— Не положено вам ввязываться в такие дела! — бурчал здоровяк, преодолевая одышку. Тот, к кому он обращался, шагал слишком быстро. — Вам бы предотвращать дуэли, а не участвовать в них…
— Игорь Петрович, к чему эти комментарии? — спокойно сказал Шевцов, продолжая подниматься на холм. — Прямо сейчас вы идёте со мной на место встречи, и с собой у вас шкатулка с двумя отличными пистолетами. Вы прекрасно знаете, что дуэль состоится.
Здоровяк открыл было рот, чтобы возразить, но поправил шкатулку под мышкой, улыбнулся и промолчал. «Если этому что-то взбрело в голову…» — мысленно вздохнул Игорь Петрович.
Тропинка плавно изогнулась и вывела спутников на смотровую площадку, окаймлённую невысокими деревьями. За её краем белели выступы меловых гор, а где-то внизу батюшка-Дон беззвучно перемещал тысячи тонн воды.
— Вы заставили нас ждать, — прозвучало из тени. Камерная акустика площадки усиливала голос, накладывала звуковую тень. Каждое слово становилось и загадочно, и грозно. — Думали, что вы уже и не придёте.
Шевцов ничего не ответил.
Из тени вышел граф Амур Сандалов — стройный, широкоплечий, с роскошными усами, которые удержали бы бильярдный кий. На нём прекрасно сидел новенький парадный мундир бордового цвета. Из нагрудного кармана нарочито небрежно выглядывал белый платок, на руке светился квадратик часов.
— Экая птица! Будь я дамой, я бы сейчас ахнул, — с завистливым восторгом шепнул Игорь Петрович.
— Быть может, ещё и отдались бы ему прямо здесь, — предположил Шевцов. Здоровяк насупился и поправил очки.
За Сандаловым семенил его секундант Виссарион Самохвалов — худой и невероятно высокий господин. На нём тоже был парадный мундир — с тем отличием, что ткань успела потерять не только свежий, но и хоть сколько-нибудь приличный вид. Самохвалов осознавал, что выглядит весьма противоречиво, а потому в его глазах тоже светилось противоречие: он одновременно выпячивал свой дворянский костюм и вместе с тем стыдился его состояния.
— А ведь он служит в какой-то комиссии, — прокомментировал на ухо Шевцову Игорь Петрович. — Значит, у него есть несколько комплектов обычной формы. Но ка-а-ак же. Ему так важно подчеркнуть сословие…
И Шевцов, и его секундант как раз несли на плечах чёрные гимнастёрки. Ряд пуговиц проходил левее центра, а на плечах желтели гербы.
Игорь Петрович представился, дежурно предложил дуэлянтам пожать руки и, конечно, тут же получил отказ. Тогда он увёл Самохвалова в сторону, чтобы обсудить некоторые детали. Виссарион имел медицинское образование, а потому помимо секунданта мог исполнить роль врача.
Противники встали друг напротив друга. Граф с вызовом таращился на Шевцова, стараясь поймать его взгляд, но тот с легкой зевотой любовался донской панорамой.
Наконец Игорь Петрович открыл перед дуэлянтами свою шкатулку. На бордовой бархатистой подложке лежали пистолеты музейного вида — настоящие произведения искусства. Мастер изобразил на изогнутых деревянных ручках гербы Империи в причудливом растительном обрамлении. На металлических накладках над курком отпечатались фамилии первых Основателей.
Сандалов торопливо схватил пистолет, взвесил его в руке, проверил заряд, деловито прицелился куда-то вверх. Шевцов не глядя взял своё оружие и сделал шаг назад.
— Когда-то знак Урана на форме госслужащих размещался на груди, — вкрадчиво начал Сандалов. — Потому что Уран — в сердце. Романтично, правда? Лет тридцать назад наш герб наконец перенесли на рукав. Знаете, почему, господин следователь?
Шевцов ничего не ответил, и Сандалов продолжил.
— Потому что жёлто-чёрный знак на груди служил отличным прицелом. Сколько же ваших сослуживцев погибло по глупости императорского портного… Сегодня на вас уже совсем другая чёрная форма, но я будто вижу такой же урановый прицел ровно на месте вашего сердца. Попрощайтесь с жизнью, господин следователь, попрощайтесь с теми, кто был вам дорог. Будьте уверены, я сегодня не промахнусь.
— Как в столичном театре, — бросил Шевцов Игорю Петровичу.
На площадку выскочила блондинка лет двадцати трёх в пышном персиковом платье. К подолу прицепились ветки и листва, да и сам он окрасился в серый.
— Постойте! — с придыханием начала барышня. — Господин Шевцов, остановитесь!
— Это не столичный театр, а провинциальный, — чуть слышно вздохнул Шевцов.
Барышня продолжила:
— Да, граф был очень… настойчив в общении со мной. Но я не держу ни на кого зла. Пусть сегодня не прольется кровь!
Сандалов громко фыркнул. Шевцов усталым голосом произнёс:
— Госпожа Померанцева, прошу вас…
Барышня подбежала к Шевцову вплотную, взяла его за руку и проникновенно зашептала.
— Господин Шевцов! Граф — опытный стрелок. Он погубил не одну жизнь. Заклинаю вас, пожмите руки прямо сейчас…
— Госпожа Померанцева, я готов пожать его руку, — постарался успокоить Шевцов. — Но только после того, как он выстрелит.
— Значит, вы не собираетесь стрелять первым? Но вы так рискуете… Так рискуете… — Померанцева округлила глаза.
Разошлись на двадцать шагов, встали к барьерам. Граф выбросил вперёд руку с пистолетом. Прежде чем он успел выстрелить, Шевцов с удивлённым лицом повернулся в сторону реки и завопил:
— Смотрите, дельфины!
В момент выстрела Сандалов проследовал взглядом за Шевцовым. Пуля улетела куда-то в заросли орешника.
— Какие нахрен дельфины? — прорычал граф, всё ещё всматриваясь в воду. Пистолет дымился в его руке бесполезной игрушкой.
— И правда, какие тут дельфины. Это ж река. Показалось, — пожал плечами Шевцов и быстро прицелился.
Померанцева снова подскочила к нему и заверещала:
— Вы целы! Целы! Теперь вы можете подарить сопернику свой выстрел, и он останется вечным должником… Я о таком читала у кого-то… Кажется, у Аванисяна… Пощадите его!
Шевцов одобрительно кивнул и… выстрелил.
— Яйца-а-а! Сука! Сука! Сука! А-а-а! — чужим голосом завопил Сандалов.
— Какая досада! — проговорил Шевцов. — Рука дрогнула.
Граф упал на траву, изрыгая проклятья. Самохвалов засуетился рядом.
— Вы же следователь! Вы государев человек! — возмущённо тараторил Игорь Петрович, склонившись над Сандаловым. — Всё это станет проблемой…
— Я же просила… вас… — с огромными круглыми глазами щебетала Померанцева.
— Сука! Сука! Яйца! — надрывался Сандалов.
Шевцов полной грудью вдохнул чистый воздух. За криками графа он расслышал далёкое пение птиц. Господин следователь медленно подошел к противнику, который корчился на земле. Игорь Петрович и Самохвалов расступились перед его тенью. Шевцов обернулся к Померанцевой:
— Я обещал вам пожать его руку после выстрела.
Он наклонился, схватил графа за руку и крепко сжал её.
— Сука! Сука! — повторял Сандалов, стараясь вырвать руку. — Мой брат… Сожжёт твою мать на костре. Мой отец… Спустит с тебя шкуру… Живьём снимет.
— Что касается моей мамы — это будет проблематично. Чтобы сжечь её на костре, сначала нужно будет найти её могилу и выкопать её останки, — заметил Шевцов. — Ваши брат и отец, Амур Семёнович, люди известные, уважаемые. За ними шахты, фабрики, тысячи рабочих. А ещё — сотни смертей каждый год. И много, знаете ли, странных. Одно дело, если горняка в шахте завалит или рабочий под пресс попадёт. Такие инциденты для ваших предприятий ожидаемы и даже закономерны. Но почему у вас в бассейне каждый месяц тонут молодые девки? Что у вас там в этом бассейне? Пираньи там водятся? Аллигаторы?
— Откуда ты… Про бассейн… Сука! — превозмогая боль, выдавил Сандалов.
— Я-то по долгу службы встречал всякие расстройства, — продолжил Шевцов, присаживаясь на корточки и по-прежнему не выпуская руку графа. — Но от ваших сексуальных предпочтений даже у меня глаза на лоб полезли. Что для сыновей, что для отца: удовольствие приходит, когда партнёрша отбивается, вырывается и… умирает. Не уверен, что у млекопитающих встречается такое поведение. Это что-то из мира насекомых — убивать партнёров сразу после совокупления.
Граф бешено сверкнул глазами и прохрипел что-то нечленораздельное.
— Мне одно про вас, насекомых, непонятно, — добавил Шевцов. — Вы одновременно с братом и отцом всем этим в бассейне занимаетесь? Или по очереди? Если по очереди — получается, двоим достаётся уже утонувшая девушка?
— Пока это только ваши грязные фантазии, — шептал граф. — Вы докажите, докажите.
— Пока не могу доказать, — развёл руками Шевцов, наконец выпустив ладонь Сандалова. — Не могу, хоть ты тресни. Поэтому и вышел с вами на эту дуэль. Вы столь заносчиво ведёте себя в обществе, что не составило труда найти повод бросить вам перчатку.
Померанцева, которая внимательно слушала этот разговор, покраснела.
— Вы! Вы использовали меня… — бросила она и исчезла с площадки также стремительно, как появилась.
Не обращая внимания на сокращение числа слушателей, Шевцов продолжил:
— Амур Семёнович, ни для кого не секрет, что богатство и влияние вашего рода выстроено на крови. И кровью же измазаны ваши ночные грёзы. Кто-то должен это прекратить. Такая мразь, как Сандаловы, должна закончиться на вас.
Виссарион выступил вперёд и затараторил:
— Он дворянин, он ведёт род от Основателей! Дуэль завершена, вы не имеете права так к нему обращаться…
Шевцов посмотрел на Самохвалова усталым взглядом:
— Да я тебя сейчас сброшу с этого обрыва.
Одной реплики было достаточно для того, чтобы Самохвалов вдруг ощутил острое желание полюбоваться панорамой в стороне.
Шевцов поднялся, отряхнул руки и бросил:
— Кстати граф, на ваших часах легко можно установить верное время. Только для этого нужно связать их со марфоном. А марфона у вас нет. Вы как мартышка с очками из той басни Аванисяна. До новых встреч!
***
Спуск со склона для Игоря Петровича прошёл неизмеримо легче подъёма. И всё же бросалось в глаза, что продолжительные вечерние прогулки для него не были привычным делом. Здоровяк покраснел, на лице выступили многочисленные капли пота. Он потянулся было за платком, но вспомнил, что вымазал его в крови графа. Шевцов предложил ему свой.
— Александр Васильевич, а может ну его, этот бал? — выдвинул робкую идею Игорь Петрович, когда оба подошли к воротам парка. — Прошло уже два часа с момента, как мы покинули зал. Гости наверняка уже разошлись.
— Не сегодня, — Шевцов погладил пальцами вытянутые шрамы, спрятавшиеся за ушами. — Все ждут графа с красочным рассказом о моей мучительной смерти. Хочется посмотреть на их физиономии, когда вместо графа вернусь я.
— Вдруг вам опять встретится какой-нибудь хам. А мои пистолеты не готовы. Их надо почистить, зарядить. Это не ваш любимый «Кольт», который можно носить в мешке с песком. Тут нежные механизмы.
— Игорь Петрович, обещаю, что без крайней необходимости никого не вызову, — Шевцов прижал правую руку к левому плечу. — Если же такая необходимость всё же возникнет, тогда возьмём в музее какие-нибудь шпаги. Ну или попросим у поваров кухонные ножи.
Игорь Петрович решил поискать новые возражения, но внимание обоих привлек громкий спор. У входа в парк стоял молодой чиновник в чёрной форме с насечками младшего чина. Он был настолько худ и бледен, что секундант Сандалова по сравнению с ним мог сойти за дикого кабана. Двумя руками он прижимал к груди большой потрёпанный кейс для бумаг. Дорогу ему преграждал здоровый шкаф в серой гвардейской форме с тремя розовыми лампасами на брюках.
— Без приглашения не положено! Без приглашения не положено! — раз за разом прожевывал во рту страж.
— Но поймите, это мой единственный шанс увидеть генерала, — упрашивал господин.
— Здесь проходит развлекательное мероприятие, а у вас вопрос делового характера. Обратитесь в канцелярию генерала в приёмные часы, — сообщил шкаф. Его вежливость была настолько стерильна, что звучала как хамство.
— Приёмные часы — каждый четвертый вторник, — оправдывался господин. — В прошлом месяце я дождался нужного дня, пришёл в канцелярию, а генерал отменил приём в связи со срочной командировкой в Адлер. Если ждать конца этого месяца, мою жену уже осудят…
— Не по-ло-же-но… — медленно выдавил охранник, одновременно с этим уступая дорогу какому-то офицеру.
Чиновник сделал шаг назад, волоча за собой непослушную ногу.
— О, это же вы! Здравствуйте! — сказал Шевцов, крепко пожимая ему руку и даже обнимая. — Ну, как поживаете?
— Не уверен, что мы… Знакомы… — худой чиновник чуть не уронил свой портфель от удивления.
— А вот внутри и познакомимся, пойдёмте.
— Не пускают! — повесил голову незнакомец.
— Позво-о-ольте! — Шевцов повернулся к гвардейцу. — Скажите, вы грамотны?
— Грамоте обучен, — неохотно буркнул тот.
— Тогда вопрос к вам: что написано на этой афише? — указал рукой на плакат у ворот.
— Известно что. «Дворянское собрание» — там написано.
— А перед вами — дворянин. Любой дворянин Столицы может посетить сегодняшнюю встречу без дополнительного приглашения. Если он, конечно, не нахлобучен в кукушку и не раздет догола. Алкоголем от этого господина не пахнет, да и одежда на нём явно присутствует.
Гвардеец не нашёл подходящих возражений и нехотя отступил в сторону. Все трое вошли в парк.
— Почему вы уверены, что он дворянин? — шепнул Шевцову Игорь Петрович.
— А я не уверен, — пожал плечами Шевцов. Игорь Петрович задумчиво покачал головой.
— Спасибо, спасибо за помощь! Буду благодарен по гроб жизни… — восторгался чиновник, неуклюже прыгая вокруг товарищей.
— Давайте лучше без гробов, я к ним как-то холоден. Меня зовут Александр Васильевич Шевцов, следователь следственной комиссии стольного города. Мой спутник — Игорь Петрович Серов, сотрудник правовой комиссии.
— Давыдкин, — энергично закивал головой новый знакомый. — Алексей Анварович Давыдкин. Специалист финансовой комиссии, помещик.
— Я же говорил — дворянин! — шепнул Серову Шевцов.
— Финансист? — искренне удивился Игорь Петрович. — Вы уж очень худы и бледны для финансиста.
— Худ от природы, а бледен потому, что не сплю который уже день…
— Как я услышал, это из-за проблем жены? — уточнил Шевцов. — Если это не секрет, поделитесь, в чём состоит дело.
— Моя жена работает… — Давыдкин всхлипнул и поправился: — Работала в той же комиссии, что и я. Но всё пошло прахом. Однажды к ней явился генерал Сиволдаев-Проскуряков… Слышали ли вы что-нибудь о нём?
— Знаю такого, — вспомнил Шевцов. — В армии его звали «литератор». Он очень любил стихи, преимущественно — свои. Те, кто разделял эти чувства, быстро получали новые звания. Пожалуй, вполне заслуженно. Людям, которые способны нахваливать столь чудовищные стихи, будут нипочём любые военные задачи.
— К сожалению, генерал пришёл к моей жене не затем, чтобы прочитать вещицу из своего нового сборника, — вздохнул Давыдкин. — Он затребовал крупную сумму и предъявил бумагу, свидетельствующую о том, что эти деньги за ним закреплены. При этом сильно торопил, утверждая, что чрезвычайно спешит. Жена сразу выдала деньги ему на руки. Но генерал — очевидно, по невнимательности, — ошибся. Оказалось, что на счётных книгах у него — пусто. Бумага ничем не обеспечена… События развивались быстро. Жену взяли под стражу, ей вменяют мошенничество. Судьи просят… Вознаграждение, чтобы закрыть дело. Но у меня нет этих денег. Даже моё имение стоит дешевле.
— А сколько у вас душ? — уточнил Игорь Петрович, деловито поправляя очки.
Давыдкин слегка покраснел.
— Сейчас — ни одной. Если только себя самого себя считать за душу, тогда одна. Были два молодчика, да сбежали куда-то за Урал.
— Мошенничество, — задумчиво пробормотал Шевцов, — это когда кто-то незаконно обогатился. Пока выглядит так, что незаконно обогатился как раз генерал. А потом решили обогатиться еще и ваши судейские…
— А вот зачем вы его ищете? — вставил Игорь Петрович. — Чтобы он — что?
— Чтобы он написал прошение об освобождении моей жены. И возместил средства, — с воодушевлением выдал господин.
Игорь Петрович хохотнул:
— Вы не знаток высшего общества, верно?
Давыдкин озадаченно промолчал. Кажется, до этого вопроса он явно рисовал в голове, как генерал рассыпается в извинениях и сразу же возвращает деньги.
— Вы фронтовик? — уточнил Шевцов, указывая взглядом на ногу Давыдкина.
— Да… — рассеянно ответил Алексей. — Походка выдаёт, верно?.. Сам я тут, в Столице, а стопа моя где-то в Черниговской губернии осталась. Может она там воюет до сих пор.
Впереди выросла серая громада дворянского собрания. Серые бетонные плоскости высотой метров в тридцать прерывали редкие узкие окна от крыши до земли. Фасад украшали маленький портик с псевдоантичными колоннами и грандиозная дворцовая лестница.
Игорь Петрович провёл рукой по роскошным перилам:
— Позолота облезла не везде. Вот что значит — лоск Столицы!