Три пуговицы

На витрине одного магазина лежали три пуговицы. Не большие, но и не самые маленькие, из симпатичной голубой пластмассы — самые обычные и совершенно одинаковые пуговки. Хотя, это только кажется, что совершенно одинаковые. На самом деле...

Первая пуговка всё время мечтала:

— Ах, как я хочу посмотреть мир! В жизни столько интересного, а из витрины ничего не видно. Скорее бы нас купили! Вот бы нас пришили на китель капитана, мы бы плавали по морям, побывали на далёких островах!.. А ещё лучше — попасть на форму лётчику и облететь все страны... А вдруг мы окажемся на скафандре космонавта!..

— Не выдумывай глупостей, — возражала её подруга. — На скафандрах не бывает пуговиц, а у моряков и лётчиков пуговицы не такие. Такие пуговицы как мы, пришивают только на рубашки. Значит, и нас пришьют на рубашку. А раз мы голубые, то и рубашка будет голубая или синяя. Как видите, всё заранее известно.

— Какой ужас! Я не хочу на рубашку! — пугалась третья пуговка. — Я вообще не хочу, чтобы меня пришивали. Ведь нам так хорошо здесь!

— Нас купят и пришьют, — настаивала вторая. — И не надо бояться или мечтать о несбыточном. Быть пришитыми — наше будущее. Рано или поздно, но оно наступит.

Так шло время, а их никто не покупал. Другие пуговицы давно были проданы, на витрине оставались лишь три подружки. Их переложили в тот угол, где лежали остатки. Голубые пуговки были очень красивы, но куда они могут понадобиться, если их всего три?

Но, как говорила вторая пуговка, будущее рано или поздно наступит. Однажды купили и трёх подруг.

— Вот видите, — заметила вторая пуговица, когда их высыпали из пакетика на стол, — хозяйка шьёт рубашку. И рубашка, между прочим, голубая. Я оказалась права.

— Это не рубашка! — закричала мечтательница. — Это детская кофточка! Как интересно! Скорее пришивайте нас и побежим гулять!

Хозяйка взяла первую пуговку и пришила её. Потом она потянулась за второй.

— Не пришивайте меня! — запричитала трусишка. — Я боюсь иголки! Я не хочу гулять — на улице холодно! Не надо на детскую кофточку, дети не берегут пуговиц, они царапают их и грызут!

— Быть пришитыми наш долг, — твёрдо сказала вторая пуговица.

Хозяйка тут же взяла её и крепко-накрепко пришила чуть ниже первой. А потом наступила очередь третьей пуговки. Как она ни умоляла оставить её в покое, сколько ни выскальзывала из пальцев, но пришили и её. Кончив работу, хозяйка погладила кофточку горячим утюгом и подарила своей годовалой дочке.

Так для трёх пуговиц началась новая жизнь.

Но и теперь подруги оставались верны себе. Первой всё было интересно. Она так рвалась увидеть побольше нового, что буквально висела на одной нитке. Вторая пуговка добросовестно исполняла свой долг. Она туго застёгивалась и ещё труднее расстёгивалась. Хотя если бы не она, то кофта вовсе бы никуда не годилась, ведь третья пуговка ни за что не желала работать. Она терпеть не могла петли и вечно норовила расстегнуться, так что девочка частенько бегала с распахнутыми полами кофты. Третья пуговица не переносила стирки и боялась утюга. Довольна она бывала только когда кофта лежала в шкафу, а девочка гуляла в другой — с красными цветочками.

Второй пуговице, таким образом, приходилось работать за троих, но она не жаловалась и даже находила время воспитывать подруг.

— Ну куда ты суёшься? — наставляла она любопытную. — Приличные пуговицы не ведут себя так.

— Я хочу получше рассмотреть, что впереди, — отвечала первая, стараясь высунуться как можно дальше.

— Вот оторвёшься, — ворчала вторая, — потеряешься и вообще больше ничего не увидишь.

Напрасно она это сказала! Первая пуговка хоть и болталась на нитке из стороны в сторону, но держалась крепко и теряться не собиралась. А вот третья... Хотя ей было боязно, но она тут же принялась распутывать узелок и выдёргивать нитки. Уж очень ей не нравилась беспокойная жизнь. Не прошло и получаса, а ленивица — раз... и оторвалась.

Она упала на пол, укатилась под кровать и забилась под плинтус. Под плинтусом оказалась щель. Пуговка и охнуть не успела, как провалилась под пол. Там было темно, пыльно и валялась шкурка паука, не нашедшего пропитания в городской квартире. Зато под полом оказалось спокойно и тихо. Пуговка поняла, что больше с ней ничего не случится, довольная улеглась на бок и потихоньку начала покрываться пылью.

Теперь на кофте оставалось всего две пуговицы. Но и сама кофта была уже не та, что прежде. Она залиняла и обтрепалась, а девочка подросла, так что кофта из голубой фланели стала ей маловата. Кофта всё чаще лежала без дела в шкафу, пока однажды хозяйка не достала её с полки и не сказала:

— Эта вещь своё отслужила. Вот, и пуговицы не хватает. Больше её надевать не будем. А вот тряпка из неё получится. И, кстати, медвежонка подлечим. Где тут пуговицы остались?

— Меня возьмите, скорее! — закричала любопытная, и хозяйка отстригла её и пришила мягкому игрушечному медвежонку вместо вывалившегося глаза.

— Просись и ты, тебя тоже возьмут! — предлагала любопытная рассудительной подруге, но та не согласилась.

— Долг порядочной пуговицы, — сказала она, — крепко держаться там, где тебя пришили, и не лезть в чужие дела.

Вторая пуговица так и поступила: она осталась на кофте, хотя кофта к тому времени стала обычной тряпкой, которой вовсе не нужны пуговицы.

Пути трёх пуговок разошлись. Боязливая валяется под полом, пыль покрыла её так, что даже дырочек не разглядеть. Но зато там ничего не случается, поэтому потеряшка чувствует себя спокойно.

Вторая пуговица осталась на старом месте. Правда, голубая кофточка превратилась в серую половую тряпку, а сама пуговка исцарапалась и потрескалась. Когда хозяйка моет пол, пуговка ударяется и трётся о половицы, но по-прежнему держится крепко — так что не оторвёшь.

А любопытная превратилась в голубой медвежий глаз. Она считает, что ей повезло больше всех. Век игрушечных медведей не долог, но зато пуговка каждый день видит много интересного. По ночам вокруг медвежонка собираются куклы, машинки и другие игрушки. Они беседуют о разных делах, и иногда пуговка рассказывает историю своих подруг. Куклы сразу начинают жалеть пуговицу, оставшуюся на тряпке, и спорить, кому больше повезло — любопытной или трусишке. Ведь третья пуговица запросто может пролежать под полом ещё сто лет, а потом её найдут и сделают экспонатом в музее, где тоже хорошо и спокойно.

Тогда пуговка, ставшая глазом, говорит:

— Мы все три добились чего хотели, и все три довольны. Но если бы у меня не было другого выхода кроме судьбы моих подруг, то я бы не согласилась валяться в пыли. Уж лучше висеть на тряпке и тереть пол.