Удаленный сотрудник

Мой день начинается со звонка будильника, потом я варю себе кофе и сажусь к компьютеру, где ровно в девять уже мигает значок рабочего чата — всем полагается быть на утреннем совещании. Для этого я натягиваю рубашку — трусы под столом не видны, как и мои домашние тапки. Чашку я предусмотрительно задвигаю за монитор.

В тот день из-за магнитной бури изображения не было, вернее, оно было, но такого качества, что все по очереди отключали видеосвязь, чтобы мигание не вызывало эпилептических припадков. У нас с одним такое было где-то с год назад, все видели, как он упал и слышали, что он бьется головой, но пока нашли его адрес, чтобы вызвать скорую на дом, звуки затихли. У эпилептиков это нормально, они потом долго спят. Правда, на работу тот чувак больше не вышел. Ну, как не вышел — в нашем чате его больше не видели. На его место взяли Марьяну, красивую девчонку, хотя и злоупотребляющую фильтрами, я иногда желал, чтобы камера случайно спустилась ниже, но она сидела не с ноута, так что облом.

Птица-обломинго.

Я отвлекся. Говорят, у современного человека способность к концентрации внимания ниже, чем у рыбки-гуппи. Похоже на правду.

Ну так вот, в тот день задание нам раздали в личку письменно, ничего необычного, теперь все время так делают. Потому что когда заблочилась та сеть, забыл как она называлась, в которой мы раньше сидели, весь чат удалился и была путаница, кто-то взял не свое, кто-то сделал одно два раза. Мы перешли в новую программу и больше такого не случалось. Получили задания и пошли работать. Точнее, открыли рабочие приложения. Ходить теперь никуда не надо, слава прокатившемуся по планете вирусу, наконец-то начальство перестало требовать, чтобы мы все из разных концов города отмахивали по два часа дороги, восемь сидели в офисе и еще два тащились назад в свои окраины. Окраины — потому что жить в центре теперь никому не по карману. Жилье стоит столько, что даже если продашь почку, все равно не купишь.

Я опять отвлекся. Я вообще стал часто отвлекаться, это заметила даже Паулина.

— Карл, — сказала она в последний раз, — сосредоточься. Сюда смотри.

Она постучала наманикюренным ногтем по какой-то картонке с кругами. Я видел, что там шесть кружочков разного цвета. Это было похоже на простенькую акварель, такие продавались в «Детском мире» для начинающих. Очень давно. Шесть кружочков краски в коробке, в середине место для кисточки, а палитрой может служить крышка. Без полутонов и оттенков, чистые радостные цвета — зеленый, красный…

— Какой это цвет? — спросила Паулина.

Я хотел сказать оранжевый, но засомневался. Может быть, это красный. Или розовый. Смотря какая цветопередача у ее камеры. Поэтому я честно сказал:

— Не знаю. Можешь назвать номер и палитру?

— Это очень плохо, Карл, — она вздохнула. — Тебе нужно немного больше свежего воздуха. Сходи куда-нибудь.

— С тобой? – Это была шутка, Паулина работала из другой страны, плохо развитой, но там она жила с мужем и дочкой, и еще недавно подобрала кошку. — Куда угодно.

— Я не могу, — вздох повторился и был он не в пример глубже первого. — Позови кого-нибудь, кто живет с тобой в одном городе.

— А такие есть? — пришла моя очередь удивляться. — Я не знал, что в компании трудится мой согорожанин.

— Я просто так сказала. Понятия не имею. Мне пора работать. Сам знаешь, во второй половине мне нужно забирать ребенка из сада, если опоздаю — она плачет. Ей там не нравится.

— Зачем же ты ее отдала? Если работаешь из дома, пусть бы сидела у тебя на глазах.

— Ты с ума сошел, — Паулина криво усмехнулась. — Так я ничего не сделаю. Ребенок требует внимания целиком. По крайней мере об этом пишут в пабликах другие матери. Не хочется проверять.

— Ясно. Ну, привет мужу. Я тоже поработаю.

С Паулиной мы иногда встречались в приватном чате, обменивались парой слов. Мне она нравилась, хотя и выглядела замученной, я-то знаю, что раньше она была красавицей, видел ее фотки в сети. Деторождение убивает красоту, оставляет на лице только морщины от забот.

Опять отвлекся. Моя работа состоит в том, чтобы взять исходный текст и переписать его по-другому. Это просто, если знаешь предмет, но иногда выпадает что-то совсем непонятное, например, про смазку для лыж или про горный хрусталь. Тогда я иду в интернет и читаю там все, что найду по нужному вопросу. Моя задача — не повторить случайно то, что уже было об этом написано, и еще, как говорит мой начальник, Савелий Петрович, вложить частичку себя. Сам он вкладывает себя в наш бизнес — переписывальщиков. Его знают в определенных кругах, как он говорит, благодаря этому нам и перепадает заказов больше, чем другим. Частники сидят без работы, когда переписывать никому не нужно, а мы всегда на плаву. Правда, выбирать темы не приходится. Тех, кто пытался отказываться, давно сократили. А мы согласны. Нам все равно.

Я помню из учебников истории, что всегда были те, кто переписывает. Еще со времен, когда книги были рукописными. Каждый, кто переписывал, мог добавить что-то от себя. Правда, после нескольких переписываний книгу можно было не узнать, но это издержки времен без интернета. Сейчас это решается легче легкого — есть специальная нейросеть, загружаешь в нее набор слов и потом остается только проверить отдельным расширением на плагиат. Раньше были скандалы, потому что нейросеть многого не знала, но сейчас она почти всему научилась и знает столько же, сколько весь интернет. Иногда я встречаю свои тексты в разных справочниках и тогда по-настоящему ими горжусь, такие они красивые на страницах в сети. И на ссылки, к ним ведущие, приятно посмотреть.

Но совет Паулины мне почему-то показался стоящим. Никто ведь не узнает, что я вышел на полчаса во двор. Пройду вокруг магазина и вернусь. Даже заходить не буду, у меня сегодня доставка в три часа дня, привезут все, что надо. Сейчас много этих милых маленьких роботов-доставщиков с оранжевой полосой, они на видео смешно застревают в снегу. Я надел шарф, шапку и накинул свою куртку. В окне совсем недавно была осень, наступила быстро, я не успел заметить, когда вдруг деревья стали голыми, почти без листьев. А сегодня снег выпал. Почти растаял уже, но в некоторых местах на газоне все еще белое.

У нас во дворе много машин. Уже давно стоят, не помню, чтобы кто-то из них уезжал, людям перестало быть нужным ездить. На одной уже все колеса спустились, стоит на дисках. Я пробовал написать в домовой чат, чтобы хозяин откликнулся, но никто не ответил. Надо в милицию сообщить, вроде бы такие машины представляют террористическую опасность, тогда ее увезут на стоянку для утилизации, но я подумал, что владелец мог умереть, а новые наследники еще не вступили в права, создам им лишние проблемы. Пежо. Это с тех времен, когда было много иностранных машин и они были дешевыми. Сейчас все китайское.

Магазин у нас небольшой, но он супермаркет или как это называется, когда всего понемножку есть. Мини-универсам. От снега промокли ноги и я решил зайти. Куплю молока, а ботинки пока просохнут. Они осенние, зимнюю обувь я не покупаю, просто стараюсь зимой никуда не ходить, но сейчас вот осень, а уже снег. Не угадаешь с этой погодой.

Холодильники в магазине забиты коробками с молоком, самым разным — миндальным, кокосовым, без лактозы, еще каким-то, но мне нужно обычное, самое дешевое. Его делают из порошка, но мне наплевать, я его добавляю в кофе, отдельно не пью. А в кофе добавляю, потому что когда-то стоматолог сказал, что это меньше пачкает зубы и можно сэкономить на чистке. Зубы у меня теперь искусственные, пластиковые, а привычка осталась. Кофе тоже ненастоящий, только со вкусом и запахом кофе. Настоящий вреден для сердца. Зачем я все это говорю вам? Сам не знаю, вроде бы есть такой диагноз — цепляешься к чему-то и елозишь его мыслями, пока не переключишься на другое. Я скоро переключусь.

Касс в магазине четыре штуки, но они не работают, потому что им нужны люди, а никто не хочет сидеть за кассой, так что в магазине сделали закуток для самообслуживания, там просто по очереди подносишь товары к сканеру, он пищит и записывает в память стоимость, а в конце ты нажимаешь «завершить покупку» и он считает итоговую цену, тогда к зеленому лучику нужно поднести карту, деньги спишутся, а тебе распечатают чек. Очень удобно. Кассиров вечно не хватало и к ним стояли очереди. Они были злые и всегда усталые. Плохая это работа для человека. Хотя для человека любая работа не хороша.

Молоко, кстати, подорожало. Почему — не знаю. У нас все всегда дорожает и никогда не дешевеет обратно, сколько живу на этом свете, а это огого сколько. Говорят, когда-то дешевело, но я в то время еще не родился. Куда денешься, все равно заплатишь.

— Карлуха, ты?

Я даже вздрогнул, когда услышал. А это оказался Игорь из четырнадцатой квартиры, что в третьем подъезде. Я его не сразу увидел, он инвалид, очень толстый и сидит в коляске, надо голову опустить вниз, чтобы с ним встретиться взглядом. Мы учились вместе на курсах переписывальщиков от биржи труда, только он не закончил. Наверное, поэтому и работу не нашел, живет на пособие, а оно маленькое. И выходит редко, дом у нас старый и в нем нет пандуса, и даже с первого этажа нужно пять ступеней спуститься к входной двери.

— Привет, — сказал я. — Ждешь кого-то?

Руки-то у него были пустыми, я только потому спросил, не похоже, чтобы он за покупками. А он поморщился.

— Целый день тут торчу. Никого нет, ты первый пришел.

— А зачем?

— Поговорить. Крышка нам, Карлуха, скоро грядет. Конец света.

— Ты о человечестве в целом? — такие разговоры в сети я уже встречал, но никогда не участвовал, потому что это глупо.

— О нас с тобой, — сердито ответил Игорь и поерзал колесами по полу. — С людьми что-то происходит. Что-то жуткое.

Я вздохнул и начал прятать пакет во внутренний карман куртки, чтобы он под снегом не намок. Еще прольется.

— Не знаю, — сказал я ему. — У меня все по-старому. Интернет, начальство, сотрудники. Ничего жуткого.

— Да ты вокруг посмотри! — еще более сердито крикнул Игорь, так, что если бы в магазине были другие люди, нас бы вывели за нарушение спокойствия. — И это в продуктовом!

— Сейчас рабочее время, я тоже должен сидеть дома.

— Не притворяйся. Ты же видишь, люди стали другими. Неужели ничего не замечаешь? Совсем слепой?

— Мое зрение всего минус два. Поясни на примере.

— Давай. Вчера вечером мне стало плохо, давление подпрыгнуло от лекарств, хотел у соседки таблетку попросить, она тоже из наших, я с ней когда-то в поликлинике в очереди сидел вместе, познакомился. Выбрался на площадку и звонил полчаса, только никто не открыл.

— Не открыли, потому что боялись тебя. Вдруг ты бандит?

— С инвалидной коляской?

— Почему нет? Может ты загипнотизируешь и соседка тебе отдаст тридцать миллионов, как в новостях писали. Это и в коляске можно сделать. Я бы тоже не открыл.

— Мне?

— Вообще. Но, наверное, и тебе тоже. Я просто не подхожу к двери, если звонят, потому что никого не жду.

— Я после этого на площадке долго торчал, а в квартирах тихо, — добавил Игорь. — Никто не шумит и не шуршит. Даже детей не слышно.

— Звукоизоляция хорошая сейчас. Мне тоже делали на балконе. А что за лекарства ты пьешь? Может, у тебя от них такие мысли? Я читал, что есть такие препараты…

— Карл, послушай, не бери это молоко, — Игорь вдруг ткнул мне в карман пальцем. — Я не знаю, с чего оно все началось, может с тех грибов, про которые писали. Ну, что какие-то англичане отравились, потому что сверялись с интернетом насчет опасности и вроде бы они не были ядовитыми, только потом все умерли, потому что нейросеть их обманула. Вот у тебя на молоке написано СЗМЖ, ты хоть знаешь, что это означает?

Я пожал плечами.

— Какая-то маркировка из обязательных. Чтобы налоги считались, когда продают.

— А сам узнать не хочешь?

— Зачем? Не станут же в магазине яд держать на полках. Раз продают — значит, съедобно.

Игорь посмотрел на меня как-то уж совсем нехорошо.

— Карл, когда ты таким стал? Я тебя другим помню, ты же нормальный был. А сейчас как робот разговариваешь.

— Наверное, издержки профессии, — я на всякий случай вытащил молоко из кармана и убедился — там написано то, что сказал Игорь. — Ученые выяснили, что если человек долго общается с машиной, то сам становится как машина, что-то в мозгу подстраивается под алгоритмы и им так легче понимать друг друга. А людей трудно.

— Какие ученые, британские?

— Не знаю. Не помню. Может, они.

— Карл, посмотри на улицу. Что ты видишь?

Я честно поднялся на цыпочки, чтобы видеть стекло магазина, выходящее на проезжую часть.

— Ничего.

— Вот именно. Ни людей, не машин. Где все?

Мне стало скучно. Я не хотел излагать Игорю то, что я сегодня уже думал. И смысла в этом никакого, потому что он все равно останется при своем мнении. Есть такие люди, им нравится думать про заговор вокруг них. Какой-то вселенский уговор мировых элит сократить численность населения, чтобы им самим досталось больше воды и воздуха. Хотя население планеты и так сокращается, потому что постоянно воюет и не хочет рожать, чтобы не быть такими, как Паулина, некрасивыми и уставшими. От этого депрессия случается и нарушается личное пространство. Да и дорожает все, но про это я тоже сегодня уже думал.

— Мне на работу надо, — сказал я Игорю. — Писать текст про шоколад.

— Какое ты отношение имеешь к шоколаду? Что ты про него знаешь?

— Ничего. Мне не нужно. Я просто пишу о нем.

— Карл, это не профессия, ты занят бессмыслицей.

— За нее платят деньги. На них я покупаю молоко, — Игорь стал меня раздражать, но я еще сдерживался. — Оно мне иногда ужин заменяет. Не будет денег — не будет ужина. От голода умру. Простая последовательность.

Игорь как-то сгорбился в своей коляске и махнул рукой. Плечом дернул, так будет точнее. Больше ничего не сказал. Я постоял немного и вышел.

Не знаю, что на него нашло. Одиночество губительно для людей, не занятых мозговым трудом. Мне это не грозит, я упражняю мозг каждый день, пишу на клавиатуре руками, а то сейчас, говорят, выросло целое поколение, которое не умеет писать пальцами, диктует, а программа переводит слова в текст. Вроде бы в Америке это выяснили. Хотя и у нас тоже может быть. Я не знаю, как сейчас преподают в школе. Когда учился, мы слушали аудиолекции, смотрели видеоуроки и сдавали тесты, писать было не нужно, только галочки расставить.

Молоко я поставил в холодильник. Рабочий чат мигал, но открытых диалогов не было. Я немного почитал, а потом написал текст про шоколад. Если кто не знает, это кондитерское изделие на основе масла какао, являющегося продуктом переработки какао-бобов — семян шоколадного дерева. Шоколад за счет большого количества сахара вызывает угревую сыпь и приводит к появлению избыточного веса, а еще у детей эти самые какао-бобы вызывают синдром дефицита внимания и гиперактивности. Не считая кариеса, потому что от сладкого портятся зубы, очень вредная вещь. Но, к счастью, есть белый шоколад, в котором какао-бобы отсутствуют, потому что вместо них добавляется какао-масло. Лучше, когда пальмовое или кокосовое, они растительные и там нет холестерина, который вызывает ишемические болезни, инфаркты, инсульты и тромбозы. А все потому, что холестерин не растворяется в крови. Одним словом, белый шоколад — спасение для всех.

Работу я сдал раньше всех сегодня. Начальник через час похвалил меня в чате и сказал, что заказчик очень доволен — текст уместился в нужный размер знаков, имеет низкий процент воды и заспамленности, а показатель уникальности в пределах хорошего. Потом мне сразу дали следующее задание — про гипертензию для очень популярного ресурса, оно по объему в два раза больше шоколадного, за него заплатят лучше. Но деньги не главное, творчество же почти миссия. Может быть, Игорь когда-нибудь посетит этот сайт и воспользуется моим трудом, тогда перестанет говорить плохо про мою работу.

В жизни всякое может быть.