Тьерри Ви́и Ва́на

Мужество, это когда продолжаешь, хотя сил уже нет.

(Т. Рузвельт)

Незримая ложка прошлась холодной гранью у кончиков пальцев. Отпульсировала электрическими брызгами в сторону. Взвилась, взрывая кожу на грудине. Раскалилась, и расплылась в глубине болезненной кляксой. Боль и резкий толчок, пробудилось пропавшее в последние месяцы умиротворение.

Запах нагретой шерсти и вибрации, как от кошачьего мурчания, только изнутри. Тьерри читал о чуде Кули, о золотых руках и моторчике в больничном лотке, но не слышал, чтобы технологию перенесли на африканский континент. Он попытался нащупать стакан, который уронил, пока бился с болью.

Щёлкнули крайние фаланги – разогнулись так сильно, будто их вывело из суставов.

За пеленой дремоты оказалась пушистая лапа, а на полу недалеко от стола лежало скрюченное человеческое тело. Только седая голова торчала из цветного ворота, и синяки от недосыпа расплывались по белому лицу.

Тьерри встрепенулся, вскочил – и неожиданно оказался на четырёх конечностях. Он попытался приблизиться к…себе.

Узкий подоконник обрывался в пропасть, к бесконечно далёкому дощатому полу. В лучах вечернего солнца проявилась тень – хвостатая и ушастая. Кошачья.

Во снах нет четкого ощущения времени ни у кого, кроме истинных обитателей. Нет часов со стрелками или циферблат выпадает, стекает, числа меняются местами. Будильник служивший таймером и единственными во всем доме часами – остался на своем месте, над ледником. Абсолютно нормальный.

Так-так-так. Утвердительно, без раздражающих звонких тиков, в такт сердцу и проржавевшим пружинам в кровати. В такт молотку на соседней улице.

Коты приземляются на лапы. Но пушистая тушка свалилась на бок.

Мир стемнел на мгновение за закрытыми глазами. Стрелка сделала шаг, не рассыпалась, не взвилась стрелой к потолку. Только легла параллельно одному из костылей. Второй стоял у стены подпирая перевернутую миску с подписью «Roosevelt». Её днище отдавало сладковатым духом старых вин и красным, тонко нарезанным мясом.

–Мьяяя, – Тьерри-Рувзи чертыхнулся, но с уст сорвалось жалобное – Мья!

Ответом стала тишина двухэтажного дома. За хлипким забором, снаружи, звякнул велосипедный колокольчик. Это за угол заехал мальчишка-посыльный. Работница прошлым вечером сбежала на похороны дальнего родственника. Соседи обходили дом стороной.

Рабочие, учителя и даже согнанные к окраинам пастухи смотрели с сомнением на геологов. И простым жителям далёкой Асни стало бы не по-себе, увидь они небритых и грязных мужчин радостно бегущих по склону с кирками и лопатами. Осыпь дарила спешащим переломы, а начальство билет в один конец и раннюю пенсию.

Стопка измусоленных журналов. Пустая пепельница. Упаковка салфеток. Ампула с пилюлями. Фантик.

Блестящий, яркий фантик от шоколадной конфеты. Тьерри-Рувзи гордо обошел его стороной. Обернулся, проверить не убежал ли. И прыгнул. Кот рвал добычу, подбрасывал, валялся на циновке перекатываясь, пока не задел ножку кофейного столика.

Стекляшка в зубах. Он опомнился уже у холодеющего тела. Засопел розовым носом, оставляя на полу беспорядок. Таблетка не разошлась, не размылась, лишь запала глубже с усохшим языком.

Ночами гнус бился о сетки. Искал щелочку, кружил у кроватей, пролезая под двери и оконные створки. Спустя несколько часов метаний, Тьерри-Рувзи решил прилечь рядом с телом, отогреть поплотневший живот, но комарье не интересовала холодная и застойная кровь.

Звон. Крылья взрезали воздух. Зудящая кожа за ухом, и у хвоста. Кот засуетился, вскочил, сквозь чешуйчатые пластинки сумрачного зрения высматривая детали.

Под этажерку закатился туго набитый кожаный мешочек. Сувенир для любимой, пускай и бывшей жены.

За порогом лежала связка ключей. Одинаковых для всех дверей новодомья. Их наклепали с одного примера и разложили по всем возможным углам и шкафам.

Комар довольно кружил под потолком, подзывая собратьев.

Крючки к оконным рамам прикручивали и прибивали всей группой, еще в первый день акклиматизации, когда в окно заглянул сосед и утащил весь месячный запас тушенки. Тьерри-Рувзи решился на самоубийственное: схватил в зубы ключи, а лбом со всей силы ударил окно. Дрогнуло калёное стекло, качнулся затвор. Окно распахнулось и кот нырнул в рыхлое облако мошек.

Кусты под окном не смягчили падение, но ветви долголистого нима отогнали часть мошкары. Тьерри-Рувзи попытался обиться хвостом, как корова, но лишь забил подшерсток.

Спутанные переулки встретили его непривычным холодом и грохотом. Через две улицы коптилась в едком дыму покрышек бочка с водой, бурлила и посвистывала. Взвизгивали дверные петли в доме швеи. Собака привязанная к крыльцу соседа жалобно скулила до тех пор пока не почуяла заклятого врага. Верёвка натянулась. Брызг слюны из полуоткрытой пасти. Вой и грозный лай. Кошачья спина -- дугой, расширенные зрачки, грозное шипение.

Он несся со всех сил по знакомым поворотам, с царапающими чистое звездное небо пустыни. Вынюхивал солод и потные пятки, именно так пах неофициальный барчик «Мандарин».

Двое друзей открыли его абсолютно случайно. Сколотили перила, поставили два лишних кресла под навес и за несколько случайных вечеров залетные мужички разнесли новость по знакомым. Каждый вечер пригубить из разномастных стаканов сбредалась публика.

– Договоримся, – пальмовое пиво янтарной полоской на дне, – Денежка капнет под наш камушек, ваши доплатят, и заживём. Главное бумажульки не упустить.

– Шансы есть? – щуплый засланец от администрации стушевался еще сильнее под натиском широкоплечего геодезиста.

– Шансы есть всегда. Вот смотри: потеряю я заметки, и все тю-тю, Тьерри будет бухтеть и чертить. Срок одним только «почерк поправь, сорокет уже, а руки кривые», «ой, все не в тех строчках , погоди я пересчитаю», сдвинет огой как. – шумно сглотнул пенку, – Может оно и правильно, но не с такой как у него мордой.

– Или местные решат, что у соседа камыш на болоте зеленее. Сначала будет драка один на один, потом стенка на стенку. Племя на племя - и вот уже добыча марганца стоит, район горит, а колонку сбивают арматурой - чтоб никому не досталась.

Рене сник и позеленел утыкаясь взглядом в изрезанную столешницу.

– Расслабься. Привыкнешь еще. Выпей, - геодезист оглянулся, смахнул с пива ароматную пышную пенку, и вытянул руку - Животинку погладь. Кс-кс-кс!

Тьерри-Рувзи пошел у стены, обтирая шерстью свежую шпаклёвку. Без охоты бросил к ногам ключи. Тяжелые, оттянувшие нижнюю челюсть ключи.

– Погоди, Рувз - Широкая рука подхватила кота под рёбра, – Ты что ли? Как из дома утёк? Что, совсем хозяин достал?

Кот засучил лапой. Зацепился когтем за клетчатый рукав и потянул на себя. Принюхалась и не сдержавшись слизнул лакомство.

– Не кормит бедняжку, даже папиросы на верхней полке запер, вот скотиняка.

– Он не выглядит голодным. – Рене заглянул в умные кошачьи глаза, потянулся чтобы усадить его к себе на колени. Дрогнул от впившихся в бедра когтей.

– Мья! – Тьерри-Рувзи отскочил назад, встряхнул лапкой отвращенно.

– Он всегда голодный, просто гордый. Рыбью голову ему почисть Миска только мытая, вода не дай боже теплая.

За стенами открытой кухни стучали ложкой о казанок. Кот глянул на дверь с осуждением и снова потянул ближайшего из людей, перебегая из угла в угол.

– Он не голодный, он куда-то зовет.

- Если сильно неймётся, можешь глянуть. О! - в воздухе звякнули ключи, - Только не плачь если на пороге тебя поймает наш брюзга. И нашпигует недовольными взглядами.

– Рувзи, а Рувзи. Рувзичек?

Кот гордо виляя пушистыми лапками задрал хвост. Дорога была ровнее, чем у въезда в город и квартала приезжих заводчан.

Нижние этажи домов административного квартала строили из крупного камня. Крышу собирали из разномастного шифера, и год от года меняли по-пласту.

– Вот у меня тоже котик был. Маленький, ласковый. Я спас его, представляешь,вытащил из пыльной коробки рядом с церковью. Потом, правда, у матушки началась сыпь, пришлось вернуть. Но я его не бросил, проследил чтобы на следующий день коробку убрали. – молодая рука скользнула под мягкий животик, в попытке подтолкнуть пушистого к проходу, – А ты откуда? Ну не дворняжка ведь.

Тяжелая дверь. Проворот длинного стержня в замочной скважине.

– Мьяяя! – Тьерри-Рувз недовольно замахал лапами, завертелся хорьком, – Кххх!

– Да ладно тебе, я же аккуратно. М? – Рене перехватил его и прижал к боку, – Рувзи. Рузвельт получается. Правда что у вас у котов своя агентурная сеть? Нет? Глазенки у тебя такие желтющие.

Кот вырвался и отбежал через дорогу, к заборчику. Встряхнулся, борясь с желанием отмыть себя шершавым языком.

Притихший пес рванул из конуры. Звякнуло кольцо, а зубы сжались на холке. Разошлись и пробились глубже, между тонких кошачьих ребер. Низкое рычание вибрацией отдалось вдоль позвоночника, выдавливая эфимерное и яркое изнутри.

Тьерри отстранился от боли и сделал тупанный шаг. Сменилась картинка. Как в кино.

Ушастый, подслеповатый сервал видел, как человек поспешил вскрыться за дверью, от озверевшей собаки. Слышал шаги на лестнице, копошение на кухне.

Рене не потащил по карманам ложки, ужаснувшись телу небражно сдвинул его ногой только приметив синеву на затылке. Трупные пятна спугнули его в кабинет, где административный засланец зарылся в бумаги, помечая листки с вымученным чертежом.

Не лодки в помелевшем русле, не костры с песнопением - простой гроб. Тело зарыли за местной церквушкой и забыли. Экспедиция отбыла через день. Франция встретила их без оваций, заметикой в газете.