Посвящается Натали Смит,
которая подсказала мне написать эту книгу,
и сотрудникам шавермы у моего дома,
которые спасли мой ноутбук из чужих рук, когда,
казалось бы, он навсегда потерян.
В холод
Танец девушки с багровыми волосами
Тройвин
Одиннадцатый день экспедиции
Сорок километров до Хрустального Ока
Снег
Когда меня спросили, в чем я особенно талантлив, я сказал, что умею жить. Мне в ответ тактично рассмеялись, но я не шутил. Я умею жить. Я жив. Прямо сейчас. Хотя на этой широте без дополнительного кислорода и в мокрой от крови одежде при минусовой температуре такое почти невозможно. Невозможно — потому что никто и никогда не мог дойти сюда, а почти — потому что я здесь. Единственный из всего мира.
Я безумно талантлив, я почти гений в умении идти вперед. Когда ветер и мороз сдирают с тела кожу и ты приматываешь ее назад, лицо трескается и примерзает к теплому шлему и защитным очкам. Оставаться в живых, когда закончились еда и топливо, когда тяжело идти, тяжело просто оставаться на ногах, тяжело тащить опустевший рюкзак, тяжело моргать. Когда падение становится синонимом смерти, когда направление потеряно, надежда исчерпана, будущего нет — я живу. Я иду к цели. Я в этом крайне компетентен.
Да? Это ведь верное слово? Ведь именно его хотели услышать те, кто остался далеко, кто закрыл себя в клетках кабинетов, внутри лабиринтов коридоров, выложенных полированным камнем, кто зашторил окна, окружил себя оборонным валом бумаг и до сих пор ждет, что я вернусь и принесу им все, что они хотят получить. Все, что таит снег, что скрывает буря, что прячет в себе толстый лед великой Белой Тишины.
Я крайне, крайне компетентен в том, чтобы сделать следующий шаг, когда железные вены тела выворачивает наружу под напором замерзающей ликры. Мужчины и женщины там, в большом мире, с большими деньгами, никогда не видели, как это происходит в реальности: как все механические части тел, какие только есть — а они есть у каждого, — просто разрываются, исходя мраморно-бежевым составом, затвердевающим на жестоком воздухе. Страшным и удивительно красивым льдом, который еще секунду назад был ликрой — жидкостью, способной связывать каждое живое существо в этом мире в единую информационную сеть, дарующую нам возможность делиться мыслями, радостью и болью, самыми глубокими, самыми неуловимыми чувствами. Тем, что делает каждого из нас собой. Частью мира. Убивает нас, когда мы идем в холод.
Но я иду. Всегда иду. Потому что я умею жить. Как никто. Жить как никто.
Но здесь решает холод.
Там, впереди, где-то в непроглядной ледяной мгле лежит Хрустальное Око — потерянный город-завод с неисчислимыми запасами полезных ископаемых под ним. Готовых к добыче — бери и качай, если сможешь дойти; и я делаю следующий шаг.
И я падаю. Упасть — то же, что умереть. Я протягиваю руку за присадкой, не дающей ликре замерзнуть, но рука нашаривает пустоту. Я заставляю себя встать, но тело не слушается. Проходит пара ударов сердца, я поднимаюсь на четвереньки и ползу. Я ползу вперед, уже совершенно точно зная — жить мне осталось несколько часов. Это всего лишь природа.
Прежде чем я умру, зазвонит хронометр, а после мои руки и позвоночник разорвутся. Обычно в этом случае умирают мгновенно, умирают от боли, но я знаю себя — я буду еще сколько-то жить, отчаянно продолжать жить, вызывая каждый свой вздох у смерти прямо из глотки, чувствуя всю боль, весь холод и все отчаяние, ведь в этом я особенно, особенно талантлив.