Твой свет в моей темноте

Примечание: Те, кто читал перед этим изменениям извините, я немного поменяла историю, и переписала ее в немного лучшем виде. Теперь, главы будут больше, и надеюсь интересней. Извините❤️

Люнель. Маленький городок, в котором большинство - бедняки. Им правит одна-единственная семья. Когда-то влиятельная и уважаемая, сейчас эта семья известна своей жестокостью, поверхностностью и несправедливостью. Они не управляют, а властвуют.

Впрочем, покинуть Люнель - значит подписать себе приговор. Так постановил человек, которого все боятся и мало кто видел собственными глазами. Его имя - Геллард Кронвилл. Именно он держит город в железном кулаке, хотя на самом деле давно не появлялся среди людей. Земля под его властью давно перестала быть плодородной. Люди голодают. Зимой - тем более, еды почти нет, дров - мало, а огонь в домах исчезает вместе с надеждой.

Когда-то жители Люнеля были приветливы, отзывчивы, помогали друг другу. Но все изменилось, когда пришел Кронвилл. Их сердца сковала та же зима, которая ежегодно накрывает город толстым слоем снега.

Сегодня - первый день нового года. Зимняя ночь давит морозом. Ветер завывает, деревья сгибаются, и даже улицы словно застыли в безмолвном сне. Город спит. Только в большом дворе Кронвилла - праздник. Свет, шум, музыка. Шум, мешающий спать тем, кто живет поблизости. Но это уже давно никого не удивляет.

В городе есть только один детский дом. Двухэтажное каменное здание, когда-то величественное, а теперь - старое, с трещинами в стенах и облупившейся краской на оконных рамах. Столбы на крыльце покосились, крыша немного проседает, но еще держится. Внутри прохладно, хоть камин еще держит последнее тепло.

Эмма - заведующая этого приюта. Женщина в возрасте, более шестидесяти. Ее волосы давно стали белыми, но она красит их в светлый русый. Глаза - черные, глубокие, пронзительные, от которых у детей стынет кровь в жилах. С младенцами она ласковая, почти нежная. Но как только ребенок достигает трех лет - что-то в ней меняется. Она становится суровой, как статуя справедливости, давно потерявшая сердце.

Этой ночью Эмма сидела за столом в своем кабинете, склонившись над бумагами. Вдруг - стук. Едва слышный. Она удивленно подняла брови, оглянулась, но не увидела ничего необычного. Продолжила работу.

Прошло еще несколько минут - стук повторился. Уже более громкий. Эмма встала, вышла из кабинета и, прислушавшись, определила: звук доносится из главного входа.

— Кто это так поздно к нам пришел? - пробормотала она себе под нос.

Открыла дверь - медленно, с осторожностью. На пороге никого.

— Эй! Кто там дурачится? А ну по домам! - прикрикнула она.

И уже хотела закрыть дверь, как вдруг заметила — на крыльце стоит корзина. Плетеная, старая, обернутая в выцветшие рубашки. Она наклонилась, подняла ее и замерла: внутри, завернутый в тряпки, мирно спал младенец. Эмма молча закрыла дверь и зашла внутрь. Прошла в гостиную, где еще горел камин. Тепло было слабым, но все же согревало. Она осторожно поставила корзину на стол и наклонилась над ребенком.

— Бедняжка... Могла же замерзнуть...— прошептала, легонько касаясь ее щеки.

Ребенок был холодный, но дышал ровно. Спал, будто в уютной кроватке, а не брошенный среди лютой ночи. Эмма не могла оторвать взгляда.

— Эмма? Ты чего еще не спишь? — раздался голос за спиной.

Женщина вздрогнула и обернулась. За ней стояла Инес — ее помощница. Воспитательница, чуть за тридцать. Стройная, с уставшими, но добрыми глазами цвета неба. Ее светлые волосы были собраны в аккуратный пучок. Она никогда не кричала, не наказывала. Только просила. Даже упреки звучали в ее устах как материнская просьба.

— Инес? Напугала. Марта уже спит?

— Да нет. С таким шумом никто не уснет, пока этот горлопан не затихнет, — вздохнула Инес.

— Ну, одна точно спит, — с легкой улыбкой сказала Эмма, отходя от стола. — Смотри.

Инес подошла ближе и удивленно ахнула:

— Вот так... Подбросили?

— Получается, что да.

— Хорошенькая. Ты уже знаешь, как ее зовут? Или придется придумывать?

— Еще нет. Не осматривала ее. Не хочу нарушать ее покой.

— Хорошо. Я позову Марту, вместе все решим. И одеяла возьму — переоденем ее.

— Жду.

Инес пошла наверх. Эмма тем временем села на стул рядом и снова взглянула на младенца. На вид - несколько месяцев. Возможно, почти год. Короткие волосы уже успели отрасти. Они были... белые? Или голубые? В свете камина оттенок менялся, и Эмма уже не была уверена. С лестницы послышались шаги — в комнату вошли Инес и Марта.

Марта — пятьдесят восемь лет. Невысокая, немного полноватая, с короткой рыжей стрижкой «под мальчика» и твердым, командным голосом. Прямолинейная, строгая, иногда даже чрезмерно. Она также работала воспитательницей.

— Что там у тебя? — буркнула Марта.

— Ребенок, — сухо ответила Эмма.

Инес тем временем уже развернула чистое одеяло на столе. Эмма достала младенца из корзины — и заметила, что на крошечной ручке был завязан клочок бумаги. На нем было одно слово: «Марилента».

— Марилента... — мягко прошептала она.

— Хорошее имя дали. — Марта склонилась над ребенком, который только что открыл глаза.

— Девочка, —сказала Инес, заглядывая ей в глаза.

Салатовые, почти прозрачные, чистые, как весенние листья. Они спокойно смотрели на взрослых. Без страха.

— Ну что ж, имя есть. Давай завернем ее, а я подготовлю документы, — сказала Эмма.

Она положила девочку на одеяло и осторожно укутала ее. Инес взяла ребенка на руки и начала убаюкивать. А Эмма тем временем села к письменному столу, достала чистые бланки и начала писать. Так имя Марилента впервые появилось в книгах приюта. Без фамилии, без истории. Только дата и одна ночь — такая холодная, что в ней можно было не родиться, а потеряться.

Прошло несколько лет. Мариленте уже исполнилось шесть. Она росла тихой, но чрезвычайно любознательной девочкой, и ее красота все больше привлекала внимание — бледное как снег личико, большие глаза, в которых теплилась тоска и мечта, и волнистые, нежно-голубые волосы, которые уже достигли длины каре. Марилента всегда стремилась знать больше. Ее мир был небольшим, но полным вопросов. Она редко играла с детьми, потому что те избегали ее. Никто не хотел дружить, и хотя девочка не понимала, почему — со временем смирилась. Больше всего времени она проводила с Инес. Марта пугала ее — жестким тоном и острым взглядом, а Эмма вообще отдалилась, как только девочке исполнилось три года. Инес же была ее вселенной. Они вместе смеялись, читали сказки, прятались от дождя под большим кленом, а вечером Инес нежно утирала ей лоб и желала спокойной ночи. Для Мариленты она была кем-то значительно большим, чем воспитательница — она стала мамой.

Весной, когда все вокруг расцветало, а солнце нежно ласкало окна сиротского дома, они сидели в библиотеке. Инес читала сказку, а Марилента представляла каждую сцену, словно фильм перед внутренним зрением.

— Ин... Я хочу читать сама, — прошептала девочка, не сводя глаз с книги.

— Хочешь научиться читать? — удивилась Инес, наклонившись к ней.

— Да, научи... пожалуйста, — в глазах девочки вспыхнула надежда.

— Хорошо. Но это будет наш секрет. Никому не говори, что умеешь читать, ладно?

— А почему?

— Потому что тогда тебя могут быстрее забрать отсюда... и мы больше не будем вместе.

Страх пробежал по лицу Мариленты.

— Хорошо, я никому не скажу!

Инес обняла ее и, встав, пошла искать азбуку. Когда нашла — сели вместе, и начались первые уроки. Так, через год, Марилента уже умела читать. Медленно, по слогам, но уверенно. Инес приносила ей новые книги с рынка, и девочка читала каждый день, даже по ночам, прячась в библиотеке с пледом и свечой.

Она взрослела — и видела больше. Другие дети играли, шумели, а воспитательницы без конца убирали, варили, стирали. Однажды, когда Инес стирала белье, Марилента подошла к ней:

— Ин, я могу помочь?

— Если хочешь — я только обрадуюсь, — улыбнулась женщина.

И с того дня девочка начала помогать. Сначала немного, потом каждый день. А еще через год — домашнюю работу почти полностью переложили на нее. Она молчала, не жаловалась, бегала между Инес и Мартой, выполняла все. Пока однажды, когда ей было десять, она впервые отказалась. Просто не поднялась с кровати. Ее игнорировали три дня. Инес молчала. Марта только косо смотрела. Ее почти не кормили. И тогда Марилента поняла: если не будет послушной — станет никем.

На следующее утро она снова убирала, мыла, вытирала пол. И в глазах других детей она превратилась в жертву. Ее оскорбляли, смеялись, толкали. Они портили одежду, обливали водой, придумывали прозвища. А в одну из ночей кто-то отрезал ее волосы — неровные, жестко, почти до плеч. Она молчала. Только Инес, когда увидела, нежно коснулась ее щеки:

— Игнорируй их, Мари. Не показывай эмоций. Тогда отстанут.

— Я не могу... Я очень эмоциональна...

— Будь умнее. Им интересно мучить тебя только тогда, когда ты реагируешь. Такие уж они дети.

Инес обрабатывала ее колено — рана после падения с горки, где ее толкнули. Залатала пластырем и сказала:

— Все. Иди немного отдохни.

— Спасибо, Ин... — прошептала Марилента и обняла ее.

Она пошла в библиотеку. Там было тихо. Там было... хорошо. Она села на холодный пол, достала свою любимую книгу и отыскала закладку. Пальцы задрожали, когда она перевернула страницу.

"Тогда Мишель достала из карманов кинжалы и, как тень, бросилась на грабителей... Она нанесла несколько точных ударов по их рукам — не смертельных, но болезненных. Трое против одного. Но Мишель была тренированной. Ее движения — как танец. Враги опомнились не сразу, а когда поняли, что имеют дело с опасной противницей — попытались убежать. Но было поздно."

Марилента невольно улыбнулась. Мишель была настоящей героиней. Сильной. Несокрушимой. И она, Марилента, тоже будет такой. Однажды. Обязательно.

"Мишель метнулась вперед. Первому — по затылку, второму — подножка, третьему — кулаком в челюсть. Все трое упали. Она быстро связала их веревками, которые носила с собой, и спряталась на крыше магазина. Там, с высоты, наблюдала, как грабителей забирает полиция. Она уже собралась уходить, как обернулась... И застыла. Перед ней..."

Вдруг ее вырвали из размышлений:

— Марилента! — громыхнул голос Марты.

Девочка вздрогнула, быстро спрятала книгу, вставила закладку из листочка и поспешила вниз. В коридоре лежала разбитая ваза, земля рассыпана, осколки стеклянные.

— Давай честно. Это ты? — строго спросила Марта.

— Нет... это не я.

— Врешь. Дети говорят, что видели, как ты опрокинула вазу нарочно.

Марилента перевела взгляд на дверной проем. Там стояли дети. Они едва сдерживали смех.

— Но это правда не я... — голос ее был тонкий, почти сломанный.

Позади послышался знакомый шаг. Она обернулась:

— Инес? Ты же веришь мне? Я никогда бы не сделала этого!

Но женщина лишь вздохнула и, не останавливаясь, сказала холодно:

— Мари. Просто убери.

Она пошла наверх, оставив девочку в тишине. Марилента опустила голову и начала убирать. Руки дрожали. Сердце — сжалось.

«Когда же это все закончится...» — подумала она, убирая землю с пола.