Удар цвайхандера

Льеж. Форт «Баршон» и другие…

Как бы плохо ни приходилось,

никогда не отчаивайся,

держись, пока силы есть.

А. В. Суворов

Самая лучшая война

- разбить замыслы противника;...

Самое худшее - осаждать крепости.

Сунь Цзы.

«Планирование нападения»

- Внимание! – произнес капитан-комендант Ханнефстингельс, продолжая следить за наступающим густыми цепями противником в бинокль. – Приготовились! – и практически сразу скомандовал. – Огонь! Стрелять беглым без команды!

Даже закопанный в землю и залитый сверху бетоном форт, казалось, вздрогнул, когда одновременно выпалили шесть орудий, калибром от двенадцати до двадцати одного сантиметра. Вокруг башен все затянуло пороховым дымом. А как только канониры начали перезаряжать орудия, тот же дым вытянуло из камор внутрь. Часть артиллеристов, в запарке глотнувших вместе с воздухом дыма, тут же начала кашлять и чихать. Но до капитан-коменданта дым пока не дошел и он спокойно ждал, когда появится возможность корректировать огонь его башни. Остальные орудия стреляли, как он и приказал самостоятельно. Первыми перезарядились и выстрелили спаренные пятнадцатисантиметровки из центральной башни. Опять перекрыв часть обзора вырвавшимся из стволов пороховым дымом. Но и того, что видел Ханнефстингельс, вполне хватало, чтобы управлять огнем его орудия. Пара поправок, наводчики бешено вращали рукоятки, башня чуть-чуть повернулась, а ствол орудия поднялся выше и тут же, наконец, грохнул выстрел. Обзор из башни закрыла очередная дымовая завеса, заставив капитан-коменданта мысленно выругаться. Можно же было перевести орудия крепости на бездымный порох, но как всегда, гражданские не нашли денег на «ненужные дополнительные расходы». А теперь гарнизону форта приходится героически преодолевать созданные ими трудности. Подниматься на обзорную вышку Ханнефстингельс не любил, слишком она замета и уязвима. А гарнизон, состоящий в основном из новичков, призванных в прошлом году, без командира может запаниковать. По крайней мере так полагал сам капитан-комендант, рассматривающий в бинокль радующую глаз картину разгромленной полевой пушечной батареи германцев. На позиции которой сейчас стояли поврежденные и разбитые орудия, да копошились раненые и контуженные солдаты, уцелевшие после огневого налета. Однако продолжали стрелять стоящие за домами деревни Сен-Реми германские гаубицы. Но едва успев об этом подумать, Ханнефстингельс услышал, как телефонист диктует переданные с наблюдательной вышки координаты немецкой гаубичной батареи. А затем и следующей. - Телефонируйте первой и второй башне – огонь по переданным координатам, - приказал он.

Расплывшись в улыбке, которая напоминала скорее оскал хищного зверя, капитан-комендант перевел бинокль на цепи наступающей пехоты. Маршировавшие до того как на параде, густыми цепями, похожими скорее на шеренги, германские солдаты, обмундированные вв новую, мышиного цвета, форму, сейчас вели себя уже не столь самоуверенно. Под шрапнельным огнем тяжелых орудий форта и обстрелом пехоты из охранения они залегли. Но офицеры заставляли солдат подниматься и они опять вскакивали и шли вперед, чтобы упасть под огнем немного ближе к окопам. Тяжелые пятнадцатисантиметровки размеренно посылали навстречу атакующим шрапнель за шрапнелью. К которым присоединяли свой вклад даже противоштурмовые скорострелки из двух малых башен. Их пятидесятисемимиллиметровая шрапнель была намного легче и слабее снарядов тяжелых башенных орудий, зато скорострелки успевали выпустить до десятка таких снарядов в минуту. Трещали пулеметы и рвали воздух залпы винтовок пехоты. Такой своеобразный свинцовый дождь, оставлявший в атакующей стрелковой цепи германцев обширные разрывы. И окончательно задавивший их наступательный порыв. Как с трудом разглядел в бинокль Ханнефстингельс, германские солдаты пытались окопаться. Но без саперных лопаток сделать это оказалось очень трудно. Пехотинцы ковыряли землю штык-ножами, деревяшками и даже запасными каблуками сапог, извлеченными из ранцев. А кое-где, как сообщил наблюдатель с вышки пехотинцы отступали, перебежками отбегая в сторону ближайших деревень, рощиц и оврагов.

- Прекратить огонь! – приказал Ханнефстингельс и закашлялся, вдохнув забивший внутренности башни пороховой дым. Поднявшийся к нему адъютант доложил, также откашливаясь от порохового дыма, что потерь среди артиллеристов нет.

- … Они шли на нас, казалось, плечом к плечу, цепь за цепью, и, как только одни падали, сраженные пулями, на их месте возникали другие, чтобы тут же упасть и пополнить собой все возраставшее перед нами жуткое нагромождение из мертвых и раненых …, - поделился своими впечатлениями возбужденный боем лейтенант Селье.

- Надеюсь, они усвоят этот урок, - ответил ему капитан-комендант, в душе не слишком веря в свои собственные слова. Ведь эти тевтонские варвары так непредсказуемы…

На поле боя медленно опускалась короткая летняя ночь. Стонали сотни и тысячи раненых, глухо стучали копыта и шуршали колеса. Немцы, получившие приказ на ночной штурм от командующего Осадной Армейской Группы генерала Фридриха фон Шольца, подтягивали части к намеченным районам атаки. Планировалось под покровом ночи пройти линию внешних фортов и на рассвете занять укрепления. Каждая колонна наступала по своему направлению, пользуясь фортовыми дорогами, проходящими между фортами. Вслед за передовыми дозорами, разведывавшими путь, шли главные силы колонн. Винтовки были не заряжены. Огонь разрешалось открывать только по команде офицеров. Для распознавания своих на левый рукав мундира каждого пехотинца надели белые повязки и все войска при встрече должны были произносить пароль «Кайзер»…

Прикомандированный к штабу группы фон Шольца обер-квартирмейстер Второй Армии генерал Эрих Люндендорф скакал в сопровождении денщика к деревне Мелен, в которой должен был находиться штаб четырнадцатой пехотной бригады. Донесения, поступившие из этого штаба, оказались столь невнятными и путанными, что Эриху не стоило большого труда уговорить фон Штольца и оправиться туда с инспекцией. К тому же одна из резервных колонн явно заблудилась. Люндендорф собирался по дороге в четырнадцатую бригады найти ее и отправить в нужном направлении. Ему, сыну фермера, лишь благодаря собственному трудолюбию и упорству сумевшему прорваться в ряды офицеров Генерального Штаба, требовалось срочно отличиться. А это, как понимал любой умный офицер, проще всего было именно в бою. Колонну они нашли быстро и оставив с ней адъютанта, отправились дальше. У въезда в деревню они встретили стоящего вместе с часовыми денщика командира четырнадцатой бригады, генерала фон Вюссова, держащего под уздцы оседланного коня. Из разговора с ним выяснилось, что генерал лично возглавил атаку ганноверцев и погиб.

Вот тут Эрих понял, что это его шанс. Быстро добравшись до штаба, он принял командование бригадой. Быстро оценил обстановку по карте, приказал наступать через слабо прикрытый, судя по имеющимся сведениям, промежуток между фортами Флерон и д'Эвенье.

Впереди шли роты Магдебургского полка, понесшего во время дневных атак минимальные потери. Люндендорф отправился в бой вместе с ним, приказав бригадному адъютанту следовать в авангарде, вместе со сто шестьдесят пятым полком. Посередине между колоннами пехоты ехали четыре легкие гаубицы батареи, приданной бригаде для поддержки атаки. Конечно, по штату военного времени полагалось иметь шесть орудий, но батарея, как и прочие части армейской группы отправилась в поход неотмобилизованной.

Сбив не ожидавшее ночной атаки бельгийское охранение, немцы несколькими ротными колоннами промаршировали в нескольких сот метрах от форта д'Эвенье. Гарнизон которого не сразу среагировал на столь наглую выходку немцев. К тому же германские колонны оказались в мертвой зоне всей тяжелой артиллерии форта. И только пара пятидесятисемимиллимеровок успела обстрелять колонны шрапнелью. Но очень неточно, снаряды рвались перелетами и шранель лишь впустую рыхлила землю. Пушки форта Флерон, удаленного на два километра от места атаки, огня не открыли потому что капитан-командант форта Мезон еще вечером приказал стрелять только по явно различимым целям. А в ночной темноте такие цели обнаружить сразу не удалось. Наблюбдательная вышка и прожектор на ней еще днем были повреждены попаданиями нескольких стопятимиллиметровых гранат и починить эти повреждения не успели.

Наступающие германские пехотинцы ворвались в деревню. Завязался ближний бой, переходящий в рукопашные схватки. Тогда Людендорф приказал привести в боевое положение гаубицы и обстрелять деревню. Стопятимиллиметровые снаряды развалили несколько домов, в которых укрывались бельгийские стрелки и пулеметы. В штыковой схватке также наступил перелом, потерявшие огневую поддержку деморализованные бельгийцы частью разбежались, частью сдались. Приказав не задерживаться в деревне, Люндендорф выехал к авангарду, надеясь при свете поднимающегося солнца рассмотреть, что их ждет впереди. А впереди их ждала еще одна схватка. Командир резервной роты собрал беглецов, поставил их в строй и попытался контратаковать магдебуржцев. Ожесточенная схватка продолжалась недолго, бельгийцы начали отходить, отстреливаясь. К тому же становилось все светлее и пришлось двигаться уже не ротными, а взводными колоннами, чтобы не подставляться под огонь артиллерии фортов. Поэтому двигалась бригада медленно, но к четырнадцати часам все же вышла к окраинам города. Но, похоже, артиллеристам фортов было не до прорвавшейся пехоты, они отбивали атаки с фронта. Так что, после упорного боя бригаде удалось овладеть деревней Ке-де-Буа, расположенной на высоком холме, откуда просматривались Маас и городские кварталы Льежа. Здесь полки четырнадцатой бригады начали окапываться. Людендорф, выбрав удобный наблюдательный пункт, рассматривал в бинокль город и окрестности, отметив, что два моста через реку в черте города целы и невредимы. После чего приказал гаубичной батарее открыть беспокоящий огонь по Цитадели, огромному старинному форту на окраине города. Форт войсками занят не были, поскольку настолько устарел, что легко мог быть разрушен даже легкими полевыми пушками. Но Эрих решил ««запугать коменданта крепости и его людей», а заодно дать сигнал своим войскам. Вот только свои войска так и не появились, атаки на всех остальных направлениях были отбиты. Посланные вестовые сообщили приказ фон Шольца держаться до последнего и информацию, что с завтрашнего дня атаки будут продолжены с использованием тяжелых двадцатиодносантиметровых мортир.

На следующее утро гарнизон форта Баршон проснулся от уже привычной канонады и разрывов снарядов. Но в звуках ее добавилась новая нотка. С грохотом рвались тяжелые снаряды, которые Ханнефстингельс сразу опознал как двадцатиодносантиметровые мортирные. И приказал выдвинуть пушечные башни и открыть ответный огонь. Однако подавить укрытые в складках местности никак не удавалось. Между тем, попытка выдвинуть башни гаубиц в положение для стрельбы оказалась не совсем удачной. Башню номер два заклинило после попадания мортирного снаряд в крышу форта, от чего она так и осталась в убранном положении. Однако башня номер один вышла и начала стрелять. Все орудия форта стреляли с максимальной скорострельностью, отчего в башнях скоро стало трудно дышать. В это же время прямое попадание тяжелого мортирного снаряда в башню контузило расчет, повредило одну из пятнадцатисантиметровых пушек и заклинило вторую в одном положении. Выйти из башни, чтобы отремонтировать орудия, оказалось невозможно. Кроме мортир, форт обстреливали легкие пушки и гаубицы, загнавшие весь гарнизон под защиту бетона и стали. Но пока форт держался и отбивался от обстрела и атак противника огнем уцелевших тяжелых орудий и скорострельных противоштурмовых пушек. Артиллеристы начали задыхаться в пороховом дыму. Но капитан-комендант приказал продолжать огонь. Артиллерийская дуэль продолжалась до темноты. И вновь началась на следующий день. В перерыве между обстрелами в форт присылали парламентера с предложением почетной капитуляции. Но Ханнефстингельс отказался капитулировать. И форт продолжал отстреливаться еще сутки, теряя людей и орудия. Через двое суток обстрела все артиллерийские башни оказались повреждены. Гарнизон потерял двадцать два человека убитыми и почти сотня солдат и артиллеристов лежали в лазарете, страдая от ран и отравления пороховыми газами. В принципе, форт еще мог держаться, отражая попытки проникнуть внутрь оставшимися противоштурмовыми пушками. Но гарнизон все меньше хотел сражаться дальше. У капитан-коменданта даже появились опасения, что солдаты просто взбунтуются. И когда немцы второй раз прислали парламентера, он согласился капитулировать…

Начальник гарнизона Льежа генерал Жерар Леман привычным, хотя и несколько нервным жестом поправил усы. Главнокомандующий бельгийской армией король Альберт I прислал телеграмму в которой уверял защитников Льежа: «Солдаты бельгийской армии, мы ждём лишь прибытия наших братьев, чтобы идти к победам». Но Леман отлично понимал, что теперь противник контролирует господствующую над крепостными позициями высоту. И к тому же, по сообщениям дозоров, частью сил немцы переправились через Маас и полуокружил крепость. А когда еще появятся англичане или французы никто точно сказать не мог, даже король. Поэтому генерал приказал полевым войскам, входившим в состав гарнизона отойти за Маас и направиться к реке Жета на соединение с основными силами армии. Одновременно с этим Леман решил уйти из Льежа в форт Лонсен, расположенный у западного подступа к городу, чтобы продолжать оборону крепости силами гарнизонов фортов.

Тем временем полки четырнадцатой бригады захватили старый форт Шартрез, брошенный бельгийцами после обстрела с тыла. Пали форты Баршон и д'Эвенье, теперь бригада Люндендорфа могла спокойно захватить весь город. Что он проделал, передав сообщение об этом в штаб армии. Отчего на следующий день все германские газеты вышли с огромными заголовками, вещавшими о взятии Льежа. А обрадованный первыми хорошими известиями с фронта кайзер наградил Эрика орденом «Pour le merite[1]».

Но остальные форты продолжали обороняться, держа под огнем своих пушек переправы через Маас и железнодорожные пути. Сопротивление фортов ломало плановые графики продвижения войск. Составленные с немецкой педантичностью и точностью до пары дней. Поэтому командующий Первой армией генерал Александер фон Клюк, оценив результаты и понесенные потери, приказал прекратить атаки имеющимися силами и приступить к подготовке «артиллерийского штурма». Для чего выделил из состава армии еще два корпуса и всю приданную тяжелую артиллерию. И назначил командовать этой группой фон Эммиха, командующего десятым армейским корпусом, вернув фон Шольца на место командующего седьмым корпусом.

Несколько дней в Льеже и в окрестностях фортов царило относительное затишье. Отчего у большинства бельгийских солдат и даже у части офицеров появилось мнение, что немцы из-за высоких потерь при штурме отказываются от своих планов и готовы даже эвакуировать войска с бельгийской территории. Тем временем по дорогам к городу тянулись «моторизованные поезда» с тяжелыми осадными мортирами австрийского и германского производства. А заранее переброшенные рекогносцировочные взводы и саперные роты отыскивали и готовили подходящие места для размещения этих орудий.

Все только начиналось…

Примечания:

[1] Несмотря на французское название, этот орден являлся высшей военной наградой Пруссии до конца Первой мировой войны. Неофициально назывался «Голубой Макс» за расцветку лучей восьмиконечного креста.