У Белого моря

Как ты дышишь, как плещешься, море,
Среди северных серых камней
И, с ветрами колючими споря,
Ты в прилив прибегаешь ко мне…

Поплавками мелькают тюлени,
Не боятся подплыть к берегам…
Встану я пред тобой на колени
И влюблённое сердце отдам…

Ты приносишь и радость, и горе
И даруешь душевный покой.
Укачай меня, Белое море,
Колыбельную песню напой!

Окулова Нина

Ступеньки предательски скрипели под ногой. Петрович кряхтя и держась за шаткие перила, спустился с крыльца. Крыльцо требовало ремонта, как и сама изба. Большая, почерневшая, она смотрела на мир во все свои грязные окна. Петрович вздохнул. После смерти жены, все приходит в упадок. Вон поветь вся прогнила. Дом ветшает, но пока стойко держится. Почти как сам Петрович. Он тихонько поплелся по дороге к берегу моря. Дорога – сплошное месиво из грязи. В колеях стояла вода. Здесь, на Зимнем берегу, лето скупое на тепло. Не торопится согревать, но раз наступило и уходить не спешит. На дворе сентябрь. А солнышко еще пригревает, и вода на солнце весело поблескивает. Здесь на берегу, ветер был сильнее и пробирал до костей, но Петрович не замечал холода. Кости болели как всегда перед штормом. Он сел на бревно и закурил. Горизонт был затянут тучами. Там, далеко в море шел дождь.

- Здравствуй, Лексей.

Петрович молча продолжал курить и смотреть на море. Он уж много лет не разговаривал с Серегой, хотя тот и продолжал делать вид, что не замечает неприязни.

- Шторм надвигается – Серега уселся рядом и закурил. Петрович с трудом встал и побрел вдоль берега. Чайки пытались составить ему компанию, но Петрович не замечал их. Мысли его были далеко за горизонтом, где начинался шторм и огромные волны перекатывались с боку на бок. Предки Петровича всегда жили у моря. Море давало им пропитание и забирало их жизни. Мужья уходили на промысел, оставляя жен одних биться с хозяйством, огородами и малыми детьми. Поморские женки славились своей хозяйственностью. Жизнь здесь, на побережье, всегда была сурова к людям, она закаляла их. Раньше тут был рыболовецкий колхоз, в путину добыча семги шла бойко. Горбушу за рыбу не считали. Теперь все развалилось. В деревне остались только глубокие пенсионеры как он и Серега, да лодыри, пьющие горькую.

Зверобойка всегда была частью жизни Зимнего берега, исконным поморским промыслом. Опасным промыслом. Поморы высаживались на льдины и добывали зверя ради шкур и жира. В годы Великой Отечественной, тюлений жир спас много людских жизней. Не зря на набережной Архангельска стоит памятник гренландскому тюленю. Потом в поморские деревни пришли новые технологии и на тюленей стали охотиться с помощью вертолета. С развалом Советского Союза, все это стало нерентабельно и дорого. Но людям хотелось подзаработать на зверобойке. Сколько их пришлых, влекомых легким рублем выходило на лед. Перед этим им выдавали аванс и поили водкой. Многие напивались до потери человеческого облика. Да и охотились они уже на детенышей тюленя – бельков, ради их красивого белоснежного меха, который вошел в моду. Чтоб не испортить мех, бельков забивали тяжелой палкой. Детеныши беспомощно и доверчиво смотрели на людей в ожидании своей участи. Петрович с горечью вспоминал позорную зверобойку. От пришлых людей, много было разору не только тюленям, но и местным. Получив деньги, они пьянствовали, нередко возникали драки. В одной из таких драк и погиб сын Петровича. Тяжелые воспоминания не отпускали старика, он смотрел как море блестит в последних лучах солнца. Глаза слезились от резкого ветра и тяжелых воспоминаний. Тучи все ближе надвигались на берег. Скоро погода испортится.

К обеду, Петрович вернулся домой. В горнице еще светло было. Тут за последние сто лет ничего не изменилось. Те же потемневшие лавки, большой стол, покрытый потрескавшейся клеенкой. В дальнем углу кровать. Раньше с женой они тут спали зимой, а летом перебирались в другие комнаты. Сейчас он жил в горнице круглогодично. Большую часть комнаты занимала русская печь. Осенью и зимой, он спал на ней. Из угла, грозно смотрели образа своими закопченными ликами. В детстве, он боялся их. Лежа на печи, он подглядывал, как бабка ползает перед ними на коленях, что-то бормоча себе под нос. Мать не дала его крестить, да и некому было, о чем бабка всегда переживала и шептала ему, что Бог то все видит. Бог и сейчас смотрел на него темными ликами, но видел ли он. Петрович вздохнул и сел за стол. Завернул потертую клеенку и разложил на столе старую двустволку. По молодости, он любил ходить в лес. Зимой ставил силки на куропаток и зайцев, а потом, надев лыжи и забросив ружье за спину, устремлялся в лес. Там было хорошо. Тихо и спокойно. Только снег обваливался с ветвей, нарушая торжественную тишину. Потом, он всегда убегал в лес, как только намечался скандал с женой. Жена всегда по пустякам скандалила. То просила выкинуть лавки и купить стулья, то хотела выкинуть старую металлическую кровать и купить диван. Петрович не любил спорить, он молча уходил в лес, разводил костер и пек картоху.

По возвращению, жена обычно ворчала, что добычи нет, лучше бы на рыбалку сходил с мужиками. На озеро за сигами. Очень любила покойница озерную рыбку, а вот Петрович только морскую признавал. Навага, да камбала, да беломорская селедочка. Жена вкусно готовила рыбу на сковородке с лучком. Петрович вздохнул, в животе заурчало, и он вспомнил, что так и не пообедал. Все это в прошлом, вся его жизнь одни воспоминания.

В сенях послышался шорох, шаги, потом стук в дверь.

- Нюрка, ты что -ли? Чего скребешься, заходи – Петрович отложил ружье и опустил клеенку на стол.

Дверь распахнулась и в горницу бочком зашла высокая, сухопарая женщина в старом, выцветшем пальтишке.

- Здравствуй, Лексей Петрович. Я тут калитки испекла, дай думаю соседа угощу. Не обедал еще?

- Не обедал, Нюра. Тошно одному. Ты давай, разогрей уху, она там в сенях.

Анна Смирнова жила по соседству. Жила одна, муж ее уже давно уехал на большую землю, да так и пропал. Давно не получала от него Анна вестей. В деревне судачили, что Нюркин муж завел себе новую семью и Нюрка его уже никогда не увидит. Да и правда, чего тут делать нормальному мужику. Колхоз закрыли. Нерентабельно. Другой работы здесь нет. Молодежь тут не задерживалась. Остались одни старики. Нюрка почти каждый день забегала к Петровичу и чувствовала здесь себя не гостьей, а почти хозяйкой. Вот и сейчас она по- хозяйски хлопотала на кухне, разогревая уху и раскладывая по тарелкам калитки с творогом. Анна, женщина хозяйственная, держит козу. Хлопотно, зато молоко и творог свой.

- Лексей Петрович, ты картошку копал?

- Копал, Нюра. Немного осталось.

- Может помочь? Я свою уже выкопала. Мне ведь не тяжело. Ты вон с сенокосом мне помогаешь летом. Анна продолжала разглагольствовать, но дед ее уже не слушал. Мысли его были далеко. На берегу холодного моря, где кричали чайки и искрился снег на солнце.

Когда льды Белого моря начинают дрейфовать, беломорское стадо гренландских тюленей готовится к прибавлению. Детеныши рождаются прямо на льдинах. Через несколько дней их мех становится абсолютно белым. Белек совсем беспомощен, не умеет плавать и целиком зависит от матери. Спустя две недели бельки становятся серками - смешными подростками с серой пятнистой шкуркой.

Поморы не убивали бельков. По многим причинам, гуманизм здесь роли не играл. Тогда люди вели борьбу с природой. В этой борьбе выживал сильнейший. Петрович никогда не одобрял убийство бельков. Его сын погиб в пьяной драке с пришлыми, во время такой зверобойки. Было это давно, но Петрович отчетливо помнит покрасневший снег и резкие крики тюленей. И плач бельков, и тушки грудами лежавшие на берегу. Помнит, как приезжали из столицы делегации молодых девиц в ярких коротких куртках. Серьезные мужики в длинных пальто с деловым видом маячили за их спинами. Девицы собирали подписи и убедительно призывали к милосердию. Приезжало телевидение, и журналисты лезли к деревенским с расспросами. Мнение деревенских разделилось. Вот тогда Петрович и поссорился с Серегой. Страсти по зверобойке развели их по разные стороны баррикад. Серега надрывал глотку в местном магазине, доказывая, что деды и прадеды жили зверобойкой веками и завещали своим потомкам. Сам Бог освятил этот промысел настоящих мужчин. Петрович молча слушал, но в душе не одобрял. Деньги эти считал кровавыми. Когда погиб сын, он перестал разговаривать с Серегой. Жены еще общались, но семейной дружбе пришел конец.

- Захаровна то говорит, что ты недоброе замышляешь против Сереги – Петрович очнулся от своих мыслей и уставился на Анну.

- С чего это она взяла? Маразм у нее что-ли – Петрович усмехнулся. Вот ведь придумали, старые сплетницы.

- Так ты, Лексей Петрович, кажинный день ружишко свое наготавливаешь. Зачем? В лес давно дорогу забыл.

- Эвон как. Ну, добро. – Петрович встал, надел старый ватник и закинул ружье на плечо.

- Куда ты? – Анна бойко вскочила, всплеснула руками.

- Ты это, не беспокойся, Нюра. Прогуляюсь пойду.

Петрович снова сидел на берегу, ружье лежало на коленях. Море гудело и ворчало как потревоженный зверь. Петрович поглаживал ружье и смотрел на волны, но не видел их. Перед глазами стоял кровавый снег. Чья там кровь была людская или тюленья, какая разница. Петрович вновь и вновь проходил этот путь каждый день и жалел только, что тогда не было с ним двустволки. Чего ему терять, ничего у него не осталось только воспоминания, которые он хотел бы забыть и не надрывать себе душу.

- Сидишь все? – Петрович поднял голову. Опять Серега.

- Сколько лет прошло, а ты все не успокоишься. Бабки уже шепчутся, будто ты задумал что против меня. Вон и ружье таскаешь с собой, а зачем? Я перед тобой, Лексей, не виноват. Зря ты грех на душу хочешь взять.

- Поздно мне грешить, Серега, пора уже грехи замаливать. Садись, покурим.

Послесловие.

Чиновники в Архангельской области снова намерились залить кровью берег Белого моря

14.05.2023 10:33

Предпосылки возобновления промысла морского зверя обсудили на конференции по биоресурсам и рыболовству в Арктике. Об этом сообщает пресс-служба регионального правительства.

В акватории морей российской Арктики обитает более 20 видов морских млекопитающих, исключая белого медведя, — китообразные и ластоногие. В Баренцевом и Белом морях, омывающих Архангельскую область, круглогодично отмечается 11 видов китообразных и ластоногих, численностью более 1,8 млн особей, девять видов являются сезонными мигрантами. При этом самым многочисленным видом является гренландский тюлень беломорской популяции.

— Сегодня мы видим необходимость научно обоснованного регулирования состояния популяций морских млекопитающих в Арктике и в первую очередь в рыбопромысловых акваториях. Зверобойный промысел в Поморье был одним из основных видов хозяйственной деятельности и насчитывает более 800 лет. Однако с 2009 года добыча тюленя прекращена. Растущая популяция морских млекопитающих начинает конкурировать с человеком в освоении морских биоресурсов, — заявила министр агропромышленного комплекса и торговли Архангельской области Ирина Бажанова.

Представители бизнес-сообщества поделились своим опытом добычи и переработки морского зверя и рассказали о видах выпускаемой продукции — от пищевой до фармацевтической, например, биодобавка «Тюлений жир» в капсулах. Предприниматели отмечают, что для успешного развития бизнеса по переработке сегодня необходимо совершенствовать нормативно-правовую базу в сфере добычи, а также внедрять современные технологии по переработке сырья.

Участники круглого стола сошлись во мнении, что сегодня, при наличии существенной ресурсной базы морских млекопитающих, необходима разработка соответствующей государственной программы по её освоению, основанной на рекомендациях рыбохозяйственной науки.

***

Красные от крови берега Белого моря... Детоубийство до 2009-го года было разрешено. Сейчас люди, называющие себя поморскими общественниками, на самом деле являющиеся сплошь агентами Норвегии, алкоголиками и маргиналами-неудачниками, снова требуют легализовать живодёрню.

Кошмар хотят вернуть. Опять лгут, стремясь превратить Поморье в живодёрню, возобновляя промысел бельков…

Вот смотрите: правительство нам сообщило тогда два тезиса. Они взаимоисключающие…

Первый: «В 2009 году в России охота на тюленя была запрещена распоряжением правительства». Но на самом деле к этому моменту бельковый промысел погиб сам.

Второй: «Добыча тюленя даст возможность местному населению заработать и как следует встряхнёт экономику приморских территорий».

Кто был в деревнях на летнем берегу Белого, тот знает — там добывать белька некому.

Вообще, сам термин «добывать белька» — уже обман. Это жестокий, кровавый АД. Это жуткая живодёрня.

Только что родившихся беленьких с чёрной мордочкой детей бьют палкой по голове, пока не размозжат череп. Снег на льдинах становится кроваво-красным. Целые поля крови.

Представьте, что ребёночек, шевеля ластами, ползёт к человеку, посматривая на весеннее солнышко чёрненькими глазёнками, радуется солнышку, белому снегу… Он родился!

И тут мужлан бьёт его по голове палкой. Кровь, смерть, жуть. На глазах у матери-тюленихи.

Все годы, пока существовала эта живодёрня, никакие поморы ей не занимались. Это приезжали старатели — маргиналы, алкаши, бывшие зэки, не нашедшие себя в мирной жизни.

Старатели нещадно бухали на этом промысле, потому что даже они не могли спокойно выносить этого ужаса.

И вот этот кошмар, запрещённый правительством РФ в 2009 году под давлением общественности, хотят возобновить.

Опять ради спасения неких деревень и некоего поморского промысла.https://m.echosevera.ru/2023/05/14/64608ebdeac9124b385fa6a3.