Туманная вьюга

Изначально была лишь пустота. Ни единого движения, ни единого звука, лишь абсолютное и бескомпромиссное Ничто. В Ничто нет ни длины, ни высоты, ни света, ни тьмы, ни жизни, ни смерти. Бесконечно малое и необъятное, безвременное, неосознанное... В нем не было ни вечности, ни мига, отсутствие всего, то, что невозможно вообразить, познать.

Изначально было Ничто. И Ничто разделилось на Нигде и Никогда.

Но то было уже не отсутствие, но существование. Мир начался, и в начале его был Никто.

Три великих начала, Нигде, Никогда, Никто, они стояли у истоков мира.

Нигде возжелало большего, и стало оно Везде, породив Пространство.

Никогда возжелало будущего, и стало оно Всегда, породив Время.

Никто... Никто возжелала всего. И во имя своей жадности она стал Всеми, породив Жизнь.

Пространство породило Пустоту.

Время породило Безвременье.

Жизнь породила Смерть.

И вот в мире уже шесть великих сил, кои породили силы меньшие, ставшие божествами. Жизнь заполнила мир, проникнув в каждый его уголок, но в жадности своей она разорвала себя на части, желая объять необъятное. Так мир стал тем, каков он есть, как его ни назови, каким его не принимай или отрицай. Мир мчится в океане Пространства, сквозь Время, в мире бурлит Жизнь. Мир – кладезь бесконечных историй, летописей, рассказов и слухов, мифов и легенд.

Величественная драконица льдистого окраса замолчала, чуть склонив голову и изогнув шею, и мягко ткнулась мордой в бок дочери, с сосредоточенным пыхтением подкапывающейся под камень.

– Калиго, ты слушаешь меня?

– Да, мама, – драконочка отряхнулась, разбрасывая комья земли во все стороны, отчего ее мать с порыкивающим смехом прикрылась крылом. – Из Ничто возникли Нигде и Никогда, а в начале мира была Никто. Но, мам, из чего возникла Никто? И почему «Никто» – она?

– Это загадка, которую до сих пор не удалось разгадать. «Никто» не «она», не «он», это Никто, но став Жизнью, она стала ею. Так проще.

– Угум...

– И что же ты так усердно стремишься отрыть? – поинтересовалась драконица, осматривая камень со всех сторон.

– Там под ним ящерка, – пояснила Калиго, возвращаясь к подкопу. – Зеленая и в пятнышку.

– Лесная ящерица, – пояснила мать, с интересом смотря за своим птенцом. – И как же ты ее заметить умудрилась, покуда она длиною с мой палец?

– Просто ты очень большая... – драконочка попыталась сунуть голову в вырытую нору, но тут между ее лап мелькнул темно-зеленый росчерк и скрылся в высокой траве. – Убежала... Мам, когда вернется папа?

– Хотелось бы и мне то знать... – драконица выпрямилась, вытягивая шею вверх, осматриваясь и прислушиваясь к ветру и магии. – Он должен был уже вернуться.

– Мам, расскажи еще историю, – Калиго забралась на теплый от солнца валун и расправила крылья, греясь и жмурясь от удрвольствия.

– Конечно.

На заре времен, в мире, полном неведомого, среди бескрайних белоснежных пиков, обдуваемых острыми ветрами, зародилась жизнь, столь же суровая, что и край, их породивший. Создания снега, ветра, холода и камня, покрытые шипами кристально прозрачного льда, они парили на своих могучих крыльях из вьюг и метелей, кружась в прекрасном танце неповторимых снежинок. Порожденные магией северных гор, как и множество других детей Жизни, они жаждали покорить свой край, захватить его, объявить своим. Они боролись за каждый клочок снега и камня, за каждую сосульку, и в этой борьбе рождалось развитие.

Хладные звери вьюги и льда в страшной борьбе выгрызли себе право зваться хозяевами северных гор, но как и всякой жизни, им того было мало. В жажде большего, жадности страждущего, они спустились с гор на крыльях из метели... И погибли. Снег, что скреплял камень их тел, растаял, лед их душ, их магии, обратился водой, что дала начало множеству ручьев, рек, ключей.

Тогда звери северных ветров поняли, сколь ограничена их форма. Идеально приспособленные к жестоким морозам и суровым ветрам, они были бессильны перед теплом низин. И, смотря с высоты величественных гор на цветущие луга, на жизнь, что бурлила там, внизу, без них, льдистые звери обратились к магии своей и своих гор.

Камень и снег обратились плотью и кровью.

Вьюга крыльев спрессовалась в перепонку.

Лед магии и души растаял, и из влаги собралось бьющееся сердце.

Так родились мы, род ледяных драконов, в чьих жилах течет хладная кровь, чье дыхание – стужа, а взмах крыльев наших – вьюга.

Наш род спустился с гор, но не покинул их. Наши гнездовья все еще там, в северных вершинах, никем не покоренные. Мы спустились сюда, на просторы мира, в борьбе за новые земли, и столкнулись с другими драконами.

Из магмы вулканов вспыхнули драконы огня.

Из глубин океанов всплыли драконы воды.

Из глубоких подземных пещер путь на поверхность прорыли драконы земли.

Из смерчей и ураганов соткались драконы ветра.

Из ночной тьмы вышли драконы теней.

Из крон древ выглянули драконы лесов.

Драконы света, драконы жизни, драконы смерти... Множество крылатых порождений изначального расправили свои крылья, в жадности набросившись на мир, и разделив его между собой. Стихии и явления столкнулись в беспрекословной борьбе, и вспыхнула первая Драконья Война. Мир пылал, замерзал, тонул в смерти и буйствовал жизнью, ветер сдувал землю, и земля сковывала ветер, леса росли и гибли в лугах. Безумие Драконьей Войны унесло множество проявлений жизни, оставив лишь Хаос. Множество драконьих видов исчезло тогда, обратилось стихиями, что их породили, и после первой войны осталось нас шесть: лед, пламя, вода, смерть, леса, свет.

Драконья Война не прошла бесследно для мира. В безумии Хаоса магия взбурлила, вскипела, и породила новые виды, жадность Жизни растянула свои когти во все стороны. Зародилась разумная жизнь, и первые ее семена дали всходы.

Шесть драконьих племен поработили шесть первых цивилизаций. Лед сковал зверей, пламя обожгло карликов, вода утянула амфибий, смерть забрала умбр, леса утащили длинноухих, свет ослепил соларов. И лишь одна раса осталась без власти драконов, никому не интетересная, слабая. Люди остались один на один с миром.

Ведомые своими хозяевами, шесть рас столкнулись во второй Драконьей Войне, и кровь и борьба сделали их сильнее. Звери стали волканами, волкоголовыми заклинателями снега и льда, карлики – дворфами, мастерами металла и камня. Амфибии в жажде походить на своих хозяев обратились многоглавыми гидрами. Умбры обратились тенями своих владык, длинноухие стали эльфами, что познали друидизм. Солары вознеслись к свету, став паладинами, чьи тела – доспехи из солнечного золота.

А люди... Люди, оказавшись меж шести сторон, стремились выжить, и в жажде своей к жизни преуспели в этом. Всеми забытые, словно насекомые, они расползлись по миру, основали десятки и сотни поселений, городов, цивилизаций. Изгнанные с самых плодородных земель, они освоили земли, скудные дичью и плодами, научившись брать с них свою пищу в достатке. Лишенные особых сил и покровительства, они научились бороться инструментами и первые познали силу камня, брошенного пращой. Лишенные изначального, врожденного таланта, они освоили все виды магии, ибо не были ограничены ничем.

Вторая Драконья Война закончилась ничем, когда все шесть сторон, обескровленные, опустошившие свои земли, разошлись в стороны... И обнаружили себя в мире сильного человечества. Достаточно сильного, чтобы стать седьмой стороной. Достаточно сильного, чтобы начать притеснять другие расы...

Драконица прервалась, резко вскинувшись и полураскрыв крылья. Долгие секунды она всматривалась в горизонт, и тишину нарушало только шуршание высокой луговой травы на ветру.

– Прячься, – приказала мать, медленно вставая на лапы. Многочисленные шипы начали потрескивать, покрываясь коркой льда, на землю потек ледяной туман, замораживающий траву и землю.

– Мама? – драконочка осторожно сползла с валуна, прижимая крылья и пригибаясь, прячась в непроглядной морозной дымке.

– Прячься, Калиго! – взревела мать, резким взмахом крыльев накрывая туманом весь луг.

Трава и цветы моментально замерзли, осыпались ледяной крошкой, затрещала покрывающаяся изморозью земля. В воздухе замелькали мелкие, колючие снежинки, все быстрее и быстрее кружащиеся в хороводе начинающейся вьюги.

Калиго заметалась, пытаясь придумать, где ей укрыться. Луг мог предоставить только редкие валуны и булыжники, мелкие овраги, высокая трава обратилась ледяной пылью. Поняв, что у нее нет вариантов, драконочка укуталась в крылья, обвила лапы хвостом и быстро, но плавно вдохнула.

Морозный выдох устремился прямо под лапы, с треском и хрустом вокруг начали расти стены, заключая ее в прочный кокон изо льда и снега. Вдох... Выдох. Стены стали толще.

Вдох.

Выдох.

Вдох... Калиго застыла, недвижимая, подобно статуе, ледяная глыба посреди некогда цветущего луга. Она закрыла глаза, обратившись в слух.

Треск изморози и льда. Шорох колючих снежинок, бьющих по кокону. Неслышимая, но ощущаемая поступь матери... И лязг металла, становящийся все ближе и ближе. Десятки ног, слишком маленьких и легких для драконов, крики на незнакомом языке, вибрация сплетаемой в заклинания магии, грубая, рваная.

Величественный рев дракона эхом вознесся над некогда цветущим лугом, скрывая за собой пробирающий до костей треск, загрохотала земля, содрогаемая падающими с небес глыбами льда. Громкие вопли, стон и скрежет сминаемого металла, резкие, рваные крики и топот, колебания магии... И новый драконий рев, полный боли и ярости.

Звуки битвы тянулись и тянулись, земля содрогалась, грохотала, дрожала от топота десятков маленьких ног. Ревела вьюга, скрипели снежинки по кокону, яркие вспышки магии пробивались сквозь толщу льда, отсвечивая рыжим пламенем. Вновь треск, громкий, оглушающий, отчаянные крики и дробный топот убегающих... И звон разбившегося стекла далеко вверху, грохот падающих оземь ледяных лезвий.

«Ледяные Небеса», – поняла Калиго, сжимаясь от страха. «Мама использовала Ледяные Небеса...»

Вновь звуки битвы, вновь лязг металла, ставшие редкими крики и команды. Вновь рваная вибрация магии, грубо сковываемой неумелыми магами в заклинания.

Новый рев, страшный, полный боли, агонии... И глухой удар, за коим последовала тишина. Слишком близкий удар... Совсем рядом...

Голоса, уставшие, замученные, лязг металла вокруг спасительного кокона. Тяжелое, шумное дыхание, обдувающее его стенки, неясные фигуры, видимые сквозь толщу льда.

– Видят Боги, не желал я того, София, не желал, – голос не дракона, слишком мягкий, слишком слабый, очень странный, непонятный акцент.

– Твой род падет... – голос мамы, булькающий, хрипящий. – Твое царство... Растает, подобно снегу по весне...

– Я знаю... Знаю, Крылья Мудрости. Знаю...

– Пожинай плоды... Своей гордыни. Человек...

Пульс магии, что несдержимой волной пронесся сквозь тело Калиго и умчался дальше. Поток силы, рассеившийся по миру, более не сдерживаемый плотью и кровью, последний бой сердца. Последний вздох дракона...

«Мама... Не уходи...»

Удар по кокону, еще один, третий, затрещал раскалываемый лед. Калиго застыла изваянием, но это не помогло – следующий удар пробил брешь в казавшихся прочными стенках. Солнечный свет ударил по глазам, обжег шкуру, закованная в металл кольчуги пятерня грубо вырывала куски льда, расширяя дыру. Калиго могла лишь смотреть, не в силах пошевелиться, не в силах оказать сопротивление, разбить кокон и расправить крылья, улететь. Она лишь смотрела на мелькающие в бреши плоские, лысые морды, закрытые металлом и тканью, пока на нее пялились маленькие глазки людей.

Крики незнакомого языка, насмешливые, полные издевки, пятерня схватила ее за один из рогов на голове, рванула, чуть его не обломав. Новые крики, лязг металла и злые, обиженные слова. В дыру в коконе льда заглянул еще один человек с узкой, словно иссушенной мордой и серыми глазами, в которых почему-то плескалась вина.

– Ты дочь Софии, Крыльев Мудрости, – не спрашивал, но утверждал человек. – Как тебя зовут?

Драконочка сжалась, не сводя взгляда с человека, медленно выдохнула, вдохнула глубже, смешивая в груди лед и воздух. Ее глаза, льдистые, серебристые, столкнулись с серыми глазками человека, и тот опустил веки и отвел взгляд.

– Ты погибнешь здесь, если не ответишь, дочь Софии. Как тебя зовут?

– Калиго.

– Туман значит, если на диалекте ледяных драконов, – человек отошел назад. – Выходи или погибни здесь.

– Я убью тебя, – из пасти Калиго потек ледяной туман, заполняя кокон, изливаясь наружу серой дымкой.

– Я знаю. Но до тех пор тебе надо дожить, Калиго.

Выдохнув сноп снежинок, дракончик вытянула магию и холод из стенок кокона и легким взмахом крыльев разбила его на сотни осколков. Вокруг стояли люди, много людей, больше трех десятков. Еще больше было тел, медленно оттаивающих следом за землей, покуда солнце освещало опустошенный луг, прогревая его землю.

А в стороне, совсем рядом, еще дюжина людей деловито и без какого-либо уважения резали, рвали, драли тело когда-то величественной, могущественной, но теперь изрезанной и истерзанной драконицы. Подле безжизненного тела росла груда вырванных роговых пластин, скатанная в уродливые окровавленные рулоны шкура была собрана отвратительной пирамидой, отпиленные шипы, когти и рога собирались в мешки. С треском и скрежетом металла по костям срезалась перепонка. Двое из людей уродливым крюком вспарывали освежеванный живот, вываливая внутренности на землю, и копошились в них, радостно улюлюкая и обмениваясь довольными оскалами.

– Я убью вас всех, – Калиго закрыла глаза, увидев достаточно. Увидев и запомнив, как она запомнила истории, которые ей успела рассказать мама. Ведь она, ее линия, были хранителями историй, знаний.

И бесконечное их множество отныне навеки утеряно с гибелью Софии, Крыльев Мудрости, старейшей из ледяных драконов. Сколь бы ни старалась она, но все записать в камне было невозможно... А других драконов ее линии больше не было. Погибли, как погибла мама, были убиты в странствиях ради новых историй и знаний.

Но ей, Калиго, рано умирать. Она не могла умереть, не отомстив, а сейчас она слишком слаба.

– Отныне ты – Калиго Вентиска, а я, Велко Вентиска, твой хозяин, – шею под самой головой опоясал широкий черный ошейник, но драконочка даже не шелохнулась. – Ты получишь свое, когда придет время.

– Почему ты не убьешь меня, как убил маму? – Калиго посмотрела в глаза человеку, но тот вновь отвернулся.

– Однажды София спасла меня. Мы держали долгую беседу, тогда же я узнал, сколь много было известно Крыльям Мудрости.

– Тогда почему ты ее убил?

– Магический долг, – человек потянулся рукой к своей шее, но, наткнувшись перчаткой на горжет, опустил ее. – Я исполнил свой долг... Но убить тебя позволить не могу.

– Я убью тебя, – повторила Калиго, приблизившись к человеку, фыркнула на него, обдав снежинками.

– Вырасти сначала, Калиго Вентиска, – человек криво оскалился, отмахнулся от других людей, что-то спрашивавших у него требовательными голосами.

– Я не признаю тебя своим хозяином, человек.

– Лги другим, что я твой хозяин, этого достаточно.

«Ледяные драконы не лгут», – эти слова застряли в глотке дракончика, так и не произнесенные. Проглотив их и отвернувшись, Калиго обвела взглядом остальных людей, настороженно отшагнувших назад.

Она была маленькой, еле доставала им до пояса, стоя на всех четырех лапах. Мама же была огромной, и люди с трудом доставали ей до живота... Пока она была жива. Размеры дракона отражали не возраст, но магическую силу, и София, Крылья Мудрости, была старейшей и сильнейшей из ледяных драконов. Хранительница историй, память прошлого, погибшая от рук людей, как и множество драконов до нее.

«Тот, кто недооценивает людей, рискует умереть очень удивленным», – всплыли в памяти слова ее отца, Каллидоса.

Калиго легла на землю, смотря, как люди копошились в теле ее матери, словно муравьи. Она хотела запомнить каждый момент, каждое мгновение этого отвратительного действа, чтобы в будущем у нее никогда не возникало ни единой заминки перед тем, как убить человека. Эти существа не были жалкими по силе и возможностям, но и уважения не заслуживали. Падальщики, не просто жадные, но самоуверенные и горделивые.

«Я убью вас всех», – драконочка прищурилась, когда два человека начали вырезать сердце ее матери весело смеясь и пихая друг друга. «Весь ваш род. Я найду способ это сделать»