Урожай Крепостного Проезда

Весь наш класс называл Дашу по фамилии. Потому что Даш много, а Чивохитра — одна.

Низенькая, смуглая и кучерявая, как барашек, она умела великолепно делать две вещи: молчать и смотреть.

Поэтому я смог узнать её тайну только по случайному совпадению и не сразу догадался, как ей воспользоваться.

***

Случилась какая-то очередная бесполезная медицинская проверка и всех, кто родился в один год со мной, отправили вместо уроков на улицу Карбышева — ту самую, где ограда детского сада с жуткими металлическими котами.

Что касается Чивохитры, то она не пошла с нами — потому что родилась через четыре месяца после меня, в январе уже следующего года. Вот как вышло, что основной поток отправился на проверку в понедельник, а во вторник наступила очередь её потока.

Утром во вторник Чивохитра вошла в класс, деловито протопала на своё место, подвесила мешочке со сменной обувью для физкультуры, начала снимать ранец и только на этом этапе спохватилась и выдала:

— Тьфу ты! В больницу же надо!

После чего пулей вылетела из класса.

А сменная обувь так и осталась висеть.

Это был десятый класс и мы учились, переходя из класса в класс. Так что к тому времени, когда Чивохитра, их наверняка заиграют — или засунут куда-то, чтобы вернуть назавтра, а потом забудут и так и не найдут.

Надо было, чтобы кто-то позаботился о забытой сменке. И этим человеком оказался я — потому что лучшая подруга Чивохитры, по прозвищу Опасный Соболь, тоже была на обследовании.

А ещё я заявил, что знал адрес Чивохитры. Но не стал уточнять, что не знал её с детства, а просто подсмотрел в классном журнале. А пока подсматривал, попутно бросил взгляд на страницу, где писали темы уроков, и даже удивился — какими образованными людьми собирались нас делать.

***

Признаться, меня вдохновил именно адрес, а не чувства нежные. В качестве адреса было указано Госпитальный остров, 22б. До этого момента я не мог даже представить, что кто-то действительно может жить в самой Крепости.

Для тех, кто не видел Брест даже на географической карте, надо пояснить, что Крепость расположена не посередине города, как какой-нибудь Кремль. Она стоит на месте прежнего города — прямо на границе с Польшей, где сливаются Буг и Мухавец.

В средние века город удобно стоял на острове и даже в стенах особенно не нуждался, но постройка крепости изменила всё: что-то засыпали, где-то перебросили мосты, прокопали канал, похожий формой на перекошенную звезду.

А сам город достраивался восточней. Так что от центральной площади Ленина, где костёл и комитет по вопросам школьного образования, можно дойти до крепости за двадцать минут. Тем временем прижатый к польской границе город расширялся как мог — на север, восток и даже за рекой на юге целый новый микрорайон построили.

Ещё живы старики, которые помнят послевоенные годы, когда не месте крепости были только краснокирпичные руины, дикая поросль, ржавое железо и неразорвавшиеся мины в земле. Но в 1956 советская власть наконец про неё вспомнила, почистила, привела руины в пристойный вид и попутно построила там Жажду, Мужество, Штык и всё прочее, что вы видели на открытках и в репортажах.

И пусть советской власти уже нет, Крепость до сих пор знаменита и в неё не против заглянуть все, кроме самих брестчан — эти уже насмотрелись.

Что касается Госпитального острова, то он тоже был частью Крепости — но это была её южная окраина, куда туристы ходят редко.

Я отправился в крепость пешком, аккурат вместо последнего урока. Вообще, было приятно прогуляться в крепость одним из последних тёплых дней, когда под ногами жёлтые листья, а в голове неопределённые мысли о счастливом будущем.

До Крепости я добрался удивительно быстро и не стал даже сворачивать под Звезду. Вместо этого пошёл вдоль канала, огибая громадину основного мемориала. Добрался до Холмских ворот, которые вся страна на пятидесятирублёвой купюре видела, и перешёл по деревянному мостику, в котором кое-где не хватало дощечек, на Госпитальный.

На первый взгляд, здесь не было ни руин, ни обитателей. Только тропинки и заросли по-осеннему золотые и влажные.

Но я знал, что Госпитальный остров не так уж и велик и смело взялся за поиски.

***

Пару раз я выходил на места, уже знакомые по школьным экскурсиям, а один раз чуть не свалился с обрыва в заросший малахитово-зелёным илом канал. Но в конце концов вышел к двухэтажному кирпичному дому с большой жёлтой проплешиной перед ним, что затаился на северо-восточной части острова, увидел заброшенные огороды за перекошенными заборчиками и понял — это здесь.

Видимо, ещё прежде, чем из Крепости стали делать музей, кто-то из местных подсуетился и получил участки под огород прямо в крепости. А потом советской власти было не до них, вплоть до того дня, как она сама вдруг закончилась.

Но всё-таки странное это было место. Вокруг — ни души. Сами огородики были огорожены то сгнившим забором, то сеткой Рабица, и порядочно заросли. Настоящих домов было только два, и оба были из того же кирпича, что двухэтажное здание у меня за спиной, да и сами Холмские ворота. Похоже, они тоже были частью Крепости и тоже ухитрились уцелеть во время войны. На других участках стояли бытовые времянки, вроде строительных, а на многих и вовсе ничего ничего не было.

Один из кирпичных домов и оказался домом 22б. Было заметно, что по ту сторону сетчатой ограды высажены небольшие декоративные туи, огородик тоже ухожен, а перед крыльцом даже высадили клумбу настурций. Только табличка смущала — вместо Гарнизонного острова там значился Крепостной проезд.

Я осторожно предположил, что улица Крепостной проезд — это и есть Госпитальный остров, тем более, что других улиц на острове не наблюдалось.

Этот факт почти не удивил. В Бресте хватает странных улиц. К примеру, Дворцовая, целиком застроенная халупами частного сектора, Интернациональная, условно прочерченная по линии домов параллельно Набережной, и, наконец, Краснофлотская, где вообще не осталось ни единого дома.

Я поднялся по ступенькам и уже собирался стучать, когда услышал девичий голосок:

— Ботаник, я тут!

Ботаник, как нетрудно догадаться, это я. А голос принадлежал Чивохитре.

***

Она стояла, облокотившись на ограду соседнего участка, в потёртой куртке и рукавицах, какие надевают, чтобы копаться в огороде. Но лицо было всё то же, и глазки сверкали по-прежнему.

На участке за её спиной не было дома. Только синяя времянка с отстающими полосками рифлёной жести, словно сбежавшая с одной из городских строек.

До сегодняшнего дня я был уверен, что даже советская власть не могла зарегистрировать человека проживающим в такой конуре. Но, как оказалось, для большевиков нет ничего невозможного.

— Я твою сменку принёс,— произнёс я и протянул мешок Чивохитре.

— Я догадалась,— ответила она и взяла мешок.

— Но я был уверен, что ты живёшь в этом доме,— я указал на кирпичный,— У тебя его адрес указан.

Чивохитра нахмурилась, словно решала в уме какое-то хитрое уровнение из годовой контрольной.

— Тут сложное дело,— наконец, заговорила она,— Мои родители познакомились, потому что участки были рядом. Так что и этот и тот были нашими участками, ещё когда я в школу пошла. Но забор решили убрать потом, когда будут уверены, что ни тот, ни этот не предётся продавать. Сам помнишь, времена тяжёлые были. А потом всё так и осталось.

Получается, хоть в чём-то я оказался прав. Но понятнее дело не стало.

— Но всё равно, это странное место для огорода,— заметил я.

— Не самое странное, которое может быть в нашем городе, Там дальше, где юг острова, есть ещё участки. Но они совсем в пограничной зоне, за шлагбаумом. Туда только местных пускают, по документам…

— А родители, получается, в доме живут?

— Родители живут в квартире. А сюда я приехала посмотреть, что с урожаем. Бабушка болеет, вот и попросила проверить. Да я и так

— Ну и как урожай?

— Ну вот, сам посмотри. Ты же у нас Ботаник.

Я и сам не заметил, как шагнул через едва заметный пролом в ограде на соседний участок и успел обойти вместе с Чивохитрой ту самую синюю бытовку. Теперь мы стояли перед пышным кустом. Куст был похож на смородину, но пахло совсем по-другому.

Урожай скрывался за листиками, ещё нетронутыми осенней желтизной. Я отодвинул их и увидел не ветке ещё небольшую, но уже принявшую форму гранату-лимонку.

Хоть у нас и юг страны, где ухитряются выращивать и кукурузу, и кое-какой виноград, Но без специальных ламп ни гранаты, ни лимоны не вызревают. А вот гранаты, прозванные лимонками, как оказалось, вызревали — ещё как.

Приглядевшись, я разглядел ещё одну завязку, третью, четвёртую (эта пока не поспела и напоминала формой скорее грушу). И сообразил, что на кусте таких должно быть немало.

— С горохом — та же история,— сообщала из-за плеча Чивохитра.

— Тоже гранаты?

— Тоже оружие. Только там патроны.

Я осторожно потянул на себя необычный плод. Он хрустнул и отошёл от черенка.
У меня в руке лежала стандартная, уже сформировавшаяся граната Ф-1. С ребристым телом, металлическим запалом, рычагом и чекой. Металлическая часть чуть недозрела, в металле проступали зелёные жилки.

Но будь она яблоком, на этом этапе её вполне можно было бы есть.

— Как думаешь,— снова нарушила тишину Чивохитра,— отчего такое может быть?

— А раньше такое росло.

— Точно нет, родители мне бы сказали.

— Может, радиация,— предположил я.

— Откуда здесь радиация? Тут же Крепость рядом, делегации всякие ходят.

— Ну, ветром надуть может,— предположил я,— или с Гарнизонного кладбища. Там же ещё участники Семипалатинских учений похоронены, где атомную бомбу испытывали. Там целый полк был из Бреста. Или вот тут рядом, где музей паровозов, перегружали отработанный уран с польской колеи на советскую. Там не просто так пустырь вдоль старой железки. Если зайти подальше, счётчик Гейгера ума сходить начинает.

Сам я этого, конечно, не измерял, но слышал от тех, кто туда забирался. Однако услышанного было достаточно, чтобы проверять на себе уже не захотелось.

Тем временем мы перешли к гороховой поросли. Стручки казались обычными, сочными, при одном взгляде на которые хочешь свежих горошин. Но когда Чивохитра вскрыла один, там оказался патрон для автомата Калашникова — какой я часто видел в фильмах и никогда на уроках военной подготовки.

Нет никаких сомнений, что я бы придумал ещё немало возможных способов это объяснить, каждый остроумнее предыдущего. Но тут в зарослях по ту сторону ограды послышался шорох.

Я поднял взгляд и увидел там людей в маскировочных комбезах с немецким флагом на рукаве и автоматами на боку.

***

Я не успел разглядеть, сколько человек лезут на наш огород. Но сразу смекнул, что это, конечно, не настоящая армия. А ещё — что пусть армия и не настоящая, но вот оружие у них — вполне.

А у нас с Чивахитрой оружия не было. Только патроны к нему.

Так что я поступил, как учили на тех самых уроках военной подготовки. Толкнул чуваки труд на землю и сам рухнул рядом.

Моя одноклассница не успела даже возмутиться.

Автоматная очередь, словно железная колотушка, прогрохотала над нашими головами, потроша гороховый заросли. Помню, в голове даже промелькнула мысль что это очень опасно вдруг патроны стручках возьмут и сдетонируют.

Но Чивахитре сказал другое:

— Бежим в дом через пролез, в который я вошёл. Они тоже не знают, что ты можешь там жить.

Мы рванули с места и побежали, сначала на четвереньках, а потом в полуприседе, а а за спиной у нас щёлкали выстрелы и взмывали в воздух фонтаны липкой огородной земли.

Казалось, что дом невероятно далеко, почти за другой планете. И всё-таки мы добежали до него, ни разу не раненые. Девочка взлетела на крыльцо, а я обернулся, прикинул место, через которое они уже лезли на соседский огород, не глядя вырвал чеку так и забытой в руке гранаты. А потом просто швырнул её, как камень, в их сторону. И тоже бросился на крыльцо, где уже приветливо распахнулась сырая старая дверь с облупленной белой краской.

Я не стал проверять, насколько точно попал. Я вообще не очень доверяю гранатам. По опыту компьютерных игр, это сравнительно неудобное оружие, которое летит криво и взрывается не вовремя и вовсе не там, где нужно. Но никакого другого оружия у меня всё равно не было.

А ещё на военной подготовке рассказывали, что после броска гранаты нужно обязательно прыгать в укрытие, потому что осколки не знаю, где чужие, а где свои.

Вот почему мы были уже в прихожей, когда услышали хлопок, похожий на выстрел из ружья и тут же повалились на пол, ожидая шквальный огонь уже по окнам.

Но никто не стрелял. Так что я смог даже осмотреться.

Дом был старый планировки, из тех времён, когда газ был новомодной редкостью, а людей интересовало в основном выживание.

Изнутри, как и все дома, он был много меньше, чем казался снаружи. Почти половину всего пространства занимала огромная белая печь, о которую того и гляди испачкаешься. Из прихожой можно было пройти в подобие кухни с доисторическим деревянным столом. А по другую сторону печи — нечто вроде большой комнаты с мерзотного вида кроватью.

Я не успел хорошенько разглядеть всё это, даже не поднимаясь с пола. И так бы рассматривал, если бы мои мысли не прервал вопрос Чивахитры:

— Почему они не стреляют?

— Возможно,— ответил я,— потому что я в них попал.

— Думаешь, ты всех прихлопнул?— почему-то с тревогой в голосе спросила она.

— Насчёт “прихлопнул” не знаю. Но стрелять они точно уже неспособны.

Помню, что на этом месте я даже немного обрадовался. Оказывается, гранаты не так уж и бесполезны в реальном бою. Не просто так ими вооружаются все армии мира.

— А что теперь делать будем?

— Предлагаю собрать весь этот урожай для начала,— сказал я.

Чивахитры порылась в хламе и отыскала для меня даже рукавицы, такие же, как у неё.

Ещё нашли три мешка из-под сахара. Мы решили, что в один буду складывать патроны в другой гранаты, а третий оставить для каких-нибудь непредвиденных боеприпасов.

Аккуратно выбрались из домика, оглядываясь на каждом шагу. Но вокруг было только сырая и звонкая осенняя тишина.

Мы успели дойти до тех самых душистых кустов, где всё и началось, когда внезапно услышали чужим голосом.

***

Внезапно незнакомый голос скомандовал:

— Бросаем оружие, и с поднятыми руками выходим из-за дома. По одному!

— А это кто такой?— прошептала Чивахитра.

— До конца уверенным быть не могу,— ответил я,— Но по-моему, это уже не бандиты, а пограничники. Пришли выяснять, кто это стреляет почти в пограничной зоне.

Словно подтверждая мои слова, голос добавил:

— Если сделаете это по-хорошему, будете жить.

Аргумент, несомненно, весомый.

— Я первый пойду,— как мог, утешил я одноклассницу и заранее поднял руки. Оружия у нас не было, как и прежде.

И вот я на открытом месте. Ощущаю затылком, что Чивахитра тоже и молюсь, чтобы она не выкинула какую-нибудь глупость. Медленно иду через огород к калитке. По дороге замечаю пограничников, окруживших наш участок, с оружием наготове — первый, второй, третий…

Командовал ими капитан, низкий и кряжистый, похожий на пограничный столб. Он стоял возле калитки и не сводил с нас цепкий взгляд.

— Хорошо ребята, хорош,-. сказал он, когда мы подошли уже совсем близко,— Можете опустить руки, не мучайтесь. Вижу, вы мирные и сознательные. А теперь показывайте, что у вас здесь случилось.

Это был тот же самый голос, который приказывал нам выйти. Только теперь он звучал тише и приветливей. Так что я уже готов был поверить, что мы в безопасности.

— За её урожаем пришли какие-то злодеи,— ответил я,— а я сам тут случайно. Потом была перестрелка и мы в дом спрятались. Потом пошли опять смотреть урожай, а тут и вы.

— А кто приходил-то?

— Кто приходил — не знаю, а урожай покажу.

И отвёл его за времянку, к кусту с лимонками, стараясь при этом не смотреть на ту часть огорода, куда пришлось её применить. Рядовые пограничники тоже подтянулись, но стояли на почтительном расстоянии — мало ли. вдруг ещё что-нибудь бахнет.

Куст с лимонками определённо впечатлил капитана.

После я показал ему и горох.

Потом, больше по наитию, посоветовал копнуть картошку. Один из бойцов осторожно поднял кустик сапёрной лопаткой — и оказалось, что вместо клубней противотанковые гранаты.

— Никогда такого не видел и даже не думал, что такое бывает,— признал капитан,— Сейчас наверх доложу, что тут такое творится. Это только на вашем участке?

— Про другие участки не знаю,— сообщил я,— Надо проверять.

— Проверим,— заверил нас капитан,— Проверять мы умеем.

Я уже собирался вернуться в дом — но вместо этого нам вынесли рюкзаки и сумки, а потом отправили в местный отдел милиции — понимать показания.

Как оказалось, в крепости был свой, особый отдел милиции. А располагался он в одной из казарм у тех самых Холмских ворот, где стены всё ещё щербаты после обстрелов. Давать объяснения в высланной старинной комнате с прочным входом и календарём с зубрами на стене было немного забавно.

Про тех, кто начал по нам стрелять, не спрашивали. Из протокола получалось, что они просто полезли в огород, не зная броду, и ошалевшие от удачного урожая, подорвали себя сами. Допускаю, что пограничники действительно так и подумали.

Когда мы вышли из отдела, перед мосту, что ведёт на Госпитальный, уже стояли бетонные столбики, а рядом дежурил усиленный наряд. С первого взгляда было ясно: приказано не упускать и не выпускать.

Каналы двухвековой давности вокруг Госпитального корпуса неожиданно пригодились спустя почти два века.

От крепости мы шли вместе, но не говорили ни слова. А потом разошлись по домам.

Всё это заняло не больше пары часов, так что мои родители ничего не заподозрили.

***

На следующей день мы опять были в школе, как ни в чём ни бывало.

— Забрали дачу,— сообщила Чивахитра,— Там всё теперь огорожено, колючую проволоку тянут.

Выпустили ли оттуда огородников, или на всякий случай нет — она не знала. Родителям суровый полковник в штатском бросил, что “со временем всё компенсируем” и они решили не задавать лишних вопросов.

Но других разговоров на эту тему я не слышал. Видимо, мало у кого были дачные участки в крепости. В “Брестском курьере” сообщали, что Госпитальный “закрыт на реконструкцию”.

Это, однако, мало что значило. Куда важнее была горсточка патронов, которую я успел сорвать с куста, похожего запахом на иргу, что рос сразу за кустом с лимонками.

Они казались совсем зелёными, сквозь них прорастали листочки. Но я поставил на балкон ящик с землёй, опустил туда пульки, полил — и вот уже пошли всходы…

На огород не пересаживать не собираюсь. Уверен, сейчас милиция проверяет все приусадебные участки, причём не только в крепости, а вообще по всей стране, — вдруг кто-то в теплице атомную бомбу выращивает, тайком от мирового сообщества. Неспроста при Хрущёве вообще запрещали ставить лишние теплицы.

С балкона крепость не видно, зато отлично видны ростки моего маленького арсенала. И это успокаивает.

Уже пришло время, когда всем пора понемногу начинать подготовку к войне.