Урок после занятий

Акира снова взглянул на часы. 19:42.

Аудитория давно опустела. В воздухе висел тонкий аромат мела, старой бумаги и свежей краски. Лёгкий сквозняк шевелил уголки чертежей на столах, но внутри было тепло, почти душно.

Он стоял у окна, сцепив руки за спиной, пытаясь не смотреть в сторону мольберта у самой двери. Она снова осталась — Мика. Уже третий вечер подряд просила его задержаться: "помочь с композицией", "проверить анатомию". Но каждый раз между ними что-то менялось — почти неуловимо, как тонкая вибрация в воздухе перед грозой. Стоило ей лишь приблизиться — и всё вокруг начинало звенеть.

Сегодня на ней была свободная рубашка, небрежно накинутая поверх белого топа. Один рукав соскользнул с плеча, обнажив ключицу и тонкую бретельку. Шорты были настолько короткими, что казались вызывающим продолжением её ног. Она знала, как выглядит. И знала, что он видит.

— Сэнсэй… — её голос был мягким, почти кошачьим, с нарочитой тягучестью. Она шагнула ближе, при этом её босые пальцы почти не издавали звуков по холодному полу. — Можно тебя… на минутку?

Акира обернулся. Медленно. Осторожно.

Он не хотел смотреть ей в глаза. Там всегда было что-то… опасное. Слишком прямое. Слишком читающее.

— Конечно… — пробормотал он, откашливаясь. — Композиция?

— Не совсем… — в её голосе была игра, почти шепот. — Я хочу тебе кое-что показать.

Она приблизилась ещё на шаг. Рука, словно случайно, коснулась его локтя, прежде чем она вытянула тонкий лист. На бумаге был он. Его портрет. Только… не так, как он привык видеть себя.

Акира замер, вглядываясь в рисунок. Он лежал на спине, раскинув руки. Взгляд — отрешённый, губы приоткрыты. Рубашка сползла с плеч, обнажая грудь и живот. Позвоночник изгибался в позе, которая была слишком… интимной. Почти беззащитной. Почти желанной.

— Это… — он сглотнул, почувствовав, как горло пересохло, — слишком… откровенно.

Мика чуть склонила голову, будто рассматривая его реакцию. На губах появилась тонкая, затаённая улыбка. Она сделала ещё шаг. И без усилий взяла его за руку, осторожно подложив ладонь под его запястье, словно чтобы не спугнуть.

— Это — ты, сэнсэй. Настоящий. Нежный… Тёплый. Такой, какого… хочется коснуться. Понять. Исследовать… — её голос стал ниже, чуть хрипловат.

Он почувствовал, как в груди начинает стучать. Громко. Слишком громко. Пульс отдался в ушах.

— Мика… — голос сорвался. Он сделал шаг назад, но она не отпустила его руку. — Это… неуместно…

— Уместно, — прошептала она, поднимаясь на носочки. Её грудь мягко коснулась его руки. — Мы оба взрослые. И ты чувствуешь это так же, как я.

Её свободная ладонь скользнула по его груди — сначала осторожно, потом увереннее. Он напрягся, задержал дыхание, глаза расширились.

— Скажи "нет", — её голос был тихим, почти ласковым, но требовательным. — Только по-настоящему.

Он не сказал.

Пальцы Мики медленно поднялись вверх, коснулись воротника его рубашки, чуть раздвинули его. Ткань жалобно зашуршала, пока она изучала его взгляд, не торопясь, будто предлагая ему последний шанс отступить. Тепло её ладони обжигало сквозь тонкую ткань. Она стояла так близко, что он чувствовал её дыхание — сладковатое, влажное, обволакивающее.

— Ты всегда так сдержан, — шепнула она ему в самое ухо. — А мне хочется узнать, какой ты, когда перестаёшь быть учителем.

Он всё ещё не отстранялся.

И это было ответом.

Мика задержалась рядом, не отводя взгляда. Глаза её были тёмнее обычного — от вечернего света или от желания, он не знал. Она медленно провела пальцами по его груди, ниже, по пуговицам рубашки, не расстёгивая, просто ощупывая, как будто изучая рельеф под тканью.

— Ты дрожишь, сэнсэй… — прошептала она, не отрывая взгляда от его губ. — Мне это нравится.

Он сглотнул. Язык стал будто ватным, дыхание — неровным.

— Мика… ты играешь…

— Нет, — перебила она, почти ласково. — Я хочу.

Она шагнула ближе, прижавшись бедром к его бедру. Теперь между ними не осталось воздуха. Её рука обвила его за шею, волосы щекотали ему щёку.

— Столько вечеров ты был рядом, — её голос был тёплым, мурлыкающим, — помогал мне, смотрел на меня, будто не замечал, но я чувствовала. Как ты замирал, когда я подходила слишком близко. Как твои пальцы дрожали, когда ты правил мои наброски…

Она легко коснулась губами его челюсти. Легчайший поцелуй. Пробный. Он не отпрянул.

— Ты хороший, Акира-сэнсэй, — продолжала она, — слишком хороший, чтобы позволить себе то, чего хочешь.

Её пальцы скользнули вверх, в волосы на затылке, сжались легко, но властно. Вторая рука медленно легла ему на пояс, и теперь уже не просто касалась — ощущала.

— Скажи мне, что ты хочешь, — прошептала она, — хоть один раз, без страха. Без правил.

Он чуть повернул голову, их губы оказались почти рядом. Он ощущал её тепло, аромат её кожи, тонкий, как персик, с привкусом краски и чего-то девичьего, пронзительного.

— Мика… — он выдохнул, и голос у него был уже хриплым, натянутым, — ты сводишь меня с ума…

— Тогда позволь себе сойти, — её губы скользнули по его щеке, затем — к его губам. Мягко. Осторожно. Один поцелуй. Потом второй — глубже, смелее.

Акира поддался. Руки, которые всё это время были по бокам, теперь коснулись её талии. Тонкая ткань рубашки расползлась под его ладонями, под ней — только кожа. Тёплая, бархатистая. Он провёл пальцами вверх, нащупывая изгиб спины, ощущая, как она дрожит от каждого его движения.

— Вот и всё, — выдохнула она, уткнувшись лбом ему в шею, — не так уж и страшно, да?

Он не ответил. Вместо этого он наклонился и поцеловал её в висок, потом ниже — в щёку, в мочку уха. Её дыхание стало частым, руки скользнули ему под рубашку, чувствуя кожу, напряжённые мышцы, учащённое биение.

Она медленно взяла его за запястье и потянула к мольберту, за который раньше пряталась. Рядом — мягкий пуфик, старая ткань с пятнами краски. Она села первой, потянула его за собой, аккуратно устроилась у него на коленях.

Её ноги обвились вокруг его талии, губы снова нашли его, но теперь без осторожности. Горячо. С жадностью.

— Хочу, чтобы ты перестал думать, — выдохнула она, прижавшись грудью к его груди. — Просто почувствуй.

И он почувствовал.

Акира замер, чувствуя её вес на себе, её тепло, как будто всё это время он только ждал разрешения дышать. Он провёл ладонями по её спине — медленно, глубоко, с нажимом. Каждое её движение отзывалось у него внизу живота — напряжением, волной, нарастающим, неотвратимым.

Её рот был раскалённым, жадным. Язык мягко вторгался, переплетался с его, и он уже не просто отвечал — он вёл. Одна его рука вжалась в её бедро, вторая сжала ткань рубашки на спине — резко, не по-учительски.

— Ты даже не представляешь, во что ввязалась, — прорычал он ей в ухо, впервые позволив голосу прозвучать грубо, почти хрипло от желания. — Я терпел. Слишком долго.

Он поднял её чуть выше, и одним резким движением стянул рубашку с её плеч. Тонкая ткань соскользнула, открыв топ, который он не стал снимать сразу. Вместо этого он провёл языком по её ключице, медленно, с нажимом, а затем прикусил кожу чуть ниже — легко, но достаточно, чтобы она всхлипнула и вцепилась в его волосы.

— Ещё, — выдохнула она. — Пожалуйста…

Он откинулся назад, глядя на неё сверху вниз. Глаза Мики были затуманены, губы приоткрыты, дыхание сбивчивое. Она была прекрасна — взъерошенная, полураздетая, в этом золотом свете, который прорывался сквозь окна. Но ему этого было мало.

Он обхватил её шею ладонью и потянул на себя в поцелуе — грубо, властно, с нетерпением. Другой рукой уже забрался под край её шорт, почувствовав жар между ног, тонкую ткань трусиков. Она вся сжалась, изогнулась навстречу.

— Ты такая тёплая, — прошептал он в её губы. — Такая готовая.

Пальцы скользнули под ткань. Она не остановила. Не отстранилась. Напротив — раздвинула ноги шире, сама направляя его.

Он провёл пальцами вдоль складок — осторожно, но с твёрдой уверенностью. Она выгнулась, запрокинув голову, выдав низкий стон. Его колени подогнулись — от того, как сильно он хотел её всю.

Он больше не думал — о правилах, о статусе, о морали. Только она, её тело, её движения. Он стянул с неё шорты и бельё за одно движение, как сорвав повязку. Она откинулась на спину прямо на пуфик, грудь под топом тяжело вздымалась.

— Сними, — прошептала она, потянув край майки вверх.

Он подчинился — медленно, с восхищением, целуя каждый сантиметр кожи, что открывался перед ним. Её соски были твёрды, от нетерпения или от его дыхания — не важно. Он взял один губами, провёл языком, одновременно вводя в неё два пальца, глубоко, точно.

Мика вскрикнула, выгибаясь к нему навстречу. Он двигался внутри неё медленно, с дразнящей тягой, пока она не заскулила и не впилась ногтями в его спину.

— А теперь… ты, — прохрипела она, пытаясь расстегнуть его ремень. Но он перехватил её руки.

— Нет. Сейчас только ты, — сказал он твёрдо. — Я хочу видеть, как ты ломаешься.

Он надавил ладонью, усилив давление на её клитор, и она не выдержала — её тело начало дрожать, бедра выгнулись, стон сорвался с губ, высокий, протяжный. Он продолжал — пока её волна не накрыла полностью, пока она не сжалась вся, горячая, пульсирующая под его рукой.

Только тогда он позволил себе немного отстраниться. Глубоко вдохнул. Его штаны были тесны, член сталью тянул ткань.

Мика медленно открыла глаза. На губах у неё — смелая, влажная улыбка.

— Твоя очередь, сэнсэй, — выдохнула она, притянув его за ворот.

Он больше не колебался.

Мика всё ещё лежала под ним, полуобнажённая, дыхание её сбивалось, но в глазах пылало нетерпение. Она провела пальцами по его щеке, потом — по линии шеи, опускаясь к вороту рубашки.

— Сними, — шепнула она. — Я хочу тебя всего.

Акира смотрел на неё, как будто впервые. Не как учитель, не как мужчина, сдерживающий себя… а как человек, который больше не хочет ничего прятать. Он стянул рубашку, на ходу сбрасывая всё, что мешало быть ближе. Мика смотрела на него, не отрываясь, будто запоминала каждую линию, каждую тень на его теле. Её руки тянулись, гладили, впитывали.

Когда он лёг на неё, их тела слились — идеально, будто пазлы, которые наконец нашли друг друга. Он провёл носом по её щеке, по линии губ, медленно, дразняще. Их поцелуй стал глубже, насыщеннее, полным нетерпения и понимания. Их пальцы сплелись.

Он вошёл в неё не резко, но уверенно. Она выдохнула, уткнувшись лбом ему в плечо. Всё происходило молча — только дыхание, тихие стоны, шорохи. Движения были размеренными, будто каждый толчок — как удар сердца, как отклик чувств, накапливаемых неделями.

— Ты… — прошептала она, задыхаясь, — ты внутри, наконец…

Он целовал её в висок, в шею, в плечо. Его руки крепко держали её бёдра, подстраивали ритм. Она отвечала — телом, голосом, всем собой. Их темп стал быстрее, жар — выше, и каждое движение отзывалось в них обоих, как пульс. Они забыли, где находятся, кто они. Только здесь, только вместе.

В какой-то момент она вскрикнула — не громко, но пронзительно, и прижалась к нему всем телом. Он не остановился, пока сам не достиг края, с глухим рычанием, почти животным, прильнув губами к её коже.

Долгие минуты они просто лежали, обнявшись. Его ладонь скользила по её пояснице, по изгибам, словно он ещё не верил, что всё это происходило. Её пальцы путались в его волосах, она гладила затылок — медленно, ласково, будто убаюкивала.

Снаружи вечер окончательно опустился на город. Через окно на их голые тела ложился мягкий свет уличного фонаря. Внутри было только тишина и их дыхание — как эхо пережитого.

— Я давно тебя хотела, — шепнула она, не открывая глаз. — Но не думала, что ты… ответишь.

Акира поцеловал её в висок и тихо, почти извиняющимся голосом произнёс:

— Я боялся… Что, если позволю себе, — больше не смогу остановиться.

Она улыбнулась, прижавшись к нему крепче.

— Не останавливайся.

Он не собирался.

Темнота за окнами сгущалась, превращая аудиторию в островок уединения и запретного тепла. Всё остальное — коридоры, шум зданий, время, даже воздух за пределами стен — исчезло. Остались только они.

Мика лежала на пуфе, полуобнажённая, дыхание её ещё не восстановилось после бури, в которую она увлекла Акиру. Её кожа сверкала в мягком свете — как мрамор, но тёплый, живой. Он смотрел на неё, в груди колотилось — не от желания, а от чего-то более дикого. Права она была — он действительно долго сдерживался. И теперь, когда сдерживаться больше не нужно было, внутри него просыпалось что-то иное: голод.

Мика лениво повернула голову и посмотрела на него сквозь прядь упавших на лицо волос. Улыбнулась, полунамёком, вызывающе.

— О чём ты думаешь, сэнсэй? — её голос был хриплым, почти мурлыкающим.

Акира не ответил сразу. Он подошёл к ней, сел рядом, чуть склонившись, и провёл тыльной стороной пальцев по её животу, заставив ту вздрогнуть. Потом — выше, к груди, едва касаясь, будто проверяя, как легко она снова начнёт пылать.

— Думаю, что слишком долго позволял тебе играть, — тихо сказал он. — А теперь моя очередь.

Она не отстранилась. Наоборот, глубоко втянула воздух и прикусила нижнюю губу, поднимая на него взгляд снизу вверх.

Акира взял её за запястья и мягко прижал к пуфу. Она не сопротивлялась. Он навис над ней, всё ещё в брюках, распахнутый, с оголённой грудью, но теперь взгляд его потемнел. В нём не было растерянности — только уверенность и азарт.

— Ты так красиво просила… — он говорил медленно, каждое слово, как удар сердца. — Так смело дразнила. Думаешь, я не видел, как ты изгибаешься, как нарочно сдвигаешь рубашку, как ловишь мой взгляд на своих губах? Ты соблазняла меня. А теперь… я соблазняю тебя.

Он опустился ниже, целуя линию между её грудями, потом живот, потом — внутренняя часть бедра. Он чувствовал, как она начинает дрожать под его губами. И при этом не отпускает его взгляда, будто бросает вызов.

— Ты уверена? — спросил он, обвив ладонью её щиколотку и прижав губы к внутренней части колена. — Уверена, что хочешь быть не ведущей, а ведомой?

Она кивнула, не доверяя голосу. Он подался вверх, до её шеи, до уха, прошептал:

— Тогда слушай. И чувствуй.

Он провёл рукой по её бокам, зная, где у неё слабые места. Касался — не напрямую, а через паузу, дразня. Она выгибалась, просила кожей, дыханием, и каждое её движение заводило его всё сильнее. Но он был непреклонен. Темп задавал он. Ритм — он. Глубина — тоже.

Он прошептал ей на ухо то, чего раньше не решался: что давно хотел её, хотел знать, как она звучит в ночи, как шепчет его имя, как отзывается телом на каждое касание. Он говорил об этом, не стесняясь, и в его голосе было больше, чем просто вожделение. Там было желание обладать не только телом, но и каждым её дыханием, каждым «да», каждым «ещё».

Когда он наконец вошёл в неё, это было не стремительно, а глубоко и точно. Он хотел, чтобы она почувствовала его. Он двигался, не отводя от неё взгляда, ловил каждое её движение, каждый звук. Он держал её руки, он целовал её пальцы, грудь, лоб, щёки, как будто хотел запомнить каждую её грань.

Она терялась — и в себе, и в нём. Однажды она попыталась взять инициативу, но он снова лёг на неё, прижал мягко, с усмешкой:

— Нет. Сегодня ты — моя.

И она отдалась. Без остатка. Без защиты. Без притворства.

Он чувствовал, как её тело отвечает, как вибрирует под ним, как раскрывается. Он ускорился, но не терял контроля. И только когда почувствовал, что она уже на грани, он позволил себе идти за ней. Они достигли пика почти одновременно — не криком, не стоном, а молчанием. Глухим, мощным, пронзительным.

После этого он просто держал её. Обеими руками. Прижимал к груди. Как что-то очень ценное. Она не говорила — только касалась его губами, лица, плеч.

Тишина уже не казалась пустой. Она была наполнена ими.

И только спустя несколько минут, лёжа рядом, она прошептала:

— Если это была твоя версия "соблазнения"… мне хочется снова и снова попадать в твои руки.

Он улыбнулся, не открывая глаз. Его голос был хриплым:

— Ещё не вечер, Мика. Это была только первая.