Убей тамплиера

УБЕЙ ТАМПЛИЕРА

Тридцать второй роман (сороковая книга)

цикла «Вечный капитан».

Второй том романа «Убей крестоносца».

1.Херсон Таврический (Византийский).

2.Морской лорд.

3.Морской лорд. Барон Беркет.

4.Морской лорд. Граф Сантаренский.

5.Князь Путивльский.

6.Князь Путивльский. Вечный капитан.

7.Каталонская компания.

8.Бриганты.

9.Бриганты. Сенешаль Ла-Рошели.

10.Морской волк.

11.Морские гезы.

12.Морские гёзы. Капер.

13.Казачий адмирал.

14.Флибустьер.

15.Флибустьер. Корсар.

16.Под британским флагом.

17.Рейдер.

18.Шумерский лугаль.

19.Народы моря.

20.Скиф-Эллин.

21.Перегрин.

22.Гезат.

23.Вечный воин.

24. Букелларий.

25. Рус.

26. Кетцалькоатль.

27. Намбандзин.

28. Мацзу.

29. Национальность – одессит.

30. Крылатый воин.

31. Бумеранг вернулся.

32. Идеальный воин.

33. Национальность – одессит. Второе дыхание.

34. Любимец богини Иштар.

35. Ассирийский мушаркишу.

36. Ворота богини Иштар.

37. Карфагенский мореход.

38. Меня зовут Корокотта.

39. Убей крестоносца.

39. УБЕЙ КРЕСТОНОСЦА. УБЕЙ ТАМПЛИЕРА.

© 2025

1

В последней трети августа Салах ад-Дин понял, что приехавшие из Франции пилигримы не собираются участвовать в местечковых войнах, и приказал выдвигаться к крепости Атара, которую тамплиеры строили возле брода Иакова. В прошлом году он пытался договориться с ними, предложил сто тысяч золотых динаров за отказ от строительства – и был послан чисто конкретно. Поэтому двадцать четвертого августа к вечеру мусульманская армия подошла к высокому холму у излучины реки Иордан возле брода Иакова и Дороги моря, идущей из Египта в Месопотамию и обустроенной римлянами. На его вершине появилась крепость не совсем правильной прямоугольной формы, с закругленной северной стороной, длиной метров сто двадцать и шириной от тридцати до тридцати пяти. Насколько я помню, пятнадцать веков назад там уже была меньшего размера. Наверное, на ее развалинах построили. Стены высотой метров пять сложены из плохо обработанных, одноразмерных блоков, скрепленных раствором. Пока что в крепости одни ворота в южной стене, к реке, по узкой калитке в остальных трех и донжон высотой метров двадцать в юго-западном углу. Это должна была быть внутренняя часть крепости. Еще одну линию стен только начали возводить. Наверное, поэтому не было рва, даже сухого. Приди Салах ад-Дин сюда через пару лет, увидел бы мощную, неприступную крепость. Нынешний вариант таковым назвать нельзя.

Мы расположились на холмах с трех сторон от нее и внизу у реки выставили заслон, чтобы осажденные не смогли добраться до воды, хотя не сомневались, что запасы ее велики. Наверняка, услышав о нашем приближении, навозили и заполнили резервуары и другие емкости. Внутри вместе с рабочими около полутора тысяч человек. Большая их часть стояла на стенах и наблюдала за нами. Они предполагают, что осада не будет продолжительной, потому что обязательно придет на помощь армия крестоносцев. По результату сражения или будет снята осада, или гарнизон сдастся на милость победителя. Я еще подумал, что Салах ад-Дин осадил ее, чтобы спровоцировать короля Балдуина на вынужденную, плохо подготовленную атаку. Отказался от этой мысли, когда увидел, какими силами и с каким старанием соорудили деревянную защитную галерею и начали делать подкоп под восточную стену. Видимо, место было заранее подсказано разведчиками, причем не самыми опытными в осадных работах. Эта стена стояла на крепком фундаменте. Чего не скажешь о северной, которую, как полагаю, возводили в спешке. На фундамент то ли времени и сил не хватило, то ли были уверены, что с этой стороны мы не сунемся, потому что там склон покатый, подкоп придется делать длинный и глубокий.

Наверное, я не лез бы со своими советами, если бы не увидел Салаха ад-Дина, подъехавшего к крепости с восточной стороны на красивом соловом арабском жеребце типа сиглави, самого утонченного, можно сказать, самого «арабского». Еще есть более крупный и менее красивый тип кохейлан и самый крупный и наименее аристократичный хадбан и два смешанных, которые некоторые считают вне породы. Жеребец такой идеальной стати и редкой масти тянет на несколько десятков тысяч золотых динаров. Обычно султан редко выходит из шатра. Он из категории кабинетных руководителей. Если прибыл посмотреть, значит, для него это очень важно.

Подъехав, я, вопреки привычке начинать с неприятных новостей, похвалил коня:

- Какой красавец! Давно не видел таких!

- Его подарил эмир Медины, а ему подарил кто-то из паломников, - молвил польщенный Салах ад-Дин и спросил меня, хотя понятия не имел, разбираюсь ли в осадных работах: - Как думаешь, сможем захватить крепость до подхода армии франков?

- Если будем делать подкоп с этой стороны, то нет. Здесь фундамент крепкий, вряд ли обвалится, - ответил я. – Советую сделать с северной. Там больше работы, но и результат будет лучше.

- Делать с этой стороны посоветовал архитектор из Дамаска, очень образованный человек. Он был здесь весной, когда мы ненадолго осадили крепость, - сообщил правитель.

- Я не так хорошо образован, как дамасский архитектор, поэтому не буду оспаривать совет такого уважаемого человека, но людей у тебя много, инструментов и дерева тоже. Так почему бы не сделать сразу два подкопа? – предложил я. – Если второй не пригодится, ты ведь ничего не потеряешь.

- Пожалуй, ты прав, хитрый франк! – улыбнувшись, произнес он. – Я выделю тебе людей и материалы. Копай, где сочтешь нужным.

Инициатива наказуема исполнением.

К работе выделенные мне люди приступили во второй половине дня, после полуденного отдыха. Сперва в указанном мною месте установили крепкие высокие щиты, чтобы арбалетчики со стен не мешали нам. Впрочем, они беспокоили нас не так назойливо, как тех, кто копал под восточную стену. Видимо, тоже были уверены, что с этой стороны у нас ничего не получится. Они не знали, что за дело взялся доктор технических наук, в свое время преподававший сопротивление материалов. Точных инструментов у меня не было, но я сумел примерно рассчитать расстояние до стены по наклонной и кубатуру помещения, выжигание которого гарантированно приведет к обрушению, как минимум, части стены.

Нам предстояло сделать раза в полтора больше, чем конкурентам, поэтому работали в три смены под охраной крупного отряда пехоты. Я по несколько раз в день проверял направление и наклон штольни. Она узкая, разойтись можно только боком, и невысокая, под некрупного аборигена, работающего кайлом. Грунт – известняк, сравнительно мягкий, не сравнить с гранитом. Проходчики работали, часто меняясь, чтобы поддерживать высокий темп. Нарубленное выгребали по цепочке и выбрасывали под щиты, укрепляя их. Со временем образовались надежные защитные валы. Крепления начали делать только под стеной. Я тайно надеялся, что просядет раньше, чем натаскаем дрова и разведем огонь, и именно в этот момент меня под ней не будет.

Выбравшись из штольни, я долго выплевывал пыль изо рта скрипевшую на зубах, и выковыривал из носа, приговаривая любимую донбасскую речовку:

- Проклятые рудники!

На третий день вышли под стену. Там, по мере расширения камеры, начали работать сразу несколько человек, темп ускорился. Одни шли влево, другие вправо, третьи углубляли, четвертые выковыривали отверстия в потолке, чтобы мог выходить дым, была тяга. Как только пробили первую дыру, сразу стало светлее и дышать легче.

На четвертый день ближе к обеду подожгли дрова в подкопе под восточную стену. Я приказал своим не останавливать работы и пошел посмотреть, что получится у конкурентов. Несмотря на то, что их удача обернется неудачей для меня, желал, чтобы у них получилось. Мне уже надоело играть в шахтера, лазить по узкой штольне. В детстве много времени проводил в подвале под домом, а там было много узких лазов, по которым протискивался с трудом. Мне до сих пор снятся кошмары, что застрял в одном из таких. Знаю, что выберусь из этой эпохи живым, но все равно напрягался в штольне, когда рядом начинали сыпаться мелкие камешки, предвестники больших неприятностей.

Горело у конкурентов тускло. Не знаю, они пробили такую узкую щель или ее вообще нет, и дым сам сумел как-то протиснуться, но горело у них плохо. Я знал, что результат будет нескоро, поэтому ждал в тенечке. Мои соратники наоборот приготовились чуть ли не мгновенному обрушению стены. Неподалеку от нее собралась почти вся наша армия. Осажденным было не менее интересно. Зрелищ сейчас мало, каждое в цене, даже смертельное для зрителей.

Прошел час, второй, третий… Дыма становилось все меньше, а стена продолжала стоять, как ни в чем не бывало. Как говорили в годы моего детства, факир был пьян, и фокус не удался. Зрители на стене начали расходиться. Вскоре их примеру последовали и наблюдавшие с другой стороны ее.

Ко мне подошел мамелюк из личной охраны правителя с приказом прибыть к нему. Салах ад-Дин, одетый во все белое, сидел на высоком стуле под натянутым для него белым тентом. Босые ноги со сравнительно светлыми ступнями стояли на белой подушечке, положенной на четырехногую табуреточку. В левой руке держал серебряный кубок с шербетом из свежих яблок, судя по аромату. На лице не просто разочарование, а детская обида на пьяного фокусника.

- Сколько тебе надо времени на завершение работ? – спросил он.

- Дня два-три, - ответил я, хотя можно было бы уложиться и в одни сутки.

Салах ад-Дин, видимо, почувствовал это, приказал:

- Надо обрушить стену завтра. Если получится, каждый рабочий получит по сто динаров.

- Попробую после полудня поджечь, - пообещал я.

Когда вернулся к своей штольне, там уже знали результат, поэтому не удивились приказу и обещанию своего правителя.

- Поднажмите, парни, - потребовал я. – У вас появился шанс стать богатыми.

За сто золотых динаров можно купить дом в Дамаске или большой сад в деревне и рабов для его обслуживания, что позволит не работать всю оставшуюся жизнь. Это голубая мечта любого аборигена.

Они услышали меня. Когда я пришел утром, камера под стеной была расширена больше, чем за предыдущие сутки. Я приказал убирать крепления и заносить ячменную солому, которой нам навезли с полей, расположенных неподалеку. На нее положили сухие ветки, поверх которых наколотые дрова и сверху чурки, расколотые на четыре части или две половины. Последние затолкали под потолок. Не помешало бы облить оливковым маслом или добавить битума, но и то, и другое, что нашли в Панеаде, было использовано нашими конкурентами, которые сейчас расширяли выгоревшую камеру, собираясь завтра наполнить ее новым горючим материалом и поджечь. Следовательно, мы повторим послезавтра, если фокусник опять подведет.

Подожгли после полудня, когда большая часть осаждавших и осажденных разошлась отдыхать. Я предупредил, что ждать придется несколько часов, поэтому зрителей было всего с полсотни. Расположившись в тени от запасного деревянного щита, откуда северная стена не видна, я собрался покемарить часок-другой. Помешали зрители, которые начали подходить и громко и эмоционально обсуждать увиденное. Наш подкоп горел хорошо, испуская много дыма, который вырывался из трех отверстий и как бы заползал неспешно наверх по крепостной стене и там рассеивался юго-восточным ветром. Это зрелище раззадоривало осаждавших и вгоняло в тоску осажденных.

Первый результат появился часа через полтора. По стене слева от закрытой дымом части побежали трещины, сперва тонкие, напоминающие паутину. Увидев их, воины нашей армии заорали радостно, и многие побежали облачаться в доспехи и брать оружие. Их крики донеслись да шатра Салаха ад-Дина, расположенного километрах в двух от крепости. Вскоре оттуда выдвинулась конная группа в сопровождении спешенных мамелюков. Когда они подъехали, закопченная часть стены уже просела немного и наклонилась наружу. От нее начали отваливаться куски, пока небольшие, а дым, пусть и не такой густой, как раньше, все еще продолжал вырываться наружу. Напротив северной стены уже стояли воины в доспехах и с оружием наготове.

Ждать им пришлось еще с полчаса. Трещин на стене становилось все больше и они расширялись, а потом она вдруг наклонилась сильно наружу и словно бы отшвырнула большую часть себя, избавляясь от непомерной тяжести. К дыму добавилось облако светло-коричневой пыли. Когда она осела, стало видно, что в северной стене образовался проем шириной метров десять и высотой над уровнем земли около полутора метров, и к нему вел пандус из обломков.

Без приказа сотни воинов-мусульман с громкими криками побежали к нему. Растерявшись от неожиданности осажденные не сразу организовали защиту. Первые атакующие уже были в проеме, когда в них полетели арбалетные болты, а во дворе появилась шеренга копейщиков. Уверен, что они понимают, чем все закончится, что для многих этот бой будет последним. Все больше осаждавших прорывалось во двор, растекались по нему, атакуя защитников с разных сторон. Те, кто мог, отступали к донжону, а остальные погибали или, в основном рабочие-строители, бросали оружие и молили о пощаде.

Я был без доспехов, которые остались в шатре, собирался надеть после сиесты, потому наблюдал издали. Типа смотрел кинуху про Средневековье, в которой актеры играли батальные сцены без каскадеров. Сценарист был бездарным, никакой интриги. Режиссер-постановщик тоже не лучше, потому что стычки были короткими, никаких продолжительных и безрезультатных маханий мечами и саблями. Наши воины налетали вдвоем-втроем на одного крестоносца – и он тут же падал мертвым или сдавался. Отважные рыцари дорожили своей жизнью не меньше, чем их противники. Тамплиеры сдавались реже, но на кой им такая нищая жизнь?!

Уцелевшие защитники крепости, кто успел, забились в донжон, забаррикадировавшись там. Штурмовать их, неся потери, наши воины не захотели. К башне начали приносить солому и дрова, заготовленные на два подкопа. Когда куча стала большой и выше входной дубовой двери, расположенной, как обычно, на втором ярусе, ее подожгли. Во дворе, на сторожевом ходе по обе стороны от донжона и рядом с ним за пределами крепости собрались лучники, которые стреляли по узким окнам на верхних ярусах и по тем воинам, которые выбирались на самую верхнюю площадку с мерлонами по краю, похожую на шахматную туру. Чем лучше разгорался костер и выдавал дыма, тем больше воинов скапливалось наверху, а после того, как сгорела входная дверь и горячий воздух ворвался внутрь донжона, их там собралось столько, что не могли спрятаться, закрывались щитами, вскоре ставшими похожими на ежиков. Видимо, пожар начался и внутри донжона, потому что дым повалил из окон.

Боль от огня самая невыносимая. Чтобы избавиться от нее, люди готовы умереть или рискнуть. Крестоносцы один за другим начали сигать с донжона, а это, как минимум, высота шестиэтажного дома. Они, кто молча, кто с криком, летели «солдатиком», гулко или звеня хауберком ударялись о камни и падали, перекатываясь. Кто-то на сторожевой ход, до которого лететь метров на пять меньше, кто-то во двор, а кто-то за пределы крепости, добавляя себе восхитительные мгновения полета. Их принимали на всех трех позициях, паковали. Поломавшихся отволакивали метров на пять-десять и оставляли там до поры до времени, а тех, кто мог ходить, выводили за пределы крепости к другим пленникам, сидевшим плотной группой на каменистой земле на одинаковом расстоянии от нее и белого навеса, быстро натянутого рабами для Салаха ад-Дина, который, сидя на высоком стуле и попивая шербет, смотрел ту же кинуху.

Я ушел из «кинотеатра» раньше. Из-за жары сильно захотелось пить, а рядом не было никого, кто угостил бы шербетом. Отвлекать мелкой просьбой главного зрителя я не решился. Мой шатер стоял неподалеку от реки Иордан. Утолив жажду белым вином, которое Тинта сильно развела водой, потому что осталось его мало, я долго купался в реке, смывая грязь с тела и неприятные воспоминания с памяти о прыгунах. Переодевшись в чистое, лег в тени от шатра на расстеленную женой подстилку из желтовато-белой толстой поскони. Чувствовал себя вялым, разбитым из-за того, что не поспал в сиесту, но сон не шел.

Из этого вялого состояния меня вывел рослый чернокожий мамелюк, который привел солового коня, которым я восхищался пять дней назад, и важно, что при сильном акценте делало слова смешными, объявил на арабском языке:

- Наш великий повелитель дарит его тебе.

- Передай, что я поражен его неслыханной щедростью! – искренне произнес я.

Надо было видеть восхищенные глаза Тинты. Для нее, дочери кочевника, конь – мерило человека. Поскольку самый красивый и дорогой конь на земле принадлежит мне, то и она, как моя жена, самая красивая и дорогая.

2

Крепость Атару разрушили настолько, чтобы восстановление заняло много месяцев. Камни скатывали вниз по склону к берегу реки Иордан. Все, что могло гореть, сожгли. Оставалось только посыпать солью, чтобы на этом месте больше ничего и никогда не выросло. После этого наша армия вернулась к Панеаде, откуда по одной трети ее, чередуясь, совершали налеты на вражескую территорию. Впрочем, грабить было нечего. Начавшаяся в прошлом году засуха не собиралась заканчиваться. Погода стояла жаркая и сухая. За лето прошел всего один жиденький дождик

Я, как обычно, расположился за пределами города, поэтому начальству на глаза попадался редко, но иногда это случалось. Я возвращался с Тинтой и Чори с охоты. Мы везли пару газелей и кобеля-салюки, который сильно устал, гоняясь за ними. Сука осталась у шатра с щенками. В этом году в помете их восемь. Гарик сидел на крупе солового жеребца. Тинта и Чори везли по газели каждый. Оба считали, что моего коня нельзя пачкать кровью. На подъезде к городу мы догнали кавалькаду человек в двести – Салаха ад-Дина и его охрану. Они тоже возвращались с охоты, и тоже с двумя антилопами, что для такой большой оравы было слишком скромно.

Я поравнялся со своим работодателем, который ехал на арабском сером жеребце, таком же красивом, как мой, только цвет более распространенный. Поздоровавшись, поздравил его с успешной охотой. Хоть что-то ведь добыли, не зря съездили.

Салах ад-Дин отнесся к моему поздравлению с юмором:

- Это тебя надо поздравить, а нам впору плакать! У нас нет такой хорошей собаки, как у тебя.

- Могу подарить щенка, когда подрастет. Моя сука принесла восемь штук. Купишь ему пару от других родителей, - предложил я.

- Некогда мне с ними возиться. Других дел хватает, - отмахнулся он. – Лучше подскажи, как мне склонить правителя франков к миру?

- Нанеси удар там, где он не ждет, лиши дохода. У тебя в Египте стоит без дела большой флот. Направь его в Акру, - посоветовал я. – Город не обязательно захватывать. Достаточно ворваться в гавань и сжечь там корабли и пакгаузы. Туда скоро должен прибыть торговый флот франков с зерном нового урожая и оружием и взять в обратную сторону специи и благовония. Если ты уничтожишь и то, и другое, в следующем году крестоносцам не на что будет воевать. Они только говорят, что воюют за веру, а на самом деле ради денег, добычи. Разве что безмозглые тамплиеры готовы погибать бесплатно, но их мало, чтобы на равных воевать с тобой.

Судя по улыбке, услышанное очень понравилось Салаху ад-Дину, который сделал вывод:

- Они сделали большую ошибку, поссорившись с тобой!

Через день наша армия отправилась в Дамаск на зимние квартиры. Из-за засухи грабить было нечего, поэтому султан решил распустить большую часть воинов по домам, на самообеспечение.

Меня распределили на постой к богатому купцу, который жил неподалеку от цитадели, освободив крыло, в котором жил старший сын с семьей. Они перебрались на зиму в центральную часть к родителям. Купец помнил меня по визиту сюда с караваном венецианцев. Узнав, что я сейчас старший командир в армии Салаха ад-Дина, сильно удивился.

- Зарабатываю деньги, как умею! – шутливо объяснил я.

Купец правильно понял, что в каждой шутке есть доля шутки.

В начале ноября до Дамаска добралась новость, что египетский флот, внезапно ворвавшись в гавань Акры, два дня наводил там шорох. Странно, что франки прощелкали его. Уж слишком много галер было. Купцы такими большими караванами не ходят. Наверное, сработало то, что раньше не было нападений с моря. В результате налета в лучших пиратских традициях были уничтожены все военные корабли, нефы и часть галер, которые не смогли забрать с собой. В придачу ограбили и подожгли прилегающие к гавани дома, захватили много рабов. По закону подлости для потерпевших в то время большая часть тамплиеров и госпитальеров находилась в Галилее, готовились отразить нападение мусульманской армии. Оставшиеся первый день сидели в своих замках, любовались пожарами и только на второй организовались и начали оказывать сопротивление. К тому времени египетский флот уже выполнил свою задачу и отправился восвояси с богатой добычей. Салах ад-Дин, как обычно, взял себе только знатных пленников для обмена и десять тысяч золотых динаров в награду мне за дельный совет, а всю остальную добычу оставил тем, кто ее захватил.

Награду выдал, пригласив меня в цитадель, в высокий большой зал с колоннами и арками и стенами, выложенными плиткой с многоцветными геометрическими узорами. Вручил вексель на известного дамасского ростовщика, которому, по слухам, должны все, кроме правителя и эмира.

- Не думал, что предложенная тобой авантюра окажется такой результативной, - признался Салах ад-Дин. – Франкская армия убралась из Галилеи, разошлась по своим замкам. Во всех приморских городах усилили гарнизоны. Жаль! Я собирался отправить приказ, чтобы мой флот напал еще на какой-нибудь порт.

- Это нетрудно организовать. Отправь по суше большой отряд грабить Галилею. Король обязан будет собрать подданных и отправиться на помощь. Как только он пойдет туда, отряд пусть вернется в Дамаск, а флот нападет на какой-нибудь приморский город на юге. Франки поспешат туда, а мы нападем по суше на Сайду или Бейрут. Уверен, что королю Балдуину быстро надоест мотаться туда-сюда, запросит мира, - посоветовал я.

Мне и самому надоела уже служба на суше. Ладно бы воевали постоянно, а то большую часть времени ни живого дела, ни добычи. В Бейруте я занимался обучением еще пяти с лишним сотен кавалеристов-копейщиков. Салах ад-Дин решил довести их количество до тысячи. Часть заменит погибших в сражении в Долине Источников. Новички прошли за два месяца базовый курс подготовки под руководством сотников и десятников из первого набора, после чего перемешал их с опытными воинами и разделил на десять сотен. До весны погонял всех вместе, обучая таранному удару строем «свинья» и линией. Почти половина моего отряда уже имела боевой опыт, поэтому обучение заходило легче. Воины понимали, что и зачем они делают.

В апреле в Дамаск прибыло посольство от иерусалимского короля Балдуина. Прокаженный просил перемирия. Ему выдвинули условия: не вторгаться на мусульманские территории, не нападать на купеческие караваны и паломников, не строить на спорных землях крепости. Заодно обговорили обмен пленными и выкуп за знатных в размере сто пятьдесят тысяч золотых динаров за каждого. За Гуго Галилейского заплатила его мать, графиня Триполи, а Бодуэн поклялся на Библии, что выплатит все сполна сам, когда вернется в свои сеньории Мирабель и Рамлу. Третий знатный пленник великий магистр тамплиеров Одо де Сент-Аман к тому времени завернул ласты в дамасской темнице, где ему была отведена отдельная келья. Последние месяцы своей жизни он провел именно так, как и положено члену монашеского ордена – в постоянных молитвах.

Франкское посольство сгоняло по-быстрому в Иерусалим и вернулось с согласием короля Балдуина на все условия Салах ад-Дина. В мае было подписано перемирие на два года с возможным продлением на такой же или больший срок. После двух подряд поражений у крестоносцев осталось слишком мало воинов. Для того, чтобы вырастить собственных, потребуется лет десять-пятнадцать. Разве что подтянут помощь из Европы. Желающих пока что мало. Там уже поняли, что хорошие земли расхватаны, а за плохие придется постоянно сражаться. Расходы будут намного выше доходов. Есть еще толпы младших сыновей, согласных и на такие условия, но у них нет денег, чтобы добраться до Ближнего Востока. По суше долго и очень опасно, по морю быстрее, но слишком дорого.

Договор этот нужен был и Салах ад-Дину. Зима и весна выдались сухими и теплыми. Третий год подряд урожай озимых будет очень плохим, на уровне сам-один (сколько посеяли, столько и собрали). Да и яровые, скорее всего, окажутся не лучше. На подвластные ему территории надвигался голод, что могли вылиться в бунты. Нужен был подвоз зерна из Египта, а наиболее удобные пути пролегали через Латинское королевство. Теперь они заработали. Нефы пизанцев, венецианцев и генуэзцев привозили большие партии ячменя в Акру и другие порты, откуда переправлялись по суше вглубь материка. Что-то оседало и у франков, у которых тоже были проблемы из-за засухи, пусть и не такие большие.

Не знаю, какие планы на лето были у Салаха ад-Дина, Алеппо или Мосул, но направились мы в сторону тюркского Румского султаната, расположенного примерно в центре полуострова Малая Азия, на землях, отвоеванных у ромеев. Муххамед Нур ад-Дин, эмир Хиси Каифы, попросился под его руку. Ранее он был вассалом султана Кылыч Арслана, У эмира возникли разногласия со своим сеньором, который выдал за него свою дочь Сельчук-хатун. Дочери султанов по определению писаные красавицы, но эта, видимо, была настолько ослепительна, что ей предпочли какую-то певичку. Тестю такое обращение с его чадом не понравилось, потребовал вернуть приданое – удел Ханзита с городом Хартперт. Зять отказался и попросил помощи у, как он считал, самого сильного в этом регионе. Не ошибся.

Когда наша армия зашла на территорию Румского султаната и начала пополнять продовольствие и улучшать собственное материальное положение за счет грабежа и захвата рабов, на подходе к городу Самосата прибыло посольство от Кылыч Арслана, у которого были сложные отношения с ромеями, поэтому война на два фронта с такими сильными противниками в планы не входила. Кстати, Кстати, его матерью была внучка киевского князя Святослава Ярославича от германской принцессы Оды Штаденской, поэтому считает себя еще и родственником Генриха, герцога Саксонии. Султан очень гордится этим, не знаю, правда, почему. О существовании Руси и Саксонии здесь мало кто знает. Может быть, именно поэтому: очень далекое всегда лучше, чем то, что рядом.

При помощи Салах ад-Дина тесть и зять помирились. Последний пообещал, что сделает над собой усилие, даст певичке выходной и навестит ночью Сельчук-хатун, чтобы зачала наследника. В итоге был заключен договор между четырьмя сторонами – примазался еще и Сейф ад-Дин, эмир Мосула и союзник румского султана – о перемирии на два года. В этом бурном регионе планирование на более длительный срок считается заведомо провальным.

Пока шли переговоры, Рубен, правитель Киликии, у которого тоже появились проблемы из-за засухи, уверенный, что будет война Кылыч Арслана, его северного соседа, с Салахом ад-Дином, решил воспользоваться ситуацией и напал на румских тюрок-кочевников, захватив много рабов и скота. Поэтому в мирный договор вошел пункт о совместных военных действиях против агрессора. Салаху ад-Дину тоже не нужен был по соседству беспокойный союзник крестоносцев. В итоге наша армия повернула на запад, на Киликию. С севера наступала румская.

Мы успели ограбить приграничные территории, пополнить запасы провианта, когда в обе наступающие армии прибыли делегации от Рубена Киликийского осознавшего свою ошибку и покаявшегося. Все захваченные в плен тюрки-кочевники были отпущены. Им был возвращен скот и заплачена удовлетворившая их сумма монет из драгоценных металлов, какая именно, осталось тайной. После чего с ним был подписан трехсторонний двухгодичный договор о ненападении.

Наша армия вернулась в Дамаск в ноябре. Салах ад-Дин решил, что все проблемы в этом регионе улажены, отправился в Египет. Я поехал вместе с ним, передав командование тысячей конных копейщиков его племяннику Иззе ад-Дину. В Каире мне придется за зиму обучить еще одну тысячу мамелюков, после чего по весне мы расстанемся. Войн в ближайшее время не предвиделось, а торчать в Египте мне надоело.

3

В Каире зимой теплее, чем в Дамаске и при этом нет засухи. Цены на продукты очень низкие и выбор очень большой. Сюда свозят их не только со всего Средиземноморья, но и из Аравии, Индии и даже малость из Китая. Рис потихоньку входит в кухню мусульман, но пока доминируют пшеница, ячмень, просо. Много речной рыбы, которую Тинта не жалует. Предпочитает крокодила карпу, хотя в тех местах, где она выросла, не водятся оба. Часто ездили с ней на охоту, поэтому условно бесплатное свежее мясо в доме не переводилось, ешь – не хочу.

В марте Тинта перестала сопровождать меня в поездках за город. Сначала я не обратил внимания. Не хочет – и не надо. Мне спокойнее. Она в охотничьем азарте носится, не глядя. Салюки тоже не переутомятся, если будут ездить на крупе моего коня по очереди. Потом заметил, что Тинте очень хочется поехать, но почему-то отказывается.

- В чем дело? – спросил я.

- Мне сказали, что не могу забеременеть потому, что езжу верхом, как мужчина, -выдала она.

Маразм сейчас, конечно, ядреный. Впрочем, у баб он всегда такой, когда дело касается продолжения рода. Во все эпохи каких только идиотских примет я не слышал. Особенно интересно было, когда выдавали их дамы с высшим образованием, включая медицинское.

- Ты не беременеешь не потому, что ездишь на лошади, а потому, что я пока этого не хочу, - попробовал я успокоить.

- Это от тебя не зависит. Детей дают боги, - уверенно заявила она.

- Значит, твои боги не ладят со мной, - высказал я предположение.

Поверила и задала следующий вопрос:

- Почему ты не хочешь иметь детей?

- Потому что жду, когда ты станешь взрослее, окрепнешь, чтобы родила здоровых детей, - ответил я.

На самом деле причина была в том, что, если появятся дети, придется осесть где-нибудь, а пока не решил, где именно.

- Я уже взрослая! – обиженно заявила Тинта, но на охоту все равно не ездила.

До середины весны я обучил еще тысячу конных копейщиков и передал их Салаху ад-Дину. В награду за это он отвалил мне десять тысяч золотых динаров в кожаных мешочках с розовыми печатями и, как обещал, обеспечил материалами и мастерами для ремонта шхуны. За почти два года она порядком рассохлась. Пришлось законопатить по новой. Хорошо, что здесь не было проблем с битумом. Рашид ибн Памбо, который все еще служил в Александрии, обеспечил меня всем, что потребовалось, причем делал это без взяток и откатов.

- Меня предупредили, что буду наказан, если ты останешься чем-нибудь недоволен, - признался он. – Ты ведь не пожалуешься?

- Пока не на что, - серьезно произнес я, потому что аборигены воспринимают мягкость, как предложение сесть тебе на шею.

К концу июня шхуна была спущена на воду и переведена в порт, где ее трюма до отказа набили черным деревом, слоновой костью, шкурами крокодилов и других экзотических животных, папирусом, благовониями и пряностями. Это уже был серьезный груз серьезного купца-судовладельца, которому ни к чему наниматься к кому-либо в перевозчики. Отвезу его в Венецию. Оттуда ближе к королевствам Центральной Европы, где самые высокие цены на эти товары.

На главной палубе перед первым трюмом сделали четыре временных стойла для лошадей: верхового, боевого и двух арабских кобыл типов кохейлан и хадбан. Им сделали бандажи, подвесив немного туловище, чтобы во время качки не падали и не уставали перебирать ногами. Если получится, куплю латифундию неподалеку от Венеции и займусь коневодством. В Европе таких лошадей очень мало и потому стоят очень дорого.

Матросов нанял из тех, кто был в порту. Навигация галер уже началась, так что остался невостребованный сброд. Выбрал коптов-христиан, чтобы в Европе меньше было проблем. Раньше работали на галерах или рыбачьих лодках. Польстились на высокую зарплату, предложенную мной. Помощника себе так и не обнаружил. Взял пизанца и генуэзца, по их версии отставших от своих нефов, в надежде, что хотя бы из одного из них смогу сделать себе подмену, но они, бестолковые матросы-пьяницы, даже вдвоем не тянули на эту должность. Придется самому все делать.

Снялись с попутным юго-восточным ветром, горячим, наполненным пылью, принесенной из пустынь, которая оседала на парусах, постепенно придавая им светло-коричневый оттенок. Тинта впервые вышла в море, поэтому торчала на палубе до тех пор, пока берег не скрылся из вида.

- А как мы здесь найдем дорогу? – испуганно спросила она.

- Точно так же, как твои соплеменники находят дорогу в пустыне, - ответил я так, чтобы ей было понятнее.

- Там все разное, а здесь одинаковое, - возразила она.

- Это тебе так кажется, потому что выросла не на море, - сказал я.

Тинте хотелось поспорить чисто из женской вредности, но не стала, потому что с каждым днем задержки, которая длится уже третью неделю, отношение ко мне меняется в лучшую сторону. Пока не признаётся, боится, наверное, сглазить, а я делаю вид, что ни о чем не догадываюсь. Мужчина должен быть туповатым в таких вопросах, иначе женщину не проймет мания величия.

К концу вторых суток плавания мы добрались до Апеннинского полуострова. Ветер сменился на северо-западный. Пошли курсом крутой бейдевинд, а после пролива Отранто – галсами. К восточному берегу не прижимались на всякий случай. Я не уверен в команде, чтобы вступать в бой с пиратами. На траверзе Анконы нас прихватил жесткий бора с порывами ветра метров двадцать в секунду. Спрятались от него за мысом у порта, где встали на якорь. Кстати, название город получил от греков, основавших его, из-за этого мыса, похожего на локоть. Пока добирались до укрытия, Тинта рассталась со съеденным за завтраком, отправив всё за борт на корм рыбам. При этом улыбалась счастливо. Она не знает, что такое морская болезнь, считает, что тошнит из-за беременности. Я не разочаровываю.

Анкона – независимая аристократическая республика, как и многие крупные города северной части полуострова. Лет восемьдесят назад освободилась от власти Папы Римского, а шесть лет назад выдержала осаду армии Фридриха Барбароссы. У города, расположенного на холме, мощные крепостные стены разной высоты, от шести до девяти метров, восемь башен разной формы и трое ворот. С тех пор, как я бывал здесь в римские времена, Анкона сильно разрослась.

Из порта приплыла двухвесельная лодка с худым суетливым таможенным чиновником, который постоянно ерзал на носовой банке, словно она утыкана иголками. На нем была плотная, не по теплой погоде, зелено-красная котта. То ли боялся, что продует, то ли, что сдует без тяжелой одежды.

Ответив на мое приветствие, спросил строго:

- Кто такие и с какой целью встали здесь на якорь?

- Рыцарь Александр де Беркет. Плыву из Акры с товарами в Венецию. Решил подзаработать на жизнь, - представился я. – Переждем штормовой ветер и пойдем дальше.

- Что за товары везешь? – поинтересовался он.

Я перечислил.

- Можешь у нас продать. Заплатим больше, чем венецианцы, - предложил он, надеясь, наверное, получить хорошие пошлины. – Я пришлю большую лодку, которая отбуксирует вас к причалу.

Я фаталист. Если судьба что-то предлагает, пусть и незнакомое, соглашаюсь.

Баркас был восемнадцативесельный. Управлял им шустрый толстячок. Я заметил, что люди такой комплекции или спокойные, малоподвижные, или живчики, напоминающие резиновый мячик на лестнице, для которых жизнь – это скатиться с какого-то там этажа до самого низа. Нас взяли на короткий буксир и оттянули к довольно приличному каменному причалу. Раньше галеры выгружались на галечном берегу, протискиваясь к нему там, где на дне не было больших камней. Теперь дно подчистили и из вытащенных камней соорудили причалы с деревянными грузовыми стрелами, прикрепленными к каменным вертикальным столбам.

Дело было к вечеру, но на судно тут же пришла дюжина купцов. Я показал им список товаров, назвал цену, которую хочу получить, накрутив на ту, что мог бы иметь в Венеции процентов десять. Они поторговались немного и разобрали всё, распределив между собой. Договорились, что утром начнем выгрузку. Если качество товаров будет соответствовать заявленному, то расплатятся со мной местными серебряными монетами, которые называются агонтано. Они диаметром восемнадцать миллиметров и весом чуть более двух грамм. На аверсе крест с перекладинами на концах в круге и надписью над ним «DE ANCONA», а на реверсе фигура святого Кириакия, покровителя города, одетого, как ромейский епископ, и вокруг головы нимб, который, как и нижняя часть ног, выступает, разрывая, за пределы круга, над которым надпись «PP. SQVIRIACVS».

Собирались купить и лошадей, особенно солового жеребца, но я отказался продавать, объяснив:

- Привез их на племя. Собираюсь заняться разведением лошадей.

- Где именно? – поинтересовался один из купцов.

- Пока не знаю. Подыскиваю подходящее место, где мне будут рады, продадут латифундию. Собирался в Венеции осесть, - ответил я.

- Там одни жулики живут! Лучше не связывайся с ними! – уверенно заявил второй.

Во время недавней осады города венецианцы помогали войскам императора, блокируя порт, перекрыв подвоз продуктов и подкреплений. Такое не забывают.

- Можешь купить у нас. Неподалеку от города много хороших пастбищ, и стоят недорого. Никто не хочет работать на земле, все торгуют, - посоветовал третий.

- Если надумаешь, поговори с нашим Советом. Они помогут тебе, - предложил четвертый.