Тридевятый администратор

Острые ветки цеплялись за одежду и больно хлестали по лицу. Ещё три часа назад бывшее нарядным платье сейчас походило на тряпку. Левая нога, распоротая о сук, болела и кровоточила, руки чесались от многочисленных укусов комаров.

Девушка застонала и присела на пенёк, тут же вспомнив детскую сказку. Пирожка, правда, у неё с собой не было. Убегая с поляны, как-то забыла прихватить. Но и медведя, к её счастью, не наблюдалось тоже. Она вздохнула. Ну вот, кто в здравом уме едет на корпоратив в лес? Да ещё с такой компанией? Нет, отношения с коллегами и раньше у неё не ладились, но такой подлости она даже от них не ожидала. А от того было ещё обиднее. Видимо, в людях Василиса совсем не разбиралась.

Но сиди не сиди, а идти надо. Она пошевелила ногой, ойкнула, но поднялась. Ещё и телефон, как назло, разрядился. Посмотрев на тёмный экран, в котором отражалось небо, девушка ещё раз вздохнула. Она уже не понимала, где находится, и, кажется, окончательно заблудилась.

Когда девушка уже была готова лечь прямо посреди болота, по которому бродила уже, как ей казалось, целую вечность, впереди вдруг послышались голоса. Прибавив шаг, Вася вскоре вышла на полянку и увидела перед собой невысокую, худенькую женщину с острым длинным носиком, немного растрëпанную, в простом, домотканном, как вспомнилось ей название ткани, платье. Рядом стоял высокий, полноватый мужчина, с залысинами, большим мясистым носом и короткими ногами. Одежда на нём тоже была странноватой. Порты, а то, что такие штаны зовутся портами, Васька почему-то поняла сразу, из грубой серой ткани. И рубаха-вышиванка с красивыми красными узорами, что были вышиты по подолу и вороту.

Эта парочка что-то очень активно обсуждала, очевидно поджидая кого-то еще. Они яростно жестикулировали, размахивали руками.

Что-то в их облике смутило Василису — может, чересчур длинный нос женщины или весьма нездоровый, бледный, с легким зеленоватым оттенком, цвет лица мужчины? А может, то, что стояли они посреди дремучего леса. Но спустя столько времени блужданий ей было не до того, поэтому она бросилась к ним с радостным криком. И когда они наконец смогли усадить её на бревно и начали расспрашивать, с радостью вывалила на них всё, что накопилось.

Услышав ее историю, мужчина задумчиво пожевал полные губы и вопросил:

— Сильно устала, небось? Тут неподалёку есть одно местечко… Кики, — обратился он к своей спутнице. — Надо её к Ядвиге Витальдовне отвести. Совсем вон девка из сил выбилась. Того гляди, рухнет.

— Да ты с ума что ль сошел! — вскричала женщина, всплеснув руками. — Куда ж ее туда-то? К людям вывести ее надо, к людям. Да и мы с тобой Лиходееву ждем. Придёт она, а нас нет. Чего она делать станет?

— Она-то и сама доберется, — отмахнулся мужчина. — А девку жалко. Посмотри на неё, на ногах уже не стоит.

— Жалостливый нашелся, — проворчала женщина, оценивающим взглядом окинув девушку. Невысокая, на носу веснушки. Совершенно неказистая с виду. Из красоты лишь два огромных зелёных глаза да толстенная, русая с рыжиной коса, что до самого пояса свисает. Разноцветная синтетическая тряпка едва прикрывала худощавое, покрытое укусами комаров и мошек тело.

Той уже было все равно, куда ей идти — к животным или к людям. Да хоть в сарай.

— У меня есть деньги, — Вася постаралась быть уверенной и убедить женщину. — Идти обратно долго, да и не знаю я, куда идти, а я не привередливая. Мне бы только отдохнуть и дорогу найти. А потом я такси вызову и, — она зашарила по телу, ища в карманах кредитную карту. Но той не было. Видать, потеряла, пока пробиралась через всякие заросли.

Видимо, что-то такое сразу отразилось на её лице. Женщина, названная Кикой (в памяти никак не хотелось всплывать имя, от которого произведено сокращение), усмехнулась и с ехидной улыбкой спросила:

— Что, видать, нет денежек-то?

Мужчина снова одернул спутницу:

— Кики, ну что ты начинаешь, не видишь, ребёнку плохо!

— Да где ты ребёнка-то увидал, ей уже замуж давно пора, а она по лесам будто олениха скачет, — взвилась та. — Ладно, веди её. Сам с Витальдовной договариваться станешь. И с Ерофеем тоже! Он страсть гостей не любит.

Василиса задумалась: сперва она решила, что эта парочка — реконструкторы или актёры, но теперь ей казалось, что тут располагается какая-то секта староверов. И их разговор, и одежда — всё намекало именно на это. А особенно их имена, странные, похожие на старославянские.

Мужчина представился Марин Иванович; вот это имя ей было известно. Так звали одного блогера, который вёл стримы по различным играм, но тот вроде как был молдаванин. А лицо её провожатого чертами совершенно не напоминало жителя южной страны, скорее, типичного славянина. Но Вася решила, что кто они, она выяснит потом, сейчас хотелось помыться и хоть немного полежать. И потому бодро засеменила следом за Иванычем.

— У нас тута гостиница, отдыхать приехали от работы, — охотно рассказывал он, пока шли. — Я вот, например, водоканалом управляю. А Кики у неё свой бизнес. Она пряжу ручной выделки продаёт. Прясть любит очень. Сама прядет, сама красит. И даже вяжет на заказ.

Девушка подумала, что на бизнесвумен и директора они мало похожи, но у богатых свои причуды. Некоторые вон в бомжей наряжаются. Даже целая передача про это была. Так чего удивительного в том, чтобы отдыхать в славянском стиле.

Вскоре они вышли к огромному озеру, на берегу которого стоял дом, от которого у девушки просто захватило дух.

Озеро, что раскинулось перед Василисой, казалось зеркалом древнего бога, от чего-то именно это сравнение пришло ей в голову, — огромное, темное и загадочное. Вода была почти черной от глубины, в которой отражались низкие белые облака. По глади скользила легкая рябь, от чего на миг ей показалось, что это невидимые духи касались поверхности своими тонкими пальцами. Берега поросли камышом и осокой, а кое-где из воды торчали коряги, похожие на скрюченные руки пытающихся выбраться на сушу водяных да болотников.

А на берегу стоял терем — величественный и нарядный, словно сошедший со страниц русских сказок, но при этом явно построенный в наши дни. Это она поняла сразу, не зря же училась столько лет гостиничному бизнесу. Материалам, которые отлично подходят для постройки различных домов отдыха, их тоже учили. Стены его были сложены из темного бруса, искусно обработанного так, что казалось, будто они украшены древней резьбой, переплетением зверей, птиц и диковинных цветов. Окна были подстать, высокие, словно слюдяные, в резных наличниках, расписанных красными и золотыми узорами; она такие видела, когда ездила на практику в Вологду. Крыша, высоко взмывавшая в небо, была крутая, двухскатная, покрытая дранкой, похожей на чешую дракона, а по коньку гордо извивался деревянный змей, увенчанный солнечным символом.

Крыльцо было широким, с резными столбами, а на ступенях лежали домотканые половики, словно приглашая гостей войти. Над дверью висела подкова с вплетенными в нее сухими травами. По углам терема стояли деревянные скульптуры — то ли обереги, то ли стражи: медведь с топором, птица с человеческим лицом, лихой воин в шлеме с крыльями.

Все здесь дышало древностью и сказкой, но при этом чувствовалось, что терем — не старинный, а лишь искусно стилизованный. Вполне себе современные материалы выдавали это с головой: ровные линии бруса, крепления из металла, едва заметное в тени, пластиковый стеклопакет за слюдяными кусочками мозаики на окнах.

— Ну как, нравится? — спросил Марин Иванович, довольным взглядом окидывая место своего отдыха.

Василиса лишь молча кивнула, не в силах оторвать взгляд от этого странного, прекрасного и немного пугающего места. Если бы девушка не знала, что сказок не существует, то сейчас точно бы решила, что попала прямиком в тридевятое царство. Когда она сказала это вслух, Иванович хрипло рассмеялся, забулькал, словно лягушка.

— Да ты что, Тридевятого не существует, басни всё это, сказочки для малышей, — сказал он и как-то странно подмигнул.

Переступив порог, Василиса замерла от изумления. Внутри он был ещё прекраснее, просторный и уютный, но при этом словно переносил в другую эпоху.

Сени, что встретили девушку, были невысокими, с грубо отесанными балками под потолком. На стенах висели связки сушеных трав, пучки чеснока и лука, а в углу стоял деревянный ковш для воды, вырезанный из цельного куска дерева. Пол, покрытый широкими дубовыми плахами, поскрипывал под ногами, устланный домоткаными дорожками с красивым орнаментом.

Дальше была горница, как назвал её Иванович; главная комната поражала своим размахом. Посередине стоял массивный дубовый стол на резных ножках, вокруг него лавки с подушками в вышитых наволочках. В углу расположилась печь, не простая, а настоящая русская, беленая, с изразцами, на которых синими красками были выведены сказочные птицы и звери. На полатях у печи лежали свернутые в тугие рулоны шкуры, а на шестке догорали угли; в воздухе витал сладковатый запах печеного хлеба.

Стены были увешаны узорчатыми полками, уставленными глиняной посудой, деревяными братинами и берестяными туесами. Откуда она знала все эти названия, Вася и сама не понимала, они будто всплывали в её голове сами собой. В красном углу стоял сундук-подголовник, окованный железными полосами. Над ним висела лубочная картина с изображением Жар-птицы, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это была не старинная роспись, а качественная репродукция.

Свет в тереме был мягким, теплым — не от электрических ламп (хотя кое-где по углам Василиса заметила аккуратно вмурованные светодиоды), а от лучин в железных светцах и масляных лампадок, подвешенных к потолочным балкам.

— Ну что, как тебе? — спросил мужчина, наблюдая за реакцией девушки.

— Как в музее… — прошептала Василиса.

— Да уж, Ядвига Витальдовна любит старину, — хрипловато рассмеялся Марин Иванович. — Только не обманывайся — тут все удобства есть. И вода, и… ну, сама понимаешь.

Он многозначительно ткнул пальцем в сторону темного коридора, откуда доносился едва уловимый гул насоса.

Спаленка, куда девушку проводили, оказалась небольшой, но удивительно уютной. Кровать с периной на пуху и шерстяным одеялом, лавка с глиняным кувшином и медным тазом для умывания, окно с деревянными ставнями, прикрытое льняной занавеской. На стене висело зеркало в бронзовой оправе, но отражение в нем казалось каким-то размытым, будто смотришь сквозь дымку.

— Отдыхай, — проговорил Иванович, уже на пороге обернувшись. — А утром разберемся, как тебя к людям отправить. Хозяйка позже зайдёт, познакомитесь. Да решит, как ночлег отработаешь. Она нахлебников не любит.

Василиса, внимание которой захватило отражение в зеркале — там виднелся мутный образ в цветастом наряде — повернулась к Марину Ивановичу и с искренним облегчением улыбнулась:

— Спасибо большое вам за то, что не бросили.

— Ерунда, — отмахнулся он и ушел, прикрыв за собой плотно дверь.

Василиса бросила еще один взгляд в сторону зеркала, но решила, что лучше ей все же не рисковать и не пытаться рассмотреть то, что в нем должно отразиться. Она сейчас явно выглядела не лучшим образом.

Оказавшись в безопасном месте — а, увидев настоящую гостиницу, а не какой-то непонятный сарай — она окончательно расслабилась, решив отбросить мысли о своей возможной безвременной кончине. Кажется, отдыхающие здесь были пусть и чудоковатые, но безобидные.

Укусы от комаров стали нещадно чесаться, но Василиса волевым усилием проигнорировала раздражающий зуд. Хотелось лечь спать и забыться сладким сном, который ей обещала взбитая подушка и мягкая, даже на вид, перина, но прежде следовало дождаться хозяйку этого сказочного места и договориться об оплате.

Налив из глиняного кувшина в таз воды, девушка сначала тщательно оттёрла найденным рядом с тазом мылом в форме лягушки руки, затем лицо и только потом, аккуратно запрокинув голову, выпила остатки воды. Она показалась Василисе до того сладкой и долгожданной, что ей пришлось от удовольствия зажмуриться.

Дверь за спиной резко распахнулась, и девушка, не меняя счастливого выражения лица, развернулась к вошедшему.

На пороге стояла женщина, настроенная, если судить по искривлённым губам, не очень дружелюбно. При виде Василисы она озадаченно нахмурилась.

— Я Ядвига Витальдовна. Иванович сказал, что к нам тут девка приблудная заявилась, — медленно произнесла она, пристальным взглядом пробежавшись по ее лицу. — Блаженная, что ль? Че лыбишься?

— Нет, что вы, — покачала головой Василиса, снова чуть улыбнувшись. — Извините, пожалуйста, что…

— Тихо, — негромко, но властно велела женщина. — Потом болтать станешь. Разговорилась ишь.

Она зашла внутрь и прищурилась, пробегаясь изучающим взглядом по девушке. Выражение ее лица сделалось хищным. Василиса послушно умолкла, ожидая вердикта женщины. Глубоко внутри она была даже рада такому прохладному приему — подозрительным было бы, если бы ее — нежданно свалившуюся им на головы, без денег, в подобном затрапезном виде — приняли радушно.

Пока Ядвига Витальдовна молчала, думая о чем-то своём, Василиса быстрым взглядом, чтобы не показалось, что она глазеет, оценила хозяйку гостиницы. А внешний вид у нее, как и двух других ее новых знакомых, тоже был примечательный.

На вид ей было лет под семьдесят. Скуластое, с крупными чертами лицо, нос длинный, мясистый, немного с горбинкой. Волосы, что были собраны в пучок чуть небрежно, но держались в сложной причёске крепко, были густые, пепельные, с проседью, заколотые костяной резной шпилькой. Густые брови, глубокие морщины. Взгляд цепкий, чуть ироничный, как у человека, которому давно не надо ничего доказывать. Надета на ней была длинная тёмно-бордовая накидка из плотной ткани с вышивкой под старину по краю. Под ней виднелось чёрное платье до икр, простое по фасону, но подчёркнутое широким вышитым поясом с пряжкой. Высокие ботинки на шнуровке, трость с резным навершием, на котором красовался ворон. На шее висел шнурок, то ли с зубом, то ли клыком, судя по виду, старинный оберег, висевший чуть ниже яремной впадины. Пусть и смотрелась она колоритно, Василиса никак не продемонстрировала удивление, внешне оставаясь спокойной, хоть на деле и переживала. Не хотелось ей больше никуда идти — как говорится, утро вечера мудренее. Она была голодна и ее отчаянно клонило в сон — в таком состоянии долго не погуляешь.

— Откуда ты такая явилась-то? — с тяжелым вздохом, словно смиряясь с неизбежным, вопросила Ядвига.

Василиса набрала в грудь побольше воздуха, чтобы вновь поведать, что с ней приключилось, но ее прервали глухим стуком трости и коротким окриком:

— Без подробностей. По существу.

— Если по существу, то из леса, — хмыкнула Василиса, от волнения все же почесав одно из мест укуса. — С коллегами устроили корпоратив: шашлыки, палатки, в общем, все в таком духе, но так вышло, что они… Что я…

— О, Духи, дайте мне сил, — прикрыв глаза, пробурчала хозяйка. — Ладно, я все поняла. Что ж делать с тобой? Денег, как сказали мне, у тебя нет? — сурово то ли спросила, то ли утвердила Ядвига.

Василиса замялась, но кивнула.

— За бесплатно могу предложить только место под луной в отдалении от моей гостиницы — не хватало, чтобы ты мне тут еще траву истоптала. А коль руки-ноги при себе, ложись спать, пирогов тебе Ерошка принесет, так уж и быть, и какое-нибудь платье, чтобы прикрыться, а на утро подсобишь его жене на кухне — почистить, помыть, нарезать. Что выбираешь?

— Я помогу! Конечно помогу! — тут же выпалила Вася. — Я вообще люблю готовить, меня не пугает никакая работа…

— Я тебя не на работу нанимаю, — грубовато перебила ее старуха, вновь стукнув тростью по деревянному полу. — Поэтому избавь меня от подробностей. Мне твои умения без надобности.

— Хорошо, — кивнула Василиса, улыбнувшись — почему-то сварливость Ядвиги ей нравилась. — Тогда еще раз спасибо вам. И до завтра.

Хозяйка удивительно резво и грациозно развернулась на каблуках ботинок, бросив через плечо:

— Надеюсь, что завтра мы уже не свидимся. До вечера я завтра отбываю. Ерофей — мой управляющий — проследит за тобой. А после того, как отработаешь ночлег и еду, он поможет тебе добраться до ближайшей деревни и посадит на автобус до города.

— Хорошо. Еще раз огромное вам спасибо и заранее доброй ночи, — пожелала Василиса, не обидевшись, когда Ядвига молча удалилась, хлопнув напоследок дверью.

С облегчением выдохнув, девушка с удовольствием присела на кровать. Лечь она не решилась — казалось, что она сразу уснет, а прежде хотелось перекусить, переодеться и спросить, где здесь удобства. Поэтому она принялась ждать этого самого управляющего, которого хозяйка звала весьма непочтительно — Ерошкой.