Жил-был один очень умный человек. Он с детства был умный. Бывало, весь класс прогуливает урок, а умный мальчик Петя Петров сидит в пустом классе и книжку читает. Про космос и черные дыры. Учительница увидит такую преданность, растрогается и поставит Пете в журнал пятерку.

Все мальчики на футбол, а Петя в библиотеку. Все в кино, а Петя в планетарий, да еще вопросы такие начнет задавать, что не всякий и ответит.

Ну и, конечно, после школы Петя поступил в Университет, стал учится на физика и математика.

И познал Петя многие премудрости. На веру ничего не принимал. Все поверял алгеброй! Услышит, например, что Вселенной двадцать миллиардов лет, и тут же схватит логарифмическую линейку и формулой начинает проверять. И выходит, что не двадцать, а двадцать с гаком! Скажет кто-нибудь, что на Марсе есть жизнь, а Петя тут же докажет, что быть не может, потому как атмосферы там нет нужной и холод лютый круглый год: тут любая, даже самая терпеливая, бактерия сдохнет, если вдруг народится.

Была одна слабость у Петра — не любил он глупых людей. Бывало, спросит человека: сколько будет 637 помножить на 983? Человек полезет за калькулятором, а Петя только рукой махнет — мол, что с тебя взять и о чем с тобой можно говорить? Или, например, в каком году родился Данте? Кто знает? Не каждый филолог знает. А Петя знал.

Так много знал Петя, что за версту было видно, что он умный человек.

Вот только быть может поэтому не клеилось у Петра с женским полом. Не любили его женщины. Боялись. Он ее спрашивает: «Сколько будет 735 на 428?», а она ему «А зачем тебе это нужно?». Он: «Когда родился Бисмарк?» А она: «Какая разница?». Он ее приглашает в планетарий, а она в ресторан хочет! Он хочет в шахматы сыграть, а она на пляже поваляться с журналом мод. Беда!

Правда, нашлась одна особа в пыльных катакомбах публичной библиотеки, которая уже пятнадцать лет изучала великую тайну свитков Кумранской долины и весьма преуспела. Вот у нее Петя вызвал интерес. Может быть, даже не только научный. Во всяком случае в читальном зале она сделала ему реверанс: спросила его, который час и даже улыбнулась. Впрочем, ее коллега, ставший свидетелем этой сцены, сей невероятный факт отрицает. Говорит, что старший научный сотрудник Умнова была привычно строга и степенна; за двадцать лет в институте никто не видел улыбки на ее лице.

Пробежала ли между Петром и Умновой та самая искра, о которой пишут поэты? Пожалуй, что-то пробежало. Во всяком случае, из библиотеки они вышли вместе.

— Сколько будет 637 помножить на 423? — спросил Петр.

— 269451, — без запинки ответила гражданка Умнова и задала встречный вопрос:

— Когда родился Данте Алигьери?

— 21 мая 1265 года. Во Флоренции, — бодро отвечал Петр

— Правильно!

— И вы правильно сосчитали.

И оба почувствовали некое взаимное уважение. И стали они встречаться, и, бывало, ничего им не нужно, кроме интеллектуального общения.

— Сколько будет 4233 умножить на 5688? — спрашивал Петя.

— 24077304. А в каком году умер Петрарка?

— В 1374 году, в деревеньке Аркуа, с пером в руке, не дожив немного до своего семидесятилетия.

Так прошел год, другой. Все вопросы были заданы, все ответы получены, а то самое чувство, которое называлось у людей странным словом «любовь» не приходило. То есть было, было что-то однажды! Был дождь, была гроза, они стояли под деревом, и гражданка Умнова прижалась к Петру, когда грянул гром.

— Не бойтесь, — сказал Петя, — гром не страшен, он всего лишь бежит вдогонку за молнией. Разница между вспышкой и звуком позволяет нам измерить расстояние до электрического разряда. Я измерил. Расстояние приблизительно три километра шестьсот метров.

— 637! — сказала гражданка Умнова и грубо отпихнулась от Петра.

— Поразительная точность! — восхищенно сказал Петя.

— Никакой точности. Я соврала. Мне холодно. Идемте домой.

Всю дорогу до дому Умнова отмалчивалась, а у парадной сказала, подняв на Петра измученные грустные глаза.

— Знаешь, Петя, давай закончим наши встречи

— Почему? — удивился Петр.

— Потому что у меня в компьютере есть «Яндекс» и «Гугл».

— Не понимаю. У меня тоже есть. У меня компьютер последней модели.

— Попробуй признаться ему в любви.

«Что за глупости, — думал всю обратную дорогу Петров, — Зачем компьютеру любовь? Ему нужно хорошее программное обеспечение».

Дома он включил компьютер, набрал в поисковике «любовь» и прочитал: «Любовь — это чувство, свойственное человеку»

— А я кто? — вслух спросил свой «Майкрософт» последней модели Петров и ему послышалось в динамиках хихиканье.

Тогда он набрал в поисковике слово «дружба» и прочел: «Личные устойчивые отношения между людьми на основе симпатии».

На курсе у Петрова друзей не было, на работе тоже… Был в школе товарищ, Сидоров, с которым они просидели за одной партой десять лет. Правда Сидоров не смог бы в уме перемножить и двадцать два на семндадцать, и вряд ли знал дату рождения Шатобриана, но десять лет за одной партой оставляют глубокий след даже в черствой душе, а Петров был не черствый, просто умный!

На другой день, включив метод дедукции, Петров нашел школьного товарища на станции техобслуживания японских автомобилей.

— Давай дружить! — предложил Петров.

— Давай. А как?

— Ничего сложного. Мы будем встречаться и пить водку. И вспоминать детские проказы. Ты будешь плакать, и я буду тебя утешать. Нам будет хорошо. Это и называется дружба!

— Здорово! Водку я уважаю. С чего начнем? Со «Столичной?»

— Я только что закончил монографию о теории черной материи во Вселенной, доказывая ее несостоятельность с точки зрения квантовой физики. Хочу, чтоб ты с ней ознакомился и вынес свое суждение. А потом, как и положено: водка и ностальгия.

— Нет! Сначала водка, а ностальгия будет. Тут, кстати, за углом есть хороший магазинчик, у тебя есть деньги?

Через час друзья уже обнимались на скамейке в парке.

— Пойми, — говорил Петров, откручивая пуговицу на животе Сидорова, — вселенная возникла из состояния сингулярности тринадцать миллиардов лет назад. Практически из точки с бесконечно высокой плотностью и температурой… Пошли в планетарий?

— Пошли лучше на рыбалку. Я тут обнаружил одно озерцо в Приозерском районе, лещи как лапти, и щуки есть.

— Не хочу на рыбалку! — заартачился Петров

— К черту твой планетарий, — уперся Сидоров.

И они заспорили и разругались.

— Сколько будет 134567 умножить на 4567? — кричал Петька.

— Дурак! — отвечал Сидоров и крутил пальцем у виска. — Хочешь в музей? Туда тебе и дорога.

Этим вечером Петров впервые в жизни напился. Пил он в каком-то полуподвальчике сначала один, потом в обществе двух брюнетов с золотыми зубами. Ему было очень грустно, и он просил собутыльников.

— Пожалуйста, задайте мне каверзный вопрос. Потому что я впал в гордыню.

— Почему солнце греет, а луна нет? — спросил один в огромной кепке

— Не знаю, — потрясенно отвечал Петров и скорбно добавил. — Я знаю, что ничего не знаю.

Из ресторанчика вышли вместе. Петров обнимал новых друзей и вместе с ними пытался петь «Сулико» на грузинском языке.

— Дружба — это святое! — втолковывал он им и лез целоваться.

Брюнеты смеялись, хлопали его по плечу, переговаривались тихо на своем, грузинском языке, пока не очутились под сырой аркой какого-то старого дома. Там один из новых друзей Петрова прислонил его к стенке и как следует стукнул кулаком по лицу.

Очнулся Петров глубокой ночью без пиджака и всего, что в нем было.

— Пятью пять — двадцать пять, — пробормотал он, вставая, — а шестью шесть — тридцать шесть.

…С дружбой, как и с любовью, ничего не вышло. Петров впал в тоску. Перестал бриться и мыться. Обычно поутру он тренировал свой мозг, умножая шестизначные числа, теперь включал телевизор и смотрел глупые шоу. Теперь умные разговоры выводили его из себя.

— Через четыре миллиарда лет Солнце остынет, и Земля погибнет. Выход один — срочная программа колонизации планет созвездия Альфа Центавра, — встревоженно говорил ему коллега на работе, который когда-то вызывал доверие у Петрова, потому что мог перемножать четырехзначные числа.

— Через четыре миллиарда лет я буду совсем старенький, пусть молодые переселяются, — насмешливо отвечал Петров, — надо только запастись чесноком впрок. Цинга! Путь-то не близкий!

— Парниковые газы растопят полярные льды, — вещал другой, чемпион института по шахматам, — нас затопит! Метана становится все больше!

— Надо меньше пукать! — пожимал плечами Петров.

Коллеги недоумевали, — Петрова словно подменили. Теперь всякий «умный» разговор выводил его из себя.

— Почему, почему? По кочану! — отвечал он раздраженно приставалам — Спросите у Салтыкова-Щедрина! Потому что уши выше лба не растут.

Однажды Петров пришел на работу бледный и сосредоточенный на какой-то важной мысли. На вопросы не реагировал и все решили, что он стоит на пороге какого-то важного открытия. Не мешали. А зря.

Петров принес с собой сумку, из которой достал увесистый молоток. Он подошел к главному компьютеру в полной тишине и ухмыльнулся.

— Что, самый умный, да? Ну так получи!

Удары сыпались один за другим. Машина загудела, заискрилась, задымилась, а Петров бил и приговаривал

— Семью восемь — половинку просим! Сорок один — ем один!

Очнулись. Набросились. Петров отбивался, кричал:

— Приматы! Сколько будут дважды два?!

Кандидат Тыквин, наконец, исполнил свою давнишнюю мечту — зазвездил Петрову волосатым кулаком промеж глаз, младший научный сотрудник Писуков умело спеленал бесчувственное тело, вызвали скорую…

Два месяца Петров провел на «Пряжке». Как ценный член общества, приобщенный к некоторым государственным тайнам, сидел в отдельной палате. С утра до вечера слышно было, как он умножает числа. Главный психиатр Карл Зильберт бил его по коленке молотком и спрашивал, не снятся ли Петрову цветные сны и почему Петров не хочет жить.

— Кажется, я понял суть вашей проблемы, — наконец вынес он свой вердикт, — вы просто слишком умный. Вам не хватает полноценного общения. Поезжайте-ка, голубчик, в провинцию. Там еще встречаются по-настоящему умные люди.

Так Петров очутился в псковском райцентре. На центральной площади перед монастырем он наткнулся на местного дурачка Колю. На круглом лице Коли с жидкой бороденкой всегда расплывалась широкая улыбка, словно ему только что сообщили радостную весть. Больше всего огорчало Колю, если он видел грустного человека. Тогда Николай подбегал к грустному человеку и всовывал ему в руку денежку, и упрашивал при этом, что тот купил себе сладкий пряник.

Вот и Петрову Коля почти насильно всучил сторублевую растрепанную купюру и попросил купить себе конфеток.

— Обязательно куплю, — произнес Петров, чувствуя к удивлению своему, как в душе нарождается какая-то детская легкость и безалаберность. — А где тут магазин?

Полчаса спустя они сидели с Колей на зеленом бугорке перед центральными воротами монастыря и уплетали пряники с повидлом. Туристы бросали им в кепку денежку и с удовольствием фотографировали чудную пару.

— А вот и наш Коля-дурачок, — щебетала экскурсовод Маша перед группой туристов из Петербурга. — Местный юродивый, так сказать, местная знаменитость. Уже никто не помнит, когда Коля появился здесь. И у него, похоже, появился друг.

— Дяденька, — обратилась к Петрову девочка в воздушном розовом платье, — а вы тоже дурак?

Мама ахнула и шлепнула дочку по попе. В толпе захихикали.

— Дурак, — с улыбкой подтвердил Петров, и все заулыбались.

— А зачем тогда очки надели? — не отставала девочка.

— В самом деле — зачем? — Петров снял очки, разломал их напополам и бросил за спину. — Вот и все. Нет больше умника Петрова, есть Петька-дурак.

— И правда ненормальный, — пробормотала экскурсоводша и погнала свое маленькое стадо дальше.

Никто в эти минуты не смог бы догадаться, что в душе Петрова пели райские птицы. Он ел пряник и плакал. Коля утешал его, как мог, и, наконец, сам разрыдался от сочувствия!

Все лето туристы и монахи наблюдали странную пару на монастырской площади. Новенький юродивый привлекал особое внимание. Он улыбался как ребенок, но в глазах его светилась мудрость старца, познавшего суть жизни. С родного НИИ приезжал начальник, уговаривал Петрова вернуться в науку, обещал повысить зарплату — бесполезно. Из Пскова приезжала даже бригада журналистов с местного филиала ГТРК. Девушка приятной наружности сначала сообщила, что начинает цикл передач о духовности в современном обществе, а потом ткнула микрофон Петрову в лицо.

— Вы были известны в научных кругах как перспективный специалист в области теоретической физики, и вот вы бомж. Что случилось?

— Я поумнел.

— Но почему тогда вы не вернулись в науку?

— Потому что поумнел, — отвечал Петров. — Хотите пряник? С повидлом!

Однажды Петров увидел на площади коллегу Тыквина.

— Дай копеечку! — Петр протянул раскрытые ладони.

— Петр Степанович, вы ли это?!

— Не я. Петр Степанович умер. Я — Петька. Мотоцикл «Сузуки» купил? Отвези обратно. Плохой мотоцикл.

И что же? У «японца» действительно обнаружился дефект тормозов. Так к Петрову пришла слава прорицателя. Только Петров был уже умный. Он не стал ждать корреспондентов. Он сбежал. Говорят, видели его на Валааме. А потом объявился в интернате для детей с особенностями развития преподаватель по фамилии Петров. Да мало ли в России Петровых? Правда, этот Петров шутки ради устраивал перед детьми представление: соберется бывало весь класс, ученик с калькулятором задает вопрос: сколько будет 632123 умножить на 714?

— 451335822, — отвечает Петров.

Верно!

Очень любили в интернате учителя Петрова. Очень!

Загрузка...