Густые тучи затянули ночное небо. Темно было, хоть глаз выколи. Посреди густого дремучего леса застыл мужчина с фонариком, батарейки которого садились. Достав их, мужчина стал постукивать ими друг о друга, вставил обратно. Слабый лучик света рассеял тьму, мужчина сумел отыскать узкую, едва заметную тропинку, с которой он неосмотрительно сошёл и заблудился. Судя по всему, его нынешняя вылазка была напрасной – найти ничего не получится, ещё и ноги переломает. Но делать было нечего – по его прикидкам убийца выйдет на охоту сегодня и обязательно загрызет кого-нибудь.

Мужчина из рук вон плохо подготовился к походу: забыл проверить батарейки в фонарике, патроны, которые он хранил во внутреннем кармане, вымокли, когда мужчина свалился в трясину, ружье и вовсе ушло на дно. Нужно было возвращаться, но отыскать дорогу назад в деревню оказалось непросто. Он блуждал по лесу уже порядка полутора часов. Безрезультатно – он запутался в нарисованной им самим карте. На настоящий момент мужчина боялся уже не убийцы – он боялся заблудиться в лесу и умереть здесь с голоду.

Луч фонарика выхватил из тьмы свободное от деревьев пространство. Мужчина оживился, направился туда. Впереди пригорок, у основания тропинка, а наверху старая, хорошо сохранившаяся избушка.

«Неужели здесь кто-то живёт?» - задался вопросом мужчина. В мыслях всплыл образ убийцы, но дабы не накликать беду (он был человеком суеверным), мужчина отогнал их.

Подойдя ближе, он заглянул в окошко, посветил туда фонариком. Внутри пыльно, но судя по свежей грязи на полу, кто-то был здесь недавно. Погасив фонарик, мужчина увидел, что комната освещается тусклым пламенем свечки, находящейся вне зоны обзора. Нужно войти внутрь и разобраться. Обойдя дом и приблизившись к двери, мужчина попытался её открыть – поддалась без труда. В нос ударил запах псарни, чуть в стороне от порога на полу разложены двенадцать ножей, перед ними стоит свечка, крайний нож окровавлен. Мужчина хотел подойти поближе, рассмотреть ножи, но тут ощутил у себя за спиной движение.

Поздно! Хищник прыгнул, острые когти порвали одежду, кожу, мужчина рухнул на землю, инстинктивно выставив руки перед собой. Зубы вцепились в верхнюю часть спины, искали шею. Завопив, мужчина брыкнулся, сумел сбить с себя громадного волка, вскочил на ноги, выбрался наружу, бросился бежать. По спине текла кровь, но боли он не чувствовал, спустился с пригорка – нужно было забраться на дерево и спастись.

Не судьба! Волк снова настиг его, на этот раз вцепился в ногу. Приток адреналина сделал мужчину совершенно нечувствительным к боли, придал сил. Свободной ногой он ударил волка в область брюшины, сам рухнув на землю. Зверь заскулил, разжал челюсти. Мужчина сумел вырваться, встать, хромая, добрался до дерева. В этот момент волк снова прыгнул – челюсти сомкнулись на шее беглеца. Глухо вскрикнув, он повалился на спину, рефлекторно отталкивал волка руками и ногами, змеёй дергался на земле, но с каждым движением становился всё слабее. Исход схватки был решён – зверь убил человека.

Только через неделю в чаще леса ещё один охотник на волка-людоеда отыскал труп профессора фольклористики Станислава Николаевича Яковлева.

Моё общение со Станиславом Николаевичем не прекратилось и после начала службы в армии. Раз в один-два месяца он обязательно писал мне, рассказывал о своей жизни, о Саше. Из его писем я узнал, что они приняли решение перебраться в Аргентину – профессора всё-таки сократили, Саша же подыскала себе хорошее место за границей. Упомянул он и о свадьбе своей племянницы, отчего мне стало тоскливо до жути. Тут ещё оказалось, что мама сошлась с кем-то, и дома меня ожидала встреча с мужиком, которого я знать не хотел.

Впрочем, утешало обещание профессора обязательно приехать навестить меня, когда я закончу службу. Оглядываясь назад, могу сказать, что тосковал по временам, когда мы бродили по лесам, ездили по деревням и собирали крупицы информации о неведомом. Относиться к этой деятельности можно как угодно – крутить у виска, посмеиваться над детскими увлечениями, ворчать о пустой трате времени – но не признать, что это было увлекательно и интересно означало согрешить против истины. Может, когда мы снова встретимся, профессор предложит поучаствовать в ещё одном приключении напоследок?

Не скажу, что служба давалась тяжело – с проявлениями дедовщины я хоть и столкнулся, но, как это чаще всего бывает, чёрт оказался не таким страшным. Зато и друзей новых завёл. Под конец устроился довольно комфортно, и когда поступил приказ о моём увольнении, даже немножко взгрустнул об ещё одном перевёрнутом листе моей жизни.

Соскучился по дому и маме, даже мысли об её новом ухажере перестали вызывать у меня раздражение. Был несколько обеспокоен тем, что профессор не писал последние три месяца. Думал о том, кто будет меня встречать, о будущем. Куда оно меня забросит? Опять пытаться поступить? Не хотелось. Мама, конечно, расстроится, что её сын останется без высшего образования, но тут ничего не поделать. Не было у меня ни желания, ни способностей к наукам. Окончить техникум и получить рабочую специальность, жениться, обзавестись детьми. Глядишь, внуки порадуют бабушку своими дипломами. Купить квартиру – ну не любил я жизнь в частном доме, где постоянно нужно что-то ремонтировать. Потом подкопить на машину, набравшись ума и опыта открыть своё дело. Жену, конечно, представлял себе красивую, тёмненькую, невысокую, изящную. Чтобы вкусы совпадали, ценности и всё такое прочее. В общем, мечтал о семейной идиллии. Да так размечтался, что поверил в свои фантазии и был убеждён, что сумею воплотить их в жизнь.

Вернулся домой в начале октября две тысячи второго года. Встречать пришло на удивление много народу: мама, проявившая деликатность и попросившая ухажера некоторое время пожить отдельно, беременная Галя, уже успевшая выскочить замуж, друзья и подруги детства. Заявилась даже та девочка из истории с гаданием – Варя - откуда-то прознавшая о моём возвращении. Последний раз, когда я её видел, она была худая, бледная, невзрачная, а сейчас похорошела, но всё ещё выглядела как восьмиклассница, хотя ей должно было быть не меньше семнадцати. Поздоровалась, а потом обняла и чмокнула в уголок губ, совсем не по-сестрински, напомнив о новогодней ночи, проведённой с ней.

Стало по-настоящему приятно, когда я понял, сколько людей меня дожидалось. Даже подумалось, что не совсем я пропащий человек, раз уж обо мне помнят. Огорчало только отсутствие профессора, но за праздничным столом я о нём быстро забыл. Варя недвусмысленно смотрела на меня и всячески давала понять, что имеет свои виды. Когда народ стал расходиться, попросила проводить её домой. Мама с Галей с усмешкой переглянулись и зыркнули на меня. Я хотел было согласиться, уж больно соблазнительно смотрела на меня Варя во время застолья, но тут зазвонил телефон. Меня спрашивала Саша Яковлева.

Профессор пропал около месяца назад. В милиции Саше пообещали заняться его поисками, но никаких вестей от них не поступало, а когда она звонила сама, говорили, что дело ведётся. Пожаловаться никому не могла, прилетала на неделю в Россию, но ничего не выяснила – след терялся в нашем городе.

- Он собирался повидаться со знакомыми, в том числе с тобой, - сказала Саша.

Связалась со старым школьным товарищем, который когда-то был в неё влюблён – неким Геной Желваковым. Я так и не понял, он частный детектив или просто занимался розыском пропавших, но так или иначе пообещал ей отыскать дядю за щедрое вознаграждение. Последний раз она созванивалась с ним неделю назад, сказал, что напал на след, но ничего толком не объяснил. После ни слуху, ни духу.

- Знаю, не имею права ни о чём тебя просить, но мог бы ты попытаться выяснить хоть что-то? - голос Саши задрожал, она чуть не плакала. – Дядя был последним близким мне человеком. И если ты хоть немного к нему привязался, ты бы мог…

- Конечно, я помогу! Нужно было сразу звонить мне! – раздражённо ответил я. Знал, что Саша меня недолюбливала, но если по сегодняшний день считает, что время с ней и профессором я проводил только ради поступления, она не только бессовестный, но ещё и глупый человек. – Где живёт этот Желваков? Как с ним связаться?

Она объяснила. Я не стал с ней прощаться, бросил трубку. Пойду к этому Гене сегодня же. Если облапошил Сашу, выбью всю дурь – в армии меня здорово научили кулаками махать. Увидел удивление на глазах женщин, дожидавшихся конца разговора, и вспомнил, что на часах почти двенадцать, сам я пьяненький, а красавица Варя ждёт, чтобы я её проводил. Хоть алкоголь и лишил значительной части здравого смысла, но не отбил его напрочь. Проводил Варю, но разговор не клеился, никакой романтики не было, я то сухо, то резко отвечал на вопросы, похоже, здорово обидел её. Под конец и она стала холодна, распрощались на остановке, где я поймал ей такси, телефонами не обменялись. В тот момент мне было на это наплевать – вернулся домой, рявкнул на маму, которая начала было меня расспрашивать и завалился спать, гадая, что же могло произойти с профессором. Всю ночь проворочался, подскочил рано утром и около восьми был уже у входа в квартиру Желвакова. Никто не открывал, на шум вышла соседка.

- Вы что-то хотели? – спросила она.

- Да, ищу Геннадия Желвакова. Сказали, он здесь живёт.

- Верно сказали, да вот только он по делам уехал дней шесть назад.

- Не сказал, когда вернётся?

- Должен был вчера. Я почему знаю – он постоянно просит меня за цветами у себя в квартире ухаживать. Вот и в этот раз попросил. Обещал через пять дней вернуться. Задержался наверно.

«Или вляпался в ту же историю, что и профессор», - подумал я.

- А вы не знаете, куда он поехал?

- Нет, об этом он не говорил. Вы у его материпоинтересуйтесь, она всегда в курсе. Вот её телефон, - и она записала номер на бумажке.

Когда позвонил, трубку взяла милая старушка. Она беспокоилась о сыне, была подозрительна, но мне удалось разговорить её и выяснить, что Гена поехал в какую-то богом забытую деревню на Урале. Там он рассчитывал найти человека, над делом которого работал. Я поблагодарил её за помощь, пообещал сам съездить туда и, если что-то сумею выяснить о её сыне, сообщить ей. На том мы и распрощались.

В тот же день купил дорожный атлас, прикинул, как лучше и быстрее добраться. Деревня действительно была богом забыта – автобусы туда почти не ходили, добраться быстро можно только на своём автомобиле. Я нашёл другое решение, достав с чердака старый спортивный велосипед. Уж не знаю, примут ли его в багаж автобуса или нет. Если не примут, то куплю в Екатеринбурге, оттуда поеду своим ходом. Не стал долго объясняться с мамой, пообещал вернуться, как только смогу, регулярно созваниваться с ней, после чего купил билеты на автобус.

Удивительно, но никаких проблем с велосипедом не возникло, его погрузили, и я благополучно отправился в путь, по дороге внимательно изучая атлас и дороги, по которым мне предстояло проехать. Заметил интересную возможность сократить почти сотню километров, свернув к речке и проехав мимо хутора с дурацким названием Лунный. Возможность воспользоваться этим открытием появилась у меня уже на второй день пути, когда я после пересадки с автобуса на велосипед за сутки отмахал почти сто пятьдесят километров, наплевав на безопасность и продолжая ехать в сумерках, ночуя прямо у проезжей части. Дорога, по которой я собирался срезать, была грунтовой, но на вид хорошей, позволяла сократить день пути, потому я не стал долго раздумывать, свернул.

Примерно через час езды наткнулся на брошенный на обочине автомобиль, остановился. Вокруг ни души, колеса у машины проколоты. А ещё раньше заметил какие-то жестянки на дороге, вероятно на них автомобиль и наехал.

Решил осмотреться. Обошёл вокруг, исследовал небольшую рощицу у обочины, в полях вроде бы никого не было. Тут заметил на горизонте домишки – тот самый хутор? - решил съездить туда, узнать, может водитель там, нуждается в помощи. Добрался минут за двадцать, но деревня оказалась необитаемой – дома пустые, развалившиеся, кое-какие из них сожжены.

- Есть кто живой? – позвал я.

Похоже, по поводу машины нужно будет обратиться в милицию, как только появится такая возможность. Хотел было уходить, но тут заметил, как в окне одного дома мелькнуло чьё-то лицо. Подошёл, постучал в дверь, толкнул её – открылась. Осторожно вошёл.

- Кто тут? Я тебя видел, давай выходи! – громко произнёс я. Из комнаты выглянул чумазый мужик. Если бы не копна седых волос, сказал бы, что молодой. В руках он сжимал вилы, шумно дышал.

- За-за-за-режу! – предупредил он. – Я в-в-вас знаю. Я в-в-в-ам не дамся.

- Успокойся, - я поднял руки, попятился к выходу. – Ты кто такой?

Он не отвечал, надвигался на меня с вилами. Я заметил, как он отводит ногу, готовится броситься. Ножик, который я захватил с собой, остался у велосипеда. Хотя справиться с мужиком можно и без оружия – по виду истощён, выбился из сил.

- Ты вилы опусти, давай поговорим, я тебе ничего плохого делать не собираюсь, заехал узнать, кто автомобиль у обочины оставил.

Он застыл на месте, опустил голову, уставился в пол, задумался. Броситься на него, попытаться скрутить? Я решил подождать, вдруг всё разрешится без насилия.

- Как я мог забыть, - изменившимся, спокойным голосом произнёс мужчина. – Я же оставил автомобиль у обочины, - он посмотрел на меня. – Ты не один из них, ведь так?

- Всё так, - подтвердил я, не понимая, о чём идёт речь, - Меня Славой зовут.

Мужчина опустил вилы, протянул руку.

- Гена, - представился он.

Желваков так ничего и не рассказал о том, что с ним приключилось, зато охотно поведал всё о Станиславе Николаевиче.

- Я на него вышел по одному его другу-охотнику. Тот мне рассказал, что Яковлева заинтересовала история о волке-людоеде, которого не могут поймать уже несколько лет. Зверюга не только хитрый, но ещё и бесстрашный – не боится нападать даже на взрослых мужчин, на что ни один волк не осмелится. Из интереса этот охотник ездил туда, пробовал облаву организовать да всё без толку – ни следа не нашёл. Потому и сказал Яковлеву, что волка придумали местные – хоть какой-то интерес к умирающей деревне. Но Яковлев не поверил…

- Узнаю профессора, - улыбнулся я.

- … решил обязательно туда съездить, собирался провести там около месяца, поговорить с местными, изучить лес, устроить себе что-то вроде неоплачиваемого отпуска. А потом уже вернуться встречать какого-то родственника из армии. Сказано-сделано. И пропал. Вот я туда и сорвался. Тебя тоже Сашка наняла? Так имей в виду, места здесь опасные, лучше брось всё да возвращайся назад. Старик точно помер, потому менты его и не ищут – труп в здешних лесах отыскать не вариант.

- Я всё-таки попытаюсь, - ответил я, затягивая последнюю шпильку в колесе. – Готово.

- Слушай, доедь со мной до шоссе, очень прошу, - сказал Желваков, глядя в сторону деревни.

Хотел было отказать, но поглядев на седину, измазанное лицо и руки, ощутил к нему жалость и согласился. Добравшись до разъезда, мы остановились. Он выбрался из машины, проникновенно посмотрел на меня, как-то по-особенному произнёс «Спасибо, не представляешь, чем я тебе обязан, Слава», попросил обязательно навестить его, когда буду в городе, он проставится.

- И ещё, - воровато посмотрел на дорогу, по которой я собирался ехать. – Ты никуда не сворачивай, ничьих приглашений не принимай, прямиком в ту деревню добирайся. Если Яковлева там нет, постарайся вернуться другим путём.

На том мы и распрощались. Наплевав на его предупреждение, я за день без приключений миновал грунтовку и поздно вечером добрался до деревни, в которой рассчитывал отыскать профессора. Вокруг ни зги не видно, фонарей не было, только в домах горели огоньки. Устав с дороги, я решил попросить ночлега в окраинном доме. Постучал, раздалось тявканье собаки, донеслось шарканье шагов, калитка открылась и снизу-вверх на меня смотрела бабушка божий одуванчик. Помочь согласилась сразу, сказав, что место в доме есть.

Велосипед я спрятал в сарайчике, вошёл в дом. Внутреннее убранство не менялось с советских времён: крючки, прибитые к стенке, играли роль гардероба, большой вещевой шкаф, накрепко сколоченный здоровыми скобами, с большим количеством отделений. Казачка, за стеклянными дверцами которой находилась хрустальная посуда. Само собой пёстрые красивые ковры и лампочки Ильича, составлявшие необходимый элемент интерьера.

Бабулька повела меня на кухню, достала кипятильник и хотела было греть чай, но я решительно отказался.

- Хоть пирожков поешь, - предложила она.

Отказываться не стал, параллельно с легким ужином решил расспросить старушку.

- Я сюда приехал в поисках одного человека – профессора Яковлева Станислава Николаевича. Вы случайно не знаете, бывал тут такой?

- Дык, я почём знать могу, - шамкая беззубым ртом, ответила она. – Я уж как сына зовут забываю. Его и надо спросить.

- Митька, подь сюда! – крикнула она, выглянув в коридор.

Вскоре в проёме показался низкий худой мужичок лет сорока с растрёпанными длинными волосами, простоватым выражением лица, добрыми серыми глазами.

- Чего, мамань?

Старуха посмотрела на меня, мол, давай, объясняй. Я поздоровался, изложил суть дела.

- А как он выглядел? – спросил Митька.

- Худощавый, седой, высокий, всегда ходил в коричневом плаще. Черты лица такие, знаете, аристократические, - описал я профессора.

Митька хмыкнул.

- Арыстотические? Не, такого не знаю. Эт тебе к Соломонычу, участковому нашему надо. Он что-то может знать.

- А где он живёт?

- В деревне, где же ещё. Коли хочешь, завтра провожу.

- Буду вам признателен.

- Ой, да не вежлявничай ты, - Митька улыбнулся. – Здесь все свои, вежлявничать ни к чему.

Рано утром Митька разбудил меня.

- Подымайся скорее, мне возиться с тобой некогда, провожу и свинарник чистить начну.

Без лишних слов я оделся, хотел было собрать свои пожитки, да Митька воспротивился.

- Ты чёй-то? Оставайся уж здесь, коли приехал. Ничего с твоими вещичками не приключится.

Он был прав – где мне ещё остановиться? Гостиницы тут определённо нет, а остальные жители ничем не лучше и не хуже старушки-матери и её сына. Потому, оставив вещи, я вместе с Митькой пошёл через деревню. Ожидал увидеть худшее, на деле же серьезные проблемы были только с дорогой, которая представляла собой сплошные колдобины. Большегруз здесь явно не проедет. А так и водопровод, и электричество в деревне были, даже какой-никакой медпункт имелся, школа.

- Сюда к нам детишки за десять километров ходют учиться, - сказал Митя, когда мы проходили мимо двухэтажного квадратного здания, выложенного белым кирпичом.

По дороге попались знакомые Митьки, которые довольно грубо себя с ним вели.

- Э, Чухан, - окрикнули они его. – Что за пацан с тобой? Откуда ты его выкопал?

Стало неприятно от того, что в моём присутствии обо мне говорят так, будто меня и нет тут вовсе.

- Приезжий.

- Охотник, не?

- Какой же охотник – даже ружья нет.

- Ну тады бывай, Чухан.

- Бывайте, - Митька повернулся ко мне. – Волк тут у нас завёлся, людоед. Вот и приезжают к нам охотники, выловить его пытаются, да всё никак не получится.

Я кивнул, ничего не ответил. Деревня и её жители мне определённо не нравились. Буквально через три минуты мы дошли до дома участкового.

- Здесь. Дорогу назад сыщешь? – спросил Митька.

- Сыщу, сыщу, - отмахнулся я.

Он развернулся и пошёл назад, а я открыл железный заборчик и постучал в дверь дома. Открыл её низкий, пузатый, круглолицый мужчина в гражданской одежде, чем-то похожий на поросёнка.

- Евгений Соломонович, - представился участковые. - А вы кем будете? – спросил он, хлопая глазами.

Я объяснил ситуацию.

- Как говорите, его зовут?

- Станислав Николаевич Яковлев.

- Проходите, - участковый провёл меня внутрь, достал откуда-то невысокий стульчик, предложил сесть.

- Знаю такого, волк его загрыз.

- Как?! – я не поверил его словам.

- Вот так, - развёл руками участковый. – Горло перегрыз. Он вам родственником приходился? Соболезную. Похоронили его на местном кладбище, никакой родни отыскать не удалось. Вещи его где-то хранились, если их не выкинули, обязательно вам отдам.

Я слушал его краем уха, отказываясь поверить, что профессор мертв. Вспоминал, через что мы прошли, думал, как скажу об этом Саше.

- Вы слышите меня?

- А?

- Могилу вашего родственника показать?

Я кивнул.

- Так пойдёмте, у меня сегодня дел хватает.

Хоть участковый был образованнее остальных встретившихся мне жителей деревни, деликатности ему явно недоставало.

Местное кладбище больше походило на огород: какие-то рытвины, кривые тропинки, железные покосившиеся кресты, да изредка неаккуратные памятники. Когда добрались до могилы профессора, я ужаснулся. Холмик земли, деревянный крест без каких-либо опознавательных знаков и больше ничего. Захотелось плакать, но я сдержался.

- Я пойду, ты, если узнать что надо, приходи. Вещи постараюсь найти. Тебя кто-то уже приютил?

- Старушка, что живёт на окраине деревни. У неё еще сын Митька.

- Егоровна? Ей вещи твоего родственника и передам. Он тебе кем, отцом приходился?

- Отцом, - соврал я, желая поскорее отвязаться от участкового.

- Ещё раз выражаю свои соболезнования, - сказал он и оставил меня одного.

Я стоял долго, всё-таки не выдержал и всплакнул. Подумать только, ведь совсем недавно читал письмо профессора, рассчитывал встретиться с ним после армии. На протяжении тех трёх лет, что мы были знакомы, он действительно заменил мне отца.

Больше оставаться в деревне было незачем, нужно поскорее вернуться домой и сообщить Саше о случившемся. До сих пор не знал, как это сделать. По дороге к дому старушки думал об этом, как вдруг заметил молодую девушку, шедшую за мной и время от времени испуганно глядевшей в мою сторону.

- Ты что-то хотела? – спросил я поникшим голосом.

- Да, - она решилась подойти поближе. - Вы охотник?

- Нет.

- Ну и хорошо,- она облегчённо вздохнула, и хотела было уходить.

- Постой. А почему ты спросила?

- Просто так, - девушка замерла и неуверенно посмотрела в мою сторону.- Простите, я пойду.

Быстрым шагом направилась к ближайшему закоулку, скрылась за углом дома. Странный вопрос и странное поведение. Впрочем, я не придал этой встрече большого значения, добрался к дому старушки без приключений. На лавочке у калитки сидели Митька и те два мужика, что встретились нам по дороге к участковому. Все трое были подвыпившие.

- О, Славик, подь сюда, - позвал Митька. – Знакомься, Шуруп и Саня. Садись, выпьем, проговорим за жизнь.

- Я не в настроении.

- Да ты чё? – вскочил с места смахивающий на уголовника Шуруп. – Западло с селюками общаться, фифа городская?

Я нахмурился. Хотел врезать нахалу, да Митька его успокоил.

- Шуруп, оставь парня.

- Ты мне не указуй, Чухан! Сам разберусь, как себя вести.

- А потом дядь Женя с тобой разбёрется. Оставь его.

Шуруп смерил меня презрительным взглядом, сел.

- Да, - окликнул меня Митька за секунду до того, как я закрыл за собой калитку. – К нам участковый заходил, вещи какие-то просил тебе передать. Мать их куда-то дела.

- Спасибо, я с ней поговорю, - ответил я. Старушка действительно передала мне вещи Станислава Николаевича – его старый коричневый плащ, чемодан со сменной одеждой, кошелёк, в котором осталось немного денег – честный же участковый попался – и записную книжку. Посмотрел на наручные часы – почти полдень. Если хочу возвращаться сегодня, то нужно уже выезжать. Сел на край кровати, открыл новенькую записную книжку, стал пробегать короткие заметки глазами, на последних остановился:

«19 августа. Поведение нехарактерное для волка. На взрослых нападают крайне редко. Дежавю, кажется, будто слышал об этой деревне и этом волке. Нужно съездить.

29 августа. На месте. Пропало больше четырех охотников. Таких зверей просто не бывает.

30 августа. Сельские что-то знают, скрывают. Думаю, они запуганы.

31 августа. Подозреваю колдуна-оборотня. Прячется где-то в лесу. Убивает, кто ему перечит. Список тех, кто пропал, даст подсказку. Особенно охотники.

1 сентября. Сегодня должно быть убийство. Иду в лес ночью».

На последнем листке была талантливо зарисована карта лесных тропинок, выделена область. Очевидно, именно там искал профессор. Имелась пометка о том, как Станислав Николаевич собирался разделаться с оборотнем.

Я закрыл книжку. Сжал кулаки. Вспомнил вопрос девушки. Охотник ли я? Нет, но никуда не уеду, пока во всём не разберусь.

- Здравствуйте, Евгений Соломонович.

Участковый удивился, увидев меня.

- Я отдал всё, что было.

- Не по этому поводу. Хотел узнать, при каких обстоятельствах и где нашли тело моего отца?

- Охотник в лесу нашёл, когда людоеда выслеживал.

- Можете отметить на этой карте, примерное место?

Участковый пожал плечами, посмотрел на грубо срисованную мною карту из записной книжки профессора, пригляделся, после чего сходил в дом, принёс ручку и поставил крестик.

- Пусти! – девица перепугалась, но я заткнул ей рот, оттащил в сторону. Она брыкалась, пыталась укусить, вырваться, но ничего у неё не вышло. Не церемонясь, я прижал её к стенке, хотел, чтобы она боялась меня больше смерти.

- Говори, зачем спрашивала, охотник ли я!

- На по…

Хотела крикнуть, но я как следует тряханул её, она в миг замолчала, дрожала всем телом.

- Пожалуйста, не делайте мне ничего плохого! – взмолилась.

- Я тебя отпущу сразу после того, как обо всём расскажешь.

- Да поймите, мне жалко вас стало, но если расскажу, меня убьют, - вдруг разрыдалась она. Мне было стыдно за свои действия, но отступать я не собирался.

- Ты расскажешь и прямо сейчас. Чем быстрее, тем лучше – тогда о нашем разговоре никто не узнает.

- Да поймите, - она продолжала плакать, - вся деревня боится. Никто против не пойдёт. И зачем я полезла? Жалко вас стало!

- Кто он?

Она мотнула головой, мол, ничего не скажу. Тогда я снова ухватил её за одежду, стукнул спиной о стенку.

- Говори или прибью! – мерзкое поведение, но ничего другого мне не оставалось.

Она поверила в реальность угрозы, назвала имя.

- Куда ж на ночь глядя? – спросила бабушка.

- В лес бабуля. На волка охотиться.

- Да как же без ружья-то?

- А я на разведку.

Она повздыхала, но ничего не сказала. Я же покинул деревню и действительно направился в лес, но не к ручью. Проведя линию между местом, где нашли профессора и ближайшей точкой контура области, которую Станислав Николаевич выделил, я прикинул, откуда волк должен был тащить тело моего друга. Знал, что этой ночью мне ничего не угрожало – оборотень не успеет подготовиться.

Закончив свои дела в лесу, вернулся в дом, намерено громко хлопнув дверью. Встречать меня выскочил Митька.

- Сумасшедший? Чего ж никого не предупредил, сорвался ни с того ни с сего. А говорил ещё, что не охотник.

- Врал, - пожал я плечами. – Выследил я зверя, Митька, завтра капкан у реки поставлю, а послезавтра охоту начну.

Тот покачал головой.

- Не связывался б ты с этим волком, здоровее был бы.

Я только хмыкнул в ответ, пошёл спать.

Когда следующим вечером на опушке меня поджидали Шуруп и Саня, я не удивился. Шуруп был настроен агрессивно, но я и к этому был готов. Приблизившись, сбросил рюкзак с плеча, запустил руку в карман спортивных штанов.

- Фифа городская, ты чего по лесу шастаешь, разрешения не спросив? – начал он, размахивая руками. - Ружья не взял, тропинок не знаешь. Пришибут тебя там, а отвечать нам, деревенским, что дурня такого пустили.

Он говорил что-то ещё, но я не особо слушал, следил за Саней, который медленно обходил меня.

«Они избивают охотника, разоружают его, а потом отволакивают в лес и оставляют», - сквозь слёзы сказала тогда девица.

«Увидишь, они ответят», - пообещал я.

Шуруп прервался на полуслове, бросился, но я был готов. Нацепил на руку импровизированный кастет, повалил его одним ударом. Саня хотел зайти сзади и огреть по затылку, но не сумел, я быстро сместился в сторону, развернулся, пошёл в атаку, безжалостно молотя его. Он повалился, свернулся в клубок, я стал обрабатывать его ногами.

- Трусливые ничтожества! – кричал я. – Сколько людей погубили, трясясь за свои шкуры!

Тот что-то промычал в ответ. Я перестал бить, отошёл на шаг назад.

- Думаешь, - захлебываясь кровью, выдавил Сеня, - за себя боялись? Бывало, что с целыми семьями здесь разделывались. Что делать прикажешь?

- Забирай своего дружка, и держитесь подальше от деревни. Никому ни о чём не рассказывайте. Сегодня я положу этому конец.

Переступил через бессознательное тело Шурупа, подхватил рюкзак, уверенным шагом пошёл прямо по тропинке.

Преследование началось ночью у реки, как я и ожидал. Заметил волка, когда он плыл. Я в свою очередь перебрался на ту сторону по заранее натянутым между деревьями верёвкам, побежал. Нужно было успеть добраться до избушки, пока зверь не разгадает мои планы. Рюкзак мешал, хоть почти ничего не весил. Перепрыгивая через поваленные деревья, минуя овраги и мелкие лесные ручейки, я добрался до пригорка – вот она избушка, дверь приоткрыта. Позади хрустнула ветка, раздался рык. Нужно было торопиться. Хоть и запыхался, нашёл силы для последнего рывка, оказался у дверей, шестое чувство подсказало – враг совсем рядом. Развернулся как раз вовремя – волк прыгнул, раззявив пасть. Я сместился, позволив хищнику врезаться в дверной косяк, пнул ногой, не причинив никакого вреда, но освободив проход, зашел в избушку, захлопнул дверь. На полу свеча, двенадцать ножей. Крайний окровавленный.

«Вопрос, как происходит обращение. Читал об обрядах, где колдун перекатывается через некоторое количество ножей, последним себя режет и бросает с краю. Если этот нож забрать, колдун не сможет вернуть прежний облик. Поэтому у меня два пути – отыскать место, где колдун совершает обращение, либо убить его в обличье волка», - вспомнилась заметка профессора.

Я схватил окровавленный нож, сунул в рюкзак, вытащил оттуда самодельный факел и зажигалку, чиркнул колесиком, подставил фитиль факела под пламя. Вовремя – окно разлетелось вдребезги, хрустальным переливом в лунном свете засверкали осколки. Зверь оскалился, я выставил перед собой успевший разгореться факел, открыл дверь.

- Ну что, сука, спета твоя песенка! - выплюнул, с ненавистью глядя на волка.

Чудище прыгнуло на меня, но тут же с бешенным визгом отскочило назад, опалив шерсть на морде. Я попытался ткнуть в зверя факелом ещё раз, но волк повёл себя удивительно. Он отбежал назад, остановился у ножей и перекатился через них. Застыл, будь это человек, сказал бы, что он с удивлением и ужасом посмотрел на свои лапы, потом перевёл взгляд на ножи, будто бы пересчитывая, наконец, полные ярости глаза уставились в моё лицо. Раздался жуткий рык, чудовище опять стало атаковать. Не обращая внимания на боль, которую причинял ему факел, волк снова и снова бросался, черпая силы для нового приступа в своей бесконечной злобе. Ему несколько раз удалось ухватить меня за ногу, зубы клацали у самого лица, но был предел терпения и у этого зверя – весь в ожогах, смердящий жжёной шерстью, он, наконец, сдался, захромал в чащу леса, жалобно скуля. Я осторожно возвращался назад, понимая, что волк может попытаться напасть в любой момент.

В деревню вернулся на рассвете. У дороги метался Митька. Едва заметив меня, пулей бросился навстречу.

- Что ты с ней сделал?! – заорал он.

- С кем? С волком? Ничего, бегает по лесу.

Казалось, он нападёт на меня, но потом вдруг схватился за голову, затрясся всем телом.

- То ж мамка моя! Пойми ты – мама!

Я прошёл мимо, не удостоив его даже взглядом. Жители этой деревни сообща загубили жизни десятка человек, позволили убить Станислава Николаевича. Что же теперь, я им сочувствовать должен?

- Проваливай из моего дома, пидор гнойный! – заорал мне вслед Митька. – Шо б твоей мерзкой хари и рядом не было видно!

- Всенепременно, - флегматично ответил я и направился на кладбище. Постоял у могилы профессора, подумал. Нужно будет вывезти отсюда тело и похоронить у нас в городе, переговорить с Сашей. Думал, самое трудное закончится ночью, но нет - самое трудное, невыносимо болезненное ожидало впереди.

Когда подошёл к дому старухи, меня встретил растерянный участковый.

- Чего ж теперь-то, Славик? – он был напуган. – Я ж ничего ей предъявить не мог, а теперь, выходит, тебя арестовать должен.

- За что? Мне тоже предъявить нечего.

- Так это… - он замялся, почесал в затылке. – И правда, выходит нечего. А волка ты того?

- Нет, волка я не того. Устраивайте облаву, ловите людоеда. Теперь-то он не спрячется.

- Вот оно как, - протянул участковый.

Мы стояли у входа ещё некоторое время, потом он промямлил что-то себе под нос, извинился и ушёл.

Нож я выбросил с середины моста в речку, попавшуюся мне в дороге. Теперь уж у оборотня никаких шансов вернуть прежний облик. Как добрался домой, сразу связался с Сашей. Разговор был тяжёлый. Когда выплакалась, пообещала приехать. Согласилась со мной, что профессора нужно похоронить у нас в городе. Я пообещал собрать необходимые бумаги, попросил её прислать по почте доверенности. Следующие две недели решал бюрократические формальности, но вопрос удалось уладить.


Снова ездил в ту деревню, узнал, что людоеда застрелили – им оказалась старая волчица. Охотник всё удивлялся, как до него никто не справился – волчица еле бегала. Когда о гибели людоеда стало известно, пропал Митька. Разыскали его в брошенной избушке среди леса – там он и повесился. О его матери ничего слышно не было – пропала без следа. Приезжали оперативники, допрашивали местных, ничего толком не узнали.

Но следствие велось, на меня вышли, звонили из милиции как раз когда я ездил за телом Станислава Николаевича. По возвращению допросили по месту жительства, но не давили, убедившись, что профессора я знал давно и ничего криминального за время пребывания в деревне не совершил, отстали.

К приезду Саши Станислава Николаевича уже перезахоронили. Она всё порывалась оплатить расходы, но я отказался. Много плакала, никак не могла принять смерть единственного близкого человека. Благодарила меня, но мне совсем не хотелось слышать эти благодарности. Жила она у нас, мать страшно за неё переживала. Но время залечивает любые, даже самые страшные раны. На десятый день Саше стало легче – теперь она плакала только по ночам, в светлое время суток выглядела лучше.

- Мне пора уезжать, Слава, - сообщила она мне в тот день. – Вылет в час ночи в Москву, оттуда в Аргентину. Сходишь со мной на кладбище?

- Конечно.

На городском кладбище было тихо. Где-то далеко рабочие ставили памятник, но шум их возни до нас почти не доносился. Мы стояли перед крестом, к которому была прибита фотография профессора в молодости, под ней написаны даты.

- Ты мне так и не рассказал, что случилось в той деревне, как ты встретил Генку Желвакова?

- А рассказывать нечего. Всё получилось случайно.

- Но ведь дядя был там не просто так, он что-то искал. Это как-то связано с его сказочками?

- Да, только это не сказочки, Саша.

Она ничего не сказала, посмотрела на меня с затаённой болью, потом вспыхнула, обняла, поцеловала в губы. Больше мы почти не разговаривали, расстались в тот же день и с тех пор не виделись. Но знакомство с семьёй Яковлевых я сохранил в своей памяти навсегда.

Загрузка...