Умрем живыми

Мотель она находит с трудом: улицы перепутываются, как связки проводов на полу. Джеки бредет по узкой дороге, которую расцвечивают только неоновые вывески, пятнами ложащиеся ей под высокие ботинки. Уворачивается, чтобы не столкнуться плечами. Не люди — оболочки, чьи внутренности опутаны шелком. С переплетенными подворотнями не справляются даже сканеры, потому что обновления для карты города не успевают добавлять, когда на углу вырастает новая кособокая пристройка, протягиваются гудящие линии электропередач или кто-то ставит простой сетчатый забор. Джеки пришлось перелезать через такой, чтобы не закладывать крюк — то еще удовольствие. Зацепилась плащом и шипела, как озлобленная кошка, но, к счастью, то, как она пинает стену, видели только граффити с полуобнаженными андроидами.

Вывеска мерцает, Джеки некоторое время сверяется, посматривая то на нее, то на соседние, на словно бы слипшиеся буквы. Некоторые не горят, другие пытались выковырять. Она улыбается этой жажде разрушения — глупый, бессмысленный поступок. Как будто она в детстве не крала и не рисовала матом поперек билбордов с рекламой. Неоновая вывеска старого мотеля «Странник» мигает, как в агонии. Буква «К» окончательно сдалась, оставив лишь тусклую красную черточку, так что теперь это просто «Странни». Джеки ехидно усмехается про себя.

Здесь никто никуда не идет. Здесь просто заканчивают путь.

Дверь старомодная, не раздвижная, приходится навалиться плечом. Джеки слышит мелодичный перезвон прямо над ухом, резко вскидывает голову, но быстро успокаивается, видя стальные тростинки, звякающие друг о друга. Делает вид, что поправляет шляпу, охваченная неловкостью. Этот звон привлекает внимание девушки за стойкой, но не нескольких постояльцев, которые в своем углу, у большого экрана, о чем-то разговаривают. Пьяны, понимает Джеки, не нужно даже сканировать. Но ведут себя смирно, должно быть, поэтому им позволяют оставаться в холле. Их бормочущие голоса перебирают по косточкам политиков и корпов, которым дела нет до того, что о них думают.

— Здрасть, бронировали? — спрашивает девчонка.

Джеки подходит ближе, наваливается на стойку, оскалившись в улыбке. Вторжение в личное пространство — первый, блядь, ключик к взаимопониманию. Она наклоняется, знает, что девчонка видит: собственное озадаченное отражение на темных стеклах ее очков. Смилостивившись, Джеки сдвигает их на нос, чтобы бросить быстрый взгляд на нее. Нейроимплант сразу приближает картинку, цепляется за детали.

Девчонке не больше шестнадцати. Бейджика нет. Крашеные в блонд волосы с отросшими темными корнями, драная одежда, но не из-за бедности, а из-за моды на таких вот маленьких оторвочек. У нее заменены глаза, взгляд плещется тревожным неоном, синим и розовым переливается. Это может заворожить, но на миленьком лице Джеки подмечает воспаленные красные ноздри. Не сезонная простуда — что-то другое. Что-то посерьезнее.

— Через Сеть бронировала, — кивает Джеки, протягивая руку с пластиковой картой, которая скользит между пальцами, когда она небрежно крутит ее. — Все нормально? Что-то у вас подвисало там.

Промычав нечто неразборчивое, девчонка ловко, как кошка, смахивает карточку со стойки. Она не удивляется, что документы не вшиты в чип на запястье. Проводит карточкой по терминалу заученным движением, ждет несколько секунд — и правда виснет. Безынтересный, стеклянный неоновый взгляд становится отчетливее и косится на Джеки с любопытством.

— Джеки? Ты? Ты у кого-то сперла эту карточку? — прямолинейно выдает она.

— А даже если так — неужели выставишь за дверь? Не нервничай ты так, детка. Ну, типа, Жаклин, — пожимает та плечами; ничего особенного, все под контролем, и девчонка тоже успокаивается. Нервно чешет нос, шмыгает. — Жена президента. Родителям всегда казалось это романтичным, но для меня это лишний пафос, вот и зарегалась попроще.

— Нашего президента?

— Когда-то — да. Кеннеди, — ухмыляется Джеки. — Древность такая. Don’t let it be forgotten, that once there was a spot, for one brief shining moment, that was known as Camelot.

— Зачетно, — кивает девчонка. — А в дешевой подписке эта песня есть?

Джеки пожимает плечами. Ей выдают пропуск — другую карточку, которая разблокирует номер. Нет универсальных средств защиты: на замок найдется отмычка, а на код — талантливый раннер. Но девчонка заученно гарантирует ей безопасность, наверняка перед неоновым взглядом у нее плавает памятка, она с нее унылым голосом читает, и Джеки кивает, снова оглядываясь на компанию у экрана. В тихих, невзрачных местах вроде этого можно спрятаться, спасаешься ты от преследования, торгуешь оружием или шелком, а может, просто хочешь отдохнуть от суеты большого города. Пока она здесь, ее не тревожит шум автострад, грохот аэромашин и постоянный гул голосов, все ощущения, давящие на чувства в центре Альбион-Сити.

— Вы не подключены к «Оракулу»? — замечает Джеки, когда забирает карточки.

— Нет, — быстро произносит девчонка. — У нас частная сеть.

— Ты же говорила, что безопасность…

— Так и есть, — кивает та, — но ты правда веришь, что нагрянувшие легавые могут сделать это место… безопаснее?

Джеки поднимает руки, как бы сдаваясь, кивает. Она налегке, у нее только сумка, которую девчонка лениво досматривает, убеждаясь, что там всего лишь сменная одежда. На пистолет, припрятанный на дне, она не спрашивает лицензию, и Джеки чувствует знакомую щекотку. Либо это ловушка, либо у этого места, рассыпающегося на глазах, хорошая крыша. Она кивает странной компании, направляясь к лифтам, чувствует, как мутные взгляды прилипают к ее спине. Кто-то свистит, но Джеки не оборачивается.

Зайти проще всего — попробуй теперь отсюда выбраться. Джеки оглядывается, замечая камеры. Глазок смотрит на нее в лифте, как черный паук, притаившийся в углу, Джеки подмигивает в камеру. Если они не передают данные в городской «Оракул», то о ее пропаже даже никто не узнает. Ну, может, догадаются к утру, когда вдруг окажется, что никто давненько не бесил этот мир и всех его обитателей.

На этаже камеры тоже есть, но меньше. Если у тебя нет денег починить вывеску, то и на хороший софт не хватит. Джеки проскальзывает мимо одной из них, чуть не сталкиваясь в коридоре с парнем, который бредет куда-то, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Не ее дело, одергивает себя Джеки. Она минует дверь с номером, который светится на ее карточке, и уверенно проходит дальше, стучится в самый дальний. Вслушивается в шорохи. За ней наверняка следят, но когда дверь приоткрывается, она наваливается на выглянувшего парня в притворном объятии.

— Неужели ты настолько рада меня видеть? — негромко спрашивает Марк.

— Нет, это пистолет, захлопнись.

Когда дверь запирается, она падает на старую, продавленную кровать. Наклоняет голову, прислушивается, но в коридоре только раздается чье-то пьяное пение. Комнатушка, которую занимает напарник, пахнет пылью и старой плесенью, а ведь это Джеки еще не заглядывала в крохотную ванную… Ее забавляет мысль о том, что Ржавый, всегда аккуратный, одетый с иголочки, расписанный гипнотическими и в то же время идеально ровными татуировками, спал на этих слежавшихся простынях. Он пропах этим местом, и это его тоже бесит, как и вид Джеки, растекшейся по кровати.

— Ну и дыру же эти придурки выбрали, — подтверждает Марк, возвращаясь к столу. Джеки ворвалась, как раз когда Ржавый заваривал синтетической кофе через фильтр-пакет. Даже под прикрытием не мог отказаться от своих буржуйских замашек, как же. — Местные банды отрицают связи с «Призраками», а значит, они с потрохами наши. Можем делать что хотим, заступаться никто не станет.

— Гастролеры, — кивает Джеки, снимая шляпу и вертя ее в руках. То, что она улеглась в плаще, этому месту явно не повредит. — Набрали местных, распродали паленые импланты, а потом свалили. Пока они думают, что я зашла к тебе в гости… Планы поменялись.

— Это еще почему? — хмурится Марк. — Я зря сидел в засаде?

— Говорят, их главный покажется, — произносит Джеки, — берем на месте. Мы начинаем шуметь, остальные подключатся.

— Остальные не подключатся, если тот тип в маске все-таки не придет. А мы останемся один на один с толпой вооруженных уебанов.

— Таков путь, — пожимает плечами Джеки. У нее пальцы поджимаются в предчувствии драки, и поэтому осторожность Ржавого начинает выводить ее из себя. — Ты останься здесь, контролируй Сеть. Частники, от них что угодно можно ожидать.

— У меня идея, — предлагает Марк, приблизившись. Садится на единственный стул спинкой вперед, кладет руки на перекладину. Приглаживает пряди: ярко-красные волосы кажутся всплеском кровавой краски, когда ему в спину бьет свет с улицы — сквозь узкое зарешеченное окно. — Я притворюсь покупателем. Местным успел примелькаться, они сразу не раскроют. А ты возьмешь их с поличным.

— Следуя этой так называемой идее, ты оказываешься на линии огня, — огрызается Джеки.

Странно: это она тут адреналиновая наркоманка, это ее тянет туда, где мелькают пули и гремят взрывы. Марк обычно отсиживается в углу; его не назвать талантливым раннером, но у него хорошее образование. Получше, чем у всех в этом паршивом здании, вместе взятых.

— Хочешь выслужиться, — замечает она.

— Они набирают новых операторов «Оракула», почему бы не заявить о себе?

— Будешь подставлять шею и вилять хвостом, лишь бы корпы обратили на тебя внимание? Нет никаких гарантий, что они вообще возьмут кого-то из наших. Не бывать тебе агентом 007.

— Меня устроит номер поскромнее.

Она рассеянно цепляется пальцами за нитки, выпущенные из наволочки. Потянешь за одну — все развалится. Джеки любит свою работу; если бы не любила, то ее просто стоило бы назвать бешеной псиной, которой нравится стрелять в людей, не так ли? Трезвый расчет Марка всегда был ей чужд, вот и теперь она вписалась в это дело, потому что услышала про загадочного человека в маске, который давно светился в розыске. Кому не плевать на почет и уважение от Оракулов, если можно прославиться как «та самая ненормальная, которая оторвала эту хромированную башку»? Это звучало как тост, и Джеки вполне устраивало.

Но Марку всегда было не все равно.

— Я все равно уже здесь поработал, — говорит он, отправляя ей на нейроимплант информацию обо всех «Призраках», которых успел вычислить, притворяясь постояльцем.

— Так бы и сказал, что тебе стало скучно.

Она подходит к столу, уводит кружку с крепчайшим кофе прямо у него из-под пальцев. Когда Марк сердито скалится, складывая руки на груди, она узнает своего напарника. Тревога все равно поселяется внутри, раздвигает ребра пальцами, чтобы добраться до сердца. Теперь Джеки волнует не столько то, что Марку прострелят в суматохе его очень умную ржавую башку, сколько то, что он собирается свалить. Конечно, у него может ничего не получиться, обломает ноги на карьерной лестнице и скатится обратно, в ту же яму, где всегда обитала Джеки. На эти грязные улицы, к охоте, к стрельбе, к пьянящей свободе, которая остается, когда ты все теряешь.

— По рукам, — кивает Джеки, коснувшись его стального запястья; ее обжигает холодом. — Ты заходишь, я буду рядом. Если что-то идет не так, подаешь сигнал.

— Если? — ухмыляется краем рта Марк.

Джеки толкает его локтем, передает наполовину выпитый кофе. Во рту горько и вязко, будто грязи наелась, но ей нужно было чем-то смочить горло. Ржавый осторожно поворачивает кружку и отпивает с другой стороны.

— У них много новичков, которые только вчера выяснили, где спусковой крючок, — обнадеживает он. — Сядь, не мелькай. Нельзя, чтобы тебя заметили раньше времени. Вдруг в окно смотрят?

Джеки кивает. Достает пистолет из сумки, кладет его на стол, рассеянно касается рукояти. Убивать мальчишек, которые решили стать крутыми наемниками, тоже как-то паршиво, но она отучилась смотреть им в глаза еще много лет назад. Глупость в этом мире наказуема, и Джеки — одно из любимых оружий правосудия, потому что она целится и стреляет без колебаний. Кладет голову на стол, мурлычет песню, которая так понравилась девчонке внизу. Камелот из этого города никак не сделать, но Джеки постарается, чтобы он стал немного чище.