Уйти, чтобы быть

На экране светился курсор — одинокий, пульсирующий как нерешительность. Белая страница. И белый свет лампы над рабочим столом. Всё белое, стерильное, как в больничной палате. Но это была не больница, это была моя квартира.

Где-то за окном гудел город. Нервный, как перегретая плата, он шипел машинами, вибрировал голосами, мельтешил рекламными экранами и пушами в телефоне. И всё это шло мимо меня. Я жил в этом городе, но не чувствовал, что принадлежу ему.

Каждое утро было одинаковым. Будильник. Душ. Кофе. Пробка. Офис. Шутки в курилке, будто написанные заранее кем-то не очень талантливым. Ежедневный ритуал бессмысленных встреч, переписок, задач с дедлайнами, которые никто не запомнит. Я выполнял всё это, как механизм — добросовестно, без эмоций. Потому что так надо. Потому что так делают все.

На работе меня уважали. У меня были стабильный доход, приличная одежда, даже хорошая кредитная история. У меня было всё, кроме одного — ощущения, что я жив.

Мне было тридцать.

И каждый год после двадцати я чувствовал, как внутри меня что-то медленно сжимается. Словно во мне жил ещё один человек — настоящий, живой, яркий, но тот становился всё меньше, тише, прозрачнее. И вот, кажется, осталась только тень.

Я не жаловался. Не пил, не кричал в подушку, не писал в соцсети о пустоте. Я просто жил. Каждый день. Одни и те же улицы. Одни и те же лица. Прогноз погоды, как фон для погоды в голове: пасмурно с прояснениями, но без смысла.

***

Однажды утром я сел в метро.

Ничего особенного. Люди в наушниках, уткнувшиеся в экраны, или смотрящие в пустоту. Все как я. Все в броне невидимости. Я любил это — быть незаметным, растворяться. Это давало чувство безопасности.

Но в тот день напротив меня сидел мальчик.

Лет шести, с рюкзачком в виде дракона. Он что-то шептал, держа руки, как будто в них невидимый меч. И улыбался. Он сражался с монстрами, которых никто не видел. Громко шептал: «Получай, огненный великан! Ты не победишь меня!» — и мать, сидевшая рядом, смущённо извинялась перед другими пассажирами.

Я не отвёл взгляда. Я смотрел на этого мальчика, и с каждой секундой в груди росло что-то острое. Не зависть, не злость. Потеря.

Я тоже так умел. Давно. В детстве. Я помнил, как улица могла быть джунглями, а балкон — мостиком над лавой. Как книги были порталами. Как можно было чувствовать, что всё возможно. Я не просто мечтал — я жил в этих мирах. До того, как пришёл «настоящий» мир и приказал: «Хватит. Становись взрослым».

А сейчас... сейчас я даже не мог представить дракона. В голове не было ни образов, ни слов. Как будто мое воображение было стерто резинкой.

Мальчик смотрел сквозь меня — с тем самым сиянием в глазах, которое бывает только у тех, кто ещё верит. И вдруг я почувствовал, как что-то внутри меня дёрнулось, сжалось и запульсировало. Мне стало трудно дышать.

Это не была паническая атака. Это была боль — не от страха, а от отсутствия. Как фантомная боль у ампутированной конечности: я чувствовал, что у меня когда-то было что-то важное, и это исчезло.

Я вышел на своей станции. Поднялся по эскалатору. Рабочий день тёк, как обычно — совещания, графики, цифры. Коллеги делились мемами, смеялись над новостями, заказывали кофе. Я отвечал, улыбался, соглашался — по инерции. Но в ушах всё ещё звучал голос мальчика: «Получай, огненный великан!»

Вечером я не пошёл в бар, как иногда делал по пятницам. Яшёл домой, словно на дно. И в этом движении было что-то окончательное.

Я зашёл в квартиру. Снял обувь. Поставил чайник, не включая его. Сел за ноутбук.

На экране была белая страница.

Я поставил пальцы на клавиатуру. Ничего не происходило.

— Напиши, — прошептал я. — Что угодно. Просто... напиши.

Курсор мигал. Тишина.

Я подумал о мальчике. О монстрах. О мечах. О том, как это — создавать миры. Хоть один. Пусть на минуту.

И тогда я начал:

«В мире, где каждый закат оставлял в небе след огненного пера, люди не боялись падения. Потому что знали: под ними всегда есть воздух, плотный, как желание жить...»

Слова лились медленно, но я не останавливался. Каждое предложение было глотком воздуха после долгого погружения. Я писал, забывая, что завтра работа. Что нужно спать. Что реальность ждёт за дверью.

Я создавал.

А за окном начинался дождь — тёплый, весенний. Первый за много месяцев. Я не слышал его.

Я был в другом месте.

На следующее утро я проснулся поздно. Голова гудела, но сердце билось как у кого-то другого — быстро, громко. Я был полон странной радости, как будто что-то внутри перестало быть мёртвым.

Я пошёл в душ и вдруг, ни с того ни с сего, рассмеялся. Просто так. Я не знал, почему. Мне было хорошо. Непривычно.

На кухне ноутбук всё ещё был открыт. Я перечитал то, что написал. И удивился: это было настоящее. Пусть неловкое, пусть корявое — но живое.

Весь день я думал об этом. Писал урывками — в телефоне, в блокноте, на салфетках. И всё больше чувствовал, что это — единственное, что имеет значение.

Во мне проснулось чувство. Не хобби. Не хобби, а необходимость. Писать, чтобы не исчезнуть окончательно.

А вечером я вновь сел за стол. Белая страница. И я снова начал творить.

И не заметил, как мир вокруг изменился…