На данный момент учёные-физики пока не могут доказать наличие «кротовых нор», червоточин или тоннелей Эйнштейна-Розена, впрочем, как и опровергнуть их существование. Однако, гипотетически топологическая особенность пространства – времени, представляющая собой некий портал, вполне допускается теорией относительности и её основными расширениями. Такими экзотическими объектами, как «кротовые норы», учёные обозначают своеобразные тоннели, связывающие между собой две условные точки, расположенные в разных регионах пространства или времени.

Фундамент возможного наличия червоточин заложили физики Альберт Эйнштейн и Натан Розен. В 1935 году они представили миру гипотезу порталов, опубликовав статью, в которой описали, при каких условиях возможны возникновения непрерывных каналов и горловин между двумя областями пространственно-временного континуума.

Об этих тоннелях, а так же их последствиях и пойдёт речь в данной книге.

Следуйте за автором.

***

Датчик показания потустороннего энергетического поля зашкаливал с самого утра, перескакивая световым индикатором стопроцентную отметку.

Тут было что-то не так.

Не по-нашему.

Не по-земному.

Световая линия плясала зигзагами, вытягивалась в тонкую нить, тихо гудела, затем вдруг взмывала вверх максимальным пиком, что свидетельствовало о полной неспособности прибора уловить очередной мощный выброс магнитной волны в нижние слои стратосферы. При этом датчик издавал жалобный зуммер, будто просил избавить его от необходимости объять необъятное.

Антон нахмурился, постучал ногтём по монитору, словно тот был виноват в непонятной аномалии, ещё раз сверился с показаниями шкалы, встал в нерешительности, и уже сверху глянул на прибор, уставившись на него недоуменным взглядом. Всю неделю работал, как полагается, а именно сегодня, в его, Антона, день рождения, начал выдавать непонятные амплитуды, да ещё такими мощными всполохами возмущения. Того и гляди, расплавится от натуги.

Антон чертыхнулся про себя. Теперь придётся будить Старика.

Сегодня, 16 августа 1976 года Антону исполнилось 32 года, и он запланировал отметить с коллегами по раскопкам свои именины, распив в обед бутылочку коньяка. Затем уже, наконец, и отдохнуть, первый раз за всю неделю, если учесть, что к месту раскопок они добирались без отдыха почти восемь дней: пешком, по тайге, застревая в болотах, пересекая бурные реки и продираясь сквозь буреломы могучей тайги.

Антон был помощником начальника раскопок, и только ему одному теперь надлежало уведомить Старика (как они любовно называли своего главу экспедиции, доктора наук и профессора истории Дмитрия Семёновича Сазонова) о непонятной аномалии, приключившейся с прибором, работавшим до этого совершенно чётко и безотказно. Сазонов, похоже, ещё спал в палатке — утеплённой, двойной, брезентовой — метрах в двадцати от их общего штаба раскопок, и Антону отчаянно не хотелось его будить, поскольку тот отшагал за эти дни наравне со всеми не один десяток километров. А ему, как- никак, уже 62 года, следовательно, на тридцать лет старше самого Антона.

Именинник откинул полог большой палатки, считавшейся их центральным пунктом управления с переносной рацией, сейсмологическими радарами, спутниковой антенной, спектографом и прочим оборудованием, вышел наружу и потянулся. День обещал быть чудесным. Веяло костром, свежим солёным воздухом далёкого Охотского моря и запахом могучей тайги. Их место раскопок располагалось в долине реки Учур, левого притока Алдана, который, в свою очередь, являлся притоком стремительной Лены, простиравшейся от Верхоянского до Станового хребта, теряясь где-то истоками в Амурской области. Именно здесь, где заканчивались отроги Станового хребта, и начинался Хабаровский край с сопками, скалами, кедрами, пихтами, и прочими эндемиками приамурской тайги.

Вчера они поймали двух великолепных тайменей, килограмм по десять каждый и, выпотрошив, оставили сушиться у костра, чтобы сегодня, в его день рождения накрыть их на праздничный стол под бутылку доброго коньяка, припасённого археологами для такого торжественного случая.

Антон машинально взглянул на горевший в центре поляны огонь и махнул рукой Николаю, дежурившему под утро. Николай-калмык как раз поправлял москитную сетку, покрывающую две тушки тайменя от таёжного гнуса, который был настоящим бичом экспедиции, если бы не специальный настой, приготовляемый им из загадочных растений раскинувшейся вокруг тайги. Николай махнул в ответ и показал жестом в сторону палатки Старика, давая понять, что там ещё спят. Калмык был лет на десять старше Антона и считался в группе профессора за проводника, включая в свои обязанности навыки геолога, а если возникнет необходимость, то и водителя.

Их группу довезли на вездеходах и высадили в тайге за двести километров от предполагаемого объекта, в расчёте на то, что оставшийся маршрут они преодолеют пешком, неся всё необходимое на своих плечах. Сейчас в тайге они были одни на расстоянии трёхсот километров по радиусу от ближайшего крупного населённого пункта. Генератор, палатки и прочее оборудование им неделю назад скинули на верёвках с вертолёта в заранее оговоренном месте и, запустив дизель, они смогли обеспечить себя, как электропитанием, так и подключением приборов к работе. Провизию с иными предметами необходимости геологи сложили в штаб-палатке, часть консервов закопали для длительного хранения и расставили палатки по периметру лагеря, оставив место в центре поляны для неугасающего днём и ночью костра. Получился своеобразный ритуальный очаг со всеми признаками калмыцких поверий, бытующих в этих краях ещё со времён Гипербореи.

Группа геологов состояла из пяти человек, включая проводника Николая, которого в шутку называли шаманом. Кроме Дмитрия Семёновича Сазонова с любовной кличкой Старик, его помощника Антона и шамана Николая, в неё также входили сорокалетний геодезист-топограф, бывший старатель Тимофей Ружин из бурятских сибиряков, и Даша, племянница Сазонова, исполняющая обязанности медсестры и повара. Двадцатипятилетняя, незамужняя ещё девушка, узнав, что её дядя отправляется в очередную экспедицию, она тотчас примкнула к ней, поскольку всегда сопровождала своего единственного родственника в любых его изыскательских походах. Родители-геологи пропали без вести где-то на Камчатке, едва ей исполнилось восемь лет, при весьма загадочных обстоятельствах во время такой же экспедиции, и вот уже семнадцать лет она сопровождала своего дядю в любых изысканиях, будучи постоянным и неотъемлемым членом его команды.

В палатке она обитала с Дмитрием Семёновичем, отгороженная брезентовой ширмой и, закончив ежедневные текущие дела, любила перед сном под свет шахтёрского фонаря на мощных аккумуляторах почитать Ремарка, Булгакова или Гарднера — эти три увесистых тома и составляли всю её походную библиотеку, скинутые с вертолёта вместе с остальными вещами. Дашу любили в команде, как могли, оберегали, хотя, собственно, она, как никто меньше всего нуждалась в этой опеке, постоянно подчёркивая, что она такой же член экспедиции, как и все остальные. Девушка была не из пугливых, могла постоять за себя, и в крайне сложных ситуациях обладала навыками выживания, привитые ей ещё с детства её дядей. В своих тайных грёзах девушка была влюблена в Антона, который совершенно не догадывался о её тайных чувствах, поскольку по природе своей был, можно сказать, волком-одиночкой, холостяком с недавних пор, после того как похоронил свою жену, утонувшую в реке Лене пять лет назад при весьма глупых обстоятельствах. Они тогда совершали с группой энтузиастов туристический поход, и девушка, сорвавшись с одной из прибрежных скал, ударившись о камни, пошла под воду бурного течения ещё прежде, чем Антон успел прыгнуть за ней в пучину. Спасти не удалось. С тех пор Антон вёл уединённый образ жизни и, не успев завести детей, снаряжался в любую экспедицию, о которой узнавал накануне. Таким образом, он оказался в группе Старика, которого знал ещё с юношества.

Оставался Тимофей Ружин.

Этот крепкий угрюмый сибиряк часто не разделял всеобщего позитивного настроения, предпочитая находиться в одиночестве, стараясь меньше общаться, разве только при крайней необходимости. О прошлой его жизни никто не знал, кроме очевидно Дмитрия Семёновича, который держал его в команде только ему одному известным причинам. Геодезист-топограф никому не мешал, делал свою работу, был молчалив и, оставаясь по ночам в палатке с Николаем и Антоном, старался сразу уснуть, просыпаясь по утрам раньше любого геолога.

В противоположность ему, Николай-калмык был весьма общительным приятелем, хорошим проводником и неутомимым слушателем импровизированных лекций, которые зачастую у костра по вечерам развивал профессор Сазонов, предполагая, что перед ним в образе проводника находится вся аудитория его студентов на кафедре института. Единственное, что сейчас озадачивало Николая, что в этом районе реки Учур ещё ни разу не ступала нога цивилизованного человека. Белое пятно на карте радиусом в триста километров, здесь, у бурных порогов Учура было ему неведомо: ни ему, ни его предкам, никому другому. Он привёл группу геологов сюда, следуя указаниям Старика, можно сказать, в никуда. Это была зона тайги, неизвестная ни цивилизации, ни охотникам, ни рыбакам из ближайших поселений. Сюда никто не забредал. Это место было будто отгорожено от всего мира, затерявшись в озёрах, холмах, сопках, болотах на долгие триста километров в любую сторону по масштабам географической карты. О таких зонах говорят: аномальные.

Николай из своих поверий древних шаманов знал другое название этого места: проклятое.

Как покажут дальнейшие события, он ошибался только в одном.

Эти места уже посещала нога человека.

***

А начиналось всё, собственно, так…

Два года назад в эту неизвестную зону тайги выдвинулась экспедиция энтузиастов-геологов под предводительством друга Сазонова по кафедре института, такого же неутомимого исследователя профессора Требухова Бориса Александровича. После очередного сеанса связи вся группа из шести человек исчезла и сгинула навсегда, не оставив после себя даже координат их последнего местопребывания. Несколько недель с высоты велись поиски, и вертолёты кружили над разливом реки Учур, словно пчёлы над ульями, однако ни к каким результатам поиски не привели. Мало того, команда спасателей, составленная из местных рыбаков и охотников за пушниной, так же необъяснимым образом исчезла, оборвав связь по рациям на восьмой день продвижения вдоль сопок и болот. Итого на данный момент без вести числились уже шесть человек группы Требухова и десять рыбаков с охотниками. И вот что было интересно. Как только вертолёты влетали в зону поисков, в кабине пилотов начинали отказывать все приборы навигации, винты сбавляли вращение, будто попадали в некий спрессованный воздух, а компасы и часы выходили из строя, прежде кто-либо успевал это заметить. Пилоты вели свои машины вслепую и не имели возможности общаться по рациям, и как только лётчики вылетали из зоны поисков, приборы тотчас приходили в рабочее состояние, будто и не было их бешеной пляски в районе трёхсоткилометровой зоны отчуждения. Видимо, та же самая аномалия произошла и группой Требухова, а позже и с командой спасателей. От обеих групп на данный момент не было ни слуху, ни духу, хотя прошло уже два года со времени их исчезновения. Поэтому, когда встал вопрос об очередном походе в малоизученные места Хабаровского края, Дмитрий Семёнович Сазонов предложил маршрут, по которому два года назад ушёл и не вернулся профессор Требухов. А так как Старик был ещё и членом комиссии, то Географическое общество при Академии наук СССР безоговорочно приняло его предложение.

Самолётом они долетели до Якутска, вертолётами их доставили до последнего крупного населённого пункта, пересадили на вездеходы, и почти двое суток везли к месту высадки, откуда они вдоль извилистого берега реки, по тайге и болотам, минуя сопки, скалы и долины, пробирались восемь дней с проводником-калмыком к месту нынешнего расположения лагеря. За все эти дни, проведённые в тайге, они ни разу не наткнулись на какие-либо следы, указывающие на пребывание в этих местах экспедиции Требухова или их спасателей. Впрочем, по прошествии двух лет, на это уже мало кто надеялся, но даже ржавая консервная банка или миска с оторванной пуговицей могли указать им, что люди здесь побывали, а затем бесследно исчезли.

Но… увы.

Ничего. Тайга поглотила в себя две группы людей, не оставив даже намёка на их некогда существование.

И вот когда уже отчаявшиеся в поисках путешественники с собакой Лёшкой вышли к побережью Учура, им в глаза бросилась непонятная аномалия, заставившая их разбить лагерь близ неё, несмотря на то, что тем самым они отклоняются от первоначального маршрута, разработанного ещё в кабинетах Географического сообщества. Получив помощь от вертолётов в виде продуктов и оборудования, они перенесли груз ближе к берегу, и уже вторую неделю ведут раскопки в аномальной зоне, без выходных и отдыха, не считая сегодняшнего воскресенья, когда Антону исполнилось 32 года. На сегодня они, наконец, наметили выходной, поймав в реке двух великолепных тайменей для праздничного стола, который пообещала накрыть Даша.

…А тут этот прибор, чёрт бы его побрал, чертыхнулся Антон.

Он озадаченно почесал затылок и пошёл к костру, где в клубах стелющегося ароматного дыма суетился Николай, сменивший ночью Тимофея Ружина. По словам Николая, геодезист поднялся засветло и отправился с ружьём куда-то к порогам реки, не прихватив с собой даже Лёшку. Пёс был любимцем всей группы, и кличка, которой наградил его хозяин в лице калмыка-проводника, доставляла всем забаву, граничащую с постоянным весельем. Он был незаменим, когда дело касалось отыскания в тайге следов, преследования грызунов или в качестве сторожа при расположении лагеря. Именно Лёшка обнаружил своим нюхом что-то непонятное, заставившее группу остановиться неделю назад и осмотреться на месте более внимательно.

В тот день Лёшка как всегда бежал впереди, обнюхивая следы куниц и горностаев, следом за ним сквозь хвойные заросли и болота продвигался Николай, затем шёл Старик, за ним Даша, сзади подстраховывал Антон, а замыкал шествие Тимофей Ружин. Все имели собственное оружие на случай нежелательных встреч с приамурскими лосями и медведями, которое несли за плечами вместе с остальным грузом. Пугали рассказы и о тиграх.

Аномалия, которую они обнаружили благодаря Лёшке, и которая заставила их приняться за раскопки, представляла собой заброшенный и заросший мхом вход в некое подземелье, выдавая своё присутствие едва заметными каменными ступенями, уходящими в болотистую воронку под землю. Когда пёс принялся скрести лапами мох первой ступени, Николай заметил волнение собаки и подозвал остальных.

С этого дня неделю назад и начались их загадочные и необъяснимые события.

Первым событием была потеря связи с вертолётом. После выброски продуктов с оборудованием, он ещё трижды в течение семи дней пролетал над их головами, кружил в квадрате выброски, они кричали, пускали ракетницы, поджигали дымовые шашки, но пилоты, казалось, абсолютно не видели их с высоты, словно геологи оказались внизу под каким-то непонятным куполом. Ни радиоволны, ни звуки, ни визуальное изображение, казалось, не пропускалось изнутри этим необъяснимым коконом, хотя лётчикам сверху по-прежнему представала панорама тайги, болот и сопок, какие они и должны быть в природе приамурского региона. По карте всё сходилось, вот только самих путешественников видно не было, хоть они и находились на своём месте, буквально в тридцати метрах под колёсами пролетающей тут и там машины. Парадокс исчезновения был налицо. Связь с внешним миром оборвалась.

Всю неделю геологи занимались тем, что делали раскопки и освобождали ступени от поросшего лишайника, глины, земли и корней деревьев. Первой мыслью у всех было, что они наткнулись на следы легендарной цивилизации Гипербореи, однако сам пласт залегания породы, в которой были прорублены ступени, наводил на совсем иные суждения. Для Гипербореи эти пласты были слишком молоды, тут, скорее можно было исчислять время десятью — пятнадцатью веками, не ранее, однако и такая находка будоражила умы геологов, не давая покоя ни днём, ни вечерами у костра. Откуда в таёжном лесу могут быть каменные подземелья, датируемые, очевидно самыми ранними столетиями нашей эры, да ещё и в такой глуши, где, по-видимому, никогда не ступала нога человека? Выходит, всё же ступала. И причём весьма давно. Углеродный анализ одного из осколков ступеней, извлечённый на третий день раскопок, показал, что обработка этих камней велась вручную, но были применены какие-то непонятные инструменты, оставляющие на гранях камней следы, будто они были облучены… лазерной технологией. Камни, тесно прилегающие друг к другу, были, словно расплавлены мощной энергией, которая была изыскателям неизвестна и поныне. Это была загадка номер два.

А загадка номер три как раз и выявилась сегодня утром, когда Антон заметил по приборам небывалый всплеск гравитации, который отчего-то не почувствовали на себе ни животные, ни сами участники экспедиции. Парадокс наваливался на парадокс.

Вчера они расчистили последнюю ступень — восьмую по счёту — и уткнулись в древнюю каменную кладку, поросшую мхом, паутиной и плесенью. Работая кирками, лопатами и ломами, Антон с Николаем сдвинули верхний слой кладки, и из подземелья на них дохнуло затхлым смрадом с запахом разложения каких-то неведомых подземных организмов, да так, что рядом суетящийся Лёшка, грозно ощерившийся, зарычал в пустоту чёрного провала, поджав хвост и пятясь назад. Такого поведения отважной собаки прежде никто из геологов не замечал.

— Что с тобой, дружочек? — спросила его Даша, трепля вставшую дыбом холку. — Кого испугался?

…Что-то неведомое, зыбкое и в то же время тревожное высвободилось из проёма зияющей чёрной дыры.

Осветив шахтёрскими фонарями вход в подземелье и ровным счётом ничего не увидев, кроме хлопьями висящей паутины, геологи решили отложить спуск под землю на понедельник, уговорившись между собой, что в воскресенье они сделают себе выходной, заодно отметив именины Антона.

Кладку они заложили и, уходя вчера в лагерь, обнесли место раскопок жёлтой технической лентой, чтобы её по возможности могли заметить с высоты пролетающие вертолёты. Всё, казалось, было учтено, всё подготовлено, всё рассчитано, кроме…

Кроме вот этого злосчастного датчика, который принялся выдавать амплитуды разбушевавшейся шкалы и гудеть тревожным зуммером с самого утра сегодняшнего дня рождения Антона.

Николай у костра уже успел покормить Лёшку и, отпустив его на все четыре стороны, колдовал над тушками тайменя.

— Давно сменил Тимофея? — спросил Антон, покинув штаб-палатку и приблизившись к костру.

— Да уж часа три поди, — ответил проводник. — Лёшка разбудил, всё тянул меня в лес отчего-то.

— А Ружин?

— Тот, как всегда ничего не сказав, подхватил винтовку и отправился к порогам. Вон к тем скалам, — указал он рукой на далёкий берег, откуда слышались звуки бурных потоков устремляющейся в тайгу реки. — Я сходил за Лёшкой. И знаешь что?.. — калмык помедлил, стараясь подыскать нужные слова. — Вывел он меня к нашим вчера оставленным ступеням.

— И что?

Николай сделал эффектную паузу:

— А то, что кладка, которую мы заново временно уложили, теперь… нарушена.

— Как это? — не понял Антон.

— Верхний слой снят и разбросан кругом под ногами, вот как!

— Медведь?

— Не думаю. Зачем ему ломать непонятные ему вещи? Дупло или улей с пчёлами, ещё понятно, но чтобы сотворённое что-то искусственно… — он покачал головой. — Медведь раз десять обойдёт незнакомое ему и подозрительное место, прежде чем что-то сделать, и если он сталкивается с таким впервые, то предпочтёт лучше ретироваться: хоть они и злобные по натуре, но в то же время столь же осмотрительны и недоверчивы. Одним словом — рефлекс.

— Следы были?

— В том-то и дело, что ни-ка-ких… — протянул Николай.

— Вообще? — у Антона полезли вверх брови.

— Вообще. Медведь, кружа вокруг, сломал бы с десяток веток, подмял кусты, оставил бы царапины от когтей… А тут ничего. Только наши вчерашние отпечатки ступней, даже кирка лежит на том же месте.

Наступила пауза.

Загрузка...