Творец

1

Улица Толстого находилась в самом живописном районе города. Дом под номером один стоял на возвышенности, с которой открывался чудесный вид на весь город. Сюда любили приходить молодые пары, любоваться закатами, здесь частенько играла ребятня, собирались старики полюбоваться старыми многоэтажками, зеленым массивом, обступавшим город полукругом, полями, что тянулись необозримо далеко на юг. Дом под номером один стоял несколько особняком от остальных зданий улицы, он гордо возвышался надо всем городом. Глядя из окна дома на улицу, человек чувствовал себя хозяином всего города.

Не смотря на то, что улица располагалась на окраине города, люди редко продавали свои дома. Причин было множество. Одна из них – живописность района. Всюду росли деревья и кустарники. Детвора особенно любила тутовник, в обилии произраставший на всем протяжении улицы. Вторая – начало застройки многоэтажных домов, скупка муниципалитетом и частниками земли. Жильцы улицы Толстого рассчитывали продать свои участки каким-нибудь «новым русским» по завышенной цене. Наконец, близко располагались городской парк, лес, школа. Правда, были и недостатки. Например, извечная проблема жителей улицы Толстого – оползни, с которыми как не борись, все равно проиграешь. Беда окраин – пьяницы, в большинстве своем безвредные, но назойливые.

На дворе девяносто седьмой год. Неспокойное время, время неуверенности в завтрашнем дне, время перелома в общественном сознании. Страшные тайны советского прошлого приоткрыты, тайнам настоящего еще предстоит быть разгаданными. Тяжелое экономическое положение страны, финансовые проблемы граждан, забастовки рабочих, шахтеров, нестабильная международная обстановка, военный конфликт на Балканах. Разногласие между прошлым и настоящим, непримиримая борьба отцов и детей. Расцвет бандитизма и воровства, гнетущий страх за себя и родных. На фоне этих событий и разворачивается относительно спокойная жизнь на улице Толстого.

Порой люди не замечают, насколько хрупок мирок, который их окружает, как легко разрушить его. На развалинах придется строить новое, не всегда хорошее. Убедиться в этом предстояло нескольким жителям улицы Толстого, а после совершить выбор – жить на развалинах и сохранить воспоминания о прошлом в своем сердце или принять новый мир со всеми его достоинствами и недостатками, отвернуться от самих себя. Итак, на дворе лето девяносто седьмого года…

2

Аркадий Никитин, студент теперь уже второго курса очного отделения факультета лингвистики, погруженный в свои мысли, спускался вниз по улице к автобусной остановке. Вот-вот должен был начаться учебный год, и парень решил отдохнуть в последние свободные деньки, потратить заработанные за лето деньги. Он договорился о встрече со старыми школьными приятелями в парке и предвкушал богатый на приятные события день.

Аркадий добрался как раз до того места, где плавно вилявшая улица резко поворачивала, когда увидел девушку калеку, над которой издевались молодые ребята десяти-тринадцати лет.

Никитин не помнил, что случилось с девушкой, толи автомобильная катастрофа, толи еще какое несчастье, но тогда она потеряла отца, а вместе с ним и возможность ходить. Сколько ей было? Кажется, двенадцать. Мать пыталась помочь девушке смириться со своей участью, устроить в специализированную школу для калек, водила к психологу. Дело закончилось тем, что учителя приходили к девушке на дом, на прогулку она выезжала только вместе с матерью. Всех подробностей Аркадий не знал. При такой жизни завести друзей у нее не получится. Сейчас ей семнадцать, и ребятня не упускает шанса поиздеваться над несчастной калекой. Обзывания принимали самую изощренную форму, но до рукоприкладства дело не доходило. Раньше не доходило.

Сцена, которую наблюдал Никитин, была из разряда тех, что вызывают в человеческой душе резкое неприятие и пугающее садистское желание принять участие, в особенности если тебе одиннадцать лет и ты подвержен влиянию старших. Пацанята окружили инвалидную коляску и бросались мелкими камнями. Когда снаряд достигал цели, ребята дружно хохотали. Лицо оказавшейся в центре круга девушки выражало…

Аркадий не знал, как охарактеризовать это чувство. Он никогда не видел столько страдания и ужаса во взгляде, столько боли и жалости к себе. Но одновременно с этим калека словно бы бросала вызов всем окружающим. Она не опускала головы, не пыталась увернуться от камней. Просто сидела, сжала ручки кресла и ждала, когда кто-нибудь из детишек подойдет к ней достаточно близко, чтобы получить в ответ. И вместе со страхом, во взгляде ее легко было прочитать ненависть и угрозу, готовность убить, наказать маленьких уродцев, злобных троллей из бабушкиной сказки, напрашивающихся на то, чтобы получить как следует. Если она доберется до ребят, обойдется ли дело только лишь побоями? Или обезумевшая от злости девушка примется душить мальчишку, пока тот не испустит дух? Аркадий не мог ответить на этот вопрос с уверенностью. Девушка желала отомстить, хотела, чтобы ее мучители испытали тот же страх и ужас, мечтала об их гибели, об убийстве.

Подобрать слова, которыми можно охарактеризовать действия ребят, невозможно. Чудовищно, отвратительно, мерзко, гадко – все это не годится. Девушку подвергли унижению. Ребята перечеркивали представления о человечности, достоинстве, чести. Они издевались над беззащитной. Но, несмотря на это, Аркадий почему-то испытывал антипатию к девушке, а не к детям. Однако, оставаться в стороне Никитин не мог.

- Эй! – грозно прикрикнул он. – А ну быстро прекратите!

Увлеченные своим садистским развлечением, ребята не заметили, как старший оказался совсем рядом. Самые маленькие бросились врассыпную, но те, что постарше остались стоять, ожидая дальнейших шагов Аркадия. Они не знали, представляет ли Никитин для них опасность. Не такой уж он и взрослый, совсем недавно закончил школу. Может он отступит, испугается, не сумеет совладать с ними.

«Был бы я шире в плечах и тяжелее, их бы и след простыл, - подумал Никитин. – Без рукоприкладства не обойтись».

Аркадий знал, как себя вести в подобной ситуации. Атаковать следует главного, а обычно это самый здоровый и сильный. Никитин сразу понял, кто ему противостоит. Юрка Хворостин, живет всего в паре домов от семьи Аркадия. С ним Никитин справится. Аркадий быстро подошел к Хворостину и выкрутил ему ухо. Тот дернулся, сумел вырваться, и сжал было кулаки, но взгляд Никитина заставил его отойти еще на несколько шагов назад.

- Хочешь проблем, Юрка? – сказал Аркадий. – О том, что здесь случилось, узнают твои родители, учителя в школе.

Хворостин опустил голову и попятился. Безоговорочная победа Никитина. Интересно, а будь Юрка старше, сумел бы Аркадий справиться с такой же легкостью? Студент отбросил этот вопрос как несущественный, посмотрел на союзников Хворостина. Большинство бросилось наутек, самые стойкие или самые подлые, а речь идет о тех стервятниках, которые найдутся почти в любой компании, обожающих наблюдать чье-либо поражение и упиваться им, использовать увиденное против проигравшего снова и снова, остались, спрятавшись в тени деревьев, чтобы Аркадий не смог доложить их родителям.

- Проваливай! И чтобы этого больше не повторилось, а не то я приведу свою угрозу в исполнении, твои родители обо всем узнают и тебе дома влетит.

- А чего она тут ездит, ее сюда никто не звал, - чуть не плача сказал Юрка. – Она даже не с нашей улицы.

- Тебе непонятно что-то из услышанного? Или ты дурак? Проваливай и чтоб больше ее не трогали, понятно?! – Никитин перешел на крик, что возымело должный эффект – Юрка обиженно прошептал «Сам дурак!» и бросился наутек. Следом за ним побежали еще два мальчишки, а уже через секунду на повороте остались только Аркадий да несчастная девушка.

Никитин перевел взгляд на калеку. Когда хулиганы скрылись из виду вся бравада, злость и раздражение пропали, перед Аркадием сидело поверженное, слабое и несчастное существо. Девушка плакала навзрыд, потирая ушибленные плечи и лоб. Никитин понимал, что ее нельзя оставлять в таком состоянии одну, решил довести бедняжку домой, а там уже добраться до автобусной остановки. Друзья подождут, на то они и друзья.

- Ты как? - едва ли не шепотом спросил Аркадий, держась чуть в стороне, чтобы не напугать девушку.

- Я? – она всхлипнула и постаралась успокоиться, поняв, что кроме нее на повороте стоит еще какой-то человек. – Все хорошо. – Девушка принялась вытирать глаза, после чего повернулась к Аркаше лицом. – Вы не переживайте, идите куда шли, детишки просто играли, - сказала она, а на лице отпечаталось раздражение и притупленная боль.

«Ага, не вмешивайся, - подумал Аркадий. – Как знать, чем все закончилось, не вмешайся я. Глядишь, ты добралась бы до кого-нибудь и задушила, кому тогда отвечать?»

- Тебя проводить? – предложил Никитин. Про себя же он перебирал женские имена, пытаясь вспомнить, как звали девушку-калеку.

- Мне не нужна ничья помощь, - в голосе зазвучали железные нотки. Никитин понял, что коснулся больной темы. – Мы просто играли. Это всего лишь дети. В следующий раз не обращайте внимания.

Подобное заявление немного разозлило Аркашу, но он напомнил, что перед ним девушка, которая потеряла отца в двенадцать лет. Не стоит об этом забывать. Ей все предлагают помощь, жалеют, гордому человеку такое обращение может надоесть. Да что там говорить – девчонке семнадцать лет, а она со двора выезжает только вместе с матерью. Нужно быть дипломатичнее.

- Прости, неправильно выразился. Не помочь, просто составить компанию. Вместе оно ведь веселей, - Аркадий улыбнулся, стараясь не замечать злобного блеска девичьих глаз. – Если ты, конечно, не возражаешь.

На несколько секунд на лице девушки застыло неопределенное выражение, но потом мышцы лица разгладились, она позволила себе приподнять уголки губ, улыбнуться в ответ. Замутненные злобой и ненавистью голубые глаза прояснились, и Аркадий отметил про себя, что неприязнь, которую он испытывал к ней, прошла. Ему даже стало немного стыдно от того, что он позволил себе плохо думать об инвалидке.

- Я не против, приятно поболтать с кем-то кроме … кроме… - тут девушка не выдержала и снова расплакалась. На этот раз Аркадий повел себя уверенней, положил раскрытую ладонь ей на плечо.

- Мальчишки тебя больше не тронут, не переживай, - говорил он мягко, и его слова возымели нужный эффект, спина девушки перестала вздрагивать, она понемногу успокоилась, снова вытерла глаза, глубоко вздохнула.

- Простите, редко я плачу при посторонних, - сказала она.

«Потому что никого, кроме своей матери не видишь», - подумал Аркадий и тут же устыдился своей мысли. Нет, все-таки эта девочка его раздражала, раз он так к ней относится. Понять бы, с чем это связано.

- Ничего, я никому не расскажу, - улыбнулся Аркадий. – Куда направляешься? Ты у нас на улице редко показываешься. Дедушку решила навестить? – Никитин говорил о родственнике девушки, имя которой он так и не вспомнил. Старика Аркашка знал потому, что тот был владельцем дома на пригорке, с которого начиналась улица Толстого.

- Да. С ним приключилось несчастье, - ответила она, зажмурила глаза и снова заплакала.

…

Случилось следующее. Саша сидела дома, когда ей позвонила соседка деда и сообщила, что тот уже второй день не выходит из дому. Девушка разволновалась, попросила соседку сходить к нему. Та начала ссылаться на занятость, предложила Саше позвонить матери на работу. Это, конечно, было возможно, но если с дедушкой все хорошо, мама Саши могла получить выговор за самовольный уход. Поскольку у деда не было телефона, девушка решила преодолеть один квартал и подъем по улице Толстого самостоятельно, на инвалидной коляске. Она знала, что дети часто издевались над ней, но днем они обычно находились в школе, поэтому встреча с ними не предвиделась. Не учла Саша того, что на дворе стояло лето, в школу никто не ходил, а забавы ребят в последние жаркие деньки порой становились жестокими.

Как и ожидал Аркадий, первый задирать девушку начал Хворостин. Обычно Саша молча проезжала мимо них, старалась не обращать внимание на обзывания, да и мать отгоняла хулиганов. Но теперь, уставшая, утомленная жарой, напуганная известиями о дедушке, Саша просто не могла промолчать. Можно сказать, дразнилка Юрки стала последней каплей в давно уже полном стакане терпения Саши. Девушка обругала хулигана. В ответ Хворостин ухватил камень и бросил в Сашу.

- Я пальцем его не тронула, - вставила она, когда рассказывала об этом.

Он промахнулся, но Сашу это разозлила. Она стала кричать на мальчишку еще сильнее, пристыдила его. Не ожидавший такого Юрка застыл на месте, раскраснелся. Сподручные хулигана начали перешептываться. Кто-то расхохотался. Тут Хворостин не выдержал, подбежал к ней, замахнулся, чтобы ударить девушку. Саша оказалась проворней, правой рукой ухватила Юрку за майку, притянула к себе. Будь он постарше, устоял бы на месте, но с двенадцатилетним мальчишкой Саша могла справиться. Хворостин свалился на нее, так и не сумев ударить. Недолго думая, Саша выкрутила ему ухо, но, как и в случае Аркаши, Юрка сумел выкрутиться, видать привычный был к подобному наказанию.

В этот раз мальчишке хватило ума отойти подальше от коляски, набрать в ладошку камней и начать «обстрел» Саши. Девушка покатилась было на него, но тут орава сподручных Юрки решила принять участие в новом развлечении – они окружили девушки и стали обкидывать ее со всех сторон. Камни больно били по рукам и ногам, удары становились все сильней, снаряды увесистей. Она пыталась ухватить кого-нибудь из нападавших, но ребята держались на почтительном расстоянии, не давая ей возможности подобраться ближе. Только и оставалось стоять и ждать, что кто-нибудь вмешается. Родители ребят работали, на улице можно встретить разве что старичка. Девушка разуверилась в своем спасении. Не окажись Никитин поблизости, Сашу могли и убить. Теперь она бесконечно ему благодарна и попытается вернуть ему долг как можно скорее.

Выслушав девушку, Аркадию в конец стало стыдно за себя. Когда Саша говорила все это, она совсем не походила на человека, способного убить вредного мальчугана. Светловолосая и белокожая, тихая и неприметная, девушка могла напугать разве что двенадцатилетних хулиганов.

И, то ли из-за чувства вины, то ли по какой-то другой, одному ему ведомой причине, Никитин решил выяснить, что произошло с дедом Саши.

3

Артем вошел в свой новый дом. Голые стены, практически полное отсутствие мебели придавали ему схожесть с ночлежкой. Селиков усмехнулся своим мыслям. Когда-то у него были жена и дети, хорошая квартира. А теперь вот – новый дом. Спартанские условия, копейки, оставшиеся с продажи предыдущего жилья. Он безработный, а в теперешнем положении это синоним слова нищий. Скоро придется продать дом, остатки мебели – кушетку, потрепанный диванчик, последнее воспоминание о счастливой семейной жизни, и шкаф для посуды. Оставалась еще печатная машинка, которая досталась Артему от друга, только ее он продать не сможет. Никогда. Она служила ему суровым напоминанием о том, что действительно представляет собой этот мир. Словно насмешка над его теперешней жизнью, машинка выглядела как новая, недавно приобретенная. Такую себе могут позволить разве что молодые преуспевающие писатели, каковых в последнее время не найти.

Артем присел на край кушетки, на другом расстелил газетку и принялся чистить вареные яйца.

Глупо и обидно. Жизнь сломана.

На днях к нему приходил сын, предлагал помощь. Артем отказался. Не хотелось становиться для него обузой. Но все равно приятно осознавать, что о твоем существовании кто-то помнит. Дочь знаться с отцом не хотела. Бывшая жена нашла себе нового, состоятельного мужа. Родители, когда прослышали о том, что Артем спивается, приложили все усилия, чтобы он переехал в деревню, но у них ничего не вышло. Селиков постарался исчезнуть, раствориться в лабиринте жизни, не доставлять близким ему людям лишних хлопот. Потом покинул родной город, перебрался в провинцию, отыскал захолустную улицу, где и поселился. Найти его не сложно, подтверждение тому – визит сына, вот только станут ли его искать?

Почистив яйцо, Артем посолил его и целиком отправил в рот, наклонился за полулитровой бутылкой портвейна, отхлебнул прямо из горла.

Пожалуй, следует навести в доме порядок. Но не сегодня. Новоселье все-таки. Артем приложился к бутылке еще разок, после чего закусил ломтем хлеба, который предусмотрительно выложил на газетку.

Приятное тепло разлилось по телу, невеселые мысли понемногу растворялись среди приятных воспоминаний, богатства, которое никто у него не отнимет. Перед глазами возникла отчетливая картина – снежная зима восемьдесят третьего. Дочка летит с горки, подскакивает на кочке, слетает с санок и кувырком скатывается вниз. Люда делается бледнее белого, бежит к девочке. Артем сам перепуган, готовится к самому худшему. А Женечка встает, отряхивает снег и хохочет. Люда обнимает ее, чуть не плачет, но уже не может сдержать смеха, заливается им как первоклассница. В тот момент Селиков понимает, что счастлив, по-настоящему счастлив.

Вот еще. На этот раз сентябрь семьдесят седьмого. Сынишке Артема Егору уже исполнилось семь, пора отправляться в школу. Резкая смена образа жизни всегда волнительна. Все-таки детский сад не то же самое. В школе снова придется утверждаться в коллективе ребят, знакомиться, ссориться и мириться. Естественно Егор немного робеет. Но Артем знает, как поддержать сына. Мальчишке нужно дать почувствовать себя взрослым, самостоятельным. Вот Селиков и придумывает маленькую хитрость. Перед тем, как отправлять сына первый раз в первый класс, отводит мальчишку в сторону, чтобы Люда не слышала их разговора, и шепотом, словно передает страшный секрет, сообщает сынишке:

- Егор, мама очень за тебя волнуется, думает, что в школе тебе трудно придется. Я-то прекрасно понимаю, что это не так, ты настоящий мужчина и справишься с любыми трудностями. Но мама – женщина, она в этих вопросах ничего не смыслит. Поэтому постарайся держаться уверенней, ради нее, чтобы она хоть чуть-чуть успокоилась.

Егор выслушал отца, разрумянился, серьезно посмотрелна Артема, после чего ответил:

- Я и сам немножко волнуюсь.

Выглядело это потешно, Артем с трудом подавил зарождавшийся смешок. Сейчас даже улыбка была не уместна – Егору требовалась поддержка, о чем свидетельствовали напряженные мышцы лица, и сжатые в кулачки ладони.

- Все волнуются, сынок. Но ничего страшного не случится. Это школа, а не зверинец, там тебя никто не съест. Хотя иногда попадаются такие учителя, что думаешь – уж лучше бы на их месте оказался голодный лев, - Егор рассмеялся, только тогда Артем позволил себе улыбнуться.

Селиков не знал, помог ли тот разговор сыну справиться с волнением. Артему хотелось верить, что определенную пользу он принес. И сын не позабыл о том, что сделал для него отец.

Артем потянулся за бутылкой, чтобы в очередной раз приложиться к ней, когда услышал стук в калитку.

- Не успел въехать, а уже гости, - проворчал Артем, поставил бутылку на место, поднялся с кушетки и пошел открывать. Он еще не дошел до калитки, когда стук повторился. Ох, и настойчивый незваный гость попался. Селиков приоткрыл калитку и выглянул наружу. Перед ним стоял невысокий молодой человек, можно сказать мальчишка, вряд ли ему было больше двадцати. Курносый, с мягкими чертами лица, парень был очень серьезен.

- В чем дело? – нехотя спросил Артем.

- Простите, можно от вас позвонить, это срочно.

- Кому? – Селиков не хотел пускать парня к себе в дом, отчасти потому, что избегал контактов со всеми, отчасти желал скрыть нищенское убранство комнаты от соседей, чтобы не стать предметом пересудов.

- Нужно позвонить в скорую. Человек умер.