Уроборос. Том 2

Глава 1. Красный восход

Россия, июль 2110 года.

Июльская погода в Москве никогда не отличалась бережным отношением к населению столицы. Еще с начала XXI века температура за окном частенько подбиралась к отметке 40 градусов по Цельсию. Однако лето 2110 года выдалось особенно инфернальным.

В час дня значения на термометрах приближались к отметке 55 градусов. Испепелению подлежало все, что не было должным образом защищено от термического воздействия окружающей крайне недружелюбной среды. Мир будто бы педантично напоминал, что совсем недавно случился какой-никакой, но всемирный апокалипсис, и хорошо бы человечеству извлечь какие-то выводы из этого.

Однако одной лишь жарой в столице дело не ограничивалось. Помимо расплавленных покрышек и дронов на улицах, резко увеличилось и количество осадков. Летние дожди в Москве яростно пытались утопить все еле уцелевшие участки суши.

В итоге создавалась невыносимая комбинация мрачного будущего: стена воды с неба днем под воздействием жары испарялась чуть ли не в воздухе, создавая удушливую баню для всех жителей Москвы. Ночью же, с падением температуры, воды в низинах становилось значительно больше.

Особенно сильно доставалось обитателям бедных колец – ночные ливни затапливали целые районы, а уже днем это превращалось в кипящее болото из отходов, мертвых тел бездомных, химикатов, и чьих-то надежд прожить счастливую жизнь.

Тем не менее, несмотря на все враждебные условия окружающей среды, человечество продолжало двигаться вперед в своем технологическом развитии и желании погрузить мир в ядерную зиму. На фоне последних событий, связанных с семьей Чековских, отношения между Россией и Западно-Китайской Империей заметно испортились.

Президент России Елена Раевская приостановила ратификацию пакта о взаимном ненападении с ЗКИ. Государственная машина пропаганды изрыгивала нарративы о том, что Чунцин начал нечестивую кампанию по подрыву устоев российского общества. На выборах мэра Москвы победил ультраправый консерватор Максим Сорокин – ставленник промышленного блока, обещавший перекрыть недобросовестным иностранным партнерам доступ к рынку Москвы, если они откажутся соблюдать новые экологические и технологические требования.

Власти стали строить фасад всеобщего патриотического угара и реставрации суверенного величия России.

На деле же крушение Владимира Чековского, предложившего в 2109 году вменяемую технократическую альтернативу устоявшемуся дискурсу, создало вакуум власти. Одновременно с этим империя Дениса Хариса увеличилась в несколько раз после получения контроля над «Госводородом».

Такое стечение обстоятельств вынудило политическую верхушку подстроиться под интересы фактически экономического гегемона в лице Хариса и создать благоприятные условия для «Российских кибернетических систем» и других промышленных проектов человека-машины.

Сам же Харис начал вести более закрытый образ жизни. Он практически перестал появляться на публичных мероприятиях, посещая лишь те, что были политически обязательными. Человек-машина углубился в официальную работу «Госводорода» и теневой контроль «РКС». Денис Васильевич практически круглосуточно находился в своем офисе, раз в неделю появляясь дома, чтобы создать видимость, что он все еще человек и ему интересно, как поживает его дочь Эльза, грамотно выданная замуж за сына министра энергетики России Алексея Кручинова.

Общение же с женой – Эльбой Харис – стало рудиментарным. Она, кстати говоря, прекрасно понимая свое положение, не устраивала концертов и скандалов, спокойно наслаждаясь свободой, которую фактически получила от «мужа», периодически утоляя боль одиночества разного рода веществами.

Тем не менее несмотря на ярко выраженный аскетизм Хариса, медийное присутствие его образа в ежедневной новостной повестке России стало бить все рекорды. Его аватары и боты-двойники высказывались относительно всех актуальных вопросов и проблем, волнующих граждан России. Символ эпохи начал строить образ «спасителя», ведущего народ к прекрасному трансгуманистическому завтра. Что у него, в целом, получалось успешно.

«Госводород» же переживал подъем, какого не было с начала XXII века. Несмотря на тотальное сокращение персонала, замену значительной части сотрудников искусственным интеллектом и, фактически, превращением корпорации в тоталитарную структуру, эффективность деятельности организации выросла многократно: восстановилась работа над проектами, на которые по указу ЗКИ Владимир Чековский наложил вето, увеличилась маржинальность бизнеса, потекли инвестиции в научные разработки.

Однако присутствие машины-руководителя чувствовалось в здании «Госводорода» буквально на каждом этаже. Тем, кто не попал под сокращения, ощутимо повысили оклад, потребовав взамен чуть ли не душу. Человеческие эмоции, будь то радость, смех или грусть, напрочь выветрились из штаб-квартиры госкорпорации, а на смену к ним пришли машинный расчет и страх.

На часах было 21:44. Температура в кабинете руководителя держалась в районе 10 градусов по Цельсию, оставляя на панорамных окнах конденсат. Едва заметные лампы тускло светили синим цветом в углах помещения. Харис сидел за столом, подключенный к серверу и вычислял вероятности. Он был неподвижен, лишь открытые глаза хаотично двигались в такт с работой нейропроцессоров.

За окном сверкнула молния и раздался раскат грома.

Символ эпохи замедлил расчеты. Повернул голову вправо и меланхолично вздохнул. Затем встал и подошел к окну посмотреть на небо.

Зазвонил телефон защищенной внутрикорпоративной линии – бессмертный артефакт прошлого. Харис медленно развернулся, шагнул и поднял трубку.

Харис положил трубку. Затем сел за стул и подключился к серверу. Распаковал пакет и запустил поверхностный анализ. Минута. Две. Три. Нейроинтерфейс выдал прогноз: прибыльность в течение 5 лет – 84%.

Харис смахнул голограмму. Цифры прибыли, отчеты «Андромеды», карты африканских месторождений – все это схлопнулось в одну тускнеющую точку и исчезло.

Пыль. Инструмент. Шум, обеспечивающий тишину для настоящей работы.

Все эти триллионы были не целью, а лишь топливом для двигателя, который должен был сдвинуть мир с его прогнившей оси.

Харис просидел в неподвижности несколько секунд, глядя на пустую, черную гладь стола. Воздух в кабинете стал еще более разряженным и холодным, как на вершине горы. Единственным звуком был едва слышный из вентиляции гул криогенных насосов, остужающих центральный сервер и кабинет руководителя где-то в недрах башни.

Затем он произнес два слова, активируя совершенно иной протокол.

Поверхность стола потекла, превращаясь в глубокий, почти органический мрак фиолетового цвета, из которого начали произрастать светящиеся нити. Они сплетались в сложнейшую, постоянно меняющуюся структуру, похожую на нейронную сеть.

Харис разработал специализированное программное обеспечение ради своего детища – самообучающаяся проектная сводка в реальном времени, позволяющая вести отчетную и управленческую работу под контролем ИИ. Фактически это было продвинутым сознанием самого проекта homo collectivum.

Пальцы Хариса легко заскользили по интерфейсу, открывая корневую директорию. Он впитывал информацию напрямую, но на голограмме для него самого – или для той части его сознания, что все еще цеплялась за человеческие ритуалы, – высвечивались ключевые файлы.

Он пролистал дальше. Лабораторные отчеты. Ранние эксперименты. Здесь, на этих страницах, была задокументирована титаническая, но пока безуспешная борьба с самой природой. Ранние эксперименты на животных и синтетических организмах.

ОТЧЕТ. ЛАБОРАТОРИЯ РКС-11 (ЭКСПЕРИМЕНТ №42).

Объект: Нейронная ткань, клон-серия «Примат-Гамма».

Задача: Достижение устойчивой синхронизации с ИИ-ядром «Нексус-0.1».

Результат: Спустя 5 часов после подключения зафиксирован каскадный некроз тканей. Причина: органический носитель отторгает логическую структуру ядра как чужеродную. Коэффициент отторжения – 99.8%.

ОТЧЕТ. ЛАБОРАТОРИЯ РКС-4 (ЭКСПЕРИМЕНТ №101).

Объект: Шимпанзе, самец, «Объект-9».

Задача: Интеграция прототипа нейросинхронизатора.

Результат: Через 12 часов после активации – обширное кровоизлияние в мозг. Объект уничтожен. Причина: конфликт между инстинктивной и навязанной нейронной активностью.

Харис с холодной отстраненностью просматривал десятки таких отчетов. Провалы его не расстраивали, а лишь уточняли параметры задачи. Проблема была не в его технологии. Проблема была в несовершенном, упрямом и хаотичном коде самой жизни.

Он открыл следующую секцию. «Кандидаты». Данные из Ясногорского «Приюта Сети». Обезличенные профили, сведенные к набору цифр и графиков.

Психотип «Адепт»: Высокий уровень внушаемости. Низкий эго-потенциал. Предрасположенность к растворению личности в коллективе. Идеален для периферийных узлов сети.

Психотип «Страдалец»: Высокая нейропластичность, вызванная хронической химической зависимостью и ПТСР. Организм привык к постоянной борьбе и адаптации. Потенциальный кандидат для стресс-тестов.

Психотип «Пророк»: Харизматик. Способность к трансляции и усилению сигнала. Возможный ретранслятор для субузлов.

Он просматривал их, как фермер осматривает скот перед забоем. Все это был лишь материал. Мясо. Но для создания идеального сосуда нужен был «стейк» особого качества.

Очередная ночь человека-машины прошла в этой безмолвной, механической работе. Москва за панорамными окнами жила своей лихорадочной жизнью – огни авиамобилей, вспышки реклам, темные провалы бедных колец. Харис не замечал этого. Он был в своем мире чистых концепций, где человечество было лишь переменной в уравнении, которое он был обязан красиво сократить или вынести за скобки.

Когда первые лучи света коснулись шпилей башен, он наконец оторвался от голограмм. Денис Васильевич не чувствовал усталости – его тело давно было оптимизировано для работы без сна в течение нескольких дней.

Он подошел к окну.

Солнце, пробиваясь сквозь плотный слой смога и испарений, заливало небо не золотом, а больным, красным светом. Облака были похожи на кровоподтеки. Весь город тонул в этом тревожном, инфернальном сиянии. Улицы внизу казались артериями, по которым текли потоки бездумных клеток-машин, каждая – со своей мелкой, бессмысленной целью. Хаос. Энтропия. Биологическая ошибка.

Этот восход не сулил новый день, который станет лучше, чем вчера. Он скорее напоминал диагноз, требующий химиотерапии.

В полной тишине раздался мягкий мелодичный сигнал. На сетчатке его глаза вспыхнуло уведомление от персонального планировщика.

«10:00. Инаугурация мэра Москвы Максима Сорокина. Кремлевский дворец».

Харис на мгновение замер, глядя на красный восход. Затем, одним плавным движением, смахнул голограмму проекта. Пульсирующая нейросеть схлопнулась в точку и исчезла.

Денис отвернулся от окна. Для него время с 05:00 до 08:00 было самым важным. Это были часы, когда органическая часть мира еще спала или приходила в себя, а он проходил процедуру, которую называл просто – «калибровка».

Он подошел к стене, положил руку на черную мраморную плитку. Справа открылась скрытая дверь. Он вошел в смежное с кабинетом помещение – небольшую, абсолютно стерильную комнату без окон, стены которой были выполнены из матового, поглощающего свет полимера. В центре стояло кресло, больше похожее на док-станцию: сложные манипуляторы, десятки портов и датчиков, полусфера, накрывающая голову.

Харис снял одежду. Его тело, лишенное ткани, было пугающим произведением искусства. Гладкая, лишенная пор синткожа пересекалась тонкими швами там, где под ней скрывались усиленные сервоприводы и блоки питания. Он сел в кресло. Манипуляторы плавно выдвинулись, подключая к портам на его позвоночнике, висках и запястьях тонкие иглы и кабели. Полусфера опустилась, погрузив его голову в темноту.

Началась калибровка.

Это не было сном в привычном человеческом понимании. Он скорее отключал сознание, передавая полный контроль компьютеру. Харис чувствовал, как по «венам» течет не только кровь, но и поток нанороботов. Они двигались, как армия ремонтников: находили и устраняли микроскопические клеточные повреждения в органических элементах тела, накопившиеся за сутки, выводили из организма метаболические отходы, оптимизировали гормональный фон до заданных параметров. В это же время через нейроинтерфейс шла дефрагментация его «мокрого» процессора – мозга. Ненужные эмоциональные отпечатки затирались, краткосрочная память архивировалась, синаптические связи, отвечающие за аналитику, усиливались.

В 07:00 система завершила цикл. Харис открыл глаза. Никакой сонливости, никакой утренней слабости. Только абсолютная ясность и готовность. Он отсоединился от док-станции, медленно встал, оделся и вернулся на своё рабочее место.

Тело работало, как идеально отлаженный хронометр.

Следующие два часа он посвятил информационной войне. Перед ним развернулась голографическая карта всего инфополя Москвы. Он поглощал потоки данных, векторы общественного мнения, узлы напряжения. Анализировал предиктивные модели реакции на инаугурационную речь Сорокина. Отдавал приказы своим медийным ботам – невидимой армии, которая уже начинала «прогревать» соцсети, вбрасывая нужные нарративы и подавляя нежелательные.

Ровно в 08:58 он закончил работу с инфополем. Запустил надзорные и телекоммуникационные системы «Госводорода» и встал из-за стола.

Медленным шагом он двинулся к другой стенке, открыл дверь в «жилой отсек» – на этот раз обыкновенную. Внимательно посмотрел в зеркало, затем скинул одежду и зашел в душевую капсулу.

Струи ледяной воды с внушительным напором ударили по телу киборга со всех сторон. Минута. Две. Три. Затем из тех же отверстий начал дуть воздух, убирая влагу с тела человека-машины.

Харис вышел из капсулы и направился к гардеробу. Надел безупречный черный костюм. Маска идеального, харизматичного государственного деятеля была на месте.

В полной тишине раздался мягкий мелодичный сигнал. На сетчатке глаза высветилось уведомление.

«Буран запущен. Маршрут согласован с правительством Москвы».

Харис на мгновение замер. Его лицо, бывшее лицом одержимого творца, разгладилось, приняв выражение спокойной, уверенной силы. Программа по имитации поведения сменила пластинку.

Он вышел из кабинета и вызвал персональный лифт. Кабина из полированного обсидиана и матовой стали беззвучно поползла вверх, на 86 этаж башни «Госводорода».

В ангаре и полетном отсеке его ждал «Буран» –авиамобиль, больше похожий на стелс-бомбардировщик в миниатюре. Матово-черный корпус, выполненный из радиопоглощающих композитов, хищные, ломаные линии, полное отсутствие опознавательных знаков. «Буран» Хариса не летал по общим воздушным коридорам, а использовал закрытые правительственные трассы «Спектр-1», прорезая небо Москвы там, где другим было запрещено.

У порога транспортного средства стояли два тяжело аугментированных телохранителя.

Внутри – три кресла, идеально подогнанные под тело, и круговой голографический интерфейс. Харис занял свое место, телохранители также забрались внутрь.

Машина, издавая завораживающий шум винтов, оторвалась от площадки, вынырнув в утренний смог через шлюз.

Под ним проносились кольца Москвы. Пролетая над границей Второго кольца, Харис бросил мимолетный взгляд вниз. Там, где раньше была Московская область, теперь блестела на солнце свинцовая гладь затопленной суши, напоминающий, скорее, море. От него столицу отсекал титанический шрам на теле планеты – стена гидротехнического комплекса «Каскад», удерживающая воды постапокалиптического мира от того, чтобы поглотить город. Сама Москва-река внутри этого периметра давно превратилась в искусственный, зарегулированный канал. Еще одно доказательство того, что воля человека способна подчинить себе даже хаос природы.

Авиамобиль приземлился на скрытой посадочной платформе у Сенатского дворца в Кремле. Пять бойцов Федеральной охраны в экзоскелетах стояли у площадки в ожидании очень важной персоны.

Дверь открылась. Телохранители Хариса вылезли наружу, внимательно изучив взглядом сотрудников и окружающую обстановку. Затем показался Харис. В сопровождении семи человек он двинулся ко входу в Большой Кремлевский дворец.

Андреевский зал был полон. Воздух пах властью, деньгами и страхом. Бойцы Федеральной охраны сопроводили гостя ко входу и вернулись на свои посты. Харис вместе с телохранителями не стали привлекать к себе лишнего внимания. Символ эпохи мирно сел на четвертый ряд среди глав корпораций и промышленников, а охрана заняла места на третьем и пятом ряду, прикрывая фронт и тыл начальника.

Спустя пять минут по левую руку от Хариса, грузно пробираясь через сиденья, уселся Ильяс Петров. Он обменялся несколькими репликами с символом эпохи и почтительно пожал ему руку. Справа присела женщина в возрасте, одетая в синий строгий костюм.

Ровно в десять утра на трибуну взошел избранный мэр Максим Сорокин. Высокий, с волевым подбородком, он был идеальным фасадом для новой эры.

Он говорил о новых заводах и прорывных проектах, о «возрождении национальной гордости». Камера несколько раз выхватила лицо Хариса – спокойное, одобрительное. Затем показала лица министров и крупных магнатов.

Речь закончилась оглушительными, тщательно срежиссированными овациями. После того как Сорокин принял присягу и выслушал поздравления от президента Раевской, гости поднялись с мест для личных поздравлений согласно протоколу. Харис выждал паузу, затем поднялся и подошел к мэру.

Он вежливо хлопнул мэра по руке и, наклонившись чуть ближе, якобы для дружеского объятия, тихо, почти на ухо, добавил:

Затем он отстранился, кивнул остальным и, не оглядываясь, пошел к выходу. Телохранители последовали за ним. Толпа расступилась перед ним, как вода перед ледоколом.

Харис забрался в свой авиамобиль и ретировался в логово.

Москва просыпалась под звуки стрима инаугурационной речи Максима Сорокина в надежде на добрые перемены.

В тот же самый момент, за сотню километров отсюда, на Десятом кольце, оглушительный рев динамиков на уличном экране затих, сменившись гимном. Олег, рабочий сборочного цеха биопротезов, оторвал взгляд от голограммы и глубоко, почти счастливо, вздохнул.

Он стоял посреди площади, заваленной мусором, но его дешевые глазные импланты, подключенные к подписке «Чистый Город – LITE», этого не показывали. Они симулировали утопический ландшафт, дополняя окружающую реальность и заменяя «текстуры» мира.

Для него стены убогих панельных башен были покрыты чистой белой штукатуркой с яркими цифровыми граффити. Серое небо над головой было приятного голубого оттенка. Люди вокруг, такие же изможденные работяги, в его глазах выглядели опрятно и спокойно. Речь мэра о «золотом веке» и «возрождении величия» на фоне этой искусственной идиллии казалась чистой правдой.

Гимн закончился. На экране снова появилось улыбающееся лицо Сорокина. Олег почувствовал укол патриотической гордости. Да, все будет хорошо. Теперь точно.

В эту же секунду прямо по центру его поля зрения вспыхнуло уведомление. Красное, тревожное.

[ОШИБКА ОПЛАТЫ. ВАША ПОДПИСКА "ЧИСТЫЙ ГОРОД – LITE" ПРИОСТАНОВЛЕНА. НЕОБХОДИМО ПОПОЛНИТЬ БАЛАНС]

Мир моргнул, зарябил и реальность обрушилась на него словно пианино с седьмого этажа.

Иллюзия исчезла.

Белые стены башен мгновенно покрылись многолетней грязью, ржавыми потеками и омерзительными граффити. Приятные цифровые узоры сменились выцветшими символами местных банд. Голубое небо схлопнулось в низкий, удушливый купол желто-серого смога. Люди вокруг… Олег содрогнулся. Их опрятная одежда превратилась в рваные, грязные лохмотья. Спокойные лица – в изможденные, серые маски усталости и безнадеги.

Воздух, который секунду назад казался свежим, наполнился вонью гниющего мусора, озона от коротнувшей проводки и кислого перегара из открытого окна пивной.

Вдохновенный гимн с уличного экрана сменился реальными звуками Десятого кольца: далекий вой сирены, скрежет мусороуборочного дрона, безуспешно пытающегося сожрать кусок арматуры, и пьяная ругань из-за угла.

Олег медленно повернул голову обратно к экрану. С него все так же улыбался мэр Сорокин на фоне золотых орлов Кремля.

Этот контраст – между сияющим обещанием на экране и удушливой, вонючей реальностью, которая только что ударила ему в лицо – был оглушительнее любого грома.

Золотой век начался. Просто только для тех, у кого была оплачена подписка.