Трудности перевода

На капитанском мостике индикаторы панели навигации переливались цветами радуги. Тарелка на всех гравитационных парах мчалась в родную сердцу Антипа Петровича Солнечную систему.

- А потолок-то у их низковат, - подумал вслух Петрович, - да ещё водоэмульсионкой, что ль, по нему прошлись? Этак я, пожалуй, спиной всю побелку оботру, пока долетим.

Он провёл пальцем по внутренней обшивке корабля и с облегчением отметил, что тот не испачкался. А потолок и действительно был низкий, так что приходилось передвигаться согбенно. Вот в кресле - другое дело, можно всласть развалиться и даже вытянуть ноги. Кузнец окинул взглядом притихших гуманоидов. Он уже с полчаса вертел в руках увесистый полированный шар размером с теннисный мяч, но так и не понял, как тот устроен. Гуманоиды торжественно вручили Петровичу шар при посадке на борт. Не сразу правда, но кузнец дотумкал, что это переводчик.

- Фунциклирует-то он как, спрашиваю?!

Говорил Петрович добродушно, и вместе с тем нарочито громко, чтобы его уж наверняка поняли. Гуманоиды что-то пытались объяснить, размахивали жилистыми руками, растопыривали в стороны длинные узловатые пальцы. Однако вместо истинно русской речи из шара прозвучало:

- Please, don't break it [1].

- Да один чёрт я по-англицки ни бельмеса, - отмахнулся Антип Петрович, - хреновый у вас толмач, прямо скажем!

С досады он даже стукнул шар о подлокотник кресла - прибор ругнулся на немецком. Петрович встряхивал его ещё и ещё. И каждый раз шар отвечал на новом языке.

- Чудно́е дело! А русского почему нет? Не порядок это, браточки ушастые, ей-богу, не порядок! Как-никак, а межгалактический язык всё-таки. Стыдно бы вам. Ну, да ладно! Это мы сейчас в один миг поправим.

Гуманоиды встревоженно следили за неловкими движениями его могучих натруженных рук. Антип Петрович поскрёб блестящую металлическую поверхность шара округлым ногтём большого пальца. Ноготь с тёмной полоской грязи на конце шёл ровно, пока не запнулся о неприметную глазу бороздку.

- Вот оно что! - возликовал кузнец, - так я и знал!

Тут же из кармана штанов Антип Петрович вытащил тонкую шлицевую отвёртку и попытался протиснуть её конец промеж двух полусфер. Гуманоиды с мольбой и страхом в глазах обступили его. Прибор что-то лепетал на непонятном языке, но по интонации и жалобным глазам гуманоидов, Петрович догадался, что те просят оставить шар в покое.

- Да отступитесь вы, бесовы дети, - отозвался раздосадованный Петрович, - я же, как ни крути, а кузнец, и что тут к чему, чай почище вашего разумею - не такую электронику повидал.

Он ловко подковырнул шар по линии экватора, и тот раскрылся на две части, как раковина моллюска. К удивлению кузнеца внутри абсолютно ничего не было - зияющая пустота на зеркальной глади. Петрович в недоумении почесал затылок и сомкнул полусферы обратно. Гуманоиды выдохнули с облегчением.

- Ну, так как мы дальше-то с вами полетим, братцы-кролики? Путь не близкий, а толмач ваш ни на что не годный оказался на поверку, сами видите.

Шар теперь отвечал почему-то только по-польски, и никакие встряхивания больше на него совершенно не действовали.

- Tylko nic więcej nie dotykaj [2]! - отозвался прибор.

- Да я отродясь этим делом не занимался и никому не советую. А вам братцы хотел только спасибо сказать сердечное от всей моей широкой души. Не отзовись вы на транспондер, труба бы нам с Лагманом пришла, не иначе.

Шар переводил, как мог. По выражению кроличьих физиономий, кузнец сообразил, что сочетание слов лагман и труба привело инопланетян в некоторое замешательство. Чтобы снять напряжение, Антип Петрович расторопно встал с кресла и пожал руки всей честной компании, стараясь не задевать потолок головой. Кроме Лагмана, гуманоидов было ещё четверо. Когда добрался до последнего, в ушах его Антип приметил что-то на вроде причудливых серёжек. «Экая Кроля, видать баба ихняя, не приведи господь», - подумал он, - и осенил себя крестным знамением. А вот украшение Петровичу приглянулось. Уже некоторое время он присматривал гостинец для жены, но под руку, как назло, ничего путного не подворачивалось - всё было или слишком громоздким, или настолько крепко прикручено, что отвёртка Петровича так и норовила провернуться вхолостую. Кузнец подумывал было прихватить говорящий шар, но уж больно он хозяевам дорог, да и примелькался - живо заметят пропажу.

- Меняться будем, мамзель? - Петрович указал на серьги, а потом приложил пальцы к своим мясистым розовым мочкам, - ты мне, а я - тебе! Он пошарил за пазухой и вытащил на свет кованый гвоздь. - Смотри, экая штуковина! Ведь энтим гвоздём твой мужик, что хошь по хозяйству смогет приколотить. А что шляпка поржавела чутка, так то ничего. Ты не смотри на это и дюже не думай - держать будет намертво. Сам ковал, на совесть. Да вот, красавица, хуч потрет твой в рамку поместить и в хате повесить - чем не лю́бое дело?

Гуманоидша не отвечала, стреляла в Петровича анимешными глазками. «То ли цену набивает, то ли не разумеет, о чём толкую», - решил он и коснулся кончиков её плюшевых ушей. Та радостно закивала, сообразив, по-видимому, что к чему.

- Ну? Давай, что ли по рукам ударим, Кроля?

Вместо ответа, гуманоидша взяла Петровича за рукав и привела в соседний отсек. Потолок там был значительно выше, и кузнец смог встать в полный рост. Посредине располагалась мягкая кушетка. Сверху кушетку накрывал большой прозрачный полуцилиндр. Кроля провела рукой в сторону и он открылся.

- Ты это дело брось, - Петрович разволновался, - у меня ведь и супружница имеется, Антонина. А она знаешь, какая ревнивая? Съест обоих живьём, как моль валенки, когда узнает, что мы тут с тобой шуры-муры крутили. Ущучила? Не если, а когда! Учти, не шучу!

Кроля улыбнулась и уложила кузнеца на кушетку. Антип Петрович даже подивился своей податливости.

- Что думаешь? Не прознает? Ха! Держи карман шире. О прошлый год мы с Гаврилой, подмастерьем, молочнице с соседней деревни ось на телеге выправили, так Антонина мне апосля всю плешь выела. Спасу от её нет, чистый аспид, а не баба. Так что ты эти свои штучки, инопланетная дамочка, будь любезна, оставить при себе, иначе я ни за какие последствия отвечать не намерен.

Кроля опять ничего не сказала. Она встала в изголовье, склонилась и положила свои длинные горячие уши ему на лоб. Сами собой откуда-то возникли гибкие механические руки. Они полностью обездвижили Петровича, так, что тот и опомниться не успел. Язык его всё равно, что налился свинцом, мысли путались - он засыпал.

Антип Петрович не знал, сколько времени провалялся без памяти. Очнулся он на том же самом месте. Сел на край кушетки, охлопал себя ладонями - вроде бы всё в порядке, жив-здоров. Было чего аль нет промеж них? Может приблазнило?

Кроля сидела напротив него довольная, с улыбкой во всю мордочку. Петрович вгляделся в гуманоидиху повнимательней и разразился гомерическим хохотом: на макушке у неё красовались два розовых человеческих уха. В них были продеты те самые серьги, которые Петрович давече хотел выменять.

На голове у Антипа что-то шевельнулось, вернее он сам этим чем-то подёргал. Смех оборвался, как по команде - внезапно. Он замер. Страшная догадка холодной змеёй скользнула в мозгу. Судорожно Антип Петрович ощупал свои новые кроличьи уши.

- Мать честная! Вот гостинец, так гостинец! Поменялся, так уж поменялся! С этакой-то обновкой Антонина меня и на порог не пустит. Вот оно, что от незнания языков случается. Нет, как только родные уши назад возверну, так перво-наперво за гуманоидский засяду.

[1] Пожалуйста, не ломай его.

[2] Только больше ничего не трогай.