– Что-что я сделаю?

– Напечатаешь про меня в каком-нибудь журнале? Про все мои достижения? Без цензуры? Вот, думаю, мама с папой в Воронеже обрадуются…

– Ни про кого я не напечатаю, Алиса. Наш разговор совершенно конфиденциален. Личностные примеры, если они и появятся, будут сугубо анонимными.

– Ну, если анонимными… Хотя, честно говоря, мне и похвастаться-то нечем... Алисочка, как же так! Вот срамотища-то… О! Евреи считаются?

– Евреи? Это что, твое предпочтение?

– Какое там… Игра случая. Попался мне один, сразу после зимней сессии. Так-то, на первых порах, ничто не предвещало… А как глубже копнули, я ему: «Опа! Мишаня, ты что, еврей?» А он мне: «Ализочка, твой вопрос не по адресу! Я, конечно, еврей, но никакой не Мишаня». Я ему: «Стой! А где я сейчас? В общаге же? На Вернадского?» – «В общаге, – говорит, – только адрес снова не тот. Мы с тобой в Ясенево». Ну, я такая: «Нормально, че». На том и решили. Вот где анонимность так анонимность...

– Напрасно ты имени не спросила, – придирается Лизонька. – Вдруг он все-таки не еврей. Вдруг он, скажем, финикиец. Какой-нибудь Кадм или Хирам. У них ведь тоже… лишнего не оставляли. Впрочем, если в Ясенево… то – маловероятно…

– А где это ты с финикийцами пересекалась? – осведомляется Катя. – Они типа филиппинцев, или как? Грузина твоего я запомнила, а вот чтобы еще кто-то с нерусской физиономией возле тебя терся… Или их не по физиономии вычисляют?

– Сколько раз повторять: Георгий не грузин! Он американец. Сын Джорджа Тимоти Клуни!

– А тебе сколько раз отвечать? – подключается Алиса. – Сына Клуни зовут Александр! И ему сейчас семь…

– Это законному. А Гоша внебрачный! Я спрашивала. Он у Клуни от Рене Зеллвегер родился.

– От кого родился?

– От Бриджит Джонс!

– Девушки! – прерываю я спор. – Не будем ссориться! Предоставим слово Елизавете.

– Да? А кто это? – удивляется Лиза.

– Хотя, возможно, и не стоит… – сомневаюсь я вдруг. – Лизочка, сумеете ответить? Какая из сексуальных девиаций вам наиболее антипатична в чувственных отношениях?

– Вот это формулировка! – хвалит меня Лизочка. – Не то что у этих… Пожалуй, я все-таки выйду за вас замуж, Сергей Денисович.

– Весьма польщен… Но разве я предлагал вам что-либо подобное?

– А разве нет? Мне помнится, предлагали…

– Освежите и мою память, если не трудно…

– Там еще с контрацептива все началось. Вы собирались зачать со мной малютку и вместе пойти по жизни. А я, гордячка, отказалась. Не осчастливила вас… Девчонки, ведь предлагал же?

– Да-да, теперь вспоминаю, – уступаю я. – Контрацептив в нашей помолвке точно фигурировал.

– Вот! Невеста согласна! Боже мой, я так за вас рада… Поздравляю… От всей души… Фу, даже в носу прослезилась… А вы, Сергей Денисович? Согласны?

– Можно я подумаю до утра? – прошу я отсрочки.

– До ближайшего утра? – не позволяет заморочить себя девушка. – До того, что будет на днях? Хорошо. Я дождусь… А не дождусь, разбудите меня часам к одиннадцати. Мужественным поцелуем. Раньше не надо…

– Да будет так! Однако возвратимся к девиациям. Если я правильно понял вашу мысль… Разрешите я процитирую? «Не ко всем коммуникациям я одинаково хорошо отношусь…» Очевидно, что с какими-то нетрадиционными проявлениями любви со стороны вашего партнера вы мириться не готовы. Это так, Лизочка?

– Ах, да… – девушка поспешно натягивает футболку на голые ноги. – Действительно. Вы же вон к чему меня склоняли, Сергей Денисович… А знаете, я передумала. Замужество отменяется. Подобного обращения с собой я не потерплю! Ладно бы еще от Гоши (у них в Америке так принято, вот он как-то раз и сунулся сгоряча), но от собственного мужа!

– Очень жаль… Такой удар. И практически у самого алтаря...

– Или можно еще так… – находится Лиза. – Брачный контракт! Женитесь вы на мне, Сергей Денисович, а разными неприятными проявлениями будете заниматься с Алисочкой. Скажем, до трех раз в неделю. За вычетом одной. Девять раз в месяц. Так и запишем…

– А что, я не против, – зубоскалит Алиса. – И Катюху еще не забудьте! Мне с ней в этом плане не состязаться. Она здесь кому хочешь сто очков форы даст. Ну, сто не сто, а одно – уж точно…

– Никому я ничего не дам! – обижается Катенька. – Не мечтайте… А ты, Алиска, дурочка! Кто ж про такое на людях трезвонит! Делать – это нормально, – делать все делают, – а вслух обсуждать – совсем уже совести не иметь.

– Да? А про палец кто тут первый ляпнул?

– Про какой палец?

– Про вот этот! – Алисин большой палец оказывается у нее во рту.

– Вот уж взаправду, мать… Сравнила жопу с пальцем!

– Девушки! – снова приходится мне разнимать своих ночных посетительниц. Они явно утомились и уже не очень понимают, что их удерживает в моем кабинете. Всякая тема сразу же выливается у них в дружескую (до поры до времени) перебранку. Пора, пожалуй, отправлять их на покой… – Алиса? Тебе есть что добавить?

– Еще бы! Мой палец уж поважнее чьей-то жопы будет!

– Благодарю! А по существу вопроса? Не желаешь поделиться с аудиторией… пардон, похоже, я тоже устал… с нашей тесной компанией своим величайшим «кошмариком»? Есть что-нибудь на этом свете, чего бы ты ни за что не сделала ни с одним из миллиарда твоих потенциальных партнеров?

– Ну, ты скажешь… Миллиарда. Я ж примерно прикинула. Округлила чуток… А «кошмарик» у меня один. Но он до того кошмарный, что мне при девчонках и назвать его стремно. Жуть просто… Пусти меня обратно на коленки – я тебе по секрету шепну.

– По секрету? – настораживаюсь я. – А ты… не знаю, чего от тебя и ждать… целоваться, к примеру, не полезешь?

– Полезу…

– Ну, и зачем?

– Потому что скучно! Замумукал ты уже всех своими разговорами, Сереж. Я надеялась, оно как-то веселее будет, а получилось так себе…

– Да, соглашусь. Веселого мало… Полагаю, девушки, нам с вами пора закругляться!

– Про «закругляться» я вроде бы ничего не говорила, ты перепутал…

– Ну, так это не ты сказала, а я сказал, Алиса! Твердым, не допускающим возражений тоном. Спасибо вам всем за приятную трату моего времени! Увидимся утром... Часов в одиннадцать, Лизонька, как и договаривались… Подкину всех вас, пожалуй, до общежития. Машина большая – все поместятся.

– Ой, правда?

– Да, так будет надежнее. Чтобы вы хотя бы по дороге лишних приключений не снискали на свою абстиненцию. Высажу за квартал, во избежание домыслов… Все свободны! Домашнего задания не будет.

– Ништяк! – с готовностью поднимается Катенька. – Денис Сергеич, а халат? Мне его взад повесить или...

– Или! Позвольте если не встретить, то хотя бы проводить вас по одежке, мадемуазель Козлова...

– Насилу высидела, – делится впечатлениями Лизонька. – Сколько пар прошло? Две? Три? И все это без обеда. Умираю с голоду – давайте следующую просачкуем… Ой, Сергей Денисович! Вы еще здесь? Разве мы с вами не расстались?

– Расстались, Новикова. По взаимному согласию. Как интеллигентные люди...

– Простите, ради бога! Дело не в вас, дело во мне. Исключительно во мне. Вот сейчас, когда мы так близко, меня от вас как-то даже мутит. Э-эээ… Хотите, я вам свой презерватив подарю? На добрую память…

– Премного благодарен… Почту за честь, моя дорогая.

– Только он, как нарочно, куда-то подевался. Да где ж? Провалился он, что ли? И руки не слушаются... Может, вы сами поищете?

– О, нет! В таком случае – в другой раз.

– Сергей Денисович, наше соглашение в силе? – официально обращается ко мне Алиса. – Расходимся полюбовно?

– Довольно уже переспрашивать, Гуляева! – досадую я. – Взрослый человек вам обещал! Мужчина, не мальчик какой-нибудь. И сами вы уже далеко не школьница. А все в игрушки со мной пытаетесь играть, как несмышленое дитя.

– А что вы на меня рычите? Как тигр на антилопу... С чего бы? Может, еще и наброситься планируете?

– Терпение лопается. Ей-богу, будь вы моей дочерью, давно бы отшлепал!

– Ну, так, может быть, я тогда задержусь? А, Сергей Денисович? В виде наказания? Не отшлепают, так на худой конец в углу постою...

– Наказание вы и есть, Гуляева. Но... угол придется отложить на потом. Без вас ваши подруги и ближайших пяти минут не проживут без происшествий, – с этими словами я отгоняю Лизоньку от шкафа, куда она стремится попасть по ей одной известной причине. Катя с одобрением за нею наблюдает. – Препоручаю их вашему попечению.

– Ладненько, – подмигивает Алиса. – За ближайшие пять минут я отвечаю. Что-нибудь еще на дорожку?

– Идите-идите! – выпроваживаю я всю троицу. – Осторожнее на лестнице! И спокойной всем ночи!

– Спокойной ночи, Сергей Денисович! – вразнобой отвечают мне девушки.

Вот, пожалуй, и вся история о трех девицах. Такая, какой я ее запомнил, а частично также и записал. Впрочем, да – еще телефон… Минут через пятнадцать в мою дверь постучали.

– Да? Кого там еще принесло?

– Сережа, это я! Алиса... Телефон у тебя забыла, ворона такая. Здесь, на диване…

– Да, действительно… Телефон… Телефон телефоном, но кто вам тут, интересно, «Сережа»? Гуляева, вы опять за свое?

– Ну, естественно, за свое. Это же я. Будто ты меня не ждал…

– Представь себе, не ждал!

– А вот и ждал!

– Нет, не ждал!

– Ждал, ждал, ждал!

– Пятнадцать минут, Алиса... Уже и не ждал!

– Ждал! Все равно ждал!

– Ладно... А если и ждал?

– Ну, дождался, че… Ох, Сереж, что сейчас будет! Туши свет! А лучше сказать, не туши...

---------------------------------------------------------

* «Desinit in piscem mulier formosa superne» – Прекрасная сверху женщина заканчивается рыбьим хвостом. (Гораций).