В дребезги

Урок только-только начался, но продолжиться ему не дал оглушительный звон стекла. За мгновение до того, как окно разбилось, за ним что-то промелькнуло, и теперь эта самая тень, именуемая Василием Моцартом, пролетела через весь кабинет и с грохотом врезалась в противоположную стену.

Ошеломлённый Эдуард Васильевич, вечно добродушный старичок и преподаватель истории, не успел даже закрыть рот, прежде чем обескураженный парень вдруг поднялся и, так и не отряхнувшись от извести, явно чем-то недовольный помчался обратно к окну. Через секунду он уже скрылся из виду. В этот момент в кабинете начался хаос, все студенты повскакали и подбежали к окну, но, как ни странно, никого увидеть в нём не смогли. Эдуард Васильевич медленно подошёл к ним и негромко присвистнул, поражаясь даже не самому факту того, что один из его студентов просто взял, и влетел в окно, а затем, как ни в чём ни бывало, снова скрылся в нём, целый и невредимый, нет, его больше всего удивляло, что за неимением стекла, окно таковым уже считать нельзя, а значит, осталась только абсолютно голая рама: стёкла были разбросаны по классу. Спохватившись, он стал руководить студентами, чтобы те в ускоренном темпе стали собирать осколки, чтобы никто не порезался. Те ворчали и то и дело жаловались, что вообще-то нужно разыскать Моцарта, и как можно скорее, чтобы узнать, что же с ним произошло.

—Не надо его искать! Пора бы уже запомнить, что любой его поступок можно вполне логично объяснить, — произнёс Эдуард Васильевич, — этот парнишка постоянно во что-то вляпывается, но всякий раз, когда дело доходит до объяснений, он блистает красноречием так, как ни на одном предмете! И всякий раз у него есть уважительная отмазка! Вот взять хотя бы тот случай, когда Моцарт поджёг кабинет химии. Что он сказал, как вы думаете? Что по кабинету пробежала какая-то огненная ящерица и подпалила шторы!

—А на самом деле? — спросил заинтересованный паренёк, который продолжал глядеть в окно, когда остальные понемногу успокаивались.

—Ты что, новенький? — спросил старый учитель.

—Ну да.

—Теперь ясно, почему ты так взволновался. Ничего, привыкнешь! А что касается истории, то оказалось, что в кабинете и правда была какая-то бегающая вспышка, но по нашим камерам её особо не разглядишь, пришлось пареньку поверить на слово. Но если там и правда была полыхающая ящерица — да хотя бы её хвостик — то я очкарик вашего возраста и всё, что сейчас происходит, я преспокойно печатаю на ноутбуке, сидя в каком-нибудь шикарном дворце и попивая кофе с пятью ложками сахара.

—Почему во дворце? — спросил новенький.

—То есть остальное тебя не смущает? — усмехнулся другой студент.

—Не суть, — прекратил расспросы Эдуард Васильевич, — всё это просто рандомно взято из головы. Хотя с дворцом я, кажется, и правда преувеличил…

Неожиданно дверь в кабинет со скрипом приоткрылась, и внутрь вошёл Василий Моцарт собственно персоной. Буквально секунду все молчали — приходили в себя от шока. Но её вполне хватило для того, чтобы Василий выдал своё «Добрый день!». В следующее мгновенье его засыпали вопросами, заставив парня растеряться.

—Хватит! — прикрикнул учитель.

Не сразу, но студенты прекратили галдёж, с интересом переводя взгляд с Моцарта на Эдуарда Васильевича. Тот выглядел грозно, правда, не настолько, чтобы заставить Василия хоть как-то устыдиться в содеянном.

—Это не я.

—А кто же?

—Мой брат-близнец.

—У тебя есть братья?

—Похоже на то.

—То есть?

—Все вы говорите, что некто, очень похожий на меня, влетел в это окно, а затем выпрыгнул обратно. Так? Так. — Моцарт задумчиво почесал затылок и уверенно продолжил, — значит, это либо просто похожий на меня человек, либо мой брат-близнец, о котором мне, к сожалению, ничего неизвестно. Есть, правда, ещё одна версия: что я лунатик. Но она отпадает, так как сейчас уже день.

—А как же четвёртая версия? Что это был просто ты?

—На мне нет порезов и ушибов.

—И на нём нет извёстки, — вставил новенький.

Преподаватель кисло глянул в его сторону, но промолчал.

—Хорошо, на время отложим разбирательства, для начала — уборка!

***

—Теперь я выгуливать тебя буду только по вечерам, — строго сказал Василий Моцарт.

В ответ из горла огромной — в четыре метра длиной — серой ящерицы с полыхающими глазами донеслось нечто среднее между поскуливанием и хриплым рычанием.

—Пфф! Подумаешь, не увидишь восход! Закат тоже красивый. Нечего было размахивать своим хвостом!