Тушняк. Вкус 90-Х.



Макароны по флотски.


Каждый из нас когда-нибудь, после очередного сложного рабочего и утомительного жизненного этапа, срывается на «природу» — на пару дней. Я и мой товарищ собрали вещи и рванули на речку порыбачить. На дворе лето 2000г.

Сидим мы с другом на берегу замечательной реки — «Нямунас», или «Неманин», или просто, как у нас в Калининградской области, «Неман». Река была широкой, тёмной, показывала свою мощь своим течением и водоворотами. Она казалась огромной. Её величественность подчёркивало разделение уже двух «чужих» стран — Литвы и России.

Казалось, совсем недавно, я, в свои 17 лет, переходил мост Королевы Луизы и пешком добирался до нужного мне магазина. А спустя каких-то три года я уже наблюдал, как Литва отсоединялась как независимое государство. Со своей «революцией».

Закинув кучу снастей — от донок до удочек, но пока ничего не поймав, мы с Артурасом (так звали товарища) уютно расположились у костра для приготовления нашего ужина — «Макароны по-флотски». Артурас, он постарше меня, молча смотрел на течение, глядя на ту сторону. Его, как и меня, многое с этой рекой связывало.

Для меня Неман — это мощь, которая начинается далеко в Белоруссии, в местечке, где родился мой папа. Всё это вместе и объединяло нас в душевности самого мероприятия.

Порезав колбаски, поломав хлебушка, утолив, как полагается, «рыбацкую жажду» по первой, мы разговаривали о всяком, что приносило нам уважение и восхищение от присутствия именно в этом месте и в это время.

Тут мой товарищ достаёт из рюкзака банку, похожую на банку сгущёнки. Но что было дальше — послужило поводом для этой истории.

Открыв эту банку, Артурас предложил мне попробовать удивительный вкус тушёнки из говядины. Сразу и не поймёшь, ведь на банке не было этикетки. Я с удивлением и восторгом воскликнул:
— Да как она у тебя оказалась!? У тебя же вообще бизнес с металлом связан!

Он рассказал:
— На работу приехал приятель и попросил: «Можно у тебя в складе разгрузить немного тушёнки на время?»
Ну я ему: «Почему нет? Ведь ты же платишь».

Склад, конечно, не совсем холодильник, но немецкое кирпичное строение 1930-х годов всегда оставалось прохладным, даже летом. «Вот я и в счёт хранения потребляю», — повествовал Артурас.

Я, не скрывая восторга, громко засмеялся, так как знал судьбу этой тушёнки, начиная ещё с 1997 года. Более того, я был участником её истории и далеко не последним, кто её покупал.

Тут наш вечер удался ещё круче. Уже было не важно ничего — даже погода, которая, как всегда в Прибалтике, умела удивлять.

Я начал свой рассказ.

Времена были однозначно неописуемые. Каждый расскажет свою историю, и она будет правдой — «словно на грани». Каждый, кто жил в 90-е, расскажет своё. Мы жили и верили, что жизнь впереди и всё только начинается. Мы любили фильмы Кустурицы и смеялись над их героями, хотя в другом мире это было бы кошмаром и смотреть было бы невозможно.

Но мой рассказ — о банке тушёнки, с её вкусом и запахом на фоне жизненного шума того времени.

Работая в большой компании, которая занималась снабжением предприятий лесной отрасли уже в России, я имел большой список потребителей и просто «дорогих» друзей.

И обратился в наш Калининградский филиал товарищ из одного большого российского и очень богатого города. Человек непростой — в СССР он был начальником области того города по снабжению продуктами.

Словом, попросил он купить для него консервов подешевле: типа кильки в томатном соусе или ещё чего рыбного. Край, мол, у вас рыбный: два морских порта в центре Калининграда, несколько рыбных баз по области.

Но был уже 1997-й год. Корабли распроданы, рыбные заводы принадлежат неизвестно кому. Говорить об этом с лесниками мне показалось странным. Мы поискали, как полагается, через общих знакомых.

Мой генеральный директор, Матвей Натанович, тогда твёрдо сказал:
— Мы поможем тебе, Коля. Обязательно.

Натанович всегда умел убедить словом. Ташкентское пехотное училище дало ему великолепное образование, сильное в тактике.

Коля был доволен. Уехал в далёкий и богатый российский город.


Хозяйка ресторана

После непродолжительного времени мы узнали цены у производителей, и Николай был приглашён для встреч «в натуре». Только привёз он новую вводную: мол, денег нет и не будет, не хочу я с деньгами связываться, опасно. Но, говорит, вы же всё равно будете покупать у завода, а завод жесть перерабатывает на производство банок. Вот я вам пришлю фуру жести, а вы мне дайте консервы.

Ну, так-то да, всё складно, подумалось мне. По большому счёту товарищ был не мой, а Матвей снова в атаку:
— Отлично, Коля! Поедемте говорить о деньгах на завод.

Поехали мы на завод поговорить за бизнес. По дороге выяснилось: у Коли не жесть, а алюминиевый лист. На заводе же стало ясно, что кильки нет, а есть другая, но дорогая рыба.

Всё бы ничего, только фура с алюминием уже в пути в Калининград. На мой вопрос:
— По какой цене купите наш лист, двадцать тонн? Чтобы хоть понять, о чём речь.

Было сказано:
— Мы не перерабатываем алюминий. Мы из жести банку делаем, а алюминий нам не нужен.

Это были проблемы Николая, и мы с Натанычем решили, что ему, как говорится, и решать. Коля спросил:
— А что посоветуете? Машина-то уже едет.

Было сказано:
— Мы, в принципе, можем купить. Только двадцать тонн нам — на несколько часов работы. Но перед этим надо всю линию перестроить: с жести на алюминий и обратно. Это пара недель. Цену дадим сильно малую за вашу фуру.

Коля, не раздумывая:
— Продаю, забирайте. Деньги вот ребятам пришлите.

Сделали договор, и через пару дней деньги были на счету. Все последующие дни Коля у своих знакомых остался «сталоваться», прихлёбывая без стеснения беленькой.

Мы же с Матвеем, между своими делами, узнали, что есть Нина — хозяйка ресторана в центре, у которой есть контакты в Польше, где делают говяжью тушёнку по сходной цене.

Колe это понравилось.
— Беру, — сказал он.

— А деньги? — рассуждал я вслух. — Мы не сможем привезти тушёнку в Калининград. А точнее, мы потом в Большую Россию её не вывезем.

Коля:
— Везите наличными в Польшу. Там отправляйте сразу в мой российский город. Я разберусь.

Решили.


Автобус в Польшу

И мы поехали в банк. Я снова за рулём — как самый молодой. Неторопливо развернувшись на парковке возле офиса, на выезде нажал на педаль газа. Головы всех пассажиров синхронно отклонились назад, а потом так же синхронно вернулись вперёд, словно догоняя уехавшие колёса.

Я любил это авто. Старая рядная «шестёрка» цилиндров издавала звук серьёзного грузовика. Езда — словно на настоящем пружинном диване. Трёхступенчатый автомат вёз плавно и уверенно с «натяжкой», до самого конца спидометра. W116.

Другая моя машина в тот момент стояла в ремонте — после дня рождения Матвея Натановича. Тогда нам в один день два раза подряд «в зад въехали». С того дня мне и показалось, что он «странный какой-то», но добрый.

Натаныч вышел с пакетом из банка. На переднем сидении сидит Коля. К деньгам не притронулся — сказал просто кинуть под ноги, на коврик. Деньги кучей такой.

У Матвея в банке были свои знакомые, так что проблем не возникло. Разменяв и получив нужные наличные и документы, решено было отправить меня и Матвея в командировку.
— Вы, ребята, там разберётесь. Давайте... — сказал Коля.

Я в нашей компании занимался поставками, таможенными и логистическими делами, сертификациями и прочим. Так что — не впервой.

Мы с Матвеем решили однозначно ехать в Польшу на рейсовом автобусе. Совсем недавно прилетели из Москвы, и воспоминания были ещё горячие. Тогда, поехав на машинах в столицу, нас в Минске по пути остановили «разбойники» — молодые парни. Попросили с каждой машины по 70 «зелёных», мол, потом вас никто не тронет.

Дело было так: мы остановились на Минской окружной, на светофоре. Один из молодцов как раз направлялся к машине Натаныча, уже поговорив со мной , не успел дойти. С соседнего перекрёстка рванул в нашу сторону УАЗик, из которого тут же выскочили люди в форме. Всех тех парней положили на землю.

Нас отпустили сразу и спросили:
— Вы им что-нибудь давали?

— Нет, не успели, — ответили мы.

— Тогда езжайте в гостиницу и сидите там до четырёх утра. А утром поедете дальше.

Мы поблагодарили и отправились в гостиницу.

С утра, как и было сказано, в 4 выезжаем дальше. Но это ещё не всё — нас останавливает по дороге наряд, прямо в поле перед лесочком.

Я не останавливаюсь. Игнорирую. Едем дальше, увеличивая скорость. Матвей за мной.

Смотрю в зеркало заднего вида — вроде свет фар мелькнул. Неужто гонятся? — подумал я.

Спустя какое-то время, может, минут через десять — блокпост. Знак «40 км», потом «СТОП». Я остановился, предоставляю документы, спрашиваю:
— Это ваши там, тридцать километров назад, стоят перед лесом?

— Нет, — отвечает. — Мы городские, а те, наверное, районные.

Пока он рассматривал документы — мои и Матвея — тот, кто позади моргал фарами, подъехал. И оказался это инспектор ДАИ, который нас и останавливал в поле. Он забрал документы у этих, кому мы их уже отдали, и, бросив через плечо фразу:
— Теперь назад, где я вас останавливал.

Сел в машину и уехал. Мы — за ним.

Приехав на место, я объяснил свой поступок:
— Вы стоите в поле, и понять, что вы настоящие инспектора, мы не можем. Может, настоящие уже лежат в канаве, а вы переоделись. У нас дорогие машины, и в них тоже кое-что есть, что нам необходимо в Москве. Мы едем по работе. По нашим правилам вы можете останавливать только на блокпостах или в специально оформленном месте — на въезде или выезде из населённого пункта.

Мой рассказ был неубедительным.

После меня Матвей каждому по «зелёной бумажке» сунул — и нас сразу отпустили. На дорогу ещё посоветовали:
— Объезжайте тот блокпост. А то мало ли что.

Назад домой летели на самолёте. Московский шеф сказал:
— Езжайте в аэропорт, там на месте разберётесь.

Мы приехали — сразу в кассу. Билетов нет. Ни на сегодня, ни на следующую неделю. Всё продано.

Вот так «разберётесь», — подумал я.

Тут совсем немного времени прошло. К нам подходят пару ребят — кавказцы, один что побольше с такими сплющенными ладошками, и пальцами в неправильные стороны, и ушами-пельменями. Я сразу узнал: свои ребята — борцы. С такими я служил в Рижской спортроте.

Они предлагают нам билеты на рейс через полтора часа:
— Давайте паспорта, стоимость билета и по сотне сверху.

Я спрашиваю:
— А деньги сразу?

— Не, потом, с билетами. А паспорта сейчас.

— А можно только данные с паспортов?

— Хорошо, давай.

Я ещё уточнил:
— А сотню сверху в рублях или в валюте?

— В рублях.

— А можно сто пятьдесят с двоих, ну, мол, скидка там… на конфеты?

— Да хорошо, задолбал!

Я доволен, стоим ждём. Время идёт потихоньку, мы по пивку взяли, коротаем...

И вдруг слышим шум рядом: кто-то кричит — «Нас обманывают, деньги вымогают! Мы вам заплатили, а билетов нет!»

То самое ощущение, когда уверен, что это точно не с тобой может произойти.

Спустя час они снова подходят:
— Так и так, билетов на тот рейс нет, есть на этот, который вот прямо сейчас улетает.

Мы:
— Да-да, давай!

Через пару минут приносят два билета. Я проверил — всё верно: и наши фамилии, и паспорта совпадают. Отсчитал стоимость билетов и сверху полторы сотни рублей.

И, замешкавшись на секунду, спрашиваю:
— Куда идти? Где посадка?

— Давай покажу, — говорит большой человек с ушами-пельменями. Берёт наши билеты, идёт быстро вперёд. Мы поспеваем за ним.

Он подходит к прилавку со стюардессой, отдаёт ей билеты и возвращается к нам ближе:
— Надо бы рассчитаться, пацаны.

Я краем глаза замечаю — нас уже окружили прямо возле стойки на посадку.

— Мы же заплатили, — говорю я.

— То в кассу, а теперь нам за работу. По 200 баксов с каждого.

Сторговал на 300.

Бежим к стойке. Там нам стюардесса:
— Мы уже закрыты.

Я ей:
— Девушка, нате вам на шампанское 50 рублей.

— У нас шампанское 150 стоит, — отвечает.

И тут — заплатили.

Дальше мы с ней бегом по коридорам аэропорта. Добегаем до двери служебного выхода. Она открывает:
— Вон ваш самолёт, бегом, пока трап не отъехал!

Мы мчимся напрямую, под какими-то крыльями других самолётов, подбегаем к трапу.

— Где вы ходите, мы вас ждём! — встречают нас.

Забегаем в салон. Два первых сидения свободны именно для нас. В салоне битком народу, все молчат и сверлят нас пронизывающим взглядом.

Всё. Летим.

Прилетели в наш аэропорт — нас встречали друзья.


Польский рынок



В то время всё было просто и сложно одновременно, и в двух словах не напишешь, и не обьяснишь: «заняты были все», каждый вертелся как мог. И если не вникнешь в детали — не понять, в каком мы жили «тонусе».




После таких командировок решили: едем не на машине, а на рейсовом автобусе — среди людей спокойнее. До Варшавы больше трёхсот километров, а на дороге могли остановить бандиты и отобрать всё подчистую. Документы у нас в порядке, координаты фабрики и человека для встречи в Польше — на руках. Значит, в путь.

Автобус битком забит пассажирами с огромными сумками — все едут торговать. Мы не выделялись: наши спортивные сумки почти пустые, но выглядели мы «как все».

На границе таможня приказала выйти всем с вещами «на досмотр». В здании очередь плотная, друг за другом. Мы оказались примерно посередине. Подходит моя очередь: достаю паспорт, командировочное удостоверение и справку из банка о наличных. Сумма— разрешенная.

Женщина-офицер строго говорит:
— Предъявите всё. И наличные — тоже.

Я переспросил:
— Может, есть другое место? Всё-таки сумма немаленькая…

— Нет, только здесь.

Поворачиваюсь — а мой товарищ, «Берлиоз из Ташкентского пехотного», уже раскладывает свой пасьянс и из за его спины смотрят лица на происходящее , словно он фокусы им показывает , прямо на ладони, не моргнув глазом. Ну что ж, достал и я, пересчитал. Вопросов больше не возникло, и нас отпустили обратно в автобус.

Дальше остановка у «дьюти-фри». Там все затарились и мы тоже с «Факиром», и прямо в автобусе начали распивать — стресс снимали.

Перекатились через польскую границу. И вдруг в салон заходит мужчина: спортивного вида, в гражданке, но с пистолетом на бедре. И по-русски, чисто и уверенно:

— Давайте, ребята, с каждого по двадцать «зелёных». Я с вами до рынка, как охрана.

Автобус насторожился, повисла тишина. Но в итоге «мы все» отказались. У нас ничего ценного нет, и охрана нам не нужна.

К нашему счастью, польская сторона прошла быстро и без вопросов. Дальше всё было спокойно: музыка в автобусе, тихое посапывание уставших людей. Доехали до Варшавы без приключений.




Спустя три с небольшим часа доехали до Рынка — и оказалось, что приехали на час с половиной раньше: встреча была назначена на семь, а мы оказались там уже в 5:30. Попросили у водителя автобуса разрешения остаться до семи. «Не вопрос, оставайтесь», — ответил он. Ну что ж, можно и подождать.

Если бы не нужда, которая заставила всех подняться в направлении туалета. Вышли — и нас сразу опять окружили. Ребята помоложе нас, не сказать чтобы ухоженные, но и не спортсмены, хотя одеты в спортивки. Говорят по-нашему, но то ли белорусы, то ли украинцы, точно не с Кавказа.

Один из них говорит:
— Мы знаем, что вы везёте. По столько-то процентов с каждого — и никто вас больше не тронет.

Торговаться мы не стали, сразу согласились. Что-то внутри подсказало: «Дай ребятам, не так уж и много просят, а то всякое может произойти». Ну не кричать же: «Полиция, помогите, грабят!» — утром, на польском вещевом рынке. А потом куда? Назад, если ещё удастся вернуться?

Про нужду сразу забыли и сидели, не высовываясь, до приезда встречающего.


Завод. Невыносимое ожидание.

Пока ехали до завода, поговорили: обсудили цену для покупателя — возможную для нас как заработок, и цену для таможенных платежей при переходе груза с документами на границе с Российской территорией. Было уже поздно, около шести вечера.

Тушёнку нам там предложили попробовать. Я смутился: почему банка такая маленькая, как для сгущёнки? Мне сказали, что это заказ специально для ваших военных. Я, занимаясь вообще всем, что связано с таможней и отправками — экспортом, импортом, — задумался: где военные и где тушёнка?

Я спросил: «А будут ли наклейки для банок, что это вообще тушёнка?»
— Да, конечно, мы положим вам наклейки, — ответил поляк Адам.

Ну и хорошо. На этом договорились: деньги заплатим, когда партия будет готова и загружена на грузовик. Мы поехали в гостиницу.

Два дня просто ждали: ждали информации от завода, ждали из Калининграда — ничего. Когда нет новостей, думается всё не очень оптимистично. Ехали, как всегда, с «Театром», встреча по приезду была «тёплой». Вроде до завода добрались и поговорили предметно. Но что теперь?

На третий день, без связи, решили всё же дозвониться Нине: пусть приезжает и сама разбирается. Ведь деньги у нас наличными, непонятно, что происходит и где тушёнка. Звоним Нине: мол, твои клиенты, ты сама сюда приезжай, нам они не отвечают.

На следующий день — чудо! — тушёнка была наконец загружена. По приезду на фабрику нам показали загруженный грузовик. Дали документы. Сверили: получатель груза, количество, цена. Всё оформлено сразу на богатый город в России по оговорённой нами цене . Мы наконец заплатили кэш.

Немного денег осталось для подарков домашним и на дорогу обратно. Нас решил отвезти тот самый поляк Адам на своём «польском малюхе» до перехода границы Польша–Калининградская область.


Дорога домой

Дорога была бесплатной и лёгкой, как просто прогулка. У Адама очень маленькая машинка, квадратная и вовсе не гоночная. Я сел за руль. Сцепление пробуксовывало, и приходилось постоянно поддавать и отпускать газ, стараясь всё время держать его в контакте. Когда останавливался на светофорах, приходилось трогаться ,резко отпуская педаль сцепления как бы ударяя диском по маховику и одновременно стараясь не давать ему пробуксовывать и постоянно регулировать подачу газа. Я удивлялся терпению этого поляка, хотя за три дня ожидания мы передумали всякого — и большего, и страшнее.

На границе, на её пешеходном переходе, было свободно — прошли весь контроль без проблем.

Приехали домой на такси. На следующий день принялись за свою работу. Через какое-то время нас вызвали «Люди» и попросили рассказать, как всё прошло в Польше. Вот вроде и всё.

Коля с момента нашего отъезда в Польшу вернулся в свой Богатый город и с нами больше не разговаривал.

Где-то через неделю нас снова спросили Колины люди:
— Какие наклейки вы видели в Польше на заводе?

Так как в грузовике на пограничном переходе обнаружили две коробки наклеек, где указан производитель — завод в Калининградской области. Мол, по заказу для особых нужд.

Тут у меня всё сложилось. Я понял, почему и банка маленькая, и почему делается в Польше. Калининградская область — это «Особая экономическая зона». И груз, растаможенный на Калининградскую область, не облагается некоторыми налогами. Разница с растаможкой на Россию даёт до двадцати пяти, а где

и больше процентов сохранённых, неуплаченных налогами денег. К тому же таможенное оформление несложное — нет такого списка документов, как на Российскую Федерацию, которые ещё и нужно оплачивать. Из Польши товар тоже вывозится без польского НДС.

А наклейки? Так, для особых нужд — показать, когда будет привезено, что товар вообще местный. Тушёнка очень быстро продаётся за заборами с охраной, в сети собственных магазинов.

Мы ничего вообще о наклейках не знали. Да и как можно было догадаться об этом? Не наклеивать же каждую банку…

Словом, арестовали эту фуру на границе с Россией. Куда она потом делась и как вернулась в Калининградскую область — можно только гадать. По мне, скорее всего, сказали таможенникам:
— Извините, мы вообще не те документы вам показали… Вот правильные, а это ошибка.

И только сейчас, спустя три с небольшим года, я смог первый раз попробовать эту тушёнку со своим приятелем.

Это был реальный, незабываемый вкус из девяностых.


Павл Агеев

30-08-2025

Загрузка...