Три сна Анны

Я брутфорсил этот сон уже третью ночь, кто-то очень сильно заморочился, чтобы не допустить посторонних в святая святых. Забавно, большинство расшаривают свои сны в общий доступ, чтобы любой турист мог посмотреть, как они застряли в лифте или трахают анимешную девочку. Скучища. Бывают забавные трипы, если кто-то подключился к сон-машине обдолбанный или, вроде меня, умеет в осознанные сновидения и устраивает целое шоу, но даже такое уже приелось.

Хоть какой-то интерес представляли приватные комнаты. Только не те, где сновидцу не хватило фантазии даже на двухфакторку с биометрией по нейроотпечатку. Так вот, я, наконец, проник в тот самый сон, который ковырял третью ночь.

Привет.

Сон первый

Свет. Он жалил, стирал все грани и углы, лился под ноги, будто собирался утопить. Посреди этого слепящего зарева сжалась маленькая фигурка, как суперзвезда на сцене под прицелом софитов. Только это была очень скромная звезда, которая до потных ладошек боится публики, да попросту штаны намочит, если кто-то её заметит.

Сам я стоял где-то на границе. Шаг вперёд – и меня тоже ошпарит светом, назад – и я погружусь в угловатую кромешную тьму. Стоячий воздух, пронизанный запахом хлорки, не хотелось вдыхать даже в этой нереальности. Глухо, будто из-за толстой стены, лаяла собака.

Я выбрал сторону света, сделав шаг к фигурке. Таиться не было нужды, в чужих снах туристы – это невидимки. Не только друг для друга, но и для сновидца. Ты будто оказываешься в фильме, где действие происходит вокруг, но без тебя. Видишь, чувствуешь, но не можешь повлиять. Сон на тебя – может, но не так уж сильно, спасибо предохранителям.

Так что девушка – я разобрал, наконец, что это была именно девушка – меня не видела. И боялась, конечно, не меня. Темнота смотрела на неё со всех сторон. Смотрела и не касалась, только с гулким грохотом хлопала дверью, шептала и вскрикивала человеческим голосом. Но всё это где-то за линией света.

Девушка заметалась, потом побежала, но на самом деле так и не сдвинулась с места. Просто перебирала ногами, пока не упала на колени без сил. Она глубоко и часто дышала ртом, затравленно озиралась и пыталась ползти. Выходило так медленно, будто вместо мышц у неё вата.

Обычный, вроде бы, кошмар. Но животный ужас девушки, как зараза, проникал внутрь. Сердце само собой зашлось в истерике, и я резко оглянулся. Но тьма охотилась не за мной.

Надо бы сбавить настройки чувствительности на гарнитуре… Взяв себя в руки, я подошёл ближе. На самом деле свет был не абсолютным, мимо девушки струился поток призрачных людей, как бывает перед началом утренней смены на заводе. Люди переговаривались, листали новостную ленту, просто смотрели мимо. Все – только мимо. Бесполезно звать, никто не видит, не хочет видеть.

Девушка опрокинулась на бок, и я заметил у неё на шее, чуть ниже левого уха, остроклювую птицу с алой грудью. Птички поменьше сидели на запястьях, в прорезях на джинсах, на дыре в голубом свитере с пандой. Пшеничные волосы спутались и упали ей на лицо. Потом она вскинулась и посмотрела, казалось, прямо на меня, и я мог поклясться, что видел уже эти странные глаза – один карий, другой – серый. Этот острый нос и маленький шрам на губе. Но она опустила голову прежде, чем я смог вспомнить, где.

Темнота разом надвинулась. Теперь светилась только девушка, но она сжалась, будто хотела слиться с чернотой вокруг, стать незаметной. Чёрные смоляные руки хватали её за руки и за ноги, тащили к себе, пока она отчаянно хваталась за пустоту.

Темнота хищно облизнулась.

Я успел выскочить из сна прежде, чем она вопьётся и в меня. Слышал только, как девушка закричала.

Просыпайся

Крик всё ещё стоял у меня в ушах, когда я отключил разъём сон-машины. Я бывал в разных кошмарах, но редко сбегал. Наверное на такие случаи и нужен предохранитель – сердце заходилось, непривычное к таким ярким чувствам. Как же истошно она орала. То ли от боли, то ли от страха, я так и не понял. Может, просто от того, что в этом беспощадном ужасе не остаётся ничего другого, кроме как кричать.

На хрен.

Нужно впредь осторожнее лазать по чужим секретным снам. Наверное, кто-то бы сказал, что так мне и надо, но… Ну да-да, так мне и надо. Но как ещё себя развлечь, я не знаю, а в прошлом достаточно поразвлекал других расшаренными снами, чтобы заслужить немного развлечения для себя. В конце концов, я никому не делаю плохого. Просто смотрю.

Дотянувшись до пачки чипсов с сыром, я стал лениво листать новостную ленту. Какой мудак только придумывает эти заголовки, господи, неужели кто-то ведётся. «Смертельные капли от насморка» – наверняка кто-то выпил флакон вместо того, чтобы закапать в нос. «Плакали даже собаки»… На двадцатой новости я спросил себя, зачем снова это читаю и собирался уже закрыть вкладку волевым усилием, но глаз зацепился за следующий заголовок:

«Найдена пропавшая ранее…»

Огромный портрет, разбивающий скупой текст на странице. И теперь-то я вспомнил, где видел ту девушку из сна. Те же пшеничные волосы, та же гетерохромия, даже этот несчастный свитер с пандами. Последний месяц только о ней и трубили из всех щелей. От обычного объявления о розыске до репостов, которые запустили по соцсеткам друзья и родственники. Я начал перематывать в голове подсмотренный сон. Этот ужас, ощущение, что кто-то наблюдает, ищет, а потом – находит. Не слишком ли метко для простого совпадения? Жалко её, но в мегаполисе такие девчонки каждый день пропадают пачками.

В основном не находят, а этой вот повезло. Или нет. Я пробежался глазами по тексту – нет. Нашли только тело. Тоже обычное дело, в общем-то, если бы не одна маленькая деталь. Нашли его ещё два дня назад, а её сон я видел сегодня.

Как такое возможно? Это точно была не запись, нет, сон шёл в реальном времени. Но мёртвые не видят снов.

Я почувствовал непривычное возбуждение. Ощущение так сильно отличалось от вялотекущих дней, в которых я силился найти хоть какое-то развлечение, что мне захотелось его всеми силами удержать. Это ведь не просто любопытство, убедил я себя. Вдруг это важно, вдруг я нашёл что-то, что перевернёт эту историю?

Я поискал эту же новость в других источниках, точно ли не ошибка, не фэйк. Но везде писали одно и то же: найдена мёртвой, найдена мёртвой, мёртвой. Наверное, я просто обознался, мало ли блондинистых девчонок с острым носом. С разными глазами, пожалуй, меньше, но это ж чёртов сон, мало ли что мне могло там показаться.

Я должен был убедиться, зайти туда снова. Только теперь – найти все её фотки, изучить досконально и опять проникнуть в сон. Конечно, это была просто ошибка, но если был хоть крошечный шанс…

Интересно, когда она снова заснёт?

Сон второй

Каждый раз, проникая в запароленные сны, я думаю, как же легко мы поверяем такие сокровенные вещи хрен знает кому. Не рассказываем тайны болтливым друзьям,

усердно прячем или уничтожаем компромат, а потом вот так легко втыкаем имплант прямо в мозг, даже не думая, что сон-машину писали такие же люди. Которые, как и ты, торопятся домой к вирттубу, которые не выспались, которым надо закрыть хотя бы как-нибудь задачи за месяц. И они допускают ошибки, оставляют дыры, много дыр, которыми пользуются такие, как я. Но я не врежу, просто смотрю. Впрочем, есть и другие.

Сон был на месте, там, где я его ждал. На сей раз я подготовился, выучил лицо девушки – её звали Анна, если сводки не лгут – так же хорошо, как отличник учит главу учебника по истории к завтрашнему уроку. Каждую родинку на скуле, каждый шрамик на коже, изгиб линии роста волос. Не все, кстати, видят себя во сне – собой. Но Анна, если это и вправду она, соблюдала фотографическую точность.

Этот новый сон был другим, сохранялась только общая идея света в центре мрака. Мне показалось, что я нахожусь во дворце. Очертания предметов смутные, размытые, но в них узнавались высокие своды в золоте, пёстрые гобелены. Сейчас можно было натянуть на стены любой скин, хоть первобытную пещеру, хоть корабль пришельцев, но память о настоящем просторе давно стёрта тесными халупами муравейников.

Здесь должно было пахнуть густым цветочным парфюмом или древесной смолой – чем-то богатым и пафосным. Вместо этого воняло хлоркой. Снова.

Посреди зала высился трон. Наверное, он должен был быть красивым, но что-то отталкивающее читалось в причудливых сплетениях металла. Вроде ничего конкретного не разобрать, но изгибы складывались то в жуткую гримасу боли, то в растопыренную конечность, то просто в густые потёки чего-то… Чего-то… Тут фантазия пускалась во все тяжкие.

На троне сидела, конечно, она. Я приблизился и всмотрелся в лицо. Тот самый узор родимых пятен и именно на левой скуле, форма лица, разве что оно кажется более худым и измождённым, чем на счастливых фото, которые удалось нарыть в интернете. Почему теперь эта Анна – королева или что-то типа? Пока я вглядывался в её черты, она не шевелилась, лицо будто каменное, только вместо монаршей строгости в линии губ и выражении глаз проступала едва сдерживаемая мука.

А потом я понял – что-то было сильно не так со всем её королевским нарядом. Золотой, украшенный рубинами обруч на голове сидел так тесно, что вот-вот треснет череп, а браслеты, которыми были увиты её руки, вовсе не изящные безделушки, а весили с тонну, не давали оторвать предплечье от подлокотника трона. Она вся была будто бы памятником самой себе, и только птицы на её шее и руках косили на меня глазом, да жуткие тени чертями плясали вокруг, хотя и нечему было их отбрасывать. Мне хотелось встряхнуть её, кричать, чтобы выковырнуть из-под слоя камня что-то живое. Узнать, что с ней, где она? Но это был сон Анны, и я мог сколько угодно биться внутри него, не в силах создать даже малейшее колебание воздуха.

Я заметил какое-то движение сзади, резко обернулся. Глаза Анны тоже ожили, вскинулись на мужчину. Инстинктивно мне захотелось спрятаться за трон, но я осадил себя – я невидимка здесь. И для сновидца, и для порождений его сна, и для туристов. Мужчина приближался, Анна дёрнулась на троне, но браслеты стали огромными, как звенья ограды. Я попытался запомнить внешность этого человека, вдруг это он – наверняка он! – похитил и удерживает у себя девушку. Но как же сложно это оказалось. Если сама Анна рисовала себя во сне с дотошностью гиперреалиста, то её палач едва ли походил на человека. Очень резко и примитивно очерченное, как угольный набросок, лицо с провалами для глаз и рта, длинные волосы, которые, казалось, растут отовсюду и огромные руки. Он будто вообще в основном состоял из рук, а остальное было чем-то второстепенным. Я заметил узор в виде мужского профиля, сплетённого с литерой «К» на внутренней части его локтя. Пальцы тонкие, длинные, с широкими узлами сухожилий держали кубок, заполненный чем-то цвета огня.

Анна вжалась в спинку трона, будто прикосновения этих пальцев боялась больше всего на свете. Но человек неумолимо поднёс к её губам край кубка.

Голос грубый и хриплый велел:

– П-пей.

Его заикание резануло. Таким нелепым оно показалось в этом пафосном зале, слетевшим с уст этого страшного человека, чьё лицо Анна даже представлять боялась. Одни только пальцы которого наводили ужас.

Я дёрнулся помешать, взорвать кубок в его руках, но совсем забыл, что ничего не могу. Дурацкие привычки онейронавта лепить из своих снов всё, что хочется. Анна медленно разлепила дрожащие губы и сделала глоток. Сначала она, хоть и с трудом, но сглатывала огненный напиток. Потом горло стало судорожно дёргаться и вот уже тонкие струйки потекли из уголков рта. Они становлись шире по мере того, как Анна захлёбывалась, лились к подножию трона. Кубок был самый обыкновенный, в нём никак не могло поместиться столько жидкости, но она, шипя и пузырясь, собралась в лужицу, потом расползлась по всему полу. Когда она коснулась моих кроссовок, я почувствовал жар. То, что вытекало из кубка походило на лаву или что-то вроде того. Надо было выходить из сна, он начал захватывать меня. Но только сейчас я понял, что силуэт мужчины становится более отчётливым. Проступают понятные человеческие черты. Я должен был остаться, увидеть, кто он. Может быть, я тогда смогу что-то сделать для этой девушке. Ведь наверняка полиция нашла кого-то не того. Другую похожую девушку, подделали там что-нибудь у себя, чтобы закрыть затянувшееся дело о пропавшей Анне.

Как же горячо и больно! Лава залила щиколотки, поднялась к коленям. Ну же, покажи хоть что-то!

Средний рост, средняя комплекция, какая-то хрень в ухе – таких мужиков миллионы, чёрт! Глаза слезились от боли, снова размывая образ похитителя. Ну же, лицо почти проступило, сейчас он обернётся и…

Просыпайся

Вспышки, вспышки, вспышки… А потом стало темно. Голова закружилась, будто меня схватили за ноги и раскрутили в воздухе. Тошнотная горечь скакнула к горлу – несколько мгновений и всё прошло. Я ощутил под собой кресло, интерфейс сон-машины у основания черепа.

Система равнодушно сообщила, что сработал предохранитель. Наверное, стоило сказать спасибо, но хотелось выматериться. Я ведь почти…

Почти что? Почти умер, ага. Предохранитель срабатывал, только если телу что-то угрожало из-за сна. Самим сновидцам ничего не будет, их тело знает, что спит, поэтому никто бы не истёк кровью по-настоящему, когда очередной маньяк из кошмара всадит нож между лопаток. Другое дело туристы, которые на самом деле не спали, а машина, наоборот, усиливала их восприятие, чтобы обеспечить погружение в реальность сна. Если сновидец тонет, горит в огне – ты всё чувствуешь, и это может убить в реале. На заре появления сон-машины, когда ещё предохранители в интерфейсах не придумали, проект чуть не запретили, потому что нескольких туристов недосчитались после сна о взрыве.

И всё же никакие правильные и рациональные мысли не могли потушить досаду. Почти увидел…

Но даже если бы и увидел, что из этого? Полиция уверена, что Анна мертва, вон, даже труп нашли. Кто поверит какому-то случайному чуваку, который вломился в чей-то сон и увидел кого-то похожего на пропавшую? Даже в собственной голове звучит слишком жалко и неубедительно. Это уж не говоря о том, что его самого могут прикрыть за взлом и навесить в нагрузку последние атаки на банки.

Надо узнать, где именно нашли труп, как, в каком виде…. И, конечно же, такая информация не разглашается. Если только…

Я не преступник. Да я много чего умею, но дальше небольшого хулиганства не заходил. Вломиться в базу полиции – для меня слишком, но разве мои намерения не благие? Если удастся что-то выяснить, и я смогу спасти человека, не стоит ли того риск?

В даркнете много кто водится, в том числе и ребята чуть менее безобидные, чем я. А ещё они не прочь похвастать своими находками. Например, уязвимостью в госсистемах, которую до сих пор никто не заметил. Пошли слухи, что в новом обновлении дыру подлатают, но все мы знаем, как быстро это делается у нас. Скорее в лесу что-то сдохнет.

Как и говорили, с помощью эксплойта я влез в базу с правами админа так же легко, как вор в карман бухого в хлам гуляки. Я с трудом подавил соблазн поискать в базе что-нибудь и про себя, может, даже немного улучшить свой социальный облик. Не за тем я здесь. А если кто-то заметит, что я шарюсь тут – испорчу всё и для себя, и для Анны.

Долго искать её дело не пришлось. Фотки, которые мне открылись, заставили положить вынутую из пачки чипсину обратно. Так уж вышло, что в реале покойников я никогда не видел, да и в сети такой криповый контент меня не привлекал. А тут он весь такой натуральный, ничем не прикрытый, по-деловому циничный предстал передо мной. Синюшное тело, всё в ранах и кровоподтёках, на шее уродливый длинный порез. В том самом месте, где у Анны-из-сна красовалась птичка с алой грудью. Я точно не помнил, где сидели остальные, но что-то мне подсказывало, что ровно там, где сейчас я видел неровные глубокие раны.

Лицо тяжело было узнать – ни одного живого места, нос и закрытые веки распухли. Уха у неё, кажется, не осталось. В этот момент я поняла смысл выражения «даже родная мать не узнает». Не уверен, что узнал бы в этом даже лицо самого близкого человека. А у полиции была экспертиза, генетические проверки.

Чему верить? Ей или своему разуму, который видел сон.

Превозмогая тошноту и неприятную тесноту в груди – была же живая девчонка, почему теперь так? – я принялся читать протоколы.

Нарочно они что ли пишут их так, что хрен чего разберёшь в этом канцелярите? Но основное понял: нашли недалеко от Новокамского района, причина смерти – повреждение артерии на шее, долго держали в холоде, в крови препараты, сексуальное насилие. Грязно и страшно.

Я начал думать, как связать все эти факты – место, где нашли, и метку, которую видел на руке, сильные седативные препараты и то, что девчонку подключали к сон-машине. Что-то даже начало сходиться, но потом я понял, что занимаюсь полной фигнёй. Одно из двух: или Анна мертва, а сон… просто сон, может, его видит какая-нибудь криминалистка из полиции, которая занималась поисками и на ночь перечитала протоколов, либо Анна жива и сны – её, тогда убитая вообще никак к делу не относится.

Первый вариант был логичный и здравый, очень спокойный и удобный. Просто забудь эту историю, чувак, живи своей жизнью. А второй оставлял вдоль позвоночника скользкое чувство тревоги – где-то там мучали живого человека, которого все считают мёртвым. И если я сейчас решу, что всё просто придумал, то не оставлю ей ни одного шанса.

«И себе», – сказало что-то внутри меня. Почему-то сейчас стало очень важным заняться этим делом. Будто я давал себе последний шанс стать настоящим. Не просто тенью, жующей чипсы и шарящейся по виртнету, а кем-то живым.

В конце концов, что я теряю, если попробую всё выяснить сам? Только немного времени.

Я вбил в поисковик описание метки с руки маньяка и почти сразу нашёл интересное – клеймо Коралл Ком. Каждая корпа ставила свою отметину – ну, они-то это называли паспорт сотрудника – на работников. Значит, с местом я определился. Такая метка на руке почти гарантированно означает, что он живёт в Приволжском районе. Они все оттуда, чтобы работникам не приходилось долго добираться, а на деле, чтобы они продолжали годами и десятилетиями вариться в одном котле, ведь другая работа – это переезд. Переезд – это дорого, а ты уже привык, что всё нужное тебе, всё привычное – здесь.

Короче, он из Приволжского. Только там десятки многоэтажек и тысячи квартир. В стоге сена тебе хотя бы можно беспрепятственно копаться, чтобы найти ту самую иголку, и даже в чужие сны легче проникнуть, чем в квартиры. Айпишник пробивать тоже нет смысла, вряд ли этот урод сидит со своего домашнего напрямую.

Кроме снов у меня по-прежнему ничего не было. Кроме снов…

Анна, давай же, помоги мне тебя найти.

Сон третий

Она лежала на кольях и острия их окровавленными клыками торчали из её тела, вспарывая нежный тонкий шёлк платья. Оно облегало тело так плотно, что казалось второй кожей, ещё и телесный цвет это подчёркивал. И мне отчего-то стало так жаль это платье, такое красивое, с таким вкусом созданное, а теперь грубо и некрасиво порванное.

Анна, обернутая запахом хлорки, как шарфом, отрешённо смотрела в пустоту. Давал ли похититель ей какой-то препарат, чтобы даже во сне она не могла спрятаться и получить хоть немного отдыха от жуткой реальности? Сейчас её мучитель выглядел, как огромная чёрная фигура, размером с дом. Тяжело нависающая, бесформенная, лишь отдалённо напоминавшая человека – будто огромная тень, отброшенная перед закатом. И её было достаточно, чтобы выстыло всё внутри. Анна съёжилась, странно живая на этих своих кольях.

Они неумолимо прокручивались и на миллиметр смещались вверх-вниз, не давая примириться с болью. У меня сводило зубы и лопатки, стоило хоть на миг представить, что она чувствует. Но я пришёл не затем, чтобы купаться в её страданиях.

Не нужно смотреть на них.

Мне надо быть внимательным и выудить хоть какие-то намёки из сна Анны. Всё, что она способна рассказать мне, сама того не понимая.

Однажды я помог приятелю встретиться с девчонкой, с которой он познакомился во сне. Ну, то есть как, он постоянно гостил в её расшаренных сновидениях, а она даже не подозревала о его существовании. Я влез в её приватные сны, где ей много раз снился парк с очень примечательной беседкой. Она там плакала. Приятель пришёл туда с утра и всё сложилось удачно.

Видела ли Анна, куда её притащили? Вряд ли, да и сны – это не пересказ, приходится отсеивать сюрное, чтобы докопаться до крупиц реального. Это вдвойне сложно, когда всё, что чувствует сновидец –- животный страх и боль.

И всё же я помнил ставни на окнах из первого сна, а ещё метку на руке – из второго. Ставни могут значить одно – это низкий, скорее всего первый, этаж, чтобы никто не влез или не бросил что-нибудь в стекло. Только там защита не покажется избыточной, не вызовет подозрений.

Анна стонала и пыталась кричать, но её рот был зашит грубыми стежками. А она всё равно пыталась, прорывая кожу до крови. Стоны, мычание, отчаянный лай собаки.

– З-заткнись, сука! – громоподобный ор.

Орала огромная тень, нависшая над Анной. Та затихла, немо шевеля губами, но лай не переставал. Тогда сверху полилась новая брань с этим жутким заиканием.

Получу ли я единый узор, если смогу составить все эти кусочки? Район я знаю, первый этаж, у соседей есть собака… Молодец, получилось сузить круг. Сколько таких, тысячи?

Анна на кольях агонизировала. Судороги становились сильней с каждым новым толчком, и я почувствовал, что времени мало. Если сон прервётся снова, я так и не узнаю ничего. А новый сон – будет ли он? Сколько Анна протянет так?

Мир поплыл, и без того скудное окружение стало походить на мираж, дрожащий воздух, который только пытается быть реальностью. Я кинулся к Анне, её запрокинутая голова колыхалась в своём туманом такте. Глаза были открыты, но смотрели сквозь меня. Я пытался вычленить в этом зыбком, нестабильном мирке какие-то понятные очертания, задержать распадающуюся картинку, но она осыпалась цветным песком. Я цеплялся за остатки сна, за шёлковое платье, за птиц, остервенело терзавших её тело.

Мне было почти больно. Её агония переливалась в меня, вонзаясь в спину острыми кольями. Её птицы стали моими, клевали, клевали, клевали.

Я хотел проснуться, господи, как я хотел проснуться!

Не в силах выбраться, я попытался вернуть всё, как было. Вызвать в памяти огромную тень, а колья и навязчивый запах хлорки, от которого уже задыхался, наоборот, убрать.

Но я не спал.

Даже в собственных снах я не был таким уж искусным онейронавтом. Навыков хватало для фокусов, но я никогда не моделировал обстановку до деталей, не умел сооружать целые сценарии. А в чужом это и вовсе невозможно. Я должен вспомнить, что это не мой сон.

Свет истерично заморгал, будто ребёнок балуется с выключателем. Я видел такую черноту, в которую больше никогда не хотел бы заглянуть, мне отчаянно не хватало кислорода.

Просыпайся

Опять сработал предохранитель. Но в этот раз вместо злости я ощутил только апатию. Я не приблизился ни на шаг. У детективов есть хотя бы реальные улики, а я пытался найти место даже не по пересказу человека, который скорее всего не подозревал, где находится, а по сну. Сну, в котором могло быть вообще всё, что угодно.

«Просто забей. Ты ведь много раз так делал, правда?» Сколько дел можно отложить, чтобы никогда к ним не возвращаться. Сложных, непонятных… А это и вовсе бессмысленное или опасное. Зачем?

Я упрямо откинул убаюкивающие мысли. Сон – это ведь не просто набор случайных картинок?

Яркие реалистичные или повторяющиеся элементы – они часто являются тропинками в реальность. Собачий лай, например… Будь у неё своя собака, она вряд ли слышала бы её в кошмаре такой надоедливой. И в отметине на руке у меня не было сомнений.

Размышляя так, я машинально начал сгребать пустые пакеты от чипсов со стола. Рутина хорошо помогает, когда надо занять руки и очистить голову. Вылил остатки газировки из пяти бутылок в раковину, выкинул коробки из-под лапши, выстроившиеся неприступными бастионами на кухонном столе. Надо бы почаще это делать, а то скоро жить негде будет. Загрузил, наконец, стирку. Из коробки порошка резко пахнуло отбеливателем.

Картинки из снов Анны на миг перекрыли яркий свет ванной. А что если и запах – не просто запах? Хлорка не просто что-то абстрактно противное, что дополняет кошмар. Завод рядом? Только не в жилой зоне. Что?

Я ещё раз бросил взгляд на стиралку, но так и не запустил её.

Где в Приволжье есть крупные прачечные? Сеть мгновенно подкинула адреса. Отлично, одна есть прямо в доме по соседству с жилыми квартирами. А у кого со второго этажа есть собака? Ломать систему регистрации домашних животных после полицейской базы – как два пальца…

Не прошло и получаса, как я получил предполагаемый адрес. Прописан там был один мужчина, некий Измайлов Александр, тридцать восемь лет… Казалось, всё сходится. Остался вопрос: я действительно готов это сделать? Даже не просто вломиться в чужой дом, но вломиться в дом, где, возможно, находится преступник. Извращенец, мучающий людей. А сам я много чего могу только среди нулей и единиц, а в физическом мире… Короче, я отнюдь не накачанный герой из крутого экшена. Из меня крайне хреновый спаситель, и отправляться мне туда совершенно точно не надо.

Спустя два часа я стоял напротив того самого дома.

Обычная высотка, близнец ещё сотни таких же в округе. Выделяло её только то, что со стороны трассы к ней прилепили прачечную с незатейливым названием «Гладь-стирай», а ещё то, что где-то тут живёт маньяк.

«Возможно живёт», – поправил я себя. Моя трусливая часть отчаянно надеялась, что это неправда. Что лучше униженно извиняться за взлом квартиры, чем на полном серьёзе пытаться задержать опасного преступника. Вторая, более долбанутая моя часть, уверяла, что никого задерживать не надо. Достаточно всё разведать, получить доказательства, и пусть полиция разбирается.

С этими мыслями я зашёл в подъезд. Запаха из сна я не ощущал, но наверняка в квартиры его разносит по вентиляции. Я огляделся и прислушался. Вроде всё тихо, а от камер пока ещё неплохо помогает толстовка с принтом, обманывающим алгоритм наблюдения. Я нашёл нужный номер на двери и нерешительно постоял у двери. Нечего тянуть.

Электронные замки тут стояли стандартные, даже скучно. В кино всё выглядит сложнее и драматичней, саспенс нагнетается и вот это всё. А я стоял перед дверью, больше не запертой, всего спустя минуту. Оставалось только открыть. Для уверенности я стиснул в руке фонарик, будто это была рукоять пистолета.

С чувством, будто собираюсь шагнуть под разогнавшийся поезд, я заглянул внутрь. Шум воды из ванной, запах молока с печеньем. Меньше всего это место походило на логово маньяка.

– Дядя, вы кто? Вор?

Если бы не вопрос, я бы не сразу заметил девочку, играющую на полу в кубики. Она смотрела то на меня, то на дверь, за которой шумела вода.

– Э… – от неожиданности я никак не мог вспомнить имя жильца. Наконец, я собрался с мыслями, – А где Александр?

– Мы тут только с мамой и денег у нас нет. Дядя Саша к нам приходит только за деньгами, мама говорит, что он жадный козёл.

– Ладно, я понял. Маме не говори, хорошо? И это… вам бы замки сменить.

После такого нелепого фиаско мне захотелось немедленно вернуться домой. Сыщик хренов. Но всё же, что если я просто немного ошибся с квартирой. Собаку может быть слышно и в соседних, так?

Но тут, словно услышав меня, дверь справа открылась и наружу вышла старуха. Подозрительно глянув на меня, она пошуршала по коридору. Я глянул влево, там на двери висело объявление, что двушка сдаётся.

Вот и всё, иголка вообще не в этом стоге. Во мне было столько решимости, даже несмотря на то, что задумал я самоубийственную глупость. Я готов был побороться, собрал волю в кулак, чтобы хоть раз в жизни сделать что-то стоящее… Это должно было закончиться чем-то… Чем-то на адреналине, рисковым, что сделает жизнь не бессмысленной. Но не так.

Выходя из подъезда, я ощущал что-то большее, чем простое разочарование. Я собрал всё, что у меня было, столько, что больше уже никогда и не будет, а эти усилия улетели в трубу. Вот хоть в трубу этой самой прачечной. Рядом с которой пахло чем-угодно, только не хлоркой. А как красиво складывалось… Сука.

Мимо меня проехал грузовичок с логотипом «Гладь-стирай» на тенте. Повернул куда-то во двор. Я собрался вызвать такси, вернуться домой и сходить в какой-нибудь тупой, самый никчёмный в мире сон без всяких загадок и вызовов.

Но в последний момент подумал, а зачем грузовик завернул во двор, если вход здесь? Ведомый смутной догадкой, я тоже повернул за угол, обошёл с торца. Сзади дома длинная пристройка. Почему я сразу не подумал? С главного входа, под вывеской только выдача одежды, а вся стирка происходит дальше – вот здесь. А ещё во дворе детская площадка. А кому и собака ребёнок, у нас тоже постоянно мамаши срутся с собачниками. Одно из окон соседнего дома забрано металлом, хотя солнце ещё не планировало окунаться в горизонт.

Под бешеный стук сердца я приблизился к окну и прислушался. Глупо, конечно, там ничего не должно быть слышно, иначе соседи бы подняли тревогу. Нужно попасть внутрь.

И вот тут моя решимость дала трещину. Всё вдруг стало настолько реальным и осязаемым. Даже если не думать, что за дверью меня ждёт мужик с ножом, там могла быть изувеченная жертва. Или даже уже мёртвая. Что я буду делать? Смогу ли вообще что-то сделать?

Я натянул капюшон до самого носа. Наверное, вскрывать замки удобнее ночью, когда не ждёшь, что кто-то вот-вот пройдёт мимо. Но зато днём больше шансов, что внутри никого нет. Все взрослые, которые живут тут – заводские, и сейчас они работают.

Дверь была заперта сложнее, чем те, что я вскрыл до этого. Не типовой электронный замок, а «допиленный» вручную. Пришлось поковыряться, но я успел справиться с ним быстрее, чем кто-то заметил копошащегося у дверей чужака.

Тесная тёмная прихожая. Я открывал и заходил внутрь почти бесшумно, постоянно прислушиваясь. Квартира ответила мне тишиной. Только сейчас я вспомнил, что помимо фонарика прихватил с собой раскладной нож и машинально нащупал его рукоять в кармане. Спокойнее не стало, но мне нужно было уцепиться хоть за что-то обнадёживающее.

Другой рукой я вынул фонарик и подсветил дверь в комнату. Она должна быть единственной. Вряд ли одинокому мужику выделят больше. Неужели он проделывал всё прямо там? Внутри – никого. Только вещи, но их казалось слишком много. Луч фонаря соскальзывал с микросхем и пластиковых корпусов, чтобы наткнуться на паяльник и кучи коробок. Детали валялись даже на диване. Будто в этой тесной комнатушке живёт гик, а не рабочий с завода. Но никаких следов Анны, я не заметил.

Самое странное, что я заметил, разглядывая комнату, было отсутствие окна. Просто глухая панель, даже без голографического скина – серая.

Тревога сменила место неприятной, но надежде – конечно, это снова не та квартира. Да и была ли та самая? Поверить не могу, что вписался в такое из-за простого сна. Идиот же, ну. Надо тихо уйти, пока никто не заметил вторжения.

Но ведь я точно знал, что окно есть.

Снаружи оно было, были ставни. Что если?..

Я взял фонарик в зубы, а ладони прижал к стене, стал водить ими по поверхности. Конечно, за панелью не прячется тронный зал из второго сна, но маленькая кладовка – могла. Наконец, у самого угла пальцы натолкнулись на небольшое углубление. Я надавил на него и стена подалась. Часть панели подалась вперёд и отъехала в сторону.

Сердце, молотившее в рёбра так, что отдавало в ушах, пропустило удар. Я готов был увидеть внутри что-угодно, но сначала увидел лишь темноту ещё большую, чем в комнате. И только пятно света от фонаря лежало на противоположной стене.

– Анна, – тихо позвал я.

Никто не отозвался. Снова перехватив фонарь рукой, я стал водить им из стороны в сторону. Его луч неровными скачками прошёлся от ближнего угла комнаты через прибитый к полу стул к другому углу. На его пути встретился стол и открытая аптечка, полная шприцов, дальше на полу валялась груда тряпок, среди которых мелькнуло что-то голубое, но на них никто не лежал. Зато там, где остановилось световое пятно я увидел сервер. А ещё там была сон-машина.

Я всё же нашёл. Нашёл это место, ведь так? Но где же Анна?

Я медленными бесшумными шагами двинулся через крохотную комнатку, то и дела подсвечивая пол под ногами. Тёмные несмываемые пятна на полу пробуждали тошнотворные образы и в этот момент хотелось, чтобы моя фантазия была не такой бурной.

Но ни связанной у стены девушки, ни мёртвого тела, ничего такого я не обнаружил. Но уйти после всего я уже не мог. Здесь должно быть хоть что-то!

Я заметил, что нейроинтерфейса у сон-машины два – это уже само по себе странно. Насколько я помнил, таких моделей не выпускали. Да и сами по себе они были какие-то непривычные. Будто корпус знакомый, но что-то допилено руками. А ещё индикаторы предохранителей не мигали. Но само по себе это не преступление, если сдохнешь из-за сна, сам дурак. И что два их – тоже не доказательство.

Тогда я влез в его систему, даже не зная, что хочу там найти. Может, он извращенец и снимал всё на камеру или вёл заметки о жертве, хоть что-нибудь!

И я действительно нашёл.

Ярлык под названием «Анна». Не папка с медиафайлами, а что-то другое. Я запустил программу и сначала даже подумал, что мне показалось. Но нет. Идея, наверное, лежала на поверхности, но чтобы использовать её так…

Он обучал генеративную нейросеть. На снах. Наверное, если бы это придумал кто-то другой, то она могла бы создавать удивительные сны разной тематики, разного настроения. Но эта идея забралась в больную голову. И нейросеть получила имя «Анна».

Детальки мозаики сложились в жуткую картину. Он обучал её на снах своей жертвы. Подключал Анну, мучал её, упрямо добывая кошмары. Один за другим, чтобы получить весь спектр ужаса и страданий. А потом он её просто убил.

Может быть, он сделал это прямо во сне, чтобы получить совершенно уникальные данные. Чувство смерти. Умирания. Это могло быть гениальным, если бы не было таким ужасным.

И дело даже не в жестокости, а в бесчеловечной расчётливости. В том, как он обесценил смерть. Будто это уже не важно – просто выбросил ненужный материал.

А ещё это значило, что всё увиденное мной – это… Всего лишь генерация новых снов без человека-сновидца? Я никого не спасал. Вломился в полицейские базы данных, в чужие квартиры, переломил самого себя, и всё зря. Я словно домашний кот бегал за ниткой с фантиком от конфеты, воображая, что это мышь.

Получается, найденный труп правда принадлежал Анне. Но тогда...

Я увлёкся. Слишком сильно, чтобы видеть хоть что-то вокруг себя. И поэтому едва уловимое движение заметил слишком поздно.

– Н-нехорошо заходить б-без спроса.

Я запомнил боль удара, смутные тени воспоминаний о том, как меня куда-то перетащили, укол и жжение в руке. Мутный силуэт – длинные волосы, облепившие лицо, большие руки, которые тянутся ко мне. А потом – холодную дрожь соединения с нейроинтерфейсом.

Мой сон

Я искал. Я был уверен, что правильно иду, что уже ходил этой дорогой множество раз, но дома и дороги вокруг никак не мог узнать. Мне кажется, я мог бы сосредоточиться и найти, если бы так не болела рука. Я посмотрел на неё и невольно отдёрнулся, как от оголённого провода под напряжением. Но рука дёрнулась со мной. Вокруг локтя жужжало осиное гнездо. Я попытался стряхнуть его, отодрать, но тогда осы все вместе впились в руку. Не так. Это гнездо и было моей рукой, её частью.

Я попытался стряхнуть его, но не смог. Мне захотелось оторвать его вместе с рукой. Но я чувствовал, что есть что-то важнее, что надо спешить.

Стараясь не обращать внимания на руку, я огляделся.

Знакомые пути обрывались пропастью, подворотни – тупиками. Ещё немного – и я опоздаю, поэтому надо быстрее. И так тошно и страшно оттого, что я теряю направление, я ничего, ничего не узнаю вокруг!

Я кружился на месте. Где единственно нужная из сотни одинаковых многоэтажек? Всё не то, всё чужое. Я барахтался в густом отчаянии, готовом вот-вот заполнить лёгкие.

Стоп!

Не настоящее. Это всё не настоящее. Я во сне. Обычно осознанные сновидения начинаются не так. Я ухожу в сон, готовя к ним своё сознание. Сейчас было иначе, я не собирался спать, да и не мог бы, не там. Там… Да. Я был там, в том месте, которое так долго искал. А потом… Потом он нашёл меня.

Но это именно сон, не потеря сознания от удара по голове.

Я снова огляделся, но теперь уже с пониманием, что всё это происходит только в моей голове. То, что досаждало больше всего – рука, обратившаяся ульем – надо убрать. Она просто болит. Возможно, он что-то ввёл мне через вену. Что-то жгучее, погружающее в сон. Отсюда боль, это нормально. Я провёл ладонью по внутренней стороне локтя – гладкая кожа.

На самом деле не важно, что окружает меня, это всё можно поменять. Как? На что?

Он наверняка наблюдает за мой сейчас. Подключился через второй интерфейс и ждёт, когда я покажу ему свой кошмар. Я мог бы устроить ему шоу, как делал раньше, но мне не нужно его развлекать. А ещё, если я не предприму что-нибудь, через несколько записанных снов моё тело тоже где-нибудь найдут.

Но что я мог сделать? Это просто сон, просто фантазия.

Я оказался в ловушке и мой контроль – иллюзия. Кто-то смеялся из-за домов, нависавших надо мной. Сами дома – пасти на их стенах открывались и хохотали с заиканием. Из этих пастей на меня кинулись стаи птиц с лезвиями вместо клювов.

Я упал и пытался ползти. Так же жалко и беспомощно, как когда-то Анна. И так же, как она, я ничего не сделаю. Я уже проиграл. Мои сны принадлежат ему.

Разве только…

Я развернулся, крикнул. Сначала беззвучно, но потом, сделав усилие, – в голос:

– Эй! Знаю, что ты здесь, урод. Смотришь, да? Но хрен ты чего здесь увидишь!

Никто не отозвался, да и не мог бы, наверное. Я менял только сон, а принцип работы сон-машины изнутри не изменить.

– Я нашёл тебя, – продолжал я, – и другие тоже найдут. И тебя, и твою занюханную квартирку.

Я представил его двор, подъезд, подробности – насколько мог вспомнить – его жилища. Секретную комнатку. Как они, точно на витрине, лежат перед всем миром, и люди заглядывают в стёкла.

Я продолжал дразнить его, надеясь, что это глубже затянет в сон. Если бы только мог видеть лицо…

Я уже окончательно укрепился в сознании и чувствовал, как могу дёргать за каждую ниточку этого марионеточного мира. Но вдруг руку опять защипало, и я почувствовал, как разум плывёт. Дома навалились на меня, и в их тени я увидел изрезанный труп Анны, а потом ещё и ещё, другие, в странных изломанных позах. И они все на меня смотрели. Кто-то с жалостью, а кто-то с ненавистью, что я не смог их спасти.

Я всё больше терял себя в этом тумане. Тогда я собрал остатки воли и рассыпал стёкла витрины, за которой стояла комнатка моего мучителя. Представил, как в двери врываются люди. Но не полиция, нет. Простые люди – матери и отцы, – которые накинулись на убийцу их детей. С кулаками, ногтями, зубами. Они рвали его на части, как злой рой – ничтожную муху.

У меня не было плана. Я ни на что не рассчитывал. Но в его самопальной системе был снят предохранитель, он хотел ощущений острее. И я их ему дал. Наслаждайся, ублюдок.

***

Я, наверное, спал ещё какое-то время. Когда я открыл глаза, то ничего не увидел. Из черноты вынырнул в свет такой яркий, что он был равен кромешной тьме. Медленно и болезненно я начал привыкать к свету. Даже мог что-то разобрать, если сильно сощуриться. Двинуться не смог – верёвки притягивали меня к стулу. Но левая рука была свободна и лежала на столе, перетянутая жгутом выше локтя.

С помощью онемевшей конечности я кое-как распутал себя. Я сидел под ярким светильником и не мог понять, что вокруг меня. Упал на колени, отполз и только тогда комната открылась мне. Но мне не нужна была она вся, я смотрел только в один угол. Тот, что рядом с сон-машиной.

Человек завалился набок. Длинные сальные волосы почти полностью закрывали лицо, выброшенная в сторону рука показала метку в виде мужского профиля и литеры «К». Ублюдок.

Из его уха текла кровь. Я не знал, жив ли он. Честно говоря, единственным моим желанием было бежать. Просто нестись, не разбирая пути, как можно дальше.

Но я не мог оставить её.

Мне не хватало храбрости приблизиться к убийце. По крайней мере с голыми руками. Я пошарил рукой по столу и пальцы на что-то наткнулись. Это оказался шприц, но мне было всё равно, лишь бы взять хоть что-то. Держа его иглой вперёд, точно первобытный человек, идущий с хлипким копьём на мамонта, я сделал шаг в сторону лежащего на полу тела. Потом ещё один и ещё. Человек не пошевелился, даже когда я с силой ткнул его в бок. Дыхания я тоже не заметил.

Только потыкав его ещё несколько раз ногой, я осмелился отвернуться от него к монитору. Снова найти «Анну» было легко, она будто ждала, когда кто-то придёт и заберёт её оттуда. Я не смог спасти живую Анну, но с пустыми руками не уйду.

Я залил нейросетку в своё облако, а с его компьютера удалил. Потом, когда я разберусь с полицией, скормлю ей другие сны. Научу видеть что-то хорошее, доброе.

Спи спокойно, Анна.