Уральский самородок

Транспортный коптер «Стриж» лениво поглаживал брюхом свинцовые уральские облака, когда короткий, резкий толчок прошел по всему корпусу. На приборной доске тревожно мигнул и погас символ ошибки стабилизатора. Автопилот мгновенно компенсировал крен, и полет снова стал плавным. Спецназовец-кибернетик Константин Демич нахмурился. Он сидел в кресле пилота, но теперь не отрешенно глядел на сопки внизу, а буравил взглядом диагностические диаграммы на дисплее. Костя ругнулся сквозь зубы — кажется, отпуск начинается совсем не так, как запланировано.

— Уже падаем? — встрепенулся его боевой товарищ, снайпер Иван «Якут», сидевший в штурманском кресле.

— Жесткая посадка отменяется, — Костя раз за разом прогонял диагностику, но не мог найти ни единой неисправности, — По прибытии сразу на рыбалку, на хариуса. Помнишь, я рассказывал? Чистейшая вода, быстрая, ледяная…

Иван хмыкнул.

— Кость, я вырос в тайге. Меня рыбалкой развлекать — все равно что евнуха стриптизом. Я за свою жизнь столько рыбы переловил, что она мне по ночам в кошмарах является, плавниками машет и человеческим голосом проклинает. Давай лучше по твоему поселку пройдемся, на местных «селянок» посмотрим. Организм требует общения с прекрасным!

Константин усмехнулся. В этом был весь Иван. Простой, прямой, как ствол его снайперской винтовки. За три с половиной года совместной службы в таких дырах, откуда даже черти сбегали, Костя привык к его прямоте.

— Там поселок старателей, Ваня. Суровые мужики, которые с утра до ночи кайлом машут и разговаривают исключительно матом. И женщины у них под стать. Посмотришь на такую «селянку», и у тебя все желание общаться пропадет. Вместе с мужским достоинством.

— Мы еще посмотрим, чье достоинство пропадет, — не сдавался Якут, но его голос вдруг стал серьезнее, а взгляд сфокусировался на точке впереди. — Это и есть твоя Заимка?!

Коптер вынырнул из облаков, и впереди, на огромном плато, окруженном вековыми соснами, открылся вид на Темную Заимку, родовое гнездо Демичей.

Иван присвистнул, в его голосе звучало неподдельное изумление.

— Ни хрена себе. А я, дурак, думал, у тебя там изба на курьих ножках. Это ж целая крепость!

Он был прав. «Тёмная Заимка» не была домом в привычном понимании. Это был могучий архитектурный ансамбль из дикого камня и мореного, почти черного дерева, вросший в скалу. Несколько массивных строений, соединенных крытыми переходами, окружали центральный двор. Выглядело это не как жилище, а как ставка средневекового князя или хорошо укрепленный монастырь.

— Прапрадед мой в речке, что под плато течет, самородок нашел, — Костя сам невольно залюбовался домом, который не видел столько лет. — Золотой. С него все и пошло. Демичи всегда в землю вгрызались, потому и осели здесь крепко.

— Крепко — не то слово, — протянул Иван, не отрывая взгляда. — Тут оборону держать можно. От небольшой армии влегкую отбиться.

— От большой тоже, — Костя включил рацию, — «Темная Заимка», здесь «Стриж», ответьте. Заимка, на борту Константин Демич, прошу разрешения на посадку.

Родной дом «блудному сыну» отвечать не торопился. То ли дежурного у рации не было. То ли… отец приказал на вызов не отвечать. Скорее всего, это самый вероятный вариант. Отец, Арсений Демич, глава старообрядческой общины, так и не простил сыну его выбор. Он не сказал этого прямо. Он просто перестал отвечать на его сообщения десять лет назад. Для отца существовал только один путь — путь Демичей, путь людей земли. Продолжить дело, взять в свои руки управление рудниками, жить по старым законам, как жили деды и прадеды. А Костя сбежал. И куда? В самое пекло, в кибервойска. В то, что отец презрительно называл «цифровой скверной». Все соседи-промышленники переходили на роботизированные комплексы и нейросетки, а у Демичей по-прежнему работали люди.

— «Темная заимка», говорит Константин Демич, — продолжил упорствовать Костя, — я сажусь перед восточными воротами…

Внезапно «Стриж» едва заметно дернулся.

На голографическом дисплее перед креслом пилота на долю секунды моргнули символы телеметрии. Костя, чей мозг был натренирован замечать малейшие отклонения в работе систем, напрягся.

— Что за дела? — лениво поинтересовался Иван, почувствовав толчок. — Турбулентность?

— Здесь нечему турбулить, — коротко ответил Костя, его пальцы уже забегали по сенсорной панели, вызывая диагностические протоколы. — Системы в норме. Почти. Скачет напряжение в главном процессоре.

И в этот момент все погасло.

Дисплеи, подсветка приборов, даже тусклые лампы в отсеке — все отключилось, погрузив их в полумрак, разгоняемый лишь светом из иллюминаторов. Через секунду системы ожили, но на всех экранах полыхала красная каша из аварийных сообщений. Двигатели, потеряв синхронизацию, захлебнулись и заглохли. В наступившей оглушительной тишине был слышен только свист ветра за бронестеклом.

— Отказ всех систем! — рявкнул Костя, перехватывая у автопилота штурвал, который тут же забился в его руках, как взбесившаяся кобылица. — Внешнее воздействие! Нас взломали!

Сирена тревоги запоздало взвыла, заполнив кабину оглушительным, раздирающим уши ревом. Коптер, потеряв тягу, клюнул носом и начал заваливаться в штопор. Иван, не говоря ни слова, вцепился в свое кресло, его лицо превратилось в каменную маску. Он доверял Косте. Доверял его реакции и навыкам. Но к аварийному ремню все-таки потянулся.

Костя боролся с умирающей машиной. Он был не просто солдатом, он был одним из лучших специалистов по боевым киберсистемам. Он чувствовал чужое вторжение как грязь под ногтями. Это был не грубый силовой взлом, а элегантный, точечный удар, вирус, который просочился сквозь все защитные протоколы и одним щелчком оборвал жизненно важные цепи. Профессиональная работа. Он пытался изолировать зараженное ядро, переключиться на резервные контуры, но вирус был как ртуть — он растекался по системе, блокируя любую команду!

Земля неслась навстречу, превращаясь из пестрого ковра в стремительно приближающуюся стену из скал и деревьев. Спасти машину было уже невозможно.

«Протокол», — вспыхнуло в мозгу. Привычка, вбитая годами тренировок, взяла верх над паникой.

— Ваня, система спасения! Активируй! — проорал он, с нечеловеческим усилием выравнивая крен.

Иван с силой ударил по большой красной кнопке на панели между ними. Снаружи раздался оглушительный грохот, будто разорвался снаряд. Четыре тяжелых двигателя отстрелились от корпуса, унося с собой тонны лишнего веса. Облегченный «Стриж» на миг стал послушнее, превратившись в неуклюжий планер. Следом сработала вторая ступень: со всех сторон корпуса с оглушительным шипением надулись огромные амортизационные подушки, превращая их изящный челнок в неуклюжий надувной шар.

Падение замедлилось, но не прекратилось. Они все еще неслись вниз, на скалы, на вековые сосны. Костя, стиснув зубы, из последних сил тянул штурвал на себя, пытаясь увести покалеченного «Стрижа» в сторону от плато, от Темной Заимки. Он не знал, как его встретят, но мысль о том, что эта груда металла рухнет на его дом, была невыносимой. Инстинкт. Последний, оставшийся от того мальчишки, который когда-то считал эту крепость своим единственным миром.

Он успел.

Последнее, что он увидел, — это как верхушки сосен, острые, как пики, прорывают внешнюю обшивку. А потом мир взорвался треском ломающегося металла, хрустом деревьев и ослепляющей болью. И наступила тишина.

***

Сознание вернулось неохотно, рывком, будто его силой выдернули из теплой, вязкой темноты. Первым был запах — едкая смесь горелого полимера, озона от короткого замыкания и терпкой, смолистой свежести хвои. Затем пришла боль — тупая, ноющая, где-то в районе левого плеча, и резкая, пульсирующая в затылке. Константин открыл глаза.

Мир был перевернут. Коптер лежал на боку, и то, что было стеной, стало полом. Сквозь треснувшее стекло кабины пробивался тусклый дневной свет, фильтрованный густыми еловыми лапами. Воздух был наполнен взвесью пыли, медленно танцующей в световых лучах. Механизмы «Стрижа» молчали. Сирена тревоги, к счастью, тоже заткнулась.

Самодиагностика. Привычка, вбитая годами службы до уровня инстинкта, сработала раньше, чем он успел подумать. Голова: ушиб, возможно, легкое сотрясение, дезориентация. Конечности: функционируют. Левое плечо: ушиб или вывих. Внутренние повреждения: не обнаружены. Он жив. Тело было разбито, но цело. Пилотский комбинезон, армированный гелевыми вставками, спас от переломов, но не от ощущения, будто его пропустили через камнедробилку. Рентген, скорее всего, покажет пару-тройку трещин, но до того рентгена еще надо было дойти.

Рядом раздался сдавленный кашель, перешедший в хриплое ругательство. Якут, отстегнув стянувшие его ремни безопасности, тяжело вывалился из штурманского кресла.

— Прибыли, — просипел он, упираясь рукой в погнутую переборку. — Сервис, конечно, так себе. Даже шампанского не предложили.

Он выглядел не лучше, чем чувствовал себя Костя. На скуле алела свежая ссадина, комбинезон в нескольких местах был порван. Но двигался он уверенно, без паники, словно жесткая посадка в лесу была для него рутиной. Он встряхнулся, как большой медведь, отгоняя остатки шока.

— Ты как, Кость? Все чипы на месте? — Иван оглядел друга цепким, оценивающим взглядом.

— Функционирую, — коротко ответил Константин, отстегиваясь и спрыгивая на накренившуюся стену. Ноги чуть подкосились, голова отозвалась новой вспышкой боли. — Плечо выбил, кажется. Вправлю. Ты сам?

— Мелочи. Жить буду, — Якут уже пробирался к выходу, точнее к тому, что от него осталось. Дверь десантного отсека заклинило, выгнув металл уродливым горбом. Иван уперся в нее плечом раз, другой, а потом, коротко рыкнув, вышиб ее наружу ногой.

В кабину ворвался поток свежего, холодного воздуха, пропитанного запахом сырой земли и хвои. Они выбрались наружу. Картина была удручающей. «Стриж» прорубил в лесу целую просеку, ломая вековые сосны, как спички. Теперь он лежал в конце этого пути разрушения, окутанный дымком, со смятым носом и оторванным крылом. Аварийные подушки сдулись, превратившись в грязные, обвисшие лохмотья. Вокруг стояла та самая тишина, которую Иван заметил еще в полете. Гнетущая. Неправильная.

— Маяк? — спросил Костя, резким, отработанным движением вправляя себе плечо. Сустав со щелчком встал на место, вырвав из его груди сдавленный стон.

— Отправил сигнал сразу после удара, пока ты в отключке был, — ответил Иван, осматривая небо сквозь проплешину в кронах. — Ответа нет. Ни по открытому каналу, ни по запасному. Аварийный маяк орет в пустоту. Ситуация невероятная. Даже если все ЦУПы вымерли, военные спутниковые сетки должны работать безотказно. Их для ядерной войны строили.

Константин кивнул, его худшие опасения начинали обретать форму. Взлом военного коптера, тотальное радиомолчание на аварийных частотах. Это не просто бандиты или конкуренты отца. Уровень слишком высок. Это пахло не корпоративной разборкой, а полноценной военной операцией.

— Ладно. Осмотр периметра. Потом собираем все, что уцелело. Оружие, аптечка, пайки, вода. Берем только самое необходимое. До Заимки, если напрямик, часа три-четыре.

Иван кивнул и бесшумно растворился в тенях деревьев, двигаясь по кругу. Костя же занялся анализом обломков. Его профессиональный взгляд отмечал детали. Характер повреждений корпуса говорил о том, что система спасения сработала штатно. Но вот внезапные электронные сбои... Он вскрыл панель бортового самописца. Черный ящик оплавился. Кто-то позаботился не только о том, чтобы их сбить, но и о том, чтобы замести следы взлома. Аккуратно. Чисто.

Через десять минут вернулся Иван.

— Чисто. Никого. Но есть кое-что похуже.

— Что?

— Ничего. Абсолютно ничего. Ни следов, ни помета, ни сломанной веточки. Будто все живое отсюда испарилось. Давно. Пойдем, сам увидишь.

Они молча принялись за работу. Из оружейного ящика, который, к счастью, выдержал удар, Иван извлек свою любимую снайперскую винтовку и несколько коробок с патронами. Костя забрал свой импульсный карабин и пару пистолетов. Аптечка, аварийный запас еды, фильтры для воды — все это перекочевало в их разгрузочные рюкзаки. Огнестрел у них был, а вот самое главное оружие – киберимпланты, Константин был вынужден оставить на базе. Технологии в них были такие, что импланты выдавались только на время проведения операций. Причем в основном боевых.

— Думаешь, отец сильно разозлится за бардак, который мы навели возле его усадьбы? — неожиданно спросил Иван, затягивая ремни на рюкзаке.

— Он разозлится, что я вообще прилетел, — мрачно ответил Костя. — Лес — это так, мелочи.

Через полчаса они были готовы. Окинув прощальным взглядом изуродованный «Стриж», машину, которая спасла им жизни, они углубились в лес.

Иван шел первым, двигаясь с грацией хищника, несмотря на тяжелое снаряжение. Его тело, выросшее в тайге, чувствовало лес так, как Костя чувствовал компьютерную сеть. И сейчас этот лес ему категорически не нравился.

— Тихо, — прошептал Якут, замирая и прислушиваясь.

— Слишком тихо, — согласился Костя. Он тоже это чувствовал. Ни пения птиц, ни стрекота насекомых, ни шороха в подлеске. Лес был мертв. Словно кто-то нажал кнопку «Заглушить», отключив все звуки природы. Даже ветер, казалось, запутался в колючих лапах елей и затих. Воздух был плотным, тяжелым, наэлектризованным. Таким он бывает перед сильной грозой, когда вот-вот ударит молния. Но небо было чистым.

— Нет следов, — так же тихо добавил Иван, указывая на влажную землю. — Ни старых, ни свежих. Ни белки, ни мыши, ни кабана. Будто все живое отсюда ушло.

Они шли уже больше часа, а гнетущее чувство неестественности только нарастало. Деревья стояли, как мертвые истуканы. Под подошвами шуршала хвоя. Константин, привыкший доверять данным и приборам, сейчас был вынужден положиться на инстинкты своего друга. И эти инстинкты кричали об опасности.

Его мозг, работавший в режиме постоянного анализа, пытался найти логическое объяснение. Локальная экологическая катастрофа? Выброс какого-то химиката? Но тогда были бы и другие признаки — пожелтевшая листва, мертвые деревья. А лес стоял зеленый, живой на вид, но абсолютно пустой внутри. Это было похоже на стерилизацию. Тотальную, но избирательную, затронувшую только фауну.

Они вышли на небольшую поляну и замерли. В центре поляны, на огромном валуне, покрытом мхом, лежал скелет лося. Идеально чистый, белый, будто пролежавший здесь десятки лет. Но мох под ним был свежим, не примятым, а вокруг не было ни единого следа падальщиков. Ни волков, ни лис, ни даже воронья. Словно плоть испарилась, оставив после себя лишь голые кости.

— Что за чертовщина? — пробормотал Иван, медленно поднимая винтовку и осматривая кроны деревьев. — Похоже на работу какой-то кислоты. Или... чего-то похуже.

— Не знаю, — ответил Костя, его рука сама легла на рукоять карабина. — Но мне это не нравится. Совсем.

Они молча двинулись дальше. Под ногами хрустел сухой валежник, безмолвие давило сильнее, чем рев сирены в падающем «Стриже». На поляне воздух был неподвижным, как в заброшенном доме. Костя сделал шаг — и ему почудилось, будто лес не просто слушает. Он ждет.