У истока

В последнее время Чуев Евгений ощущал, как осенняя тоска подпирает сердце, а обычные проблемы уже не кажутся решаемыми на раз-два. «Загнал я себя», — думал он. Приходил со стройки, звонил дочке, спрашивал, как у неё дела. «Нормуль, па, — отвечала двенадцатилетняя девица и торопилась спросить: — Маме трубку передать?» Понятно, она занята, ей не до отца. Евгений не осуждал своё чадо: он и сам был таким же в её годы. Но всё же батя оставался для него авторитетом. А кто он для своей Надьки? Щенячья ласковость его ребёнка как-то внезапно сменилась отчуждением. Дочка была железобетонно самостоятельной, хорошо училась, на закидоны матери реагировала единственно правильным способом — полным игнором. Евгений ничего не мог поделать с тем, что его на редкость самодостаточная Надюха исключила разговоры по душам из «программы общения» с родителем.

После обязательного звонка Чуев занимался текущими документами, втыкал наушники и, не досмотрев или не дослушав что-нибудь занимательное, проваливался в сон до утра. Просыпался отдохнувшим, с лёгкой ясной головой. Но в последнее время утреннюю лёгкость отравляли мысли: это та свобода, которой он добивался, разорвав брак с токсичной жёнушкой и уйдя из проектного отдела? Евгений признавался себе, что жизнь его пока что пуста, её надо бы чем-то заполнять. До отпуска, лазурных вод океана и экзотики Бали, почти два месяца… И тут он вспомнил про одно чертовски привлекательное местечко — Гиблый лог. Ух ты, а ведь это идея! Почему бы не отправиться туда, где он с компанией был после окончания института? В воскресенье у него «родительский день», когда придётся выдумывать новое развлечение для Нади. Решено, он навестит Гиблый лог в субботу, налегке, свободным от всяких целей, кроме одной — сменить обстановку и развеяться. Утром в шесть часов сядет на рейсовый автобус до Базырея, самого крупного села в предгорье, потом пешим ходом двинется к Гиблому. Проведёт денёк, вспоминая молодость и отдыхая душой от города, а в шесть вечера вернётся обратным маршрутом.

Однако этой благости могли помешать несколько причин. Ходит ли ещё автобус до села, затерянного в тайге? Вроде он слышал что-то о сокращении перевозок… Кроме того, сейчас буйствует сезон охоты на копытных, волков и медведей. Во прошлые годы обязывали отмечаться в местном ОВД во избежание несчастных случаев, сообщали о границах охотничьих угодий, проводили инструктаж. А как с этим обстоят дела нынче? Ну и наконец, его внимания и рук требует лоджия, на которой не закончена отделка. Но Чуев быстро придумал, как эти препятствия устранить: если что, поедет на своей машине; наденет алую синтетическую ветровку поверх куртки. Да и не идиот он, чтобы сходить в лесу с тропы и соваться под выстрелы. А лоджия… будет настроение, доделает. Нет — сговорится с кем-нибудь из ребят со стройки.

Он даже не заметил, как пронеслись дни до похода. А вот ночи запомнились надолго, потому что Евгению снилось одно и то же: он надрывался от крика, но звук метался в каменном мешке, а на него смотрело небо, свинцово-безжалостное, неумолимое…

Но даже тревожные сны не смогли подпортить ожидание похода. В пятницу вечером его рюкзак был заполнен всем необходимым. Чуев подумал-подумал и выбросил большую бутылку воды. Хватит термоса с чаем. Вот уж чего полно близ Гиблого, так это чистейшей воды с гор, от которой ломило зубы.

Евгений вытянулся на диване, прикрыл глаза… Нахлынули воспоминания о причине, которая двадцать лет назад заставила их компашку ломануться в Гиблый лог. Она была довольно обычной, называлась охотой за удачей. Первый месяц работы в Управлении городского строительства сжёг дотла амбиции друзей, потому что любой считал своим долгом отчитать молодых специалистов. Только Лёнчик устроился неплохо и, на первый взгляд, как сыр в масле катался на своём участке промки. Он обзавёлся нужными знакомствами, виртуозно пользовался принципом «ты — мне, я — тебе». Длилось это недолго: во время работ под руководством друга порвали трубы с водой, поступающей на молокозавод. На Лёнчика обрушились проверки. И бедолага попал под раздачу. Товарищу нужно было помочь, если не делом, то хотя бы растормошить. Тут очень кстати пригодился Игорь со своими бреднями о тайной силе обширного оврага. Друг знал тьму всяких легенд, и его любимой темой была гибель группы геологов довоенных лет.

Будто бы молодые изыскатели внепланово, на свой страх и риск, решили исследовать Восточный Саян, но сунули любопытные носы куда не следовало, прогневили горы. Саян ответил сходом снегов. Поначалу геологи спаслись, им удалось выбраться в предгорье и укрыться в овраге, где скапливались весенне-летние осадки. Тогда вслед им полетели камни — от громадных валунов до мелких осколков. Этого камнепада геологи не пережили, зато с тех пор камешки с места их гибели приносят удачу. Стало быть, смысл легенды заключался в том, что за чьё-то маленькое персональное счастьице заплачено жизнями храбрецов. Местные не жаловали этот лог, обходили стороной. Зато от городских туристов отбою не было, потому что камешки-талисманы вроде реально работали.

Троица друзей — Евгений, Игорь и Лёня — похватала вещички, позвала подружек и отправилась за удачей. Впрочем, Чуев свою девушку не пригласил… Или пригласил?.. На смену воспоминаниям пришёл всё тот же тревожный сон о каменном мешке и бесполезной попытке позвать на помощь.

Зато утро встретило медовыми лучами рассвета и почти летней синевой неба, хорошим настроением и невиданной бодростью; порадовало и сообщением возле окошка автостанции, что маршруты до Базырея прекращаются лишь в октябре. Дорога, изрядно разбитая, тоже не вымотала. Небольшой автобус примчал его к когда-то большому селу. Ряды изб напоминали челюсть бомжа, растерявшего зубы в тяготах бесприютной жизни — разобранные и перевезённые срубы, трухлявые остовы или заколоченные дома-заброшки, поросшие мхом. Чуев зашагал от села к Гиблому логу по бывшей дороге леспромхоза. Ветра с гор уже ободрали осеннее золото берёз, рассыпали его ржавыми заносами возле стволов. И только ели царапали праздничную эмаль неба траурными верхушками.

Сорок два года, прожитые Евгением, сказались на самочувствии во время подъёма в гору: во рту пересохло, а сердце пустилось вскачь. Он решил попить чайку, сошёл с дороги и уселся под знакомой, изрядно заматеревшей берёзой. Двадцать лет назад они тоже устроили здесь привал, но больше бесились, нежели отдыхали. Чуев прихлёбывал заваренный по своему рецепту напиток, закрыв глаза и подставив лицо осеннему солнцу.

— Интересно, а почему именно в лесу так вкусен чай? — раздался голос, который Евгений не слышал лет двадцать.

Чуев не разомкнул веки, только улыбнулся. Лишь Игоряха, закадычный друг юных лет, мог вперёд него сказать слова, уже вертевшиеся на языке. Как же здорово, что в сегодня не один Евгений решил пройти по маршруту молодости… Но как Игорю удалось незаметно подкрасться? Чуев откликнулся, не открывая глаз:

— Наверное, потому что хорошо заваренный чаёк напоминает о доме.

— Столько лет прошло, а твои мысли не изменились, — заметил Игорь.

— Странно, что ты помнишь о сказанном мною, — усмехнулся Чуев и открыл глаза.

В низинке, полной опавшей листвы, сидел, опустив голову, давний дружок. Он очень странно вырядился для похода в лес — в пиджак с чуть разошедшимися швами на рукавах, тесные брюки и лаковые туфли с отставшим каблуком. В таком прикиде только в гробу лежать, а не по лесам шастать. В груди Евгения что-то нехорошо ворохнулось, но он задал вопрос:

— Ты сюда на своей машине добрался?

Игоряха чуть поднял лицо:

— А какая тебе разница? Ты же вспоминал обо мне, увидеться хотел… И вот я здесь.

Солнце облило ярким светом тёмную кожу с громадным синяком, провал на месте глаза, покрытый бурой коркой, и ломаную челюсть. Чуев похолодел, очень медленно отставил термос, закрыл его. Горячая жидкость в желудке ринулась к горлу, но Евгений удержал её.

— Что случилось, Игорь? Ты угодил в аварию? Когда? Я, пока добирался автобусом, не видел ни одного места ДТП, — сказал он лишь для того, чтобы собраться с мыслями и решить: чокнулся ли он, видя перед собой мертвеца, или такое всё же случается на свете.

Друг снова отвернулся и хмыкнул:

— Случилось то, что было на роду написано. Ты точно хочешь поговорить только об этом?

Чуева слегка затрясло. Эта галлюцинация перед ним — следствие постоянной напряжёнки последних лет, или… Нет, наяву явлений мёртвых живым не бывает! Всё дело в нём самом.

Игорь же медленно заговорил:

— Помнишь, в нашем последнем совместном походе я нашёл кварцевую друзу? Ты ржал надо мной, не верил в легенду… А я отыскал подтверждение тому, что до войны в Гиблом был камнепад. Друзу наверняка вывернуло из недр… Ты с Лёнчиком пристал ко мне: давай делись, мы же твои друзья. И я поделился… С открытой душой и благими намерениями. Свою часть берёг пуще глаза, верил в удачу на троих и в то, что всегда придёте на помощь. Удача-то всем из нас привалила, да… Ты обошёл старпёров по службе…

Чуев уже обрёл самообладание. Он постарался не слушать, что говорил… лесной морок, галлюцинация или призрак, и включить мозги. Похоже, что его настигла, как писалось в одной книжке, манифестация психического расстройства. И с ней нужно справиться, не паниковать. Евгений снова закрыл глаза и стал медленно и глубоко вдыхать свежий таёжный воздух, в котором смешались запахи прелых листьев и близкого хвойника. До него донеслось на грани слышимости:

— …всегда говорил, чтобы в гроб положили…

И всё затихло.

Чуев открыл глаза. Конечно, видение исчезло, как и следовало ожидать. И что ему теперь делать? Вернуться в Базырей? Но автобус отправится в город только в шесть вечера. Можно, конечно, пересидеть это время в полуопустевшем селе. Всё-такие не в таёжном безлюдье. Но так ли нужны ему люди? Сейчас он чувствует себя прекрасно. Придётся уж завершить прогулку. А с завтрашнего дня заняться своим лечением, в частную клинику позвонить, к знакомым обратиться. Всё-таки такие глюки на пустом месте не возникают.

А мир вернулся в прежнее русло: ветерок ворошил облысевшие ветви густого подлеска, шуршал в высоком сухостое трав, по дороге неторопливо проехал серый «крузак». Поди, охотники… Евгений поднялся, спрятал термос и хотел было уже шагнуть прочь. Но увидел, что на опавшей листве привидевшийся друг оставил вмятины. А ещё там же сверкнула отражённым светом неба верхушка друзы, когда-то поделенной товарищами на три части. Получается, Игоряха приходил, чтобы подарить ему свой талисман? Евгений не мог не поднять его. Посмотрел печально и сунул в карман. Да и вернулся на дорогу.

Он мерил километры неторопливо, всегда готовый повернуть назад. Размышлял о лесном глюке. Как такое возможно-то? Ведь примятая листва и осколок кварца говорили о том, что друг вовсе не был иллюзией. Да и Чуев даже не знал о том, что он погиб. И вот Игоряха появился в лесу вопреки всему, чтобы оставить ему камень… Интересно, в качестве чего: памяти о прежней дружбе, упрёка в том, что Евгений позабыл о товарище, или некоего предостережения?

Чуев увидел впереди вставший на дороге «крузак». Видимо, водитель копался под капотом. Евгений без опаски подошёл ближе. На машине были номера другой области. Хлопнула крышка капота, и водитель в камуфляже направился к дверце. Остановился, подозрительно глядя на Евгения. И вдруг разулыбался, воскликнул гулким басом:

— Чуй, братуха, ты-то какими судьбами здесь?

И направился к Евгению, который встретил бы его крепкие объятия радостно, если бы не видел полчаса назад погибшего Игоряху. А вдруг и Лёнчик, изрядно разжиревший, раздавшийся в плечах, с пивным пузом, точно такое же видение? Но нет… Его третий товарищ был вполне себе живым-здоровым и всё твердил:

— Чуй, сто лет тебя не видел! Надо же, ехал сюда с одной мыслью — отрешиться от работы, бытовухи, забыть всё к чертям и поколесить дорогами молодости. А тут ты!.. Ай, порадовал!

Евгений с облегчением сказал:

— Да и я вдруг сорвался пройти старым маршрутом. Тоже захотел отрешиться… Вспомнил про Гиблый лог и рванул.

— Счастливое время было, братуха! Исток жизненных дорог трёх друзей. Полезай в салон, до нашего места недалеко, мигом домчимся.

В машине Лёнчик заметил:

— Ты что-то бледен, Чуй. Рассказывай давай, как житуха, работа, семья.

— Всё могло быть лучше, — осторожно ответил Евгений.

— Узнаю тебя, братан, — засмеялся Лёнчик. — Никому не позволяешь лезть к себе в душу. Да и правильно. Настанет время, исповедуемся самому господу богу. А люди не стоят откровений.

Через несколько минут они уже выехали к туристической площадке на гребне огромного оврага, разодравшего лес извилистой полосой. Валуны, части бывшей скальной породы, блестели на солнце, просыхая от ночной изморози или утреннего тумана, на другой стороне горели золотом лиственницы. И нестерпимой синевой сияло небо. Лёнчик раскинул руки со словами:

— Чуй, какая красота-то! Так бы и обнял всё… или полетел! Давай пожуём, а потом я покемарю часок-другой. Двенадцать часов за рулём.

А Чуеву показалось, что на площадке чего-то не хватает. Может, кого-то — их лучшего друга Игоряхи?

За едой друзья не говорили ни о житухе, ни о работе или семье. Просто молчали, глядя на овраг, и думали каждый о своём. Евгений всё не мог набраться решимости спросить об Игоре. А Лёнчик, похоже, ждал этих расспросов, то и дело бросал на Чуева полные настороженности взгляды. Потом не выдержал, достал из-за пазухи блестящую фляжку и сказал:

— А ты что-то про Игоря не спрашиваешь. Знал о его смерти?

Чуев только печально покачал головой.

— Давай помянем раба божьего, нашего лучшего друга. Какой человечище был! Мы ведь вместе нашу компанию с нуля поднимали. Всякое бывало… Только на него можно было положиться.

Евгений сделал глоток и нашёл силы задать вопрос:

— Нашли виновных в ДТП?

Лёнчик сразу нахмурился и отрывисто спросил:

— А ты откуда об аварии знаешь?

Чуев выкрутился:

— Не знаю ничего. Просто такая мысль пришла. Игоряха ведь рисковый был, стремительный, смелый. Без тормозов, как сейчас говорят. Ради своей мечты мог всё на кон поставить.

Лёнчик вздохнул:

— Твоя правда. Некому было его остановить. Я в командировку уехал, а он вдруг решил пободаться с холдингом. Вообще-то мы договорились, что на определённых условиях согласны на слияние, документы подготовили. Какая разница — прибыли-то мы бы сохранили. А ему подавай самостоятельность. Он верил в удачу, в наши талисманы. Но Игряху они не спасли от встречи с отбойником на громадной скорости.

И товарищ молодости снова протянул ему фляжку. Но Евгений только покачал головой. Он просто остерёгся принимать горячительное после встречи с лесным мороком. Чёрт знает, как коньяк скажется на его расстроенных нервишках. А Лёнчик продолжил копаться в воспоминаниях о друге. Это было тяжко для него — вон как согнулся, лицо посерело, морщины стали резче. Он сказал:

— Да, подвели нас талисманы… Наверное, нельзя было рубить друзу… Пусть бы её забрал Игоряха… Может, сидел бы сейчас с нами и выпивал за наши молодые годы… Кстати, ты свою часть сохранил? Я просил Игоряхину вдову отдать камешек мне в память о друге… Но она меня люто ненавидела за что-то… Так врагами и остались. Сказала, что не нашла ничего среди вещей покойного.

Чуева будто в сердце кольнуло. Может, от того, что услышал перед тем, как лесной морок исчез:

— …в гроб положили…

Значит, именно поэтому вдова ничего не вернула — она просто выполнила то, о чём просил её муж. Стоит ли говорить об этом товарищу? Наверное, нет. Евгений честно сказал о себе:

— Я камень хранил. Сначала мне казалось, что он принёс удачу. Я тоже высоко поднялся. А потом пошла чёрная полоса. Чуть под судом не оказался, но всё обошлось. С женой расстался, работу сменил. Живу сейчас один. А талисман…

И тут Евгений соврал, сам не зная для чего:

— В коробках где-то валяется. После переезда затолкал все мелочи на антресоли, разбирать почему-то не захотелось. Знаешь, сейчас думаю, что человек все свои проблемы, удачи и неудачи носит в самом себе. Ни при чём какие-то талисманы. Живу лишь дочерью, её Надеждой зовут.

Лёнчик как-то слишком живо, с лихорадочным блеском в глазах, возразил:

— Ой, не скажи. Работают талисманы. Вот если бы мы друзу не разрубили, то…

Тут же опомнился и снова с печальной теплотой заговорил о друге; о том, что ещё три года после его смерти удерживал компанию, но всё же пришлось стать очередной «дочкой» холдинга, терпеть управленческий произвол; о безнадёге и сознании того, что карьера, по сути, не удалась. Да и семейная жизнь тоже — второй брак оказался таким же неудачным, как первый. Лёнчик завершил свою исповедь словами:

— Ну вот, посидел у истоков наших судеб, поговорил с другом, и на душе легче стало. А так мне и выговориться не перед кем: на службе — конкуренты, дома — ненасытные твари, жёнушка с сынками-оболтусами. А друзей у меня после Игоря не было и быть не могло. Я заночевать здесь хотел, палатку и спальник взял… А ты-то налегке, значит, вечерним автобусом хочешь вернуться. Так что я, пожалуй, тоже назад поверну. Вместе поедем.

Евгений просто не мог не пригласить Лёнчика к себе:

— Ну, так не пойдёт. В такой дальний путь лучше с утреца отправляться. Заночуешь у меня. Ты сейчас отдохни, как и собирался. А я спущусь в овраг, поброжу там, где мы с Игорем когда-то ходили. Кстати, а кто с нами тогда был? Их-то судьбы как сложились?

Лёнчик, сворачивающий застолье, обернулся и внимательно посмотрел на него:

— А ты что, ничего не помнишь?

Чуев признался:

— Представь себе, ничего не помню, кроме того, что мы с тобой спустились по склону на дикий вопль Игоряхи. Он друзу нашёл. Отчётливо, как картинку, вижу, что мы её разрубили. Потом Игорь позвал пройти дальше, поискать останки геологов, которыми просто бредил. А ты вроде к площадке вернулся.

Лёнчик вернулся к своему занятию, перекладывая остатки еды в пакеты. Руки его почему-то задрожали, когда он медленно заговорил:

— Значит, не помнишь, что наш поход не обошёлся без проблем. Их создала Ирка, твоя пассия, которую ты с собой позвал. Мы с Игоряхой были недовольны этим, и не зря. Когда я поднялся с друзой наверх, мы с Иркой жёстко поцапались. Она тебя покричала-позвала, но ты снизу только рукой махнул. Тогда взрывная девица решила самостоятельно возвращаться в город, переть через лес в одиночку. С собой взяла только бутылку воды. С тех пор её никто не видел.

Чуев остолбенел.

— Разве мы не впятером сюда пришли? Ты с Игорем, ваши девчонки… и я? Если честно, сомневаюсь, что кого-то мог пригласить в наш чисто мужской поход.

— Нет, друг, нет. Это ты потащил за собой девицу, хотя знал, что нам с Игоряхой это не понравится. Тебя в очередной раз любовная волна накрыла. Вот и вышло всё плохо.

Лёнчик закурил после еды, прищурился на другой, более крутой и каменистый склон оврага. Евгений попросил у него сигарету, хотя не курил лет пятнадцать.

— Вот это новость… Получается, я всё забыл из-за того, что тогда пропала девушка? А как же милиция? Ведь в Базырее опорный пункт. Оттуда можно было вызвать МЧС. Да и местные помогли бы искать… Нет, поверить в то, что Ирка бесследно исчезла с проторённой дороги близ большого села, я не могу.

— Ты забыл про охотников. Помнишь выстрелы? Сошла девка с дороги, может, по естественной надобности, попала под случайную пулю. А кому нужны неприятности? Присыпали землицей или в буреломе скрыли. К весне бы даже косточек не осталось на месте, всё бы зверьё таёжное растащило.

— Очень смутно помню выстрелы… Вроде бы… Мы ещё с Игоряхой за валуном укрылись. Но всё равно не поверю, что мы не подняли всех в Базырее на поиски.

— По глупости не подняли, Чуй, по глупости. Решили, что девчонка дотопала до села, попросилась к кому-нибудь в попутную машину и вперёд нас укатила в город.

— Но ведь можно было потом начать поиски…

— Вот ты себя, Чуй, и спроси, почему не поинтересовался, доехала ли подружка до города. Ты же нам и слова не сказал, что больше её не видел. Я сам через три месяца случайно по новостной ленте узнал, что разыскивается некая Ирина, её фамилии, понятное дело, не запомнил. Печально, что с этого чёртова похода судьба нас развела. Игоряха ещё раньше унаследовал от отчима и матери квартиру и вклады. Он загорелся открыть своё дело, фирму по продаже стройматериалов в выгодном местечке. Квартиру продал. Я своего папашку тряханул, разжился хорошей суммой. И мы рванули в Красноярский край за удачей. А ты в Управлении строительства заметной «шишкой» стал.

Чуев потёр виски, оттянул воротник свитера. Дышать стало невыносимо тяжко, словно прошлое подкралось и стало душить его правдой. Но он не мог… Не мог!.. Это ж какой сволочью нужно быть, чтобы не поинтересоваться, добралась ли Ирка до города! А ещё только недочеловек не спросил бы у местных, уезжала ли из Базырея девушка… Значит, все эти годы он жил последней тварью, позволял услужливой памяти стереть его вину в гибели Ирки… Может, Игоряха так срочно покинул родной город, потому что забыть не смог… Вот почему призрак спрашивал его — «только об этом поговорить хочешь?»

Евгений не заметил, как дотлела в его пальцах невыкуренная сигарета. А Лёнчик вытащил спальник и верблюжье одеяло из крузака, устроил себе ложе, скинул хорошие немецкие сапоги для охоты и завалился отдыхать на свежем воздухе. Сказал, позёвывая:

— Чего встал столбом? Очнись да побегай по оврагу, как собирался, развейся. Дело прошлое, не стоящее душевных мук. Никакого срока по закону никому не светит. Знаешь, мы не отвечаем за то, как человек распорядится своей жизнью. Не виноваты, если Создатель отсыпал кому-то в башку мало мозгов и кто-то под пули лезет или сто кэмэ на поворотах мокрого шоссе выжимает.

Чуев не ответил, медленно развернулся, захватил туристический топорик из рюкзака и начал спуск в Гиблый лог. Он не забыл, что с самого детства слова Лёнчика нужно делить на «два», а то и на «три». Друг умел врать красноречиво и убедительно, сваливать вину на другого. Игоряха и Евгений всего лишь над этим подсмеивались, не осуждая — таким уж Лёнчик уродился, ничего не поделаешь. Сам Чуй слыл скептиком и правдолюбом. Да и провалами в памяти не страдал, если не считать случая с Ирой. Выстрелы охотников можно проверить по следу от пули на валуне, за которым укрылся он с Игоряхой. Камень ведь хранит прошлое надёжнее, чем слабый человеческий мозг. Вот если след обнаружится, то Лёнчик сказал правду. Если нет, то нужно подумать, для чего товарищу понадобилось внушать Евгению чувство вины.

Гиблый только сверху выглядел красиво. На самом деле его дно, усыпанное камнями, представляло опасность для прогулок. Под нанесённым водами грунтом, поросшим травой, таились острые обломки, крупные валуны усеивали пятна мхов. И мусора имелось предостаточно — целые заносы из веток, некрупных брёвен, кусков коры. Вся эта благодать ужасно смердела. Чуеву ещё двадцать лет назад казалось, что здесь пахнет сероводородом. А как иначе — с другого, более крутого склона стекала ключевая вода. От вечной сырости органика хорошо разлагалась. Евгений торопливо, но осторожно пробирался влево. То есть туда, куда он ходил вместе в Игоряхой. Иногда ему казалось, что нужный гигантский камень найден, он ощупывал его «бока», отдирал мох. Но скола от пули не было. Закралась мысль, что скальные породы тоже подвергаются эрозии от осадков и схода снегов, разрушаются от перепада температур. И тогда ему следов прошлого не найти. Но Чуев одержимо исследовал один валун за другим. Он отошёл уже достаточно далеко, туда, где дно оврага изгибалось. И, — вот она, удача! — старый скол обнаружился. На камне не было мха, только в его неровностях скопился песок. Евгений пальцем выковырял его из рытвины, оставленной пулей. Похоже, что стреляли с другого гребня оврага.

Чуев поднял глаза на крутизну, поросшую лиственницами, увидел стайку косуль с детёнышами. Животные почти сливались цветом шкур с высокими сухими травами между мощных стволов деревьев. Они остановились на минуту, а потом, как по команде, скрылись за стволами деревьев. И тут Чуев принял решение взобраться на стену обрыва. Ему показалось важным рассмотреть, как выглядит Лютый с другой точки обзора. К своему немалому удивлению, он справился с подъёмом, подтягиваясь за ветки нечастого кустарника, ступая на скальную породу в серой лесной земле. Сверху зрелище было захватывающим. Евгений увидел даже туристическую площадку с «крузаком», изгиб оврага, заканчивающийся устьем. И почему-то ни на миг не задумался о том, как ему придётся спускаться, словно бы ему судьбой назначено остаться здесь навсегда.

Он прошёл по пружинившей почве, покрытой многолетним лиственничным опаднем, прислушиваясь к тишине. И тут краем взгляда зацепил невысокую тёмную фигуру. Рядом кто-то был! Евгений резко повернулся… и чуть не рассмеялся. Это была конусообразная груда камней, одна из тем восторженных юношеских рассказов Игоряхи. Чуев присел возле выщербленных временем булыжников, и перед его глазами возникла лоджия родительской квартиры друга, где они, пятнадцатилетние, впервые от души нахлебались пивка.

Игоряха вещал:

— Народ, населявший предгорье Саян в древности, не был воинственным. Но постоять за себя умел. Враги не понимали, как лесные охотники могли охранять такие обширные земли. И никто не понимал, что защищали их те, чьи ружья когда-то были направлены против луков и копий полудикарей… Хорош ржать, Чуй, сначала дослушай. Шаманы провожали в Нижний мир и поверженных врагов, но страшными заклинаниями обязывали их быть стражами тех земель, которые они при жизни хотели захватить. Тело каждого бросали в горах, над ним ставили пирамидку из камней. И ни одному чужаку было не суждено перебраться дальше этой груды камней!

— И что с чужаками было? — спрашивал с горящими глазами Лёнчик.

Чуев помнил, что сам он ни на грош не верил легендам и во время вдохновенных рассказов друга лишь хмыкал или хрюкал в кулак от смеха.

Игоряха важно заявлял:

— Всё, что угодно: зверь нападал, обвал случался, или враги видели перед собой морок и палили друг в друга.

Лёнчик всё никак не мог унять свой интерес:

— И сейчас тоже никто обойти эти камни не может? Вот если мы, к примеру, в поход отправимся…

Игорь признавал:

— Понимаешь ли, Лёнчик, с одной стороны, легенды вечны. С другой, само время меняет мир. Мой дядя постоянно охотился за Базыреем и рассказывал, что в мёртвых стражей никто не верит, но тем не менее все обходят пирамидки стороной. А вот если одну разрушить, то кара из Нижнего мира последует без промедлений. Что и случилось с геологами до войны.

Евгений помнил, как он издевался над другом в юности:

— О, снова наши любимые геологи! Может, хватит сказочной мути? Если это реальные легенды, то где они записаны, а?

Игорь даже не сердился на него. У него был преданный поклонник его рассказов — Лёнчик.

— Видишь ли, Чуй, знания вообще в дописьменную эпоху передавались из уст в уста. А сейчас только легенды. Но это не значит, что их нет и событий, которые вызвали их появление, не было.

Евгений злился упорству друга:

— Ты хочешь сказать, что геологи, всю жизнь имея дело с камнями, породами, рельефами, тронули пирамидку, и за это их поубивало? Да брось…

Чуев не подозревал, что его детские воспоминания могут быть такими яркими. Более двадцати лет назад Игорь даже порозовел не от пивка, а от того, что называется гипотезой:

— Нет, мне кажется, что они столкнулись с другим. Я думаю, что геологи нашли каменную бабу, которой поклонялись лесные люди. Может, пытались исследовать или вообще выкопали… Вот таких дел горы точно бы не простили.

— Бабу? Каменную? А чем она опаснее живой? — заржал Чуй.

Даже Лёнчик тогда улыбнулся. Евгений ещё долго иронизировал над другом, но Игоряха казался непрошибаемым.

С губ Чуева ещё не сошла улыбка, когда во второй раз он почувствовал чьё-то присутствие рядом. Евгений резко повернул голову. Между двух лиственниц стояла волчица. Её шкура с остатками летней линьки была почти неразличима на фоне осенней лесной ряби, на облысевшем поджаром брюхе ещё заметны коричневые соски. Наверное, ощенилась не вовремя, месяца на два позже. Она опустила поджатую лапу и пригнула голову к земле. Желтоватые глаза посулили смерть.

«Волк — та же собака. Нужно закричать, бросить в зверя чем-нибудь», — вспомнил Чуев советы бывалых людей. Он заорал, схватил камень с пирамидки, швырнул в волчицу, но промахнулся, что было немудрено из положения сидя. «Ничего, — попытался успокоить себя Чуев, — вот ветка рядом, её суну в пасть. А по башке — топориком». Мышление ускорилось, футболка под свитером взмокла. На долю секунды он удивился, что волчица словно бы не заметила камня и не отпрыгнула. А когда понял её повадку, то по-настоящему испугался. Она здесь не одна! Волкам всё равно, кого разодрать — оленя или человека. Какой же он идиот, что полез наверх, увидев косуль с детёнышами! Ведь где они — там и звери.

Чуев вскочил, и вовремя: на него с другой стороны наступали ещё два волка помоложе. Евгений прижался к пирамиде из камня. И ветка, и топорик дрожали в его руках, горячее дыхание вырывалось из губ. Он обречён против троих зверей. Не факт, что их не больше…

Но зверьё не нападало. И волки, и человек застыли. Внезапно звери, словно сговорившись, бросились в стороны и растворились в пестроте леса. Чуев не успел перевести дыхания, как грянул выстрел. Охотники! Спасение! Но ни разговоров, ни движения, ни другого выстрела не последовало. Евгений с прозорливостью обречённого понял: спасение откладывается. Он крикнул, сипло и отчаянно:

— Люди! Товарищи! Турист в лесу! Не стреляйте!

Ему ответила тишина. Тогда Чуев сделал чудовищную ошибку: чтобы его заметили, он стал подниматься выше каменной усыпальницы мёртвого стража леса, то и дело крича:

— Человек в лесу! Не стреляйте!

Вот тут-то он и разглядел камуфляж стрелка, серую шапку и… маску! От очередного выстрела Евгений укрылся за стволом лиственницы, с ужасом вспоминая слова Лёнчика — «присыпали землицей, в буреломе скрыли». Его может ожидать то же самое… Но ведь друг уже наверняка проснулся от выстрелов. Неужели он не придёт на помощь?

Но странный охотник, скрадывавший человека, а не дичь, почему-то прекратил преследование. Спустя несколько минут Чуев выглянул из-за лиственницы и не увидел никого. Тогда он, постоянно оглядываясь и прислушиваясь, стал пробираться дальше, туда, где на противоположной стороне оврага была площадка и беспробудно дрых Лёнчик. Евгений позовёт друга, и тот что-нибудь придумает.

Через минуту-другую Чуев заметил ещё одну горку камней, совсем непохожую на первую. У подножия небольшого выступа скальной породы были беспорядочно навалены булыжники, а ниже змеилось русло пересохшего ключа. Евгений хотел идти дальше, но остановился от нахлынувших мыслей. Стрелок прекратил преследовать его возле пирамидки. Стоило ему подняться выше, и он бы влегкую снял Чуева. Что остановило охотника? Неужели глупое суеверие? А может, вера в то, что Чуева, сунувшегося на сакральную территорию, настигнет кара: волки порвут или другой несчастный случай произойдёт. Если это так, то стрелком мог быть только Лёнчик… За что же ему убивать старого друга? Может статься, что и двадцать лет назад палил в товарищей он… И вот на пути к тому месту, откуда прилетела пуля и врезалась в валун, обнаружилась гора камней. Очень удачное место, чтобы кого-то скрыть навеки.

Чуев надел перчатки и стал разбирать камни, не думая о том, что короткий осенний день скоро кончится, хрустальный воздух нальётся сумеречными потёмками, а в шесть часов от Базырея отойдёт автобус в город. Евгений ничуть не удивился, когда увидел, что в слежавшемся грунте есть включения, похожие на обрывки ткани, потерявшей цвет. Он отколупнул веткой пласт земли и увидел нечто напоминающее сапог. Потёр резину. Когда-то, двадцать лет назад, она была жёлтенькой, как цыплёнок. Ирка так и называла свою обувь — сапожки цыпы.

— Прости, Ира, прости, цыпа… и до встречи, — сказал Чуев и осторожно заложил останки девушки камнями.

Тут же с другой стороны оврага послышался звук мотора отъезжающей машины. Эх, Лёнчик, Лёнчик. Теперь уже нет сомнений, кто убил Иру и стрелял в друзей. Тот, кто свято верил в Игоряхины побасёнки, кто страшно разобиделся, что ему досталась нижняя часть друзы, грязновато-мутная, с включениями прилежавшей породы. И кто таскал с собой в походы дедово ружьецо, думая, что оно придаст ему значимости, силы и ловкости. И удачливости… И вот он вскарабкался на другую сторону оврага, пальнул в друзей, не попал. Но окаянства перестрелять их не хватило. Всё это увидела вредная девчонка, которая пошла по его следу. И поплатилась за это. Однако уверенность в вине Лёнчика — это одно, а доказательства его преступления — другое. Нужно проверить, как Паршин Леонид, а следом Ира, могли забраться сюда. И выяснить, почему сам Евгений не помнит этой страницы прошлого. Чуеву показалось, что ключ к разгадке именно в этом.

Он прошёл дальше, то и дело заглядывая вниз, выискивая место для спуска. Увы, это была скалистая часть Гиблого лога без кустарника и трав. У звенящего ключа Чуев вздрогнул: почва у воды растаяла от солнца, и на ней были свежие следы! Значит, Лёнчик поднялся здесь… Но из оврага склон кажется почти отвесным! Чуев присел возле бездны. При взгляде сверху вниз недоступность этого гребня оврага уже не казалась бесспорной. Вода так заливисто «пела», звенела струйками, потому что падала на многочисленные выступы в скальной породе. По ним, хватаясь левой рукой за всё, что подвернётся, запросто можно спуститься. Если, конечно, отбросить страх поскользнуться и сорваться. Хотя можно повернуть назад и хоть на пятой точке съехать по земляному склону. Но это, разумеется, с позволения волков… Чуев сказал громко:

— Да ладно! Трусливый Лёнчик смог, а ты сдрейфишь?

Так сказал бы и привыкший к риску Игоряха. Евгений умылся в ледяном ключе, хлебнул воды, перешагнул через русло, решительно ухватился за скалу, опустил ногу, нашаривая выступ. Разжать руки было труднее всего. Но Чуев сделал это! Со стороны всё выглядело, наверное, карикатурой на скалолаза. Евгений то вжимался лбом в острые грани камня, то слишком долго, так, что сводило плечи, высматривал следующий уступ. А потом дело пошло! Время и стихии выветрили более лёгкую породу, оставив для отчаянных и сильных полноценные ступеньки. Да и сама стена оврага оказалась вовсе не отвесной.

Наконец Чуев одолел чёртову лестницу Гиблого оврага. Руки-ноги дрожали, и он свалился навзничь прямо в лужу. Упёрся взглядом в небо, потому что посмотреть на проделанный путь было свыше всяких сил. Вот тут-то он вспомнил небо из снов. Но наяву оно не было безжалостно-неумолимым. Просто серым, потому что в Гиблый готовилась упасть осенняя ночь. Чуев поднёс трясшуюся руку к глазам — шестой час. На автобус он не успеет. Придётся искать ночлег в Базырее.

Евгений встал на четвереньки, выпрямился и зашатался. Ничего, разве он не мужик? Другой склон и подъём на него просто сказка по сравнению с тем, что только что довелось одолеть. Разбитый лоб трещит, кровь из носу идёт? Ерунда. Зато из-за этого душевная боль переносится легче. Предательство товарища, гибель Иры — вот что навсегда ранило его. А через несколько минут он наткнулся и на вторую разгадку — почему он не помнил ничего про стрельбу и пропажу Иры.

Чуев поглядел снизу вверх на туристическую площадку и поставил ногу на небольшой валун. Батюшки, да ведь это Шалтай-Болтай! А в прежние-то времена он находился наверху, на самом краю. Повеселил компанию, получил персональное имя за яйцеобразную форму. А сейчас оказался вросшим в землю. Лёнчик запросто мог столкнуть Шалтая-Болтая на поднимающихся друзей. Вот почему Евгению утром показалось, что площадка лишилась чего-то…

На адреналине, подгоняемый темнотой, Чуев взобрался на стоянку. Здесь было светлее, и он разглядел свой рюкзак. Слава богу, что Паршин не опустился до подлого воровства. Или просто не подумал, что Евгений уцелеет.

Он заковылял по дороге, с печалью размышляя о том, что добраться до Базырея просто не хватит сил. К ночёвке в лесу он не подготовлен. Будет идти, пока не упадёт.

Евгений глазам не поверил, когда увидел впереди свет фар. Паршин возвращается за ним? Здорово!.. Но это был не Лёнчик. Из старой, раздолбанной «Нивы» к нему бросились два мужичка.

— Эй, ты после ДТП? Садись давай, твой кореш тебя у Базырея остался ждать, — выкрикнул один из них.

Чуев ошеломлённо пробормотал:

— Я… я не после ДТП… Но если подкинете до Базырея, буду благодарен.

— Да он, Лёха, в беспамятстве. Видно же, что зашибся — вся рожа в крови, трясётся. Шок у него, — добавил второй.

— Садись, садись… Саня, ты на заднее лезь, — сказал Лёха и откинул спинку переднего сиденья.

В машине Чуев спросил:

— А кореш-то в камуфляже или пиджаке был?

Лёха хохотнул:

— В пиджаке и туфлях лаковых… Зато сам весь покоцанный, глаз всё рукой прикрывал. Но видно, что досталось мужику. Зато товарищ хороший — всё о тебе радел: поезжайте да выручите человека, отблагодарю.

И Лёха газанул вперёд, что говорило о его желании получить обещанное. Конечно, возле Базырея никто «Ниву» не ждал. Лёха расстроился:

— Вот поди ж ты!.. Видать, кто-то подобрал раненого… Ищи его сейчас по селу или по дороге.

Чуев вытащил бумажник и протянул ему несколько купюр со словами:

— Вот, возьмите. Дам ещё столько же, если подвезёте до первого села, где мобильник ловит сеть.

Лёха повеселел и снова газанул:

— Так хорошему человеку всегда рады помочь! Сами мы с Уряхино, туда и подкинем. Названивай своим или в больничку там…

Дорога то погружала Чуева в забытьё, то встряхивала так, что он стонал от боли в теле. К восьми часам они уже подъехали к селу. Однако Евгений не позабыл об обещании и негнущимися пальцами достал деньги. Совестливый Лёха отказался от них, но Чуев сунул купюры ему в руку.

Тогда Лёха подъехал к крайнему двору с огромным забором, застучал и пояснил:

— Машуня наша здесь живёт, фельдшерица. Пусть тебя осмотрит. От неё и позвонишь.

Чуев не слышал переговоров с Машуней, он покачивался у калитки, поддерживаемый Саней. Очнулся лишь тогда, когда его уложили на топчан, стоявший почему-то в кухне, и фельдшер стала обрабатывать ему лоб. После беседы с Лёхой и Саней она была убеждена, что Евгений попал в ДТП и у него сильнейшее сотрясение мозга, если не отёк; не разрешала даже двинуться и собиралась вызывать санавиацию. Чуев только скрипнул зубами: ну не объяснять же ей, что нет у него травмы, только сильное утомление, а лоб он использовал в качестве опоры при спуске. И всё же ему удалось позвонить хорошему знакомому. Чуев однажды отвёл от него беду, уличив дикую бригаду строителей в мошенничестве, и был вправе попросить о помощи. Разговор с Корнеевым Валерием был кратким, но информативным:

— Валер, я в Уряхино. Немного плохо себя чувствую, хочу уехать домой.

— Рядом с тобой кто-нибудь есть?

— Пожалуй, нет. Только я и мой персональный призрак.

— Алкоголь?

— Ах, если бы… Первый дом слева у въезда в село. Его сторожит фельдшер Машуня. Она грозная, но милая.

— Призрак как раз по моей части. Только ради него приеду. Заодно на тебя полюбуюсь, — ответил врач-психиатр. — Всё, жди.

Фельдшер недовольно нахмурилась, подозревая Чуева в бредовом состоянии, но он дальше повёл себя паинькой и заснул.

Корнеев прибыл в одиннадцать часов на чужом джипе, с незнакомым водителем, осмотрел Евгения и сказал:

— Машуня, дозвольте поцеловать ваши умелые ручки. Мне стыдно за этого человека, который где-то поцарапал лоб и побеспокоил вас на ночь глядя. Он поедет со мной. И с ним всё будет в порядке.

Фельдшер глянула на свои красные, почти мужские руки с коротко обрезанными ногтями и спрятала их за спину.

В машине Корнеев коротко обронил:

— Рассказывай. На Витьку внимание не обращай. Могила.

— Я выжил после покушения на мою жизнь.

Корнеев хмыкнул и пошутил:

— Ты сегодня пользуешься бешеным спросом. Мне знакомый из Управления звонил, говорил, что твой новый адрес разыскивает серьёзный мужик, не местный.

Евгений похолодел и потянулся за мобильником. Паршин, наверное, и к бывшей заезжал. Как там его Надюшка… Сердце пустилось таким галопом, что стало трудно дышать. К счастью, дочка отозвалась сразу.

— Па, время — двенадцать ночи. Я уже сплю, — сказала она совсем не сонным голосом. — К нам сегодня пытался проникнуть один тип. Сначала я взяла трубку домофона, но мама её перехватила и выдала ему всё, что он хотел услышать. Хорошо, в квартиру не пустила, отговорилась, что в доме маленький ребёнок. Ну, я и завопила «уа, уа, уа» для убедительности. Короче, мы с ней поссорились. Снова я — невоспитанная дурочка, а она — страдающая мать. Слэй, комфортик. Мама со мной три дня не будет разговаривать.

— Доченька… ты будь осторожна… — еле выговорил Евгений. — Извини, но завтра…

— Завтра ты за мной не придёшь, — прервала его Надя. — Комфортик. У меня свои планы на воскресенье. Ты, па, сам будь осторожен. До связи.

Чуев облегчённо вздохнул, откинул голову и закрыл глаза.

— Ну и куда сейчас? Ко мне о призраке беседовать или в полицию заявление о покушении писать? — спросил Корнеев.

— По моему адресу. Тебя приглашаю в качестве свидетеля. Напавший сейчас громит мою квартиру.

— Суровый мужик, — усмехнулся Валерий. — Ну что ж, так тому и быть, едем к тебе. А о приятном можно несколько слов?

— О призраке-то? Пожалуй… Мой друг, ныне мёртвый, явился мне в лесу. Потом он остановил машину у Базырея, чтобы правильный мужик Лёха доставил меня в Уряхино. Я понимаю: то, что вижу сам, может оказаться глюком моего мозга. А вот то, что видели другие, галлюцинацией не назовёшь.

— Ошибаешься, Евгений. Ты увидел то, что хотел, в обоих случаях. Так твоё сознание интерпретировало реальность в стрессовой ситуации.

— А если я получил после первой встречи вполне материальную вещь? Причём ту, которую не видел двадцать лет?

— Боже, как интересно! Хочу подержать её в руках.

— Да пожалуйста…

Евгений сунул руку в карман, боясь, что выронил талисман или он уже исчез. Но часть Игоряхиной друзы оказалась на месте. Корнеев повертел кварц в руках и передал её Чуеву, потом сказал:

— Судя по сколам, камень рубили. Это его ищет злодей в твоей квартире? Но цена вещице — тысячи две-три. Из-за такого глупо нападать на человека. Значит, дело в другом. Не пояснишь?

— Поясню, конечно. Но позже, в разговоре со злодеем века, — усмехнулся Чуев.

Посреди ночи они уже подъехали к дому Чуева. Шторы в его окнах пропускали зажжённый по всей квартире свет.

— Витёк, ты пойдёшь с нами, но останешься за дверью. Через пятнадцать минут вызовешь полицию, скажешь — проникновение в чужое жилище, — распорядился Корнеев. — Ну же, соберись с силами, Женя. Да не бойся, твой злодей не повторит нападения. На кражу в заведомо пустую квартиру с оружием не ходят. Оно, скорее всего, вон в том «крузаке» с номерами соседней области.

— Зато у него может оказаться охотничий нож.

— Твоя правда, прости меня, недалёкого. Витёк, зайдёшь вместе с нами, — сказал Корнеев, прихватил свой портфель, и все трое вошли в подъезд.

Замок квартиры Чуева был варварски вскрыт, поэтому и дверь не заперта. В комнате на полу стояли картонные коробки с антресолей. Паршин потрошил содержимое ящиков старой стенки, принадлежавшей когда-то родителям Чуева, и появление хозяина с друзьями не заметил. Повернулся бросить что-то в коробку, поднял взгляд на них и… даже не изменился в лице — не испугался, словно орудовал у себя дома. В принципе, он таким был с детства: спокойно открывал холодильник в гостях у друзей, мог без спроса позаимствовать у них любую вещь. Чуева и Игоряху это даже умиляло: они же не чужие друг другу, неразлучные, будто братья. Только Лёнчик такой непосредственный, искренний. И на работе липкость его рук воспринималась больше готовностью услужить другим, чем просто воровством…

— Ты что-то потерял в моей квартире? — спросил его Чуев.

Лёнчик блеснул ненавидящими глазами:

— Ты знаешь что…

— Конечно, знаю. Я всё теперь знаю. Присаживайся, расскажу.

Паршин по-хозяйски уселся в кресло, взял со столика пачку сигарет, закурил и выжидающе уставился на бывшего друга. Корнеева и Виктора он просто проигнорировал.

Чуев подавил приступ ненависти к нему. Что поделать, они сами с Игорем создали это чудовище.

— Ты с детства обожал легенды нашего края. Игорь верил тебе. А тебя интересовала лишь возможность обогатиться без особого труда, стать удачливым, возвыситься над всеми. Потому что ты был паразитом, ничего из себя не представляющим.

Лёнчик перебил бывшего друга, впервые взглянул на Корнеева и Виктора и обратился к ним:

— Мужики, вы хотите быть удачливыми и благополучными?

Виктор промолчал, а Корнеев заинтересованно ответил:

— Ну конечно. Все хотят.

— Воот, — протянул Лёнчик. — Представьте себе, что этого возможно достичь при помощи талисмана, камешка из Гиблого оврага. Отказались бы вы от такой возможности?

— Я точно бы не отказался, — засмеялся Корнеев.

— Беда в том, что одной удачи на всех быть не может, — вновь заговорил Чуев. — Даже на троих она не делится. Я же вспомнил, как тебя корёжило, когда Игорь топориком и камнем раскалывал друзу. Да ещё и поделил её, на твой взгляд, несправедливо — тебе досталась худшая часть, мутная от примесей, с породой. Ты глуп, но внезапно прозрел: всегда добрый друг презирал тебя, но не отдавал себе в этом отчёта. Поэтому ты побежал к площадке. За ружьём побежал. Твой гнев сотворил чудо — на какое-то время ты стал безумно храбр. Вскарабкался на другую сторону оврага, по его гребню догнал нас с Игорем и пальнул. Потом одумался. Но не знал, что следом поднялась Ирина. Возможно, она хотела остановить тебя. И ты убил девушку-свидетельницу… Пока мы отсиживались за валуном, ожидали конца пальбы, ты забросал тело камнями, спустился, влез на площадку. А тут мы с Игорем, растерянные и обеспокоенные за тебя с Ирой. Ты свалил на нас Шалтая-Болтая. И пока мы валялись оглушёнными в Гиблом логу, принял решение скрыть свои безумные попытки нас убить. Возможно, даже побежал за помощью в Базырей, надеясь, что зашиб нас.

— А ты попробуй, докажи это, — с каким-то дьявольским весельем откликнулся Лёнчик. — Ирку нашёл? Может, её охотники пристрелили. И то, что я на вас валун столкнул, тоже докажи. Может, ты после падения двадцать лет назад того… совсем ку-ку!

— Ты сегодня, то есть вчера, пытался меня убить.

— И это доказать нужно, — совсем развеселился Паршин. — Тебе перед твоими спутниками не стыдно лгать? Тогда я на тебя в суд подам за клевету!

— Я видел тебя. И только тебя могла остановить пирамидка из камней, под которой, по легенде, есть прах защитников края из Нижнего мира.

— Тю… прах… в суде такое скажи, это будет мне на руку. Или ты, может, гильзы собрал, а? — ехидно прищурился Паршин. — А если подумать, то какие у меня мотивы? Откуда я мог знать, что ты появишься у Гиблого лога? Как я мог пробраться по оврагу незамеченным? Ну-ка, выдумай насчёт этого очередную ложь!

— Гильзы ты собрал сам. А пока я занимался прахом девушки, запросто мог пробраться к площадке. Насчёт мотивов… Ты приезжаешь сюда каждый год. Тебя, неудачника, просравшего свою компанию, влекут те времена, когда всё удалось: и убить, и скрыть преступление, и нас обмануть. Это же такое наслаждение — чувствовать себя удачливым! Я же действительно встретил тебя случайно…

— Бред собачий. Ладно, удача мне изменила, не удалось найти твою часть друзы. Прощайте. Хотите — пишите заявление о незаконном проникновении в жилище. Только знайте: я отделаюсь штрафом, не более того.

— На твоих руках не только кровь Иры. ДТП, в котором погиб Игорь, наверняка ты подстроил. В больной голове мог родиться и другой план: убить всех владельцев талисманов на удачу. Как африканский каннибал пожирает труп врага, так и ты верил в то, что наша удача перейдёт тебе. А ты в ней очень нуждаешься, ведь без Игоря ты никто и звать тебя никак.

— Да пошёл ты, — огрызнулся Паршин.

Он в первый раз выглядел не на шутку взбешенным: губы побелели и перекосились, глаза яростно сверкали из-под бровей и отёчных век. Чуев понял, что его слова попали в цель.

— Что будем делать? — впервые подал голос Виктор.

В его руке, которую он вытащил из-за спины, оказалась металлическая бейсбольная бита. В наглом и злобном взгляде Паршина мелькнуло беспокойство.

Чуев помолчал и сказал:

— Пусть валит отсюда.

Корнеев спросил:

— Ты уверен?

Глаза врача пытливо всматривались в лицо Чуева. Но он только кивнул. Лёнчик глумливо усмехнулся:

— До встречи в суде за клевету, чистоплюй! А вы все — он даже не посмотрел на Корнеева и Виктора — свидетели!

И ушёл.

***

Через три дня в новостной ленте, переполненной событиями жуткого снегопада, накрывшего регионы Сибири, мелькнуло сообщение о странном происшествии на трассе. В масштабной пробке после начала движения не тронулся с места серый «крузак». Взбешённые водители устали сигналить и подбежали к машине. За рулём сидел мёртвый человек с окровавленным лицом и одеждой. Его рот и глотка были забиты мелкими острыми камнями, которые, по словам судмедэкспертов, разодрали ему пищевод. Камни нашли и в пакете из-под чипсов, и на сиденьях, и в багажнике.

Чуев налил коньяк в два бокала и сказал вслух:

— Игоряха… Прости, что не был рядом, что забыл про исток нашей молодости… Какими же глупцами мы оказались! Дружили, любили, наделяя близких людей своими собственными качествами, не видя настоящих характеров… Обеляли самое чёрное зло, прощали чудовищные вещи… И погибали. Прощай, друг. Но знай: теперь наши талисманы в руках человека совсем юного, но честного, самостоятельного в мыслях о мире, презирающего компромиссы. Его зовут Надеждой…