У смерти разное лицо

— Смотри только в объектив, Лео! Не на меня, а в чертов объектив! — Марк "Маэстро" Ковальски перекрикивал оглушительный рёв двигателя и свист ветра в распахнутой двери самолёта. Его голос, обычно спокойный и уверенный, сейчас звенел от напряжения. — Ты теперь не просто прыгун, ты — звезда моего нового клипа! Дай мне красивое лицо, не эту маску первокурсника перед экзаменом!

Молодой парень, Лео, синевший от холода и страха, попытался ухмыльнуться. Не вышло. Его пальцы судорожно сжимали стропы, а в глазах читался немой вопрос.

— Я… я просто не знаю, куда девать руки, Маэстро.

— Руки держат стропы, голова — мысли, а сердце — кайф! — Марк ловко перемещался в проёме, камера в его руках была продолжением тела, его третьим глазом. — Вспомни, о чём мы говорили? Это не падение. Это твой первый настоящий полёт.

Марк знал о чем говорил. Для него небо было домом. За его плечами — больше тысячи прыжков. Он не просто обучал — он посвящал в таинство. А его видео были не сухими учебными пособиями, а настоящим искусством. Жена Лариса, глядя на них, говорила: “Ты снимаешь не просто небо, Марк, а его душу!” Сегодня вечером он покажет ей новый материал. Особенный. Ведь внутри неё, всего в паре месяцев от своего первого крика, уже рос их собственный маленький парашютист.

Самолёт вышел на точку. Пилот дал отмашку. Сердце Лео заколотилось чаще, его пульс отдавался в висках барабанной дробью.

— Готов? — крикнул Марк, прицеливаясь камерой. Его взгляд был горящим, яростным, полным той самой страсти, которая свела их всех здесь, на высоте трёх километров над скучной, плоской землёй.

— Готов! — выдавил Лео. Его голос дрожал, но в нём уже проступала решимость.

— Тогда поехали! Три… два… один…

Лео исчез в проёме, его крик растворился в потоке воздуха. Но за несколько мгновений до прыжка он с нервным смешком успел крикнуть:

— Эй, Маэстро! А ты свой парашют проверил? Спина у тебя какая-то… голая!

Марк, не отрывая глаз от видоискателя, лишь рассмеялся в ответ. Его голос был полон абсолютной, непоколебимой уверенности:

— Парашюты — для тех, кто боится упасть. Я не падаю, дружище. Я лечу. А теперь выключаю режим диалога и включаю оператора. Свет — божественный!

Он не заметил, как лицо Лео исказилось непониманием. Он не видел ничего, кроме идеальной картинки в своём экране: уходящая вниз фигура, пронзительная синева неба, словно нарисованная кистью мастера.

И он шагнул за ним.

Камера зафиксировала первые секунды — чистый восторг свободного падения, лицо Лео, на котором страх сменился эйфорией. Марк летел, как всегда — стабильно, красиво, искусно работая телом. Он был поэтом, сочинявшим оду скорости и высоты.

А потом он почувствовал неладное.

Обычно его разворачивало, подбрасывало, спина встречала мощное сопротивление воздуха, удерживаемого куполом за спиной. Сейчас же его просто несло вниз. Стремительно, неумолимо. Он инстинктивно потянулся за кольцом… и не нашёл его.

Такого не может быть.

Его взгляд, наконец, оторвался от заворожившего его экрана. Он скользнул по своему плечу. По груди. Он попытался оглянуться на спину.

Пусто.

Не было знакомого, тяжёлого, спасительного рюкзака. Была только тонкая ткань комбинезона.

В его сознании, словно на замедленном повторе, пронеслись кадры: последние приготовления в ангаре, он сосредоточенно проверяет снаряжение Лео, увлеченно настраивает камеру, заранее думает над выбором ракурса… При этом он отложил свой ранец в сторону, чтобы тот ему не мешал… и не вернул его.

Уверенность, ставшая слепотой. Рутина, убившая бдительность. Страсть, затмившая инстинкт самосохранения.

Ужас пришёл не сразу. Сначала — леденящая душу ясность. Физика, которую он так обожал, обернулась против него. Чистая физика.

Он больше не летел. Он падал.

И тут память, словно луч прожектора, высветила тот самый момент в ангаре. Он увидел его сейчас предельно ясно: его парашютная система, аккуратно уложенная, отодвинута в сторону, чтобы не мешать, его руки настраивающие камеру, проверяющие чужое снаряжение. Он отлично увидел себя со стороны — мастера, целиком поглощённого важными предполетными хлопотами. И вдруг он заметил ту самую, роковую, пустоту на столе рядом, по которой его взгляд скользнул и… не зацепился. Это было его “слепое пятно”. Не в глазах, а в сознании, затянутом пеленой творческого азарта. Пятно, в котором растворилось знание о том, что гений — тоже всего лишь человек, которому нужен строп и купол.

Камера выскользнула из ослабевших пальцев и устремилась к земле, до последнего снимая удаляющуюся фигуру человека на фоне бесконечного неба.

В эти последние секунды его жизнь пронеслась перед глазами не как череда ярких кадров, а как медленное, размеренное полотно воспоминаний. Он вспомнил первую встречу с Ларисой, их разговоры до рассвета, её улыбку, её руки, поглаживающие округлившийся живот. Вспомнил, как учил прыгать новичков, как радовался их успехам, как делился с ними своей страстью к небу.

Он не закричал. Что было толку кричать в бездушной пустоте? Вместо этого он закрыл глаза, подставив лицо солнцу и ветру. Внутри не было места панике. Только странное, неприличное спокойствие. И одна-единственная мысль, прощальная и ясная: "Я не променял бы ни одного из этих полётов на сто лет жизни амебы в луже. Ни одного…"

Его тело, словно в последнем танце, медленно вращалось в воздухе, выписывая причудливые спирали. Небо приняло его в свои объятия, став последним свидетелем его полёта.

***

В тот вечер Лариса Ковальская получила SMS от мужа. Одно-единственное, отправленное ещё в ангаре: "Сегодня я сниму самое красивое небо. Для тебя и для нашего малыша".

Она часто перечитывала его, сидя на крыльце и глядя вверх, где загорались первые звёзды. Она не знала деталей. Не хотела знать. Она знала главное.

Ей казалось, что Марк не разбился о землю — он просто растворился в бесконечности, слился с ветром, с высотой, с самой вечной лазурью, став частью того мироздания, которое всегда так страстно любил. Он не упал. Он стал небом.

А когда их сын подрос и спросил, кем был его отец, она ответила: "Твой папа был человеком, который умел летать. И он научил этому весь мир".

И в ясные дни, когда небо особенно выделялось над землёй своей синевой, она поднимала взгляд вверх и шептала: "Спасибо тебе, Марк. Ты научил нас всех смотреть на мир по-другому".

Потому что иногда, чтобы стать частью вечности, нужно всего лишь поверить в полёт.