Урок

Лес стоял хмурый, безмолвный. Валерий снял очки ночного видения — слишком уж всё было просто. Кабан даже не попытался убежать. Слишком жирный, слишком старый — лёгкая добыча. Выстрел — и дело с концом.

Он вытер руки об камуфляжный жилет и достал телефон.

— Ну что, красавец, — пробормотал он, — лайки ты мне точно принесёшь.

Кровь уже стекала в мох. Валерий зевнул. В наушнике шипели голоса друзей: кто-то смеялся, кто-то обсуждал шашлыки. Он отключил связь и пошёл вглубь леса. Без особой цели. Просто было тихо, и это раздражало.

Он не заметил её сразу.

Девушка стояла у поваленного дерева, будто выросла из земли. Простая ветровка, широкие штаны, на плече — чехол от фотоаппарата. Лицо не запомнилось бы, если б не глаза. Не красивые, не яркие — но в них было что-то… странное. Как у тех, городских сумасшедших, которые умеет смотреть сквозь тебя.

— Одна? — спросил Валерий, прищурившись.

— А ты?

Он усмехнулся.

— С друзьями. На охоте.

— Вижу, — сказала она, глядя на запекшуюся кровь у него на рукаве.

Он пожал плечами.

— Селекция. Я не браконьер. Всё в рамках дозволенного.Старьё надо выбивать. К тому же, кайф. Адреналин, сама понимаешь.

— Понимаю, — сказала она, но без тени одобрения.

Неловкая пауза. Валерий потянулся за сигаретой.

— Ты местная? Или из этих… зелёных?

— Я — сама по себе.

Он дружелюбно улыбнулся. Она не ответила.

-- Это интересно?

Он пожал плечами.

-- Свежий воздух. Движение,общение с друзьями. Спортивный интерес. Да, в Охоте есть положительные моменты.

— Думаешь, ты охотник, — сказала она тихо.

-- В этом мире все либо охотники либо дичь. И ты в том числе .

— А может, это ты, всего лишь дичь, которая пока этого не поняла.

— Вот как? — он шагнул ближе. — Всё таки Гринпис?Может, ты мне ещё про великий круг жизни расскажешь?

— Нет. Просто скажу. А что если ты, скоро сам узнаешь, каково это — стать частью этого круга,быть по ту сторону. А потом уж решай сам, кем хочешь быть.

Он хотел что-то сказать, но вдруг…

…боль в голове. Мгновенная, как вспышка. Тело оторвалось от земли. Падение — чёрное, глубокое, без времени.

****

Тьма. Не обычная, не ночная — а густая, как земля, как зарытая в мох пустота. Где нет ни времени, ни формы.

Затем — резкий холод, удар в лёгкие, и он проснулся. Не глазами — кожей. Мерзлая трава колола живот. Что-то жгло бока. В ушах бил ветер, запах сырости, гнили и — страха.

Его страха.

Он дёрнулся. Ноги не слушались. Слишком длинные, слишком тонкие. Центр тяжести не там. Он попытался встать — и рухнул мордой в сырую землю.

Мордой!

Мордой???

Он снова дёрнулся. Попытался закричать — но из горла вырвался лишь хриплый, животный всхлип. Паника захлестнула, как волна. Он забился, поднялся, шатаясь, поскользнулся, но удержался. Стоял. На четырёх.

На четырёх.

Он повернул голову — как-то иначе, чем обычно, — и увидел свое отражение в луже: стройные ноги, тёмная шкура, влажный нос, широкие уши. Олень. Высокий, мощный, рогатый.

Он хотел закрыть глаза, зажать голову руками, заорать: «Что за хуета? Что это?» — но не мог. Ни рук, ни слов.

Где-то вдалеке пролаяла собака.

Он вздрогнул. Ухо — его ухо — дёрнулось само. Он даже не думал о движении, а оно случилось. Тело жило по своим законам.

"Нет. Это сон. Это бред. Я сойду с ума."

Но холод под вокруг был слишком реален. Воздух был полон запахов. Каждое вздох раздувал.его лёгкие непривычно широко. Он и не думал что можно вдохнуть так много живительного воздуха за раз. Он чувствовал — всех вокруг: мышь под снегом. Птицу на сосне. Дальнего волка.

И… людей.

Собаки залаяли ближе. Голоса. Лёгкий гул раций. Хруст ботинок по веткам. Друзья. Его друзья.

— Есть след! Он свежий!

— Вижу! Олень крупный! Погнали, парни!

Он замер. Его сердце — большое, звериное — забилось так сильно, что стало больно. Они шли за ним. Они охотились на него.

Нет. Нет. Это невозможно. Это не может быть!

Он рванул с места, инстинктивно, спотыкаясь, ломая ветки. Он не бежал — летел, пролетал над кустами, перепрыгивал овраги. Мозг визжал: осторожно, оступишься! — но тело знало лучше. Тело неслось, как родное для леса.

Пуля взвизгнула рядом, чиркнула по стволу.

Они стреляют. Они действительно стреляют!

Он хотел обернуться, закричать: «Стойте! Это я, Валера! Валера!»

Но лишь короткий, сдавленный рёв сорвался с глотки. Не человеческий. Даже не совсем звериный.

Ни крик, ни звук. Проклятие.

Он скакал до тех пор, пока лёгкие не загорелись, пока в горле не запершило от сухости, пока копыта не начали цепляться за камни. Он упал. И лежал. Долго.

Один. В теле зверя. И за его жизнью сейчас шли его друзья .

*****

Прошло около месяца.Он постепенно научился жить в новой сущности. Не потому что он так хотел — просто тело шло вперёд, а голос, которым можно было звать о помощи, давно умер. Осталась мысль. Мысль — как огарок свечи в пещере. Иногда вспыхивала, но всё чаще — тлела в темноте. Чтобы выжить он старался не задумываться а полностью довериться инстинктам этого большого и сильного тела. Оно знало что делать. Это как завязывать шнурки, движение бездумное, совершенно автоматическое.

Он ел, потому что иначе нельзя было жить. Он жевал пожухлую траву из под снега. Мерзкий Мох. Проглотил ветку рябины — она встала поперёк глотки, пришлось биться головой о дерево, чтобы выдавить её наружу. Слёзы текли из глаз, но он не мог даже всхлипнуть. Только глухо мычал, как раненный зверь. Как же тяжело жить без рук, без пальцев. Какой же это великолепный дар эволюции человеку.

Молодые побеги, кора, мох. Один раз нашёл куст с сухими листьями и начал жевать, как делают это олени — механически, будто тело само знало, что делать. Он жевал, глотал, двигал челюстями — но мозг… мозг бунтовал.

"Ты с ума сошёл… ты жуёшь кору… ты… животное!"

А этому телу нужно было топливо для функционирования.

"Я человек. Я человек. Я Валерий... сын Аркадия... я был в Италии... я ел лобстеров… я…""

Горло сжималось от отвращения, желудок судорожно сжимался, как будто внутри всё ещё сидел человек, которого насильно кормят грязью. И тогда он отключал мозг. "

Остановка внутреннего диалога" такая практика называлась, согласно учениям дона Хуана из сочинений ( сочинений ли? Теперь он сомневался в том что эти книги были фантазиями упоротого наркомана) Карлоса Кастанеды.

А тело, тело с удовольствием принимало пищу. Оно радовалось еде. Оно не знало стыда и гастрономических изысков. Оно жило в гармонии с этим диким миром. Ему нужно было быть сильным чтобы жить.

*****

Как-то он нашёл ручей. Напился — и услышал. Смех. Голоса. Люди.

Он не помнил, как выбежал на просеку — поддался только зову надежды, которой не было уже так давно. Там — трое. Парень и две девушки, туристы, с термосом, с карематами, с фляжкой. Настоящие. Человеческие. Словно из его прошлого.

Он вышел на них — осторожно, покачиваясь, будто боялся сам себя. И встал. Смотрел. Молча.

— Ого!Олень ! Какой здоровенный! Он близко! Смотрите, как не боится!

— У него глаза… какие-то странные…

" Странные она сказала. Они видят. Надо дать знак."

Он сделал шаг. Попытался… что-то. Он не знал — как объясниться, как передать им, что внутри — он. Валерий. Человек. Он резко мотнул головой в сторону, потом постучал передним копытом о землю. Потом — ещё. Повернулся боком, наклонил шею. Пытался издать хоть один звук, не похожий на оленье фырканье.

Одна из девушек в испуге вскрикнула:

— Он… он сейчас нападёт?

— Не, вроде нет… но ты видела, как он…?

Валерий попытался как то напеть мелодию " маленькой ёлочке холодно зимой". Но получился какой то истеричный рёв.

Парень сделал шаг назад. Схватился за палку.

— Дикий он какой-то. Может бешенство. Ну его на хуй.Сматываемся.

И они ушли. Быстро. Почти бегом. Только девушка оглянулась. На мгновение. И встретилась с его глазами. Он всмотрелся — всем, всем что у него осталось от человеческой души пытаясь показать " Я же разумен! Разумен! Я человек!". Но она уже отвернулась.

Он вновь остался один. Всё вокруг снова стало тишиной. И только лёгкий пар из ноздрей выдавал, что он живой.

А он устал. Он не хотел жить. Но тело — жило. Проклятое, упрямое, безмолвное тело, что приняло дикую пищу, что спало стоя, что не знало слов, не умело звать, не плакало. Его тело хотело жить и боролось за свою жизнь согласно заданной самой природой программе.

И оно шло дальше. Вперёд. Куда — оно знало лучше, чем он.

*****

Ночью пришли волки.

Он услышал их раньше, чем увидел. Серые тени. Запах смерти. Один из них, старый, с перебитым ухом, вышел к нему. Долго смотрел. Как настоящий стратег. А потом — рванул.

Он отпрыгнул, замычал, боднул. Двое других зашли с боков. Один попытался укусить за заднюю ногу — и Валерий впервые использовал рога, как оружие. Он ударил — со злостью, с отчаянием, со всем накопившейся за эти дни отчаяностью. И волк отлетел. Остальные отступили.

Они не ушли сразу. Но и не напали снова. Стояли. Смотрели. Оценивали силы. А потом просто исчезли в темноте. Валерий остался один, дрожащий, уставший, опустошенный. Вот в такие моменты он и хотел бы отключить способность своего мозга переживать за только что происшедшую схватку но мысли упорно возвращались в его огромную голову.

Как же это сложно, постоянно, ежедневно бороться за свою жизнь .

****

Есть ли сны у оленей Валерий не знал. У него они к сожалению были.

Сон возвращал в тот знойный день. Компания друзей охотников забрела на опушку густого леса. Голод и желание подстёгивали ребят , кушать консервы никто на природе естественно не желал. Только дичь, только добыча.

Целью стал юный телёнок оленя, беззащитный, с глазами, полными удивления перед новым миром. Его шкура сверкала на солнце, словно тонкий фарфор. В голове Валерия, даже мелькнула тогда нотка сомнения, но давление толпы, нарастающее чувство адреналина и желание утвердить свою значимость заглушили его мысли.

Когда телёнок рухнул на землю – всё это вызывало в нем одновременно гордость и страшное чувство вины, которое прочно укоренилось в глубинах души. Они быстро забрали тушу, предвкушая сочность над жарким огнём, и разговоры о шашлыке были настолько же легкомысленными, как и смех охотников, шутливо повторявших прозвище «Бэмби».

Смеялись все, в том числе и Валерий, хотя его смех был принудительным, не до конца проникнутым радостью. Решимость охотников и азарт толпы привели к тому, что Валерий выстрелил, лишив жизни молодую душу, которая никак не готовилась к тому, чтобы столкнуться с жестокой реальностью охотничьего праздника.

Эта сцена, словно кинематографическая вспышка, неоднократно возвращалась к Валерию в тишине ночи, во снах.

И он пробуждался и лежал один, смотря в одну точку погружённый в мысль. Зачем им понадобилась жизнь существа которое может и недели на этом свете не прожило в этом мире? Жизнь, она ведь и так летит просто стремительно. Он же рубанул её просто на взлёте. У них было припасов на хороший месяц походной жизни. Этот шашлык , из молочной оленятины не был жизненной необходимостью. Это было просто ... Блажью.

****

Валерий-олень мчался сквозь лес, пригибаясь к земле, перепрыгивая упавшие деревья, задевая рогами ветви. Где-то позади хлопнул выстрел. Пуля с визгом пронеслась рядом, ударила в ствол, разлетевшись щепками. Сердце оленя стучало, как барабан , в голове звенело от страха.

Где-то неподалёку раздался второй выстрел — и острая боль вспыхнула в боку. Пуля лишь скользнула по телу, вспоров кожу, но боль ударила током. Он запнулся, шатнулся, но побежал дальше, оставляя за собой тонкую, дрожащую линию алой крови.

Впереди сквозь чащу забрезжил свет. Он вырвался из леса — и встал как вкопанный. Перед ним зияла пропасть. Глубокий овраг с ревущей рекой внизу. Пенные волны бились о камни, вода клокотала, бурлила, звала вниз. Возвращаться назад — смерть. Сзади доносились голоса, хлопали выстрелы, ломались ветки под тяжелыми сапогами.

Он дрожал. Страх сдавил глотку. Боль мешала дышать. Высота пугала, река — ещё больше. А охотники были всё ближе.

И он прыгнул.

Мгновение полета — как вечность. Воздух хлестал по морде. Земля исчезла. Он падал в гул, в холод, в неизвестность. А потом — ледяной удар. Вода окутала, оглушила, потащила вниз. Он бился в потоке, не зная, где верх. Рана жгла. Холод сводил мышцы. Его уносило.

Он почти сдался… пока не услышал голос:

— Там! Он в воде!

Шум мотора. Крики. Люди в спасательных жилетах. Зеленые надписи на куртках: Greenpeace.

Они кинулись в реку. Один из них подплыл и, ухватив его за рога, потащил к берегу. Другой помог вытащить. Валерий лежал, весь в грязи и крови, тяжело дыша и испуганно вращая сумасшедшими от ужаса глазами. Парень с рацией сказал:

— Успели. Пуля прошла по касательной. Жив.

Оленя укрыли тёплым покрывалом, усыпили, чтобы обработать рану. А когда он проснётся, будет уже далеко от пуль — в заповеднике, под защитой.

Он этого пока не знал.

Он Опять выжил. И мир стал чуть-чуть светлее.

*****

Ночь опустилась на заповедник. Где-то вдалеке перекликались совы, ветер шуршал в хвое. Валерий-олень лежал на подстилке сена в тёплом вольере. Рана была перевязана, боль стихла. Рядом сидела она — та самая девушка с глазами, полными упрямства и сострадания. Та, что ( прокляла?)его.

Она протянула руку, осторожно коснувшись его морды.

— Ты всё ещё боишься, да? — тихо сказала она. — Боль не только в теле. Боль — в самой идее быть целью. Жертвой.

Он смотрел на неё. Глаза у него были почти человеческими. И она будто чувствовала это.

— Но ты должен понять, — продолжила девушка, — в природе смерть — часть жизни. Волк ест зайца. Человек — говядину. И какой нибудь медведь с удовольствием сожрёт тебя.Это не зло. Это равновесие. Я не отрицаю его. Мы едим, чтобы жить.

Она вздохнула, глядя в темноту за пределами вольера.

— Но убивать ради забавы… ради аплодисментов, как на корриде… ради трофея на стене… это уже не нормально. Это психическое отклонение. Это развлечение, превращённое в насилие. Ты теперь это почувствовал. Ты наверное — понял.

Она улыбнулась ему.

— Ты запомнишь всё это, когда снова станешь человеком. Если станешь... человеком.

И она встала, оставив его одного. Он медленно прикрыл глаза, уставший, но почему-то спокойный.

****

На следующее утро его разбудило солнце. Тёплое, ласковое. И — что-то странное. Он почувствовал пальцы. Руки. Тело.

Он вскочил, задыхаясь — и увидел, что лежит на соломенной подстилке,голый, измученный. Когда на его крики прибежали удивлёные зелёные он не отвечая на вопросы просто просил чашку кофе, сигарету и телефон. Его отвели в какой то домик, дали спортивный костюм.В зеркало, прислонённое к стене, глядел парень — с бородой, осунувшийся, но живой. Валерий.

Принесли телефон — он с трудом вспомнил номер и позвонил.

— Папа?..

На другом конце повисла пауза. Потом — крик.

— Валера?! Господи, ты жив?! Мы думали… ты исчез, тебя искали, полиция…

— Я… жив. Папа...Я расскажу. Всё расскажу. Но позже. Забери меня домой... Пожалуйста .

Он посмотрел в окно. По дорожке шла девушка, та самая! Увидела его в окне и улыбнулась.

--Ты!

Он пулей выскочил из домика но девушка словно испарилась хотя пропасть ей тут было совершено некуда, просто словно сквозь землю.

Он присел на лавочку.

-- Вы в порядке?

Участливо спросил какой то бородач.

-- Что? А... Да... Спасибо брат. Угости сигареткой, а?

Тот вынул пачку " Мальборо".

Валерий с удовольствием затянулся дымом.

Бородач присел рядом.

— Я Гена. Ну как сам ты? Нормально себя чувствуешь ?

Валерий усмехнулся.

— Да уж более чем… странное ощущение. Будто заново родился. Спасибо. Вы вообще… кто? Что вы делаете?

Гена усмехнулся и пожал плечами.

— Сложный вопрос. Мы — волонтёры. Экологи. Активисты. Кто-то из нас в Greenpeace официально, кто-то — сам по себе. Спасаем, что можем: животных, леса, реки, остатки совести человечества. Боремся с браконьерами, стараемся пробиться к чиновникам, ведём учёт редких видов, поднимаем волну в медиа… Иногда просто вытаскиваем раненых зверей, как того оленя что изчез вчера из вольера где тебя нашли. Не хочешь объясниться?

--Потом. Впрочем ,Всё равно не поверишь. Лучше про свою организацию расскажи подробнее.

Гена тоже закурил.

-- А что рассказать. Людей у нас мало .

-- Сегодня на одного больше стало.

— Проблема в том, что это почти никому не надо. Все заняты. Бюджеты мизерные, поддержка почти нулевая. Людям сейчас ближе виртуальная жизнь чем дикая природа. А она исчезает. Потихоньку, молча. Что потомкам оставим?

Валерий посмотрел на свои руки. Ему чудилось, что копыта всё ещё ощущаются под кожей.

— Я понимаю, — сказал он медленно. — Я это чувствовал. Бежать… бояться… быть добычей. Я побывал на той стороне.Это изменило меня. Я так думаю.

Он взглянул на Гену.

— Я могу помочь. Финансово. У меня есть ресурсы. Мой отец очень важный человек в этом мире. Свяжи меня с кем нужно.

Гена удивлённо приподнял бровь.

-- А тебе это, зачем?

Валерий помолчал.

-- Ты не поймёшь. Это пережить нужно. Иначе не поймёшь.

Тот улыбнулся и протянул руку.

--Ладно, было бы глупо отказаться.

Они пожали руки. Над ними кружила птица, где-то вдалеке трещал дятел.