Трофей для ведьмы

Далеко на севере, там, где ночь длится несколько месяцев, а льды никогда не тают, начинаются владения ледяной ведьмы.

Хозяйка вековечной мерзлоты живёт где-то в сердце снежной пустоши. В тех краях властвует особая, безжалостная магия. Льды поют и стонут под ногами, а изморозь создаёт целые цветочные клумбы прямо на острых гранях торосов. Снежинки там, как бритвы, разрезают кожу до крови. А воздух такой холодный, что больно дышать даже летом.

В ледяной дворец ведьмы так просто не попасть. Если люди его и видели, то лишь мельком издали, как белый мираж со сверкающими алмазными шпилями на высоченных башнях. А кому доводилось очутиться внутри, тот наружу более не выходил. Ни живым, ни мёртвым его не видели.

Опасное соседство, что ни говори. Но и ведьма за границы своих земель выходит редко. Разве что раз за зиму объявляется в местных городах.

Видели, как она проносилась на своих колдовских санях по улицам в разгар праздничной ярмарки и пропадала, а вместе с ней исчезал один человек.

Навсегда исчезал.

Чудовищная цена, но благодаря ей ведьма никого более не трогала. И даже лютые зимы на севере проходили гладко. Возле самых её границ ни люди не терялись, ни звери не замерзали насмерть. А в некоторые малые поселения ведьма не совалась вовсе. Там её считали вроде как «страшилкой», чтобы только детей пугать.

«Не ходите, малышня, в снежные дали. Там живёт то ли злая колдунья, а то ли вовсе сама богиня смерти. Слышите, как ветер воет? Это она кричит от голода. Новую жертву себе высматривает».

Дети пугались и слушались.

Но жители Фростмура знали наверняка, что ведьма — никакой не миф, потому что их город, будучи самым большим и многолюдным на севере, чаще других страдал от её визитов. И по домам не запрёшься. Кто же станет под замком сидеть все праздники и гневить добрых богов? К тому же ведьма забирала не всякого человека.

Выбирала она себе не служанку и не дитя, а мужа. Обязательно красивого, крепкого и молодого. На старых и рябых даже не смотрела. А красивым и молодым было от неё никак не спрятаться, потому что ровно в день её визита в город всегда гнала их на улицу неведомая сила. Как магнитом тянуло в западню.

Ведьма увозила околдованного избранника в свой замок. Тот любил её злой, зачарованной любовью до весны, а после превращался в ледяную статую и умирал. Правда ли? До конца неведомо. Так местные колдуны и колдуньи попроще говорили. Но против ледяной владычицы никто пойти не решался. Да и кто бы рискнул бросить вызов повелительнице вечного хлада? Особенно потому, что о ней все забывали почти на целый год.

Последнее саму ведьму устраивало более всего.

Особенно теперь, в начале зимы, когда за подготовкой к праздникам и ярмаркам о ней совсем не вспоминали.

Замок у неё действительно был огромный и ледяной. Заколдованный и не столь уж холодный или пустой внутри, как сплетничали люди. Не склеп вовсе. Были комнаты с роскошными убранствами, белым золотом, алмазами и пепельными мехами. Были библиотеки, полные книг, и погреба, полные вин.

Но имелся и монарший зал с ледяным троном на возвышении и чёрным зеркалом на стене, которое слушалось лишь свою хозяйку. Ведьме оно показывало всё, что та пожелает. Возле него проходили её долгие летние дни. И чем ближе становилось зимнее равноденствие, тем чаще она ворожила и всматривалась в него.

Ведьма скользила взглядом по мерцающей поверхности ледяного зеркала, в котором клубились образы далёких городов и земель. Но если чужими просторами она лишь с завистью любовалась, то Фростмур давно стал её охотничьим угодьем. Его ведьма изучала с особой тщательностью.

Её холодные пальцы легко водили по зеркальной глади, касаясь мужских лиц: слишком робкое, слишком глупое, слишком самовлюблённое. В каждом она искала ту единственную искру, которая могла бы на миг озарить леденящую пустоту в её груди. Ведьма желала найти новую игрушку, которая будет смотреть на неё с восторгом и страхом, пока не превратится в новый неподвижный монумент её одиночеству. С каждым годом надежда становилась всё более зыбкой.

Но в этот раз её пальцы замерли совершенно внезапно, заставляя изображение застыть.

В отражении посреди шумной базарной площади в разгар праздничной ярмарки стоял он. Не просто красавец, каких она видела сотни. В его позе читалась не надменность, а собранная сила. Какая-то особая неукротимая жизнь. А глаза у него были такие же синие, как её вечные льды. В них не было ни намёка на страх.

Так смотрят люди, которые без колебаний встречают любую опасность и совершают самые отчаянные поступки.

Так смотрят герои и… чудовища.

Но было в его взгляде и ещё кое-что. Странное выражение, словно этот человек ощущал её незримое присутствие сквозь магическую пелену. Будто он знал, что за ним наблюдают.

«Игрушка» внезапно уставилась на хозяйку в ответ.

Ведьма медленно отняла руку от зеркала. Выражение высокомерной скуки на её лице сменилось живым интересом. Одно дело выбрать очередного ягнёнка для заклания. И совсем другое — заметить в своей отаре волка. Острая усмешка тронула её совершенные губы.

Её охота только что обрела смысл.

Отшатнувшись от зеркала, ведьма резко развернулась и зашагала прочь. Решение пришло к ней мгновенно. Быстрее, чем зеркальная поверхность вновь потемнела и сделалась матовой от наросшего инея.

Ведьма пересекла тронный зал так стремительно, что стук каблуков о ледяной пол зазвучал в тишине пугающим, дробным эхом. Бело-голубые одеяния облепили её ноги на ветру, когда отрывистым жестом она распахнула настежь стрельчатые двери, ведущие на балкон.

Морозный воздух ворвался в зал подобно ледяному приливу. Но он не принёс облегчения её смятенной душе. Лишь усилил решимость.

Ведьма вышла на балкон и вскинула руки. Длинные белые рукава взметнулись, и ветер взвыл, отвечая на безмолвный призыв.

Она подняла глаза к небу. Там над навеки застывшим миром повисли густые, бархатные сумерки. В их синей мгле вдруг затанцевали призраки той силы, что люди зовут северным сиянием. Бледно-зелёная дымка растеклась волнами, вспыхнула и превратилась в гигантскую, колышущуюся завесу. Её изумрудные языки лизали звёзды, отбрасывая на снег бегущие тени. И в этих тенях угадывались очертания не то древних великанов, не то забытых богов. Для ведьмы сияние всегда казалось зовом. Она была обречена на него ответить.

Завывание ветра перешло в низкий, зовущий гул. Вьюга, бывшая до этого лишь белым шумом на фоне, взвилась в неистовый вихрь. Застила сияющие небеса. Снег закружился, сплетаясь в упругие формы. Из этой кипящей белизны прямо в сердце заснеженного сада начали проступать очертания.

Из сгустков снега и света слепились и ожили четвероногие звери. Обрели плоть ослепительно-белые олени, могучие и послушные. Их рога были не костяными, а из чистейшего, игольчатого льда, сверкающего в ночи собственным сиянием. Копыта отливали серебром свежего инея. А глаза светились синевой.

За ними из клубящегося снега выросли ледяные кристаллы и сложились в низкие, изящные сани, похожие на сказочную ладью.

Олени фыркали и били копытами, натягивая белую упряжь. Они всегда были готовы ответить на зов госпожи, чья душа требовала действия. Бегства. Охоты.