Ты и моя отрава и моё лекарство: Пользовательское соглашение.

2019 год. Октябрь. Красноярск.

Воздух в квартире Льюфа и Карины по утрам был густым, как кисель, и сладковато-пряным от запаха жареного лука, чая с бергамотом и старого паркета, натёртого воском. Это был запах неидеального, но прочного, настоящего дома. Запах, который за год стал для Кати Богдановой роднее любого парфюма.

Она проснулась первой, как всегда. Луч осеннего солнца, пробиваясь сквозь кружевную занавеску, бил прямо в торец её дивана, стоящего в гостиной. Катя потянулась, кошачьим, почти бесшумным движением расправляя плечи, и её взгляд сразу же нашёл соседнюю односпальную кровать.

Женя, зарывшись лицом в подушку, что-то невнятно бормотала во сне. Её каштановые вихры торчали во все стороны, как ополоумевшее гнездо. Потом она сонно потерла кулаками глаза и, заметив на себе взгляд Кати, скривилась в кривой, довольной ухмылке, обнажив щербинку между передними зубами.

—Утро, Богданова, — прохрипела она, голос ещё склеенный сном. — Опять твои патрули начались. В шесть утра. Садистка.

— В семь, — поправила Катя, и её губы дрогнули в сдержанной улыбке. — И если бы не мои патрули, ты бы проспала до обеда.

Из своей комнаты, бесшумно, как тень, вышел Илья. Он молча кивнул им, взгляд его, тёмный и глубоко утонувший в глазницах, был прикован к полу. В своей мешковатой тёмно-серой толстовке с капюшоном он казался ещё более худым и хрупким. Промолчав, он проследовал на кухню.

На кухне царил привычный, почти ритуальный хаос. Тётя Карина, уже одетая для работы в библиотеке, сбрасывала на стол тарелки с яичницей и колбасой.

—Жень, не забудь после завтрака собрать рюкзак! Илья, солнышко, ешь, а то опять в тарелку уставился, как в пустоту! Катя, рубашка весит на кресле! — её голос был не строгим, а озабоченно-нежным, как у дирижера, пытающегося управлять оркестром из расстроенных, но любимых инструментов.

Льюф, огромный, в растянутом домашнем свитере, уже пил чай, развалясь на стуле. Он подмигнул Жене, которая, подойдя к столу, с размаху грохнулась на стул рядом.

—Слышала, «Метеор» свой на ходу? — начал он, и они тут же погрузились в свой ежеутренний ритуал — перепалку о мотоциклах, в которой Женя, благодаря годам жизни с дядей, знала не меньше его.

Её смех, ещё хриплый ото сна, гремел громче всего. Катя села напротив, аккуратно ела свою яичницу и наблюдала. За Ильей, который медленно, будто через силу, ковырял вилкой в тарелке. За Женей, чья улыбка с каждым днём становилась всё менее колючей и всё более настоящей. За Льюфом и Кариной, которые стали ей большим, чем родная мать и отец. Она впитывала эту картину, как губка, сканируя на предмет трещин.

«Всё так, как должно быть, — пронеслось у неё в голове. — Всё идеально. И всё равно что-то не так. Слишком тихо. Слишком... нормально».

---

В это же время в квартире Артёма пахло кофе, раскалённым припоем и тишиной, нарушаемой лишь ровным гудением системного блока. На огромном мониторе бушевала война — отряды виртуальных солдат штурмовали цифровой укрепрайон. Артём, не моргая, водил взглядом по тактической карте, его пальцы молниеносно выстукивали команды. Он почти не сутулился, вытянувшись за год, но время от времени левое плечо непроизвольно дёргалось, и он слегка потирал его, стискивая зубы.

Гедда сидела рядом на бескаркасном кресле-груше, поджав под себя ноги, и наблюдала не за экраном, а за ним. Она откусывала кусок круассана и запивала его апельсиновым соком. Её медно-рыжие кудри были собраны в беспорядочный пучок, с которого свисали непослушные пряди.

—Ты бы хоть позавтракал нормально, а не этим pixelated junk food, — сказала она, тыча пальцем в монитор, где взрывались пиксельные снаряды.

— Это не еда, Гед, это симулятор, — не отрываясь, ответил Артём. Его голос стал увереннее, но оставался таким же тихим. — Проверяю паттерны поведения ИИ в ближнем бою. Слишком предсказуемы. Слишком... безопасны. Алгоритм просчитывается за три хода.

Он вышел из игры одним щелчком. На рабочем столе, среди иконок компиляторов, чертежей и схем, лежала одна-единственная, скачанная в изолированную «песочницу», иконка — стилизованный розовый мозг с символом «+». «Psychea+». Он кликнул на неё, и окно программы открылось, демонстрируя лишь тёмный экран с мигающим курсором.

—А с этим всё наоборот, — тихо добавил он. — Слишком непредсказуемо, чтобы быть безопасным. Как чёрный ящик. Входные данные — твои эмоции. Выходные — обещание счастья. А что между ними — загадка.

Гедда подошла к нему, обняла сзади, положив подбородок ему на здоровое плечо.

—Может, не лезть в этот ящик? — прошептала она. — У нас и так всё хорошо.

— Пока хорошо, — поправил Артём, глядя на тёмный экран. — Но они уже здесь. Игнорировать их — всё равно что игнорировать раковую клетку, пока она не метастазировала. Я должен понять их код.

---

В школе всё было по-старому, но по-новому. Физрук, новый, краснолицый мужчина с вечным свистком на шее, с нескрываемым раздражением вписывал в журнал напротив фамилии «Дошкина» жирную «4».

—Пожизненная, говоришь? — буркнул он, смерив Женю взглядом. — Сидишь, бревном, на скамейке запасных, а четвёрка тебе за красивые глаза?

Женя, развалившись на лавке у стены в своём неизменном свитшоте с цифрой 53 и ярко-красных кедах, лишь усмехнулась ему в ответ, сверкнув «молнией» в почти бесцветных глазах.

—За характер, Пал Сыч, — парировала она, лениво потягиваясь. — Это вам не за подтягивания. Это за упрямство. А у меня его, считай, с избытком.

Катя, выполнявшая комплекс упражнений на пресс наравне со всеми, поймала её взгляд и чуть заметно покачала головой — не осуждая, а предостерегая. «Не нарывайся». Женя в ответ подмигнула, и в уголке её рта заплясала веснушка. Их молчаливый диалог был красноречивее любых слов.

На большой перемене они стояли у огромного окна на втором этаже, глядя на пустынный школьный двор, засыпанный жёлтыми листьями. Женя прислонилась лбом к прохладному стеклу.

—Скучно, — констатировала она. — Даже пошалить не в кого. Все как зомби — в телефонах уткнулись.

— Это не скука, Жень, — тихо ответила Катя. — Это спокойствие. Цени его.

И тут она её увидела. На другом конце коридора, окружённая группой заинтересованных старшеклассников, стояла та самая женщина — Виктория Сомова. Безупречный блейзер, идеальная укладка. В её руках были планшеты. Она что-то рассказывала, улыбаясь ослепительной, тренированной улыбкой, и её взгляд, холодный и оценивающий, как сканер, скользнул по Кате, задержался на Жене, а потом перешёл на одинокую фигуру Ильи, который, съёжившись, пытался стать невидимкой у стены, уткнувшись в телефон.

Выйдя после уроков, они столкнулись с Викторией лицом к лицу. Та ждала их у главного выхода, как будто случайно, но Катя знала — ничего случайного в этом жесте не было.

—Катя, Женя, — её улыбка стала ещё лучезарнее. — Рада снова вас видеть. Не хотите ли первыми опробовать нашу программу? Ваш уникальный опыт... — её голос стал томным, почти интимным, — ...может помочь многим. Мы предлагаем не просто реабилитацию. Мы предлагаем будущее. Льготы при поступлении, именные стипендии, карьерные перспективы в будущем.

Она протянула Кате тот самый планшет. На экране светилась анкета. Поля: «Имя, возраст, основные страхи, травмирующие воспоминания, цели, мечты».

Женя фыркнула, засунув руки в карманы штанов.

—Спасибо, конечно, за заботу, — сказала она, и её голос зазвенел сталью. — Но мы с будущим уже разобрались сами. Без анкет.

Но Катя не отвела взгляда от Виктории. Она видела не улыбку. Она видела интерфейс. Бесчувственный, безупречный и голодный.

—А если мы откажемся? — тихо, но чётко спросила Катя. — Что тогда?

Виктория сделала лёгкое, почти печальное лицо, будто жальчик из детского мультика.

—Конечно, это ваше право. Добровольное информированное согласие — основа всего. Но жаль. Без ваших... уникальных данных наша система не будет полной. Она не сможет помочь другим так же эффективно. — Она сделала паузу, давая словам просочиться в сознание. — Вы же не хотите лишить других, таких же, как вы, шанса на счастливую жизнь? Из-за простого недоверия?

Это был не вопрос. Это был ультиматум, обёрнутый в бархат. Укол, прикрытый цветком.

---

Вечером Катя стояла в их общей комнате и смотрела на спящую Женю. Та, скинув свитер, осталась в одной футболке, укрывшись до подбородка одеялом, и улыбалась во сне, беззащитная и тёплая. Катя подошла к окну, за которым темнел осенний питерский двор, и достала телефон. На экране, среди прочих приложений, светилась та самая иконка — розовый мозг. «Psychea+». Она не скачивала его. Она просто смотрела, как хищник смотрит на капкан.

Она представила, как тысячи таких же подростков, уставших, напуганных, жаждущих одобрения и простых решений, бездумно тыкают в кнопку «Принять», не читая это самое «Пользовательское соглашение». Они продают свою боль, свои страхи, свои самые сокровенные воспоминания и мечты в обмен на обещание «нормальной жизни», на несколько одобрительных лайков от системы, на ощущение, что ты «проходишь» свою собственную жизнь, как квест.

И она поняла. Их с Женей любовь, их борьба, их шрамы — всё это было всего лишь сырыми данными для чьего-то нового, глобального эксперимента. Данными, которые система жаждала получить, чтобы стать совершеннее.

В соседней комнате, за тонкой стеной, Илья сидел перед монитором. На экране горели строки кода — сложного, элегантного, не похожего ни на один известный язык программирования. Это был его способ кричать. Его способ плакать. Его способ спрашивать. Он не искал «Psychea+». Он взламывал его серверы, двигаясь вслепую, как сапёр в темноте. И нашёл там не данные, а дверь. Запертую на странный, пульсирующий цифровой замок. Он не пытался его открыть. Он просто сидел и смотрел на него, чувствуя, как от него веет ледяным холодом Завода.

Катя посмотрела на спящую Женю, потом на свой телефон, потом снова на Женю.

«Ты и моя отрава, и моё лекарство, — пронеслось в её голове, старое, как их первая ссора и первое признание. — А что мы для них? Всего лишь непрочитанное пользовательское соглашение. Сырьё. Цифровая пыль».

Она потянулась и выключила свет, погружая комнату в темноту, нарушаемую лишь мерцанием её экрана. Битва за их новый хрупкий мир только что перешла в новую фазу. И враг был не за дверью. Он был в кармане у каждого.