У моря

Осень в городке на побережье Балтийского моря была сырой и серой.

Волны, неспокойные, с пеной на гребнях, лизали бетонные пирсы, оставляя на них слизистые следы водорослей. Воздух пах солью, сырым песком и чем-то лаковым, как гниющая рыба, выброшенная на берег.

Семнадцатилетний Артём бродил по набережной, засунув руки в карманы куртки, когда впервые увидел её.

Девушка стояла у ржавых перил, глядя на горизонт, где серое небо сливалось с мутной морской полосой. Её длинные, почти белые волосы шевелились на ветру, а тонкая фигура в лёгком платье казалась неуместной в холодном октябре.

Она была красива — не так, как девушки из школы, а как-то иначе: лицо слишком симметричное, глаза слишком большие, с прозрачно-голубой радужкой, напоминающей лагуну в штиль. Кожа её была бледной, почти светящейся.

Артём замер, не знал, что сказать, но она сама повернулась к нему.

— Ты всегда так смотришь на море? — спросил он, чувствуя, как щёки горят от собственной неловкости.

Она улыбнулась, мягко, но с лёгкой задержкой, будто подбирала правильное выражение.

— Оно похоже на дом, — ответила она. Голос был низким, с мягким эхом, как будто звук шёл из глубины. — Меня Лина зовут.А ты зачем здесь?

Артём пожал плечами, пробормотал что-то о скуке и прогулках после уроков.

Они разговорились. Лина рассказала, что недавно переехала в городок, что любит читать о морских глубинах и слушать шум волн по ночам, хочет стать океанографом . Артём делился историями о школе, о мечтах уехать в большой город, стать програмистом или, может, путешественником.

Лина слушала, слегка кивала, а её пальцы скользили по подолу платья, словно переплетая. Они говорили, и он не замечал, как время пролетало.

Они начали проводить время вместе почти каждый день. Лина ждала его на набережной, всегда у тех же перил, всегда в лёгкой одежде, несмотря на холод.

Её движения завораживали: она не просто шла, а словно перетекала из одной позы в другую, плавно, как текучая вода.

Иногда она танцевала на песке, босая, кружась под шум прибоя, и Артём не мог отвести взгляд. Но бывали моменты, когда её поведение настораживало. Она могла замереть посреди разговора, глядя в пустоту, или сделать жест, слишком резкий, как будто её тело на секунду забыло, как быть человеческим.

Однажды, когда он протянул ей бутылку воды, её пальцы скользнули по его руке — холодные, чуть липкие, как будто мокрые. Он списал это на ветер и сырость Балтийского побережья, но ощущение осталось.

Лина любила говорить о море. Она знала о нём всё: о течениях, морских рыбах, о коралловых рифах, о существах, которые живут там, где нет света. Артём слушал, поражённый её эрудицией, но иногда её слова звучали странно, как будто она не просто знала, а чувствовала море, будто оно было частью её.

Однажды вечером, сидя на скамейке на у пирса, Артём вспомнил детство.

— Мы ездили на Чёрное море, — сказал он, усмехаясь. — Хотел поплавать, а там медузы. Целые полчища. Жалились, как черти. Одна уцепилась за руку, я оторвал кусок, а он всё равно шевелился. Мерзость. Жутко.

Лина посмотрела на него внимательно, её глаза сузились, но улыбка осталась.

— У большинства видов медуз оторвавшаяся часть не будет жить своей жизнью, — сказала она, будто цитируя учебник. — Медузы состоят в основном из воды и не имеют сложной нервной системы, как у животных с центральным мозгом. Оторванный фрагмент может некоторое время сохранять жизнеспособность, но в конечном итоге погибнет. Исключением являются некоторые виды, способные к регенерации, такие как Turritopsis dohrnii, которые могут возвращаться к стадии полипа, если испытывают стресс.

Артём хмыкнул.

— А какой смысл в такой жизни, если у них даже мозга нет?

Лина не ответила сразу. Она смотрела на Балтийское море, и её лицо было неподвижным, как маска.

— В любой жизни есть смысл.Не все медузы безмозглые. Они просто....по иному воспринимают мир— наконец сказала она тихо. — Некоторые… сложнее, чем кажутся.

Он засмеялся

-- Ну да , сложнее целлофанового пакета.

Но её взгляд остался серьёзным. В тот момент он впервые почувствовал лёгкий укол тревоги, но тут же отмахнулся. Лина была странной, но это и делало её особенной.

Через месяц она пригласила его в гости.

Артём волновался: он никогда не был у неё дома, не знал её семьи, и сама идея увидеть, где живёт эта загадочная девушка, будоражила.

Дом стоял на окраине, у самой кромки Балтийского моря — старый, двухэтажный, с облупившейся голубой краской и окнами, затянутыми мутной плёнкой, как будто покрытыми налётом соли.

Над входом висел ржавый фонарь, качавшийся на ветру с противным скрипом.

Лина открыла дверь, и Артём шагнул внутрь.

В доме было холодно, воздух пропитан сыростью, с привкусом ржавчины и чего-то органического, как запах гниющих водорослей. Гостиная была скудно обставлена: старый диван, деревянный стол, несколько стульев с потёртой обивкой.

На стенах висели странные картины — абстрактные, с переливами синих и зелёных тонов, напоминающие морские глубины.

Семья Лины ждала его за столом: мать, отец и младший брат, лет пятнадцати. Все они были высокими, с бледной кожей, почти прозрачной, и глазами того же прозрачно-голубого оттенка, что у Лины.

Мать, худая и изящная, улыбнулась Артёму, но её улыбка была слишком широкой, обнажая мелкие, острые зубы.

Отец, массивный, с широкими плечами, кивнул, и его движения были тяжёлыми, но странно плавными, как будто он двигался под водой.

Брат, худощавый, с длинными пальцами, смотрел на Артёма с лёгкой усмешкой, но не сказал ни слова.

— Присаживайся, — сказала Лина, касаясь его плеча. Её пальцы были холодными, скользкими, и он невольно вздрогнул.

Чаепитие началось в неловкой тишине. Мать разлила чай — густой, с зеленоватым оттенком, пахнущий чем-то солёным.

Артём сделал глоток, и вкус был странным, как будто он пил морскую воду с привкусом металла. Семья задавала вопросы: о школе, о друзьях, о том, любит ли он море. Их голоса звучали мягко, но с лёгкой насмешкой, как будто они знали что-то, чего не знал он.

Лина сидела рядом, её колено касалось его, и это успокаивало, но тревога росла.

Он заметил, что никто из семьи не пил чай — их чашки стояли нетронутыми, а руки лежали на столе, переплетаясь, как корни мангровых деревьев.

Артём пытался поддерживать разговор, но его взгляд зацепился за руки родителей. Мать и отец держались за ладони, и их кожа… начала сливаться. Запястья текли, как воск, соединяясь в одно целое, и под поверхностью проступали тонкие, пульсирующие нити, похожие на жилы или щупальца.

Он моргнул, думая, что ему показалось, но процесс продолжался: кожа растекалась, пальцы удлинялись, становясь полупрозрачными, как щупальца у медузы.

Артём почувствовал, как горло сжимается.

— Что… что это? — выдавил он, отодвигаясь от стола.

Семья замолчала. Мать наклонила голову, её глаза мерцали, как глубоководные фонари.

Отец улыбнулся, и его лицо начало терять чёткость, черты расплывались, как отражение в воде.

Брат — или то, что выглядело как брат — встал, и его тело задрожало. Кожа переливалась, как ртуть, и через секунду перед Артёмом стоял… он сам. Его собственное лицо, его глаза, но искажённые, с пустым взглядом и улыбкой, которая растягивалась слишком широко, обнажая ряды мелких, игольчатых зубов.

— Что не так, Артём? — спросила мать, и её голос стал хором, эхом отражаясь в комнате. Она поднялась, и её тело начало сливаться с отцом. Их конечности сплетались, кожа растворялась, превращаясь в полупрозрачную массу, утыканную щупальцами ,тонкими, постоянно переплетающимися жгутиками и мерцающими пятнами, похожими на тысячи крохотных глаз. Каждое из них моргало независимо, глядя на Артёма с холодным любопытством.

Брат перетёк через стол словно персонаж мультфильма, его тело влилось в массу, и теперь перед Артёмом возвышалось нечто огромное, бесформенное, пульсирующее, как гигантская медуза, выброшенная из бездны.

Щупальца, тонкие и бесконечно длинные, извивались, оставляя на полу слизистые следы. В центре массы открылся провал — не рот, а воронка, усеянная кольцами зубов, вращающихся, как жернова.

Артём закричал, но ноги не слушались. Он попытался бежать, но щупальце обвило его лодыжку, холодное и липкое, как морская вода.

Лина стояла рядом, её лицо было спокойным, но глаза плескались тьмой, как Балтийское море в бурю.

— Не все медузы безмозглые, — сказала она, и её голос стал глубже, древнее, как будто говорил не человек, а сама бездна. — У эволюции множество путей, Артём. Мы — один из них. Мы были здесь, когда ваши предки ещё скакали по пальмам. Мы ждали, наблюдали, учились. И чтобы жить, нам нужно, соединяться и .....питаться.

Её тело задрожало, кожа стала прозрачной, обнажая переплетение нитей и пульсирующих органов, не похожих ни на что человеческое. Она шагнула к массе, и её форма растворилась, сливаясь с ней. Теперь существо стало ещё больше, его щупальца заполнили комнату, а глаза — тысячи, десятки тысяч— смотрели на Артёма из каждого угла, из каждой тени. В их взгляде не было злобы, только бесконечное, чуждое любопытство, как у бога, изучающего муравья.

Артём почувствовал, как его поднимают. Щупальца обвивали его тело, проникая под кожу, и он видел — или ему казалось, что видел, — звёзды, чёрные и холодные, в бесконечной пустоте космоса.

Он видел планеты, покрытые океанами, где плавали тени, подобные той, что поглощала его. Он слышал шёпот, не слова, а вибрации, которые ломали его разум, открывая истины, слишком огромные, чтобы их вынести. Это было не просто существо, не паразит, не хищник.

Это был фрагмент чего-то большего, древнего, как само время, пришедшего из глубин, где свет никогда не касался дна.

Воронка раскрылась шире, и Артём провалился в неё. Последним, что он увидел, была Лина — или её образ, плавающий в массе, с той же мягкой улыбкой, что на набережной. Мир утонул в холодной, вязкой тьме, и шёпот бездны заглушил его крик.

******

На следующий день Лина стояла на набережной Балтийского моря, глядя на волны. Её волосы колыхались на ветру, как водоросли, а движения были плавными, текучими, как вода. Рядом остановился парень — новенький в городке, с рюкзаком за плечами и любопытным взглядом. Он улыбнулся, поправляя очки.

— Ты всегда так смотришь на море? — спросил он.Лина повернулась, и её улыбка растеклась по лицу, мягкая, но с лёгкой задержкой, как будто она училась быть человеком.

— Оно похоже на дом. Меня Лина зовут. Зачем ты здесь?— ответила она.

*****

Где-то в глубине Балтийского моря, под толщей воды, где свет растворялся в вечной тьме, нечто шевельнулось. Оно не имело имени, не имело формы, но оно знало. Знало, что его фрагменты, разбросанные по миру, продолжали питаться, учиться, ждать. И когда время придёт, они сольются вновь, чтобы вернуться туда, где звёзды холодны, а пустота жива.