Слишком много света. Тот, кто это придумал, сам бы здесь постоял.
Вот мы, два десятка счастливчиков, в колбе с зеркальными стенами. Душно. От дешёвых комбинезонов несёт химической дрянью.
Счастливчики? Лабораторные крысы в оранжевых костюмчиках, вот мы кто. Безымянные, под номерками. Прикажут делать трюки — выполним.
Шанс есть шанс. Упускать нельзя.
— Не закрывайте лица! Не закрывайте лица! Зрители должны вас видеть!
Ах ты! Морщась, отвожу ладонь от глаз. Долго ещё терпеть?
В плечо толкают. Кто-то дёргает за рукав.
— Микки! Обалдеть, вот так встреча!
Обалдеть, вот уж точно. Айзек. Всё такой же тощий и суетливый. Обниматься полез.
— Отвали, Айзек, — говорю я.
— Эй, Микки, ты чего?
Он обижен. Удивлён. Может, даже по-настоящему.
— Пожалуйста, не выходите из кругов, в которых указаны ваши порядковые номера. Номер седьмой, вернитесь на место! Номер седьмой...
— Поговорим ещё! — бросает Айзек и исчезает.
Пытка светом не кончается. Я чувствую, как эти уроды за зеркальным стеклом пялятся на нас. Им наверняка скучно. Показать бы средний палец...
Играет музыка. Ужасное старьё, что-то из того, что любила слушать Вайолет. Провалиться бы им в ад — Вайолет, Айзеку, осветителю и этой певичке. И зрителям. И тому, кто придумал это шоу. Подумать только, ещё утром я верил, что вытянул счастливый билет.
Я уже в аду.
Свет меркнет. Над нами загорается экран, и все поднимают головы, как дрессированные крыски. Я тоже поднимаю.
Детали, микросхемы, антенны и лампочки — куча хлама движется, будто невидимка затеял игру, и превращается в надпись: «Творя свободу». Усики антенн шевелятся, проводки искрят, огоньки мелькают. Безвкусица. Им никто не сказал?
Тра-ля-ля, тра-ля-ля... «Не жалей ни о чём, скажет птичка за плечом»... А вот и рожа ведущего. Им придётся вырубить чёртову песню, чтобы мы его услышали.
Рано я радовался, что притушили лампы. От его костюма у любого глаза вытекут. Неоновая дрянь. А сам-то прилизан, ни к чему не подкопаться — волосок к волоску, зубы аж светятся, и кажется, их больше, чем положено, или у него рожа треснула. Голограмма? Биобот?
Вайолет любит шоу. Дома экран фоном, а стоит выйти, то и дело что-то включит в очках. «Как прошёл день, Вайолет?», «Закажешь салат, Вайолет?». «Может быть, нам развестись, Вайолет?». А она сидит, вроде ещё здесь, но это только видимость. Стёкла тёмные, значит, опять на что-то пялится. «Одну минутку, милый». Вот она бы сказала, кто этот тип, живой человек или нет. А хотя, какая разница?
— Добрый день, добрый день, дорогие мои! — говорит Прилизанный. — С вами Ник Голдрим!
И это всё с улыбочкой. Честное слово, губы не смыкаются. Точно не человек.
Сбоку от него ещё четверо — им там что, доплачивают за самую широкую улыбку? И попугай, серый, как моя жизнь. Он-то здесь зачем?
— А также Алиса, Боб, Том, Дик и Гарри! Приветствуем вас на шоу «Творя свободу»!
Они всё ещё включают запись аплодисментов. Видно, чтобы не казалось, что ты единственный придурок, который это смотрит.
— Да, это не шутка — перед вами два десятка счастливчиков...
Нужно улыбаться. Нас инструктировали, нужно улыбаться. Понравишься зрителям — шансы выше. Вчера я пробовал, даже получалось, а теперь... Какого чёрта здесь Айзек?
— Порой красота и опасность ходят бок о бок, а в гениальных умах рождаются смертоносные идеи. Вы спросите меня, так кто же эти двадцать? О, в своё время их имена были известны каждому, кто хоть немного знаком с миром искусства...
Чёртов балабол.
— Увы, и лучшие из нас дают слабину. Только посмотрите, куда заводит жажда наживы и неумение обуздать страсти! Пожизненное заключение — как вам, а? Они разрушили собственные жизни, а теперь мы посмотрим, что у них получается лучше, разрушать или творить. Потому что они будут творить, они будут соперничать, и лучший обретёт свободу!
Чему тут хлопать, хочу я знать? Идиоты.
— Всё по-честному: решать будут мастерство и голосование. Но мне очень хотелось бы, чтобы и вы помогли, мои дорогие. Ведь согласитесь, есть люди, которых не хочется выпускать на волю, будь у них хоть трижды золотые руки. Кое-кто душил этими руками детей!
Прилизанный шевелит пальцами перед лицом и строит мрачную рожу. «О-о-о!» — раздаётся потрясённый гул. Врубили бы аплодисменты, чего уж тут.
Луч бьёт в толпу. Все невольно оборачиваются: это кто там душил детей? Вот этот, серьёзно? А с виду такой душка.
— Каждый получит стандартный набор деталей и инструментов. Но если кто-то нравится вам больше прочих, не стесняйтесь увеличить его шансы на победу! Отправляйте переводы по каналу ТС-20 и обязательно укажите порядковый номер участника. А сейчас, мои дорогие, я расскажу вам о них больше. У них была слава, признание, они не бедствовали, так чего же им не хватало?
Опять играет музыка. Чертовски обидно, но похоже, я вылечу на этом этапе. Башка сейчас взорвётся. Ох, да неужто вырубили.
— Участница под номером один — Джоанна Делл! Полюбуйтесь только, что за красоту она создавала.
Угу, можете не показывать, я и так помню. Механические цветы. Как живые, не требуют полива, подзарядка от солнечного света, голограммы бабочек — семьдесят пять видов с возможностью переключения. Уродство. Спасибо Вайолет, дома такие стояли. Занимают место, собирают пыль, и любимым свитером за них лучше не цепляться.
— Пусть вас не обманывает её милое личико и карие глаза. Джоанна так хотела получить дядин особняк, что подарила дорогому родственнику особый букет. Это был дельфиниум, да?
Прилизанный оборачивается к четырём своим напарникам, пока довольно бесполезным, и они кивают. И попугай, сидящий на ручке кресла, кивает тоже.
— Днём чудесные цветы радовали глаз, но с приходом темноты...
Голос делается зловещим.
— Выпустили газ!
Как будто мало отвратительных песен, они собираются мучить нас ещё и плохими стихами.
— В доме все умер-р-ли! — добавляет попугай.
— Спасибо, Гарри, мой маленький помощник!.. Ты хорошо всё рассчитала, да, Джо? Почти удалось обвести правосудие вокруг пальца. Ну что ты, улыбнись, улыбнись — может, именно ты понравишься зрителям больше всех!
Я стою, слушаю и улыбаюсь. Слушаю и улыбаюсь. Угол рта дёргается. Вот Энрике Ниньос, он давал ученикам своей творческой студии чуть больше знаний, чем они рассчитывали. А Мартин Бласт устроил серию взрывов на выставке.
«Это был несчастный случай!» — вопит долговязый тип с макаронами на башке, но голос с потолка велит ему заткнуться.
Фил Хартман попался на взломе систем и краже со счетов. Скучно, Фил. Скучно. А вот Руби Дафф напала на полицейского. Эффектные кадры. Под чем она была?
Дошли и до нас с Айзеком.
— Протокол А-16! — шепчет Прилизанный, округляя глаза.
— О-о-о! — гудит хор.
Что «о-о-о», ослы? Хоть один из тех безголовых, которые пялятся в экран, в курсе, что такое А-16? Даже паршивый стишок про это не смогли сочинить. Переключились на других.
Я всё ещё улыбаюсь. Мне плевать, кто там что умел. Плевать, кого поддержат зрители. Я выберусь, я должен выбраться. Чувствую, эта идиотская улыбка останется на лице на веки вечные. Плевать. Пойду в ведущие.
Если я ещё что-то значу для тебя, Вайолет, поможешь ли ты мне?..