Убей крестоносца

УБЕЙ КРЕСТОНОСЦА

Тридцать второй роман (тридцать девятая книга)

цикла «Вечный капитан».

1.Херсон Таврический (Византийский).

2.Морской лорд.

3.Морской лорд. Барон Беркет.

4.Морской лорд. Граф Сантаренский.

5.Князь Путивльский.

6.Князь Путивльский. Вечный капитан.

7.Каталонская компания.

8.Бриганты.

9.Бриганты. Сенешаль Ла-Рошели.

10.Морской волк.

11.Морские гезы.

12.Морские гёзы. Капер.

13.Казачий адмирал.

14.Флибустьер.

15.Флибустьер. Корсар.

16.Под британским флагом.

17.Рейдер.

18.Шумерский лугаль.

19.Народы моря.

20.Скиф-Эллин.

21.Перегрин.

22.Гезат.

23.Вечный воин.

24. Букелларий.

25. Рус.

26. Кетцалькоатль.

27. Намбандзин.

28. Мацзу.

29. Национальность – одессит.

30. Крылатый воин.

31. Бумеранг вернулся.

32. Идеальный воин.

33. Национальность – одессит. Второе дыхание.

34. Любимец богини Иштар.

35. Ассирийский мушаркишу.

36. Ворота богини Иштар.

37. Карфагенский мореход.

38. Меня зовут Корокотта.

39. УБЕЙ КРЕСТОНОСЦА.

© 2025

ПЕРВЫЙ ТОМ.

1

На этот раз я переместился в довольно удачном месте. Помахал веслами с полчаса – и вот он берег. Услышал, как волны разбиваются, падая на камни, оглянулся и увидел темную громаду средневекового города на скалистом полуострове. Я знал этот населенный пункт, как египетский Аак, завоеванный народами моря; как финикийский Умма, не такой раскрученный, как соседние, потому что располагался на высоком холме в километре от берега моря, поближе к речушке, и в морской торговле участвовал слабо; как ассирийский Акка, сдавшийся Синаххерибу; как вавилонский Талбуш, не решившийся сопротивляться Набукудурриуцуру, более известному, как Навуходоносор; как греческий Птолемаида, когда после захвата Александром Македонским был перенесен на скалистый полуостров, где проблемы с обороной сменились проблемами с водой; как иудейский Акко, когда был под властью римлян, где я должен был принять командование легионом и подавить восстание, но переместился; как арабский Акка, когда он попал под власть мусульман. Сейчас, в тысяча сто семьдесят четвертом году нашей эры, называется на французском языке Сен-Жан д’Акр в честь святого Иоанна или попросту Акра. Принадлежит, как вдовий надел, Феодоре Комнин, племяннице византийского императора и жене предыдущего иерусалимского короля, почившего одиннадцать лет назад. Она с любовником, двоюродным дядей Андроником Комнином, скрывается где-то в Малой Азии, и от ее имени заправляют рыцари-тамплиеры и госпитальеры. Акра является в Иерусалимском королевстве вторым городом после столицы по численности населения, около двадцати пяти тысяч, и первым по доходам, благодаря порту и расположению напротив прохода в горах, ведущего вглубь материка. Тут пересекаются несколько торговых сухопутных путей с морскими. Находится на юго-восточном берегу полуострова. Защищена со стороны суши двумя каменными стенами: внешняя высотой метров пять, внутренняя – восемь. Двадцать пять башен прямоугольные и метра на три-четыре выше. На востоке внешняя стена залезает сильно в воду и заканчивается фортом, сооруженным на скалистом островке. Называется Мушиным, потому что во времена язычников там приносили жертвы, оставляя внутренности животных и подтеки крови, на которые слетались эти насекомые. На юго-западной оконечности полуострова мощная цитадель тамплиеров. Когда я на лодке проплывал мимо нее, наверху говорили на французском языке. Что именно, не разобрал.

Гаваней в порту две: большая открытая Торговая и маленькая, закрытая бревнами, соединенными цепями, внутренняя Военная. В первой у каменного мола стоят под грузовыми работами «круглые» корабли – одномачтовые когги или, как их здесь называют, нефы, а восточнее вытянуты носами на песчано-галечный пляж торговые галеры. Во второй ошвартованы к каменному причалу длинные и более высокие, чем римские триремы, военные галеры с двумя и даже тремя мачтами. На внешнем крае стояла башня с небольшим бронзовым вогнутым зеркалом, направленным в сторону открытого моря. На ней, наверное, разводят костер, служит маяком, но сейчас не горел. Я плохо вижу все это, но знаю, потому что прочитал в своем романе во второй половине двадцать первого века. Утром сравню увиденное с тем, что представлял.

Я погреб к пляжу, где приткнулся между двумя венецианскими галерами. На обеих должны быть вахтенные матросы, но то ли дрыхли, то ли не сочли опасным, сделали вид, что не заметили. Они утром разбудят меня, спящего на попоне, расстеленной на мелкой гальке, своими эмоциональными разговорами. Будут выяснять, рыцарь я или нет? Их смутят седло под моей головой и пика, сагайдак и кожаные мешки, оставленные в лодке. Если да, то как я оказался здесь? Лодка – это уж очень не рыцарский вид транспорта.

Я открыл глаза. Солнце только выглянуло из-за горизонта, но было уже светло. На стременах седла скопились крупные капли росы. Галька тоже казалась словно бы обрызганной водой. Климат здесь очень влажный, воздух буквально насыщен водой, которая по ночам конденсируется на любых более холодных предметах.

Оба вахтенных матроса, судя по говору, венецианцы. Один темно-русый, другой черноволосый. У первого волосы до плеч, у второго подстрижены под горшок, до ушей. Бороды и усы короткие. Оба в камизах – нижних туниках из беленой шерстяной ткани с длинными узкими рукавами, поверх которых принято надевать более нарядную котту с короткими широкими рукавами или без них. Впрочем, в жарком климате это правило соблюдали только богатые и только потому, чтобы их случайно не приняли за голодранцев. Оба босые, причем ступни почти черного цвета и потресканные.

Я поздоровался с ними на том варианте вульгарной латыни, который станет венецианским диалектом. Припомнился мне сразу, когда услышал их разговор. Матросы ответили дружно.

- Ты кто и как здесь оказался? – спросил черноволосый.

- Английский рыцарь. Плыл на когге сюда. Вчера попали в шторм. Меня укачало, заснул, а когда проснулся, судно уже наполовину затонуло. Куда делся экипаж и большая лодка, не знаю. Я успел перенести свои вещи в маленькую лодку, которая была привязана в носовой части перед трюмом, и сесть в нее. Вода подняла нас и отнесла от тонущего когга. Я увидел огни на берегу и погреб на них. Пока добрался, вымотался чертовски, - рассказал я уже традиционную байку и сам спросил: - Экипаж и остальные пассажиры не приплывали сюда?

У меня была мечта, чтобы со мной в следующей эпохе оказался кто-нибудь из членов экипажа. Вот забавно было бы понаблюдать за ним!

- Не видели никого, - ответил темно-русый. – Может, они южнее пристали к берегу.

- Как вы думаете, за сколько можно продать эту лодку? – задал я следующий вопрос.

- Кто его знает. Может, десять денье, может, двадцать, может, тридцать, - ответил черноволосый. – Как сторгуешься.

- Позови сапрокомито (капитан галеры), предложу ему, - попросил я.

Матрос пожал плечами, что выражало огромное сомнение, что мой товар заинтересует такого важного человека.

Сапрокомито Антонио Зиани, нарисовавшийся на полубаке, хотел казаться очень важным, судя по черной конической шапке с прикрепленным спереди львом из желтого металла, скорее всего, надраенной бронзы, и красной шерстяной котте с широкими рукавами длиной до локтя, подпоясанной коричневым кожаным ремнем с застежкой из такого же металла, на котором висел слева кошель из тонкой кожи желтовато-коричневого цвета, украшенный разноцветной вышивкой в виде галер с поднятыми над водой веслами. При этом был бос, хотя ноги не такие темные, как у матросов. Видимо, на берег сходит обутым. Ему немного за тридцать, невысок, плотно сложен, темно-рус и круглолиц, однако нос орлиный. Загорелое лицо было выбрито дня два назад. Руки холеные, узкие, с тонкими пальцами, как у женщины. На левой золотой перстень-печатка на указательном пальце, а на правой на указательном, среднем и безымянном по серебряному с янтарем разного размера.

- Сапрокомито. купи у меня лодку за пятнадцать денье. Это половина ее цены, дешевле не найдешь, - предложил я.

- Мне не нужна твоя лодка, своих хватает, - отказался он.

- Перепродашь кому-нибудь с выгодой, - подсказал я.

- С ней будет больше возни, чем навара, - отказался он.

- Зря! – искренне молвил я. – Если откажешься от такой выгодной сделки, удача решит, что ты заелся, и отправится к голодному.

Антонио Зиани ухмыльнулся и сделал вывод:

- Для рыцаря ты слишком хитрый, хорошо торгуешься!

- В юности отец отдал меня на лето в ученики купцу. Я четвертый сын, а у него был всего один манор. Отец решил, если не наберет деньги мне на доспехи, оружие и боевого коня, то поможет стать купцом. На следующий год он захватил хорошую добычу и снарядил меня, пусть и скромно. Так я стал рыцарем, но приобретенные в то лето знания остались со мной, - выдал я прочитанную в романе версию.

- Хорошо, я куплю твою лодку за десять денье, - решил венецианец.

- И выделишь матроса, чтобы помог донести мои вещи до постоялого двора, - добавил я.

- Договорились, - согласился Антонио Зиани.

Акра многолюдна. По толчее на улицах, грязи и вони напоминает Рим в моей предыдущей эпохе. Рядом с портом находится венецианский квартал с собственной церковью святого Марка. Есть еще западнее генуэзский и юго-западнее пизанский. Кто больше помог крестоносцам, тот и получил лучшее место. Постоялый двор уже смутно напоминает гостиницу. Это двухэтажное каменное здание, образующее закрытый и затененный, прямоугольный двор, небольшой, арбы на три. Вход по тоннелю в одном из коротких крыльев. Крыша из красновато-коричневой черепицы, односкатная, наклоненная внутрь, чтобы дождевая вода стекала в подземную емкость для сбора ее. Вдоль второго этажа идет широкая деревянная галерея на каменных столбах. Слева от ворот на первом этаже конюшня на пару десятков стойл и сортир, а над ними сеновал. Справа – двухэтажный склад. Дальше в боковых крыльях на обоих этажах комнаты для жильцов, а во второй короткой напротив ворот – кухня и столовая на первом этаже и жилье хозяев на втором. Принадлежит постоялый двор степенному венецианцу Джованни Леоне лет тридцати шести от роду, бровастому брюнету, у которого нос выпирает вперед чуть меньше, чем пузо, туго обтянутое белой застиранной камизой. Жена Анна, невысокая жопастая смазливая похотливая кареглазая брюнетка, лет на восемь моложе, тоже пузатая, потому что беременная. У них шестеро детей, причем половина блондины. Видимо, горожане помогают Джованни управиться с женой.

- Полденье в день за комнату вместе с кормежкой утром и вечером. За коня и слугу еще полденье, - озвучил он цену. – Если мессира устраивает, может заселяться в любую. Сейчас все свободны, ждем торговый караван.

Жизнь здесь намного дешевле, чем в Риме.

Я выбрал на первом этаже по диагонали от сортиры и рядом со входом в столовую. Это был узкий темный пенал сантиметров на десять выше меня. В Риме я почти в любом помещении наклонял голову, чтобы макушкой не чиркнуть потолок. Толстая дубовая дверь с засовом на внутренней стороне. Внутри два каменных ложа у боковых стен, на одно из которых принесла и положила матрац из дерюги, набитый соломой, старшая дочка Биана, смазливая брюнетка – в маму пошла – лет тринадцати. Расправляя матрац, выставила не по годам большую задницу, обтянутую беленой туникой, и провозилась слишком долго, рекламируя товар. Почувствовав, что ее оценили по достоинству, разогнулась, стрельнула глазами, улыбнувшись по-сучьи.

- Один денье, мессир, и я приду, когда отец заснет, - объявила она расценки на товар.

- Полденье, - предложил я, потому что в Риме в среднем услуги проститутки были равны стоимости ужина и ночевки на постоялом дворе.

- Хорошо, мессир, - тут же согласилась она и, вихляя задницей, ушла.

Наверное, чувствует себя неотразимой соблазнительницей.

Я постелил поверх матраца новую попону, не провонявшую конем, но испачканную галькой. На свободном ложе расположил седло, щит и мешок с оружием. Пику поставил, прислонив к стене, у изголовья. Развязав второй мешок, достал флягу с вином, разбавленным водой, лепешку и отрезал кусок копченого окорока. Завалившись одетым и обутым на попону, жевал, запивая, и думал, чем тут заняться? Что будет дальше, я специально не стал читать, чтобы было интереснее. Оседать на Ближнем Востоке глупо. Через век с небольшим европейцев – чужеродный элемент – отсюда вышвырнут. Причем последние годы они будут ютиться на небольшой территории с центром в Акре. Подаваться к византийцам глупо. Через тридцать лет крестоносцы захватят и разграбят Константинополь, после чего империя надолго развалится на части. Можно попробовать заработать здесь феод и обменять на европейский. Такие варианты, как я знаю, были. В Европе в ближайшие годы больших войн не предвидится. Если построить крепкий замок, можно будет поплевывать с его донжона на всех, включая своего сеньора.

2

Лошадей продавали на рынке за воротами Генуэзцев, от которых шла дорога на Шикмону, будущую Хайфу. Почему ворота назывались именно так, Джованни Леоне не смог мне объяснить.

- Потому что через них всякая шваль к нам приходит, - предположил он самый вероятный вариант.

Каждый уважающий себя венецианец знает, что генуэзец бывает хорошим только в одном случае – мертвым.

Туда я пришел на следующее утро по довольно широким мощеным улицам, миновав по пути церковь Девы Марии и арсенал, в котором обитал городской гарнизон. Вдобавок в городе хватало рыцарей-тамплиеров и госпитальеров, которые часто попадались мне по пути, разъезжающими верхом в доспехах и при оружии. Видимо, жизнь у них не очень спокойная. Местные, по большей части ассирийцы с небольшой примесью арабов, иудеев и египтян, поглядывали на них, как на неизбежное зло. Я словно бы оказался во французской колонии начала двадцатого века, где любой европеец, даже лакей, чувствовал и вел себя, как человек высшего сорта.

Продавцов на рынке было больше, чем покупателей. В первую очередь на нем продавали волов, мулов и ослов. Лошади тоже имелись, по большей части вьючные. Нашел всего двух верховых, отбракованных тамплиерами. Продавал их член ордена, но не рыцарь, судя по коричневой одежде и алому кресту на груди без верхней половины вертикальной части, из-за чего напоминал букву «Т». Благородные господа ходили в белом и крест имели правильный. Один конь был боевым выученным, но старым, а второй молодым, но пока никуда не годным. Судя по унылому лицу тамплиера второго сорта – мужичка лет сорока, явно из прислуги – оба никого не интересовали.

- Сколько ты за них хочешь? – поинтересовался я.

- Приказано продать за сто двадцать пять серебряных денье каждого, - ответил он.

Тамплиеры или Орден бедных рыцарей Иерусалимского храма Гроба Господня (храм по-французски – темпл, отсюда неофициальное название), уже прослыли самым жадным, жлобским из рыцарских орденов. Такое впечатление, что создали его ростовщики, случайно родившиеся феодалами.

- За такие деньги можно купить молодого и обученного, а на ваших только мясник покусится, - сказал я.

- Да знаю, но приказали продать за столько, а мы люди подневольные, наше мнение не спрашивают, - признался он.

- А знаешь что, давай куплю обоих за четыре древних римских золотых солида. Отдам их тебе. Ты сходишь к командору, покажешь. Пусть проверит и, если одобрит сделку, приведешь лошадей в венецианский квартал на постоялый двор Джованни Леоне для рыцаря Александра де Беркета или вернешь деньги, - предложил я.

- Ты доверишь мне золотые монеты?! – удивился тамплиер второго сорта.

- Конечно, - подтвердил я. – Зачем они тебе?!

Если после смерти тамплиера среди его вещей найдут любую золотую или серебряную вещь, будет похоронен за пределами освященной земли, а если это обнаружится после похорон, гроб выроют и тело выбросят на съедение псам. Бедность, возведенная в культ, и стяжательство ради стяжательства, чтобы баснословные богатства, накопленные за два века, достались французскому королю Филиппу Четвертому. Напрашивается только одно определение – полезные идиоты. Уверен, что, увидев старинные золотые римские монеты, металл в которых чище, чем в нынешних, и весят почти в два раза больше, не захотят расстаться с ними, продадут лошадей.

На захваченных крестоносцами землях монеты чеканят все, кому не лень, включая иерусалимского короля. Подражают или византийцам, или арабам, причем делают полную копию, в том числе с изречениями из Корана, или на одной стороне арабская вязь, а на другой крест. Все равно подданные в большинстве своем читать не имеют, тем более, на арабице. Вес монет и сколько в них благородного металла, зависит от жадности изготовителей. Даже менялы не всегда могут определить точную стоимость их. В среднем за один арабский золотой динар, который весит четыре с четвертью грамма, или его христианскую реплику дают двадцать серебряных денье. За один римский ауреус получится около сорока.

Я отсчитал четыре золотые монеты с профилем Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа тамплиеру второго сорта, после чего вернулся в город вместе с ним, ведущим лошадей на поводу. По пути он рассказал, что в Дамаске умер атабек Махмуд Нур ад-Дин, злейший враг крестоносцев, неоднократно бивший их. Иерусалимский король Амори, решив воспользоваться ситуацией, созывает воинов в поход. Напасть собирается на город Панеада. Христианская армия будет проходить неподалеку от Акры, и рыцари-тамплиеры и госпитальеры присоединятся к ней.

- Когда шел на рынок, загадал, если куплю лошадей, тоже отправлюсь в поход на неверных. Посмотрим, поможет бог или нет, - выдал я, хотя мысль эта появилась только что, когда услышал новость, заодно подсказав, почему мне надо сделать скидку.

Примерно через час обе лошади стояли в конюшне постоялого двора. Как заявил второсортный тамплиер, доставивший их, командор сделал скидку, решив помочь бедному рыцарю послужить на благо истинной веры. У жадности так много оправданий. Наверное, я обязан был разрыдаться от счастья, но смог сдержаться.

Занялся решением второго важного вопроса. Рыцарь не может существовать без слуги. Точнее даже так: если тебя никто не обслуживает, ты являешься неблагородным человеком. Желательно иметь еще и оруженосца и пару сержантов, но для бедного рыцаря, каковым должны считать меня, это необязательные опции.

Я прошелся в квартал у Генуэзских ворот, где жили азиаты разных национальностей и вероисповеданий. Остановился возле большой лавки, в которой продавали крупы, специи, фрукты и овощи, свежие и сушеные. Это была часть большого жилого дома, в одном из крыльев которого сделали широкий вход с улицы, закрываемый крепкими, дубовыми, двустворчатыми воротами, сейчас распахнутыми. Внутри на каменных полках были расставлены глиняные миски и кувшины, сплетенные из лозы корзины и деревянные ящики с товаром: тяжелые внизу, легкие выше, дешевые ближе, дорогие дальше. Поскольку был конец мая, из свежего присутствовали только лук, чеснок и репа. Зато выбор специй поражал ассортиментом. Продавцом был ассириец-христианин, толстый и медлительный, но глаза шустро бегали на круглом усатом лице. Облачен в длинную, ниже колена, тунику с длинными широкими рукавами и короткие широкие штаны из беленой льняной ткани. Подпоясан красным кушаком, за который заткнут черный кожаный кошель. На ногах темно-коричневые кожаные шлепанцы с загнутыми вверх острыми носаками. Так понимаю, именно они послужат образцом для западноевропейских пуленов. Завидев меня, продавец малость напрягся, но заулыбался якобы радостно, что положено при его профессии. После того, как я поприветствовал на арамейском языке, улыбка стала искренней.

Я купил длиннозерный рис, изюм, финики и курагу – засушенные половинки крупных абрикос, отобрав лучшие. Она должна быть не слишком темная, жесткая и плотная, без блеска и кислинки, с приятным ароматом. Иначе сделана из перезрелых или забродивших плодов, или неправильно хранилась, или смазана оливковым маслом для привлекательности, или напитана водой для веса. При выборе фиников наоборот предпочтение отдавал темным, спелым плодам, которые с хвостиком. При его удалении внутрь быстрее попадает всякая зараза. Изюм взял черный сояги – высушенный в тени целой гроздью, без косточек, крупный, сладкий и нежный, напоминающий мармелад.

Продавец смотрел на меня с приоткрытым от удивления ртом, как на жонглера, работающего с десятком разных предметов. Видимо, я первый европеец, который разбирается в сушеных азиатских фруктах не хуже него.

- Устаз так хорошо говорит на нашем языке и знает нашу культуру! – восхищенно произнес продавец.

Устаз – это арабское обращение к благородному, уважаемому, образованному человеку, учителю, наставнику, очень хорошему специалисту. Чтобы заслужить такое лестное обращение, всего-то надо было овладеть разговорным арамейским и научиться разбираться в сушеных фруктах.

- Давно здесь живу, - ответил я.

- Я знаю много франков, которые прожили здесь десятки лет, но ни один из них не выучил и пары слов на нашем языке, не говоря уже про все остальное, - поделился продавец, сделал мне значительную скидку и предложил: - Мой сын отнесет твои покупки, куда скажешь.

Франками здесь называют всех европейцев. Это сохранится до двадцать первого века или более.

Я назвал свой постоялый двор и обратился с просьбой:

- Мне нужен слуга. Желательно не совсем тупой. Неплохо будет, если умеет читать и считать. Не спросишь у своих знакомых? Может, кому-то надо пристроить бедного паренька?

- Тебе нужен мальчик? – задал продавец уточняющий вопрос.

- Нет, предпочитаю девочек, - улыбнувшись, ответил я. – Мне нужен именно слуга. Собираюсь в поход. Там потребуется помощник.

Ассириец радостно улыбнулся в ответ и пообещал:

- Я поспрашиваю.

Юноша появился перед ужином. Звали его Чори (Житель пещеры, подземелья). Аборигены часто обитают в жилищах, вырубленных в склонах гор или провалах где не так жарко летом и холодно зимой. Пацану лет тринадцать. Черноволосый, худой, жилистый, смуглокожий. Лицо узкое с длинным носом, под которым черный пушок. Одет в холщовую небеленую тунику до колена и штаны, старенькие, но чистые. Босой. Назвав свое имя, сразу сообщил, что христианин, хотя мне это было без разницы.

- Родители не против? – первым делом поинтересовался я.

- Я сирота. У дяди живу, - ответил он.

Идеальный вариант.

- Помоги хозяйке с дровами, - дал я первое задание.

Анна Леоне готовила под моим руководством сладкий плов с изюмом, курагой и финиками. Пока что рис здесь не то, чтобы в диковинку, но стоит дорого, поэтому едят только обеспеченные люди по праздникам и обязательно делают с мясом. Узнав, что будет сладким, десертным блюдом, хозяйка постоялого двора сильно удивилась. Ей невдомек, что я соскучился по рису, который в Риме появлялся очень редко, и захотел сладкого, но без меда, который порядком приелся в предыдущую эпоху.

Приготовленным блюдом я поделился со своим новым слугой и детьми владельцев постоялого двора. Трескали за обе щеки, поэтому взрослым не хватило. Хозяйка попробовала, когда готовила, а хозяин перебьется. Судя по довольному лицу Чори, он рад, что нанялся ко мне. Там вкусно родичи вряд ли кормили его.

Понравилось блюдо и Биане, которая, облизывая сочные, поблескивающие губы, шепотом предупредила:

- Сегодня приду бесплатно.

В любом случае была бы в пролете, потому что днем я сказал, что сделаю перерыв на ночь, потому что надо растянуть имеющиеся денье до отъезда, который будет дня через два, или три, или позже. Никто толком не знает. Девочке понравилось кувыркаться со мной. По тому, кто больше получает удовольствия, она должна платить мне, а не наоборот. Вот Биана и придумала повод и цену не сбить, и удовольствие получить. Кстати, ее мамаша поглядывает на меня с сексуальным интересом. Видимо, дочка поделилась впечатлениями.

3

Орден братьев иерусалимского госпиталя святого Иоанна Крестителя или попросту Орден госпитальеров был основан в начале седьмого века, задолго до Крестовых походов. Вначале это был госпиталь для пилигримов, посещавших Святую землю, который обслуживали монахи, порой рискуя жизнью. После захвата Иерусалима крестоносцами превратился в военный, якобы охранявший паломников. Сейчас это довольно солидная организация, владеющая семью крепостями и полутора сотнями мелких населенных пунктов. Они не занимаются торговлей и ростовщичеством, тратят деньги на больницы, укрепления, помощь страждущим. Поэтому переживут своих заклятых друзей тамплиеров, дотянут до второй половины двадцать первого века, как минимум. Они носят черный плащ или сюрко с белым крестом с раздвоенными вверху перекладинами, который назовут в будущем мальтийским. Верховный магистр у них Жильбер Сирийский. Погоняло получил из-за того, что родился здесь. В комтурстве Акры рулит комтур Эрмангар д’Асп, выходец из Бискайи, возможно, далекий потомок кантаберов. Наверное, именно это и повлияло на мой выбор.

В одиночку в походы не отправляются. Надо было примкнуть к какому-нибудь отряду. Я точно знал, что пойдут тамплиеры и госпитальеры. Без них ни одна драка не обходится. Святые люди. Наверное, и город выставит какой-нибудь отряд, но никто не смог ответить мне, кто им будет командовать, если вообще будет. У тамплиеров карма плохая, а тут еще у госпитальеров командир, он же комтур, почти земляк. Вот я и наведался к нему в резиденцию, которая была при госпитале сразу за второй крепостной стеной напротив ворот Госпитальеров, от которых уходила дорога на Сор, он же Тир, тоже памятный город.

На входе во двор госпиталя тусовались восемь сержантов в стеганых гамбезонах без рукавов. Чем набиты, не знаю, прорех не заметил. Не самая удобная одежда в жару, но по-любому лучше кольчуги. Щиты и копья стояли прислоненными к затененной стене здания. Мечи висели на портупеях, пропущенных под поясной ремень, почти вертикально острием вниз и при ходьбе похлопывали по бедру. Впрочем, двинулись мне навстречу всего двое, а остальные, сидя на вкопанных в землю деревянных лавках за вкопанным в землю столом с овальной столешницей из ливанского кедра, рубились к кости под щелбаны. Когда я приблизился, как раз шла раздача проигрыша.

- Кто такой? Чего надо? – спросил меня на французском языке черноволосый смуглый кривоногий сержант, судя по акценту венгр.

Среди тамплиеров преобладают французы и англичане, а у госпитальеров крутой интернационал.

- Рыцарь Александр де Беркет, - представился я. – Хочу присоединиться к вам на время похода на неверных, если возьмете.

- Оружие, доспехи, конь есть? – задал вопрос второй из преградивших мне путь, длинный и белобрысый, явная немчура.

- Конечно, - ответил я на французском и добавил шутливо на немецком языке: - Я же знаю, что ты свои не одолжишь.

Сержант оскалил в улыбке удивительно крупные, белые, здоровые зубы. За столом сидел его соплеменник, который понял меня и заржал чисто по-лошадиному. Остальные не поняли, но заулыбались.

- Проводите его к комтуру, - послышался властный голос из сторожки без окон, которая располагалась справа от ворот.

Дверь в нее была нараспашку, но внутри полумрак, не разглядишь, кто там.

- Пойдем, - кивнул германец в сторону корпуса слева от ворот и двинул туда первым.

Венгр пристроился сзади, хотя я был без оружия.

Здание было с толстыми стенами из известняка. Потолки высокие, метра четыре с половиной. Полутемный коридор длинный и узкий. Наши шаги сопровождало тихое короткое эхо. Дошли до середины его и справа через высокую тяжелую дубовую дверь зашли без стука в большой зал, освещенный несколькими лампами, расставленными на выступах на стенах и заправленными, судя по горьковатому запаху, протухшим оливковым маслом.

Комтур Эрмангар д’Асп оказался сорокапятилетним, крепким, плечистым богатырем с черными с сединой, длинными, волнистыми волосами, зачесанными назад и открывшими залысины спереди, из-за чего высокий лоб казался еще больше. Лицо широкое. Нос длинный, мощный, как у французского шеф-повара. Усы и борода средней длины, волнистые и наполовину седые. Одет в алую шелковую камизу, поверх которой что-то типа короткого, до пояса, сюрко черного цвета с белым мальтийским крестом, и льняные черные шоссы (чулки), привязанные шнурками к гульфику. На ногах желто-коричневые кожаные местные шлепанцы с загнутыми вверх, острыми носами. Несмотря на солидный вес, он бесшумно расхаживал по каменному полу, сцепив руки за спиной, возле длинного дубового стола, за которым сидел писец в черной то ли тунике, то ли рясе с длинными рукавами, и диктовал письмо, судя по безапелляционности, подчиненному. Писец старательно записывал на папирусе гусиным пером, макая его в бронзовую чернильницу, похожую на кукиш с того места, где я стоял.

- В конце напиши, как обычно, - произнес комтур, повернулся ко мне и молча кивнул головой: выкладывай, что надо?

Я поздоровался, еще раз представился и повторил цель визита.

- Хочешь вступить в наш орден или присоединиться только на один поход? – задал он уточняющий вопрос.

- Для вступления в орден у меня пока слишком много земных желаний. Сперва хочу повоевать плечом к плечу с вами, заработать прощение грехов, - ответил я.

- Честный ответ, - сделал он вывод. – Я бы удивился, если бы ты в таком юном возрасте захотел вдруг стать монахом.

Судя по отражению в бронзовом зеркале хозяйки постоялого двора, выгляжу я лет на восемнадцать, что по меркам нынешней эпохи вполне себе зрелый возраст. Хотя в сравнение с собеседником я, конечно, сопляк. Пусть и дальше так считает.

- Нужна помощь оружием, доспехами? – спросил он.

- Спасибо, есть свои, - отказался я.

- Тогда послезавтра утром приезжай сюда. Отправимся вместе на соединение с армией короля, - предложил он и махнул рукой: проваливай!

Джованни Леоне сильно расстроился, узнав, что я уеду на третий день. Караван до сих пор не пришел, постояльцев мало. Вчера остановились восемь путешественников-венецианцев, следовавшие из Бейрута, но утром погрузились на галеру и уплыли в Александрию. На купцов не похожи. Кто они и зачем ездят здесь, осталось тайной, даже для Анны, которая так и не смогла их разболтать. Дочку Биану и вовсе обидели до глубины души, отказавшись от ее услуг. Как выразилась девушка, поганые людишки, несмотря на то, что земляки. Кстати, она единственная из детей родилась в Европе. Остальных можно считать азиатами.

В последнюю ночь мы занимались с ней любовью необычно долго. Чори заснул, дожидаясь во дворе, когда Биана уйдет. Она разбудила его как-то очень интересно, судя по смеху, сначала ее, потом его.

Утром мы верхом прибыли в госпиталь. Я, облаченный в доспехи, только шлем висел на передней луке, и при оружии, ехал на верховом коне, а Чори на боевом, на крупе которого было закреплено остальное наше барахло, включая четыре большие лепешки, которая Анна бесплатно выдала нам на дорогу. Как-никак на святое дело отправляемся – захватывать новые территории для европейских феодалов, светских и духовных.

Во дворе госпиталя было людно и шумно. Воины все были готовы в дорогу, но продолжалась погрузка мешков и тюков на мулов. Рамы для крепления грузов остались такими же, какими были за столько же веков до нашей эры. Рыцарей всего пятьдесят четыре человека, включая меня. У всех кольчуга-хауберк, закрывавшая тело с головы до ступней, причем капюшон с кожаной подкладкой. У кого-то надета поверх гамбезона, у кого-то под стеганным доспехом, который в таком случае называют жюпо-дармер. Кое у кого из знатных добавлены металлические пластины на груди и животе. Шлемы самые разные: есть простенькие полуовалы с наносником и/или наглазниками, а некоторые еще и с нащечниками, из-за чего напоминали римские; есть конические фригийские, добытые у византийцев, с наглазниками или даже лицевой маской; есть плоские, похожие на верхнюю часть коробки для торта – один кусок железа образует обруч по диаметру головы в подшлемнике, а сверху закрывает другой ровный или малость выгнутый; есть у богатых и знатных самые разные модификации этих вариантов с маской, нащечниками, назатыльником, причем порой эти элементы соединяются, образуя почти топхельм, до которого пока не додумались. Отличие от европейских в том, что у многих обвязан белой тканью, как тюрбаном, чтобы не сильно нагревался на солнце. Плюс у богатых оплечья, наручи и поножи. Щиты каплевидные с гербом или крестом ордена, белым на черном поле. Вооружены копьем длиной метра два-два с половиной, которое пока что используют не для таранного удара, мечом, булавой или молотом, кинжалом или ножом с шиловидным лезвием, чтобы пробивал кольчугу. Сержантов почти полторы сотни. У некоторых есть кольчуги, видимо, трофейные. Остальные в кожаных нагрудниках поверх гамбезона или только стеганых доспехах, порой дополненных кусками пришитой кольчуги или металлическими пластинками. Вооружение, как у рыцарей, каждого из которых сопровождает не менее одного слуги, а у знатных еще и оруженосцы. Вдобавок несколько слуг ведут обоз из нагруженных мулов.

Комтур Эрмангар д’Асп с нескрываемым любопытством и пренебрежением посмотрел на мои доспехи и спросил:

- Из чего сделаны?

- Из вареной кожи дракона, пропитанной раствором с каменной пылью. Изготовлены в Индии. Выдерживают стрелу и удар мечом, - на полном серьезе заявил я.

Про дракона комтур проглотил, не поперхнувшись, а вот насчет стрелы и меча не поверил, судя по ухмылке, но придираться не стал. Я не член ордена. Сходим вместе в поход и забудем друг друга.

- Выдайте ему наш сюрко, чтобы из-за странных доспехов не приняли в бою за неверного, - распорядился он.

Как-то я не подумал об этом. Кажется, что другие видят меня таким, каким я сам себя, а оказывается, что они такие тупые.