Ты преступник, Гарри

Часть нулевая: Чужестранец в Вене

Лето в Суррее было душным и пыльным, а потому поездка на целую неделю в Вену казалась ученикам начальной школы Яркие Горизонты спасением, почти паломничеством в рай. Для Гарри Поттера это было нечто большее — первым глотком свободы за всю его жизнь. Дурсли, к его невероятному удивлению, подписали разрешение, с радостью избавившись от него на семь дней.

Вена ошеломила его. Это был не просто другой город; это была другая планета, существовавшая вне закона под лестницей и бесконечных упреков тети Петуньи. Он ходил по залам музея истории искусств, завороженно глядя на полотна, которые казались окнами в иные миры. Он слушал, как эхо его шагов терялось под сводами готического собора, и ему казалось, что эти камни хранят шепот веков, понятный только ему одному.

Увы, но даже в этом раю его настигали привычные унижения. Одноклассники, конечно обходили его стороной. Учителя, которым Дурсли вручили конверт с «инструктажем по особенностям поведения мальчика», смотрели на него с опаской. Во время экскурсии по дворцу Шёнбрунн группа отстала, и Гарри, засмотревшись на статую какого-то мифического героя, свернул не в тот коридор. Когда он вернулся, его ждала лишь пустота и тихий шепот на непонятном языке. Автобус уехал. Они его не посчитали.

Сначала им овладела паника, острая и леденящая. Потом пришло странное, щемящее чувство одиночества, такое знакомое, что оно почти успокоило его. Он был сам по себе. Как всегда.

Часы растянулись в бесцельном блуждании. День клонился к вечеру, небо над крышами в стиле барокко окрасилось в лиловые тона, и в воздухе повис аппетитный запах свежей выпечки. Он шел на этот запах, как загипнотизированный, и вот он увидел ее. Небольшую булочную в переулке, залитую теплым светом. За стеклом копошилась семья: уставший, но добрый на вид отец-пекарь в запыленном фартуке, мать, вытирающая руки о передник, и мальчик, его ровесник, который, смеясь, тыкал пальцем в витрину, выбирая пончик с малиновой глазурью.

Гарри прилип к холодному стеклу витрины соседнего магазина. В горле встал комок. Он не чувствовал голода — лишь всепоглощающую, несправедливую жажду этого. Этого тепла. Этой связи. Этого простого права указать пальцем и получить то, что хочешь. Он зажмурился, и его внутренний крик, крик десятилетнего одиночества, вырвался наружу беззвучным, но сокрушительным воплем: «Хочу тоже! Хочу быть там! С ними!»

Магия, дремавшая в нем, та самая, что сдувала стекло со змеиного террариума и усаживала его на школьную крышу, откликнулась. Но на сей раз это был не безобидный фокус. Это был выброс чистой, неконтролируемой силы, рожденной отчаянием.

Окно булочной не треснуло. Оно позвенело — тонко, высоко, пронзительно, рассыпавшись на миллионы идеальных, сверкающих кубиков карамелизированного сахара, которые посыпались на тротуар, как странный, сладкий град. Витрина, прилавок, стеллажи с хлебом — все обратилось в хрустальную пыль. Люди внутри замерли в оцепенении, осыпанные сверкающей крошкой. А потом раздался первый женский крик.

Гарри не пытался бежать. Он стоял, ошеломленный, смотря на свои руки, на которых не было ни единой царапины. Его скрутили первыми. Люди в длинных плащах цвета мокрого асфальта появились из ниоткуда, их движения были резкими, безжалостными и неестественно быстрыми. На него надели наручники, холодные и тяжелые, от которых тут же заныла и похолодела вся рука. Это был не металл. Это было нечто иное, живое и враждебное.

– Unkontrollierter Magieausbruch. Vor Zeugen (Неконтролируемая вспышка магии. при свидетелях), – прорычал один из них на гортанном языке, вдавливая Гарри головой в сиденье летучего, черного как смоль, автомобиля. – Artikel 7-bis. Herzlichen Glückwunsch, Junge. Du hast dir dein Urteil selbst gesprochen. (Статья 7-бис. Поздравляю тебя, мальчик. Ты сам вынес свой вердикт).

Часть первая: Дорога в никуда

Путешествие было слепым и бесконечным. Автомобиль мчался сквозь туман, который сгущался за стеклами, скрывая прекрасный город, заменяя его серой, безликой пеленой. Его не кормили, не поили, лишь изредка один из конвоиров — Авроров, как они себя называли, — тыкал в него жезлом, и по телу пробегала судорожная волна боли, заставляя скулить от бессилия.

Его привезли в мрачное, цилиндрическое здание из черного стекла и стали где-то на востоке. С него сняли мерки, сфотографировали и вручили комплект одежды — грубые штаны и куртку из колючей ткани цвета запекшейся крови. На лоб, ладони и солнечное сплетение прилепили холодные металлические пластины, которые мгновенно приросли к коже, словно голодные пиявки.

– Dämpfer, (Демпфер) – без эмоций пояснил сухопарый мужчина с лицом бухгалтера. – – Wenn du versuchst, wenigstens einen Funken Magie aus dieser Substanz zu verwenden, bekommst du eine Ladung, die deine Knochen schmelzen lässt. Okay, Arschloch? (Если ты попытаешься использовать хотя бы искру магии из этого вещества, ты получишь заряд, который расплавит твои кости. Ясно, подонок?)

Гарри кивнул, с трудом сглатывая ком страха. Его отвели в кабинет к человеку в мундире с погонами, пахнущему дешевым одеколоном и безраздельной властью.

– Гарри Поттер, – чиновник устало просматривал бумаги на идеальном английском. – Сирота. Необучаем. Социально опасен. Приговорен к содержанию в Воспитательной Колонии Строгого Режима № 13 «Горн» до достижения семнадцатилетия или исправления. Цель — подавление асоциальных магических проявлений, воспитание послушания и привитие навыков полезного труда для Министерства. Здесь тебя отучат от твоих фокусов. Здесь из тебя сделают человека. Вернее, винтик. Винтик не должен думать. Винтик должен крутиться. Впрочем, забудь о своем имени. Теперь ты Генрих Топфер.

Его погрузили в вагон с решетками на окнах. Вместе с ним ехали другие мальчишки и девчонки, такие же испуганные, подавленные, с такими же серыми лицами и ограничителями на теле. Они не разговаривали. Они просто смотрели в пол, на свои затекшие ноги. Гарри чувствовал себя точно так же. Он был преступником. Он разрушил булочную. Он заслужил это. Мысль о Хогвартсе, о письмах, которые он так и не прочитал до конца, казалась сейчас глупой, наивной сказкой, унесенной венским ветром.

Часть вторая: Колония «Горн»

Место, куда их привезли, было высечено в скале над бурным, свинцово-серым морем. Комплекс мрачных, угрюмых зданий из неотесанного камня, опоясанный колючей проволокой, по которой бегали сизые магические разряды. Часовые в башнях с неподвижными лицами. Вечно хмурое небо. Воздух соленый, влажный и холодный, он пропитывал одежду, кожу, самые кости.

Распорядок дня был высечен в граните и отдавался звоном колокола, звук которого впивался в мозг, как раскаленный гвоздь.
Подъем затемно.
Построение на плацу под ледяной ветер.
Скудный завтрак — похлебка и черствый хлеб.
Работы в мастерских: резьба по камню, ковка металла, дубление кож. Все вручную, под бдительным оком надзирателей с электрошокерами.
Теория: заучивание наизусть «Кодекса послушания магического гражданина».
Отбой.

Магия была запрещена, проклята, высмеяна. Любую попытку проявить что-то необычное — шепоток, случайную искру от трения — карали немедленно и жестоко. Гарри быстро научился прятаться, становиться серой мышкой, не привлекать внимания. Он сгорбился, вжал голову в плечи, глаза его потухли. Он был идеальным заключенным. Он был винтиком.

Его единственным отвлечением была библиотека — пыльное, заброшенное помещение со старыми, истлевающими книгами по истории магии, алхимии, теории заклинаний. Читать их было мучительно. Они описывали целый мир, мир, в котором он должен был оказаться, мир ярких красок и чудес, который для него теперь навсегда оказался заперт за решеткой. Он читал о Дурмстранге, суровой школе на севере, известной своим пристрастием к темным искусствам и военной дисциплине. «Наверное, что-то вроде этой колонии, только для богатых», — с горечью думал он.

Он почти смирился. Почти.

Часть третья: Трещина в реальности

Все изменилось в тот день, когда его отряд работал в каменоломне. Новый надзиратель, молодой и злой, решил проучить хлипкого мальчишку, который не так быстро таскал камни. Он направил на Гарри жезл. Разряд должен был быть болезненным, но не смертельным. Но Гарри поскользнулся на мокром камне, и удар энергии пришелся прямиком в металлическую пластину-ограничитель на его груди.

Мир взорвался болью белого цвета. Но сквозь боль, сквозь вой ветра в ушах он услышал другой звук — тонкий, высокий, как треск лопающегося стекла. Ограничитель на его груди дал микроскопическую трещину.

С той ночи все пошло наперекосяк. Во сне его стали посещать видения. Он видел не себя, а кого-то другого — высокого, худого юношу с бледным, идеально правильным и невероятно красивым лицом, но холодными, бездонными глазами. Тот стоял в окружении таких же учеников в темно-бордовых мантиях и что-то доказывал седому мужчине с мощной фигурой капитана дальнего плавания. Юноша был на голову выше сверстников, и в его осанке читалась непоколебимая уверенность будущего короля.

– Профессор, эта формула трансфигурации устарела! В учебнике Гриммора предлагается более эффективный метод, посмотрите!

А во время изнурительных физических тренировок, когда тело горело и ноги подкашивались, он стал замечать странности. Надзиратель, отдавая команду «Присесть!», вкладывал в слова странную, едва уловимую силу. И мышцы сами сгибались, подчиняясь не только приказу, но и едва уловимому магическому импульсу, спрятанному в команде. Однажды, разбивая камень киркой, Гарри в отчаянии прошептал: «Тресни». И на поверхности гранита тут же побежала паутинка трещин.

Магия была здесь. Она была повсюду. Но ее прятали. Ее подавляли. Ее использовали, чтобы лучше контролировать их.

Он поделился своими наблюдениями с единственным человеком, с кем хоть как-то общался — угрюмым, молчаливым парнем по имени Казимир, который мог часами молча чинить сапоги в мастерской.

– Ты что, совсем спятил от побоев, Поттер? – проворчал тот, не отрываясь от работы.

– Нет! Я точно видел! И чувствую! Они сами используют магию! Эти ограничители... они не только подавляют, они что-то еще делают! Кажется, они заставляют нас видеть то, что они хотят!
Казимир тяжело вздохнул и наконец посмотрел на Гарри. В его глазах был не страх, а усталая мудрость.

– Даже если это так. Что с того? Ты можешь это доказать? Они сломают тебя, как щенка. Забудь. Выживай. Это единственная игра, в которую здесь можно играть.

Но Гарри не мог забыть. Трещина в ограничителе стала трещиной в его восприятии. Он начал видеть. Видеть, как «надзиратели» вкладывают в свои окрики крошечные внушения. Видеть, как «часовые» на вышках на самом деле не следят за периметром, а сложными жезлами рисуют в воздухе руны, поддерживая иллюзию. Видеть, как стены казарм иногда, на мгновение, проступают резными деревянными панелями, а грубая роба надзирателя мерцает и на ее месте проступает темно-бордовая профессорская мантия.

Он сходил с ума или, наконец, начинал прозревать.

Часть четвертая: Прозрение

Кульминация наступила во время «Испытания на прочность» — ежемесячного теста, где заключенных ставили в круг и по очереди «обрабатывали» разрядами из жезлов, проверяя их стойкость. Гарри стоял на коленях, его тело сводило судорогой, мир плясал перед глазами красными пятнами. Надзиратель наводил на него жезл для очередного, финального удара.

И в этот миг Гарри, собрав всю свою волю, всю ярость, все отчаяние, мысленно не защитился, а усилил боль. Он сконцентрировался на треснувшем ограничителе и послал в него весь свой страх. Металлическая пластина на его груди раскалилась докрасна и лопнула с оглушительным хлопком.

Волна чистой, дикой магии вырвалась наружу. Она не ударила, она ослепила. На миг — всего на миг — иллюзия рухнула.

Колючая проволока исчезла. Серые стены казарм растворились, сменившись стенами из темного полированного дерева с гобеленами, изображавшими великие морские сражения. Грубые робы надзирателей вспыхнули и превратились в элегантные темно-бордовые мантии. Их жезлы стали изящными волшебными палочками. А вместо озлобленных садистов перед ним стояли ошеломленные, серьезные мужчины и женщины с лицами... учителей. На одном из них, том самом, что только что «пытал» его, Гарри узнал седого мужчину из своих видений — капитана, с которым спорил тот юноша.

Все длилось одно мгновение. Потом мир с грохотом вернулся на место: серая колония, проволока, озлобленные рожи надзирателей. Но он уже увидел. Он знал.

На него обрушилась лавина ударов. Его поволокли в карцер — ледяную каменную камеру без света. Но теперь даже абсолютная тьма не могла заглушить яркий свет истины в его голове.

Через неизвестное количество времени дверь открылась. В карцер вошел тот самый седой мужчина — «Главный надзиратель». Он был один. В его руке был не электрошокер, а длинная, тонкая палочка из темного дерева. Он внимательно, изучающе посмотрел на Гарри.

– Как ты это сделал? – его голос был низким и властным, но в нем не было злобы надзирателя. Это был голос строгого, но справедливого наставника.

– Я... я ничего не делал, – прошептал Гарри, съеживаясь.

– Не ври. Ты на миг разрушил Иллюзию. Сильнейшее заграждение, которое видел magical мир. Его не может сломать даже мощный волшебник. Как это удалось тебе, мальчику с подавленной магией?

Гарри молчал, сжавшись в комок.

Мужчина вздохнул. Он провел палочкой, и с Гарри один за другим упали ограничители. Магия хлынула в него, как теплая, живительная волна, смывая боль, страх, усталость. Он почувствовал себя целым. Впервые в жизни.

– Мое имя – Григор Волков, – сказал мужчина. – А это... – он повел палочкой, и стены карцера снова растворились.

Теперь это был кабинет — огромный, с высокими потолками, затянутыми облаками, с книгами до потолка, с моделями кораблей и астрономическими приборами. За окном бушевало то самое свинцовое море, но теперь оно выглядело величественно, а не угрожающе.

– Это не колония «Горн». Это Дурмстранг. Одна из величайших школ магии. А то, что ты видел... это наша многовековая традиция. Испытание. Первый курс здесь — это не учеба. Это ломка. Мы подавляем вашу магию, мы ломаем вашу волю, мы помещаем вас в ад, созданный иллюзиями. Чтобы выжил сильнейший. Чтобы сломался тот, кто сломаться должен. Чтобы понять, из какого металла ты сделан, нужно сначала раскалить тебя докрасна и ударить молотом. Ты, Гарри Поттер, оказался не из хрупкого железа. Ты – булат. Ты прошел Инициацию.

Гарри смотрел на него, не веря своим ушам. Школа? Все это... пытки, голод, унижения... все это было учебным процессом?

– Зачем? – выдохнул он. – Это безумие!

– Это необходимость, – холодно парировал Волков. – Магический мир жесток. Он не прощает слабости. Хогвартс нянчится со своими учениками, кормит их пирожными и учит заклинаниям для уборки комнат. Мы же готовим воинов. Магов, способных выжить в любых условиях, выстоять против любой пытки, отличить правду ото лжи, даже если она укутана в самую совершенную иллюзию. Ты думаешь, твой «проступок» в Вене был случайностью? Нет. Мы следили за тобой. Мы ждали, когда в тебе проснется сила. Английское Министерство и Дамблдор хотели сломать тебя, сделать посредственностью. Мы дали тебе шанс стать богом.

Волков подошел к окну.

– Завтра для тебя начнется настоящая учеба. Ты будешь изучать магию, какой тебе и не снилось. Темную, светлую, древнюю. Ты будешь сильным. Потому что ты прошел Горн. Или... – он обернулся, и в его глазах мелькнула старая сталь. – Ты можешь вернуться в свой карцер. Забыть все, что увидел. И провести остаток дней, считая себя заключенным. Выбор за тобой.

Гарри посмотрел на свои руки, на которые вернулась вся сила. Он посмотрел на могущественного волшебника перед ним. Он вспомнил страх, боль, унижение. А потом вспомнил тот миг прозрения, когда он увидел истину под уродливой маской.

Он сделал шаг вперед. Из забитого, затравленного узника его поза медленно превращалась в позу воина. Глаза, потухшие было, теперь горели холодным, стальным огнем.

– Что я буду изучать первым, профессор? – прозвучал его голос, тихий, но твердый, без тени сомнения.

Тень в углу кабинета шевельнулась. Из глубины комнаты, от стеллажей с древними фолиантами, вышел тот самый юноша из его видений. Сейчас ему было лет сорок на вид. Он был высок, строен, одет в безупречно сидящую темно-бордовую мантию. Его красота была почти пугающей — идеальные черты лица, безупречная бледность кожи, черные, как смоль, волосы. Но главное — глаза. Холодные, пронзительные, не по годам старые и полные бездонного, хищного интеллекта. В них читалась власть, превосходящая власть многих взрослых волшебников. На его губах играла легкая, почти незаметная улыбка, в которой не было ни капли тепла.

– Со мной, Поттер, – произнес он. Его голос был низким, бархатистым и невероятно убедительным. В нем звучало не любопытство сверстника, а холодный, аналитический интерес коллекционера к редкому экспонату. – Начнем с невербальной магии и основ магии разума. Кажется, твой прорыв сквозь Иллюзию свидетельствует о незаурядных способностях в этом искусстве.

Он не представился. Ему это было не нужно. Его присутствие, его аура безраздельной власти говорили сами за себя. Это был профессор Реддл. И он был здесь не учеником. Он был принцем этого места, рожденным из старого дневника и воспитанный магами Дурмстранга, и теперь его внимание было приковано к Гарри.