Улов

«Всей командой сеть тянули, думали, кит попался, а нет кракен, мелкий, детёныш, здоровенный гад. Пришлось отпустить, договор, как никак. Но главный улов моей жизни, конечно, моряна, красавица от плавников до пальцев. В той же сети была, и тоже выпустили. Капитан шутканул, сказал икру сцедить, а и… не знал, что у них не по-рыбьи, а как бы это по дельфиньи»

«Ой, девочки! Такого моряка доброго себе нашла. Попала в сети, думаю конец, да древний договор, но он и с кракенами есть, а они нет-нет, да да-да. Бросает меня на дно большой лодки, а я та ещё трусиха, дрожу. А он меня распутывает, освобождает, и так нежно, с такой лаской. Это любовь девочки. Всё не могу дождаться его большой лодки, а как только, так прыгаю в объятья ненаглядного»

«Нырял за жемчугом в месте недобром, но красивом. Кораллы, рыбёшки, что в сказку попал, чудо. Мурены – кошмар, отпрыски проклятой горгоны, чуть кровь почуют, набросятся. Гарпун наготове, сам начеку. Понятно парни страхуют, дёрнется верёвка, вытянут, может не целиком, но вытянут. Да, беда откуда не ждали, моряна набросилась. Змея такая, договор не блюдёт. Схватил я её, чтоб когтями не пырнула, прижал губы, что не кусала, так нас и вытянули. Так, меня не отпускает, вот, сама в воде, кончик хвоста на моей щиколотке»

«Не люблю я этих с суши. Всю гармонию дна рушат. Развожу красоту, обустраиваю кораллы, а ныряют, эти, всё крушат. Завела мурят, так один хитрец их прикормил и лезет в мои заросли. И крепкий такой, мускулистые ноги, широкая грудь, на животе квадратики. Так и хочется пощекотать. Только подползла, подплыла и он, как обнял! Поняла, меня он всё время искал! Влюбился несчастный, я всем сердцем, всем телом прочувствовала жар его любви, но не знала, что сказать, так пальчиком по мышцам водила. Как в его доме оказалась, не помню. Теперь коралл ближе к берегу переношу. Девчат, без меня не скучайте»

«Пусть пошивом обуви живу, но, как и все на островах, рыбак. На хлипком паруснике, на мелководье, меж Сциллой и Харибдой, уду рыбку, ту, что не съедают акулы. Достали они меня, на рынке закупаю тунца, чтоб их накормить и спокойно рыбачить. Да, в убыток, но удовольствие. И так увлёкся поплавком, что снесло меня в водоворот. Вцепился в борта, воды нахлебался, уж жизнью попрощался! Чудом уцелел, на обломках унесло течением, выкарабкался на островке. Там и рыбачил, жёг остатки кормы, опреснял море через парус, трижды в день от истощения бредил, пока чрез неделю не спасли»

«Наслушалась сказок, искала себя рыбачка. В тех местечках, где никто не видит, в каждой лодке уже лежала морянка. Нашла одного не занятого, и скромно глазками из-под воды, улыбнуться со скалы - не замечает. Верчусь и так, и сяк, и вот ухажёр угостил тунцом! Подарок, лучше тысячи слов, конечно. Решила браться всерьёз, прыгать в лодку, да та для косатки маловата, утянула на остров, поговорить. Раз с первого взгляда не выходит, что нам остаётся. И тут, подруженьки, всё! Спина спине опора, ноги к огню, хвост к морю, говорим об облаках, о звёздах, такая отрада на душе, а сердца друг другу «Люблю!» стучат. То-то, глазками ловить только в сказках, мужика брать надо и разговаривать!»

«Задумал я глянуть, что за храм наш остров. Взял доспех с воздухом, его тот богач оставил, что атлантов искать. Зачем? Мы, вот, они! Чудак, конечно, но принеси море его душу к родному берегу. Спустился я в озеро, не то из которого дети выходят, а там за гейзером. Узрел величие, фрески, как ни в одном доме нет, барельефы, краше, чем в подвале маяка, колоны, статуи, орган, прямиком из легенд. Их я восстанавливал, тамошняя морянка помогала, саламандра, протей, милашка. Показывала мне залы, галереи, вывела к жерлу вулкана, где нимфы растят малышей их и наших. Тут доспех забарахлил, пришлось всплыть»

«Наша история так увлекательна, и затопленный город хранит всё взлёты и падения. И тот расцвет, что боги сочли застоем, лишили нас милости, отдали пучине. Вершины гор и храма стали приютом вернувшимся морякам. Взмолились они, вернуть жён, польстили владыке переменчивых вод, дал прощальное желание своим игрушкам. Вернулись жёны, да затребовали своего желанья – вернуть детей. Разозлился бог, от слов не отступил, оживил и вернул в затопленные дома, на новую погибель. Стали дети звать матерей, и это желаний исполнил лукавый, обратил женщин в чудовищ, чтоб те... Не слушаете? Уже?! А, он слушал!»

«Ты до конца рассказывай, видели, тебя на руках девушка тащила, испуганная, плачущая, ногами двигала неумело, дрожала, подкашивалась, но шла. Как заметили, затащили обоих к жрецу. Там тебя выхаживала, пусть и сама истощенна, всё сказки сказывала. Это так из подслушанного, при нас та она молчком. Говори, говори!»

«Подруженька, знаем мы, что матери обращённые нас берегут, веками спали, питаясь их силой. Кто переел, теперь морю предан, недоевший тоже, но не настолько, всё же суша им добрей. В храмовые ясли возврата нет, но протеи не взрослеют, чары тебя пропускали до недавних пор. Как ты своего морячка спасала, что на себя всё меньше похожа. Пропадаешь не там, движешься не так, о парнях подслушиваешь. Так и поделись. Кто же, как же, что же вы наедине?»

«Помнишь проклятый остров? Не другой, жемчуг голубой скупаем. Всё спорили: баб нет или прячутся в хоромах. Отстроились рыбачки знатно, налоговики и пираты не забредают. Давеча там был, на празднике и девиц видел. Тащили на себе мужиков от фонтана до города. Забавляются молодые, а ты заладил: с рыбами спят, глубинным поклоняются…»

«Девочки, мужья сговорились, болтают, что нет острова одиноких красавчиков. Единственной мечты нас лишают, но сердце не обманешь. Слухи врут, карты правду говорят. Где течения сплетаются в узел, а ветра его усердно рубят. Среди чудищ морских и вечных штормов есть остров золотой, где всего полно и каждую ждёт идеальный любовник. Верим девочки, любовь всё совершит. Ну, и что, там торгаши эти видели? Любую байку дели на десять, а иную на бесконечность!»