Тростниковый монстр

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багряные и золотые тона. Огромный дракон, чешуя которого знала жар древних вулканов и холод вечных ледников, сидел на вершине мира и тяжело вздыхал.

«Антарктида. Какая же ты холодная. Нет-нет, я не боюсь твоего треклятого мороза. Сам кого хочешь могу заморозить. Но спать в ледяной пещере… Да ещё и в моём возрасте. А питаться чем? Мелкими человечками в траурных фраках? Тьфу! Лучше уж самому ловить рыбу или тех же тюленей-крабоедов…

Запад… Проклятый Запад! Ох уж эти беспокойные рыцари! Вечно они наряжаются в жестяные скорлупки. Круглый год им неймётся и не сидится в своих каменных замках, похожих на муравейники. Чуть ли не каждый день им нужно доказывать свою храбрость и жалить копьями мои бока и лапы. Во все времена их надирает днём и ночью вопить о славе и доблести.

Восток… Э-хе-хе… Там оказалось еще хуже. Приторное и слепое поклонение. Жертвы по поводу и без повода… Требование урожая, хорошей погоды… Ещё их бесконечные праздники с грохочущими фейерверками, от которых начинает болеть голова. Да и дышать пороховыми дымами… Нет, мне нужно спокойствие… Только спокойствие!»

Дракон слышал от двоюродной бабушки легенду о юге Серединных гор, о бескрайних степях с пасущимися антилопами, о тихом и тёплом Хвалисском море, полным рыбы. Что там жили лишь немногочисленные племена кочевников-скотоводов, занятых своими делами и равнодушных к драконам. Идеальное место для уединения и размышления. Причём, аккурат между Западом и Востоком.

Собравшись с силами, дракон взмыл в небо и полетел на север. Путь был долгим и утомительным. По дороге пришлось облетать тайфун бесконечного размера. Но вот, наконец, долгожданный берег. Появились громадные заснеженные горы, настолько высокие, что он с большим трудом их еле перемахнул. Казалось, что ему пришлось подниматься чуть ли не в стратосферу. По крайней мере, дышать долгое время было совершенно нечем.

Потом горы становились все ниже, потом появилось море, и воздух снова стал плотным, вкусным и солёным. Наконец, он достиг северного берега Хвалисского моря.

Место было, действительно, прекрасным. Бесконечные тихие лагуны с мелководьем, островками, заросшими тростником и камышом. Плеск волн, крики чаек… Цветы лотоса.

Дракон почувствовал, как напряжение покидает его натруженное тело, измотанное дальним перелётом. И он решил ненадолго обосноваться здесь, чтобы восстановить силы, а потом слетать ещё дальше на север и, наконец, увидеть Серединные горы, напичканные самоцветами и золотыми самородками.

Но тут произошло нечто странное. Когда он попытался приземлиться, его лапы коснулись не тверди земли, а мягкой, податливой массы, оказавшейся наносным илом. Он посмотрел вниз и ахнул. Его чешуя на брюхе и лапах, обычно твердая и блестящая, начала тускнеть и зеленеть, а потом полиняла чуть ли не до жёлтого цвета. Его утонувшие в иле лапы превратились в короткие еле сгибавшиеся ласты. Потом он почувствовал, как его крылья, некогда его гордость и красота, скукожились, расслоились и стали похожи на пучки высохших тростниковых стеблей.

В ужасе дракон попытался подпрыгнуть и взлететь, но его тело стало чересчур тяжелым, слишком другим и… полностью тростниковым. Он превратился в монстра сплошь покрытого тростниковой щетиной! От головы до кончика хвоста.

Паника сменилась отчаянием, а затем и… голодом. Не тем голодом, который он испытывал раньше, когда жаждал золота, самоцветов и власти. Это был голод другого рода, голод утробный, несдержанный и неутолимый, который требовал… рыбы. Много рыбы.

Он кое как дополз на брюхе к реке и опустился в воду, чувствуя, как тростниковые лапы становятся скользкими и погружаются в илистое дно. Его пасть, некогда изрыгавшая пламя, непроизвольно раскрылась, обнажив всё ещё острые, как бритва, зубы. Он стал тростниковым монстром, чудовищем, питающимся тюленями и рыбой.

Дни и ночи он проводил в охоте. То прятался в зарослях тростника, поджидая неосторожную рыбу. То нырял и, на удивление, умело плавал под водой. Он стал мастером маскировки и научился изменять цвет своей щетины, чтобы всегда сливаться с окружающей средой. Его рёв, когда-то внушавший страх целым армиям, теперь превратился в хриплое гортанное бульканье, слышное лишь рыбам и тюленям, которым не повезло оказаться рядом.

Иногда, в тихие лунные ночи, он вспоминал свою прежнюю жизнь. Вспоминал о битвах с рыцарями, о несметных сокровищах, о раболепном поклонении. Но эти воспоминания были далёкими и туманными, такими, какими бывают наполовину забытые сны. Теперь он превратился в тростникового монстра – хозяина не только тихих мелководных лагун, а всей дельты реки по имени Атель.

«А была ли у меня другая… Прошлая жизнь? Или она мне приснилась?» — спрашивал монстр сам себя, но никогда не отвечал на вопрос.

Как-то раз ранним утром к берегу причалила длинная лодка с рыбаками. Они были бедными и голодными, и очень надеялись на хороший улов. Рыбаки умело закинули сети, не подозревая, что из чащи тростника за ними наблюдает чудовище.

Никому не видимый монстр следил за ними, чувствуя, как голод разгорается в его тростниковой плоти. Он мог бы легко уничтожить людей, утопить их лодку, разорвать сети. Но что-то его останавливало.

В глазах одного из рыбаков, молодого парня с загорелым обветренным лицом, он увидел… страх. Но не только страх. Ещё там была надежда и отчаянная решимость прокормить свою семью.

Дракон… Вернее, то, что от него осталось, на мгновение почувствовал укол совести. Он вспомнил, как сам когда-то был молодым и голодным, как жаждал власти и богатства. Но теперь… Теперь он был просто страшилищем, пожирающим рыбу.

Он мог бы убить всех этих рыбаков, но не стал этого делать. Вместо этого, он тихо подплыл к их сетям и острыми зубами аккуратно выгрыз из них пару крупных рыбин. Затем также скрытно отплыл обратно в тростник, где и позавтракал.

Когда рыбаки выбирали снасти, они долго смотрели на дыры в сетях, гадая, что же произошло. Наконец, молодой рыбак сказал: «Может быть, это Дух Каспия вредит нам?»

Старый рыбак, его мудрый отец, усмехнулся: «Духи не едят рыбу. Это были чересчур крупные белуги».

Но молодой рыбак не поверил. Он чувствовал, что произошло нечто странное. Что-то такое, что он не мог объяснить. Возможно, даже сверхъестественное.

С тех самых пор, тростниковый монстр решил стать хранителем не только лагуны, но и всей дельты Атели, которая впоследствии стала Волгой. Он продолжал охотиться на рыбу, но никогда не нападал на рыбаков, если только они не были слишком жадными. Иногда, он даже помогал им, направляя косяки крупной рыбы в их сети.

Он так и остался тростниковым монстром, чудовищем, питавшимся рыбой. Но на донышке его души, где-то глубоко-глубоко ещё тлела искра древнего дракона. Искра, которая не позволяла ему окончательно превратиться в бездушную машину для убийства.

Иногда, в тихие лунные ночи, когда ветер шелестел тростником, ему казалось, что он слышит шёпот. Шёпот раскалённых жерл древних вулканов и треск сползающих с гор ледников. Шёпот о славе и поклонении. Шёпот о том, кем он когда-то был.

Но с каждым прожитым годом этот шёпот становился всё тише и тише. И тростниковый монстр продолжал свою охоту, навсегда обречённый на одиночество у берега Хвалиссы, которую люди почему-то называли Каспием. Он стал частью этого места, частью тростника, частью воды и частью легенды. Легенды о драконе, который превратился в монстра, и о монстре, который сохранил в себе частицу дракона. Легенды, которую шептал ветер в зарослях тростника, и которую слышали не только чайки, рыбы и тюлени, но и труженики-рыболовы.

И вот однажды он увидел её…

Далеко-далеко над закатным горизонтом показался тёмный силуэт, который плавно… Почти грациозно взмахивал явно перепончатыми крылышками.

«Быть того не может! Кто-то из наших среди бела дня осмелился на дальний перелёт?» — подумал тростниковый монстр, и сердце его дрогнуло.

Понадеявшись, что какой-то молодой дракон-сорвиголова затеял дальний перелёт в восточные страны, монстр заполз в гущу тростника. Не затем, чтобы просто стать незаметным, а во избежание повторения незнакомцем его конфуза с перерождением в монстра. «Увидит и захочет пообщаться. Станет второй неприкаянной тенью. Нет-нет, лучше спрячусь», — оправдал свои действия бывший дракон.

Бедолага из-за долгого и вынужденного одиночества напрочь забыл, что настоящие драконы способны чувствовать своих сородичей на расстоянии сотни стадий. Разумеется, с помощью врождённой магии, о которой монстр предпочитал не думать.

«Лишь бы не Виверн. Лишь бы кто-нибудь из наших… Из Драго», — колотилась в душе у монстра что-то похожее на надежду, хотя он уже точно знал не только то, что видел собрата-драго, но и то, что этот собрат был… молоденькой сестрой».

Когда грациозная дракониха, не сбавляя скорости, начала снижаться на небольшой островок, в зарослях которого прятался монстр, сердце его снова дрогнуло, и он поспешил выскочить из укрытия.

— Не вздумай приземляться! Ни в коем случае не садись на… На жидкую почву! — прокричал монстр что было силы, но легкомысленная дракониха, как говорится, и хвостиком не вильнула.

Нет-нет, разумеется, она замедлила свой полёт, потом замерла в воздухе, снизилась, хлопая перепончатыми крылами. И, в конце концов, плюхнулась в самое неподходящее место, где был настолько жидкий и бездонный слой ила, что даже монстр, давно исследовавший дельту, никогда туда не совался без причины.

— Чего ты так разволновался? — промурлыкала томно дракониха и несколько раз к ряду погрузилась в мутную жижу.

— Теперь ты тоже станешь монстром! Грязной тростниковой… уродиной. Здесь же заколдованное место! Видишь… Видишь, в кого я превратился? — захлёбывался монстр от волнения, а дракониха спокойно принимала грязевые ванны и с каждым следующим погружением изменяла свою грациозную внешность в худшую, болотно-соломенную, сторону.

Пока в голове тростникового монстра искрило предположениями о причинах необдуманного поведения незнакомки, та окончательно мутировала в камышовую фурию и отправилась на глубину, чтобы смыть с себя ил и тонкие нитевидные водоросли, запутавшиеся в её особенно корявых «шерстинках».

— Теперь я, как честный дракон… Как бывший дракон, просто, обязан на вас жениться, — траурно вздохнул тростниковый монстр и приблизился к вышедшей на берег гостье.

— А знакомство, что, оставим на потом? С чего такой пессимизм, похожий на скорбь? Что такого у тебя случилось, что ты готов жениться на первой встречной авантюристке? — кокетливо спросила тростниковое страшилище грустного монстра и выбралась на песчаную косу, на которой истуканом стоял ошарашенный собеседник.

— Сэр А’Чалинот Алитис к вашим услугам. Бывший дракон из рода Гоген-Габсов, — отрекомендовался тростниковый монстр и учтиво поклонился.

— Едят меня мухи! Так ты тот самый А’Чалинот Алитис? Какая неожиданная встреча. Пожалуй, я ненадолго тут задержусь… Вдруг, на самом деле стерпится и слюбится? Ха-ха-ха! — фальшиво рассмеялась фурия голосом ведьмы, злоупотребившей кабацким зельем.

— Вы забыли представиться, — напомнил легкомысленной даме бывший дракон.

— Ах, извините. Леди Невриаза Оморфия из рода Бург-Цоллеров собственной персоной. Кстати, если вы на самом деле забыли. Я та самая девочка-дракониха, которую сосватали ваши родители в… В… Вот уже тридцать с лишним зим назад, — заявила незваная гостья вмиг посерьёзневшим тоном и вплотную приблизилась к монстру, чтобы заглянуть в его бесстыжие глаза.

— Непоседа-Красавица? — перевёл монстр имя гостьи на человеческий язык. — Так ты тот самый ребёнок-дракон, из-за которого я отправился на Восток? Помню-помню. Папенька с маменькой… Сосватали, было дело… А я… Я удрал, чтобы упиться последними холостяцкими… Деньками... Годами. Почему же я обо всём позабыл?— помрачнел Алитис, и его безобразная морда стала ещё haesslicherer. То есть, ещё уродливее.

— И давно это с тобой? Если ты передумал исполнять волю родителей – только скажи. Я сразу же вернусь на Запад и выйду замуж за любого чистокровного дракона, которого выберу. Сама выберу, а не через выживших из ума сводней! — разгорячилась Оморфия и всем своим видом изобразила обиду богини, отвергнутой грешниками.

— Как пожелаете, — печально вздохнул тростниковый монстр, но сразу опомнился. — А каким образом вы собираетесь возвращаться? Ведь вы стали такой же бамбуковой, как я…

— Бамбуковой? Надеюсь, вы шутите? Моя внешность изменилась… Значит, вы взаправду ничегошеньки не помните? — изумилась Оморфия и снова подошла к монстру, чтобы в этот раз с помощью магического зрения отсканировать чувства и мысли Алитиса.

Через долгие, почти бесконечные для монстра минуты, молодая дракониха осознала, что её суженый и наречённый мало того, что большую часть своей жизни не помнит, он ещё и забыл о своём магическом даре. А также о драконьем таланте, навыках перевоплощения, мастерстве воина и, наконец, умении возвращать свой первоначальный облик Драго.

— С тобой всё ясно. Ты, просто, получил черепно-мозговую травму. Вот только не механическую, скажем, булавой или пушечным ядром. А барическо-углекислотную. Ну, и где тебя носило? Неужели, на Ях-Селену летал? Только идиот мог отправиться на луну без запасов сжатого воздуха, — поставила точный диагноз безобразная Оморфия и почему-то расстроилась из-за своей прозорливости.

— Не на Селену я летал, а… Я… Еле перемахнул через Тубуд. Уклонялся от тайфуна, и нарвался на горы бесконечной высоты. Почти пятьдесят стадий, не шутка. Скорее всего, там мне мозги и высушило. Долго не дышал. Очень долго. Мороз и встречный ветер… Не хочу вспоминать. Извини. Но спасибо за диагноз. Только я всё равно не пойму, как ты сможешь вернуть свою… Прежний вид и… Способность летать?

— А давай вернём его вместе! Вдруг, и память твоя воскреснет? — ни с того, ни с сего повеселела соломенная фурия и одним прыжком нырнула в прозрачный речной рукав.

— А как ты узнала, где меня искать? — запоздало спросил свою наречённую бывший дракон, но та уже вовсю плыла в сторону, синеющего на горизонте, моря.

Делать было нечего, и тростниковый монстр тоже плюхнулся в пока ещё пресную воду и поплыл на юго-восток.

Когда четырёхпалые плавники устали грести, Алитис нырнул и поплыл под водой, используя ритмичные изгибы тела, как движитель. Он уже делал так неоднократно, вот только никогда далеко от берега не отплывал.

Оморфия продолжала выныривать впереди и сокращения дистанции не допускала, поэтому монстру приходилось выкладываться по полной.

Кода она в очередной раз всплыла и снова нырнула, Алитису показалось, что тело юной драконихи не только поменяло болотную окраску на серебристо-голубую, не только утратило соломенную шёрстку, но и многократно удлинилось.

«Апалала! Апалала!» — взорвалось в голове бывшего дракона, а потом он неожиданно для себя заревел:

— Апалала! Теперь ты Апалала-а-а!

Рёв дракона был таким громким и трубным, что небольшое морское волнение сначала превратилось в мелкую рябь, а потом и вовсе затихло, будто сам ветер испугался гнева настоящего дракона.

— От Апалалы слышу-у! — ответила Оморфия и снова грациозно нырнула, но теперь уже в сторону тростникового монстра.

Пока Алитис рассматривал сквозь прозрачнейшую морскую воду своё преображённое тело и изумлялся его новой, поражавшей воображение, окраске и неимоверно вытянувшейся длине, его подружка приблизилась.

— Ну и как? Что-нибудь в бестолковке щёлкает? Хоть какую-нибудь мелочь вспомнил? Например, что ты в том числе магическое существо? Нет? Что ты умеешь преображаться, согласно изменениям окружающей среды, мира, страны… Ну же! — прикрикнула в нетерпении дракониха-апалала, но Алитис не мог оторваться от созерцания своего змеевидного тела.

Когда Оморфия брызнула ему в глаза слегка солёной морской водой, он, наконец, сумел заставить себя переключить внимание на новоявленную асклепиаду.

— Спасибо, что избавила от… От заблуждения на счёт моего якобы вечного тростникового облика. И всё-таки. Как ты смогла меня найти? — пристал дракон-апалала к своей спасительнице и целительнице.

— Я было решила, что ты всё вспомнил… Ладно-ладно. Не буду торопить. Пусть Тиамат, бог драконов, тебя вразумит, когда наступит время. А узнала о твоем месте отшельничества от «Гадающего по звёздам». Он заглянул за Край Времени и увидел тебя на берегу Хвалынского моря. И вот я здесь. Кстати, учуяла тебя за тридцать стадий и сразу вошла в пике, — объяснила Оморфия прописные драконовские истины, а потом предложила вернуться к процедуре «выздоровления». — Айда теперь к ближайшим горам. Там выползем на берег и подождём, пока наши тела уменьшатся в длине, а плавники превратятся в лапы. Потом заберёмся на какую-нибудь вершину и снова станем Драго! Будет весело, обещаю.

— Хм. Хвалынское или Хвалисское море, без разницы. Мои рыбаки называют его Каспием, и я буду так называть. Если, конечно, ни о чём не забуду. Ну, давай, красавица. Показывай дорогу к моему выздоровлению и твоему решению. Которое «быть иль не быть» нашему… Скажем, семейному союзу, — подобрал правильные слова Алитис, и вместе с Оморфией поплыл к далёким горным вершинам, торчавшим, казалось, прямо из моря.

На закате дня оба чересчур длинных и неуклюжих аспида, довольных собою и морским приключением, кое как выбрались на галечный берег и начали ждать, когда их когтистые плавники превратятся в лапы. Алитис с изумлением наблюдал, как грациозная морская апалала Оморфия на глазах становилась драконихой Леди Невриазой. Точно такой же, какой прилетела и плюхнулась в илистую заводь, вот только её крылышки не спешили являться миру, и поэтому пока не отрастали.

— Ну что, лапы реконструировались? Можно карабкаться в гору? — спросила Оморфия, когда Алитис устал ждать команду на затяжной подъём и уже посматривал на прибой, но жалея не об утраченной внешности морского змея, а о том, что вовремя не подкрепился стайкой кефали.

— Лапы отросли, но живот подводит от голода. Надо было перекусить, пока были водоплавающими. Но теперь чего уж. Айда на вершину! Если там снова стану самим собой, плевать на голод! Летать будет легче, — раззадорился бывший тростниковый монстр и первым двинулся в путь.

Только после полуночи пара драконов взобралась на плоскую и безлесную вершину. Когда Алитис в лунном свете увидел на лопатках Оморфии пару огромных теней, он не сдержался и спросил:

— Я так понял, мы давным-давно превратились в драконов с перепончатыми крыльями. И могли просто махнуть ими и взлететь на эту кочку. Почему тогда… Столько времени… Не желаешь объясниться? О, моя капризная госпожа…

— Мне нужно было подумать, что делать дальше. Бросить тебя на произвол Верданди. Или же смириться и выполнить волю родителей. А так…

Да-да, ты уже давно мог улететь, куда заблагорассудится. Но что ты будешь делать с памятью? Вдруг, она потеряна навсегда? — скорбно, с нотками безнадёжности, выговорила Оморфия и несколько раз взмахнула крыльями, чтобы разогнать надоедливых москитов, путавшихся в её ресницах.

— Можешь, конечно…

Не успел Алитис сказать, что ещё в море вспомнил всё когда-то забытое, и что Оморфия свободна в выборе своего решения, как вдруг в ночном небе над головами драконов вспыхнул очень яркий голубоватый свет, широкой чертой разделив звёздное небо пополам.

— Мне показалось, или Тиамат этим болидом указал нам на Серединные горы? — с благоговением и трепетом спросила дракониха, когда небо снова потемнело, а звёзды ещё не распахнули своих искристых глаз.

— Как же хорошо, что ты не рукокрылая виверна, а нормальная Драго! — ни с того ни с сего расхохотался бывший тростниковый монстр и через минуту поблагодарил небо коротким «Спасибо».

Наша пара новобрачных аспидов поселилась в тайной пещере на склоне одной из неприступных вершин Серединных гор, которые впоследствии станут Уральскими. А их потомство и сегодня можно встретить в реке Волге и в Каспийском море. Да и в Кавказских горах.

Не удивляйтесь, когда тёмной ночью или солнечным днём на рыбалке или на охоте вдруг затрещит сухостой тростника или заплещется нечто размером с бегемота. Просто, передайте незваным гостям привет от Леди Невриазы и Сэра А’Чалинота Алитиса.

И, конечно, от автора этой легенды – А’Нерея.