В каменном мешке

— Тяга! Ребята, ну тяга же! — Андрюха судорожно отгребает камушки и скрючивается над щелью, которая открылась в дне шурфа[1].

— У тебя полметра назад уже была тяга — скептически протягиваю я. — И ещё на полметра выше. И сразу, как дёрн сняли, — впрочем, надо отдать ему должное: свисающие вниз корешки и правда начали покачиваться, будто от несильного ветерка.

— Нет, ну там тогда было… Не то это было, в общем! А сейчас точно тяга! Я не ошибаюсь, ну что я, не чувствую, что ли? — заводится мой напарник. — Дайте мне сигарету! Подожги и сбрось, да!

Делаю, что он просит. Мне-то несложно, как раз закурить собирался.

Сигарета для спелестолога[2] не средство употребления никотина, но и необходимый контрольно-измерительный инструмент. Андрюха подносит её к щели, и мы оба наблюдаем, как дымок срывает потоком воздуха и выбивает наверх.

— Ну что я говорил, дует же! Я тут уже мёрзну! — выкрикивает Андрей и начинает яростно долбить камень ломом. Сигарета забыта и затоптана, но такие мелочи его совершенно не волнуют. — Мы сегодня войдём в пещеру, или я — не я!!!

К концу часа Андрюха совершенно выбивается из сил и вылезает из шурфа. Благодарно принимает термос с ледяной водой и расслабленно разваливается прямо на глинистом откосе. Имеет на то полное право, сделал он немало. Пол опустился на добрых полметра, по всем расчётам мы давно уже вышли на уровень не то что вторичной полости, под потолок штрека ушли! Я в этом точно уверен: самолично делал нивелировку, даже дважды. Но увы, долгожданного входа как не было, так и нет.

— Ну, как у вас дела? Прохлаждаетесь, как вижу? — никто не заметил, как снизу подошла моя благоверная. Только что рядом никого не было, а вот уже и она, стоит, оценивающе смотрит в яму.

— Сама видишь, Юль, — грустно развожу руками. — Раскопали тягу. Трещинка с кулак. И вроде даже что-то в неё просмотрелось. Похоже, классика жанра: вскрыть-то вскрыли, а попасть – никак. Как там остальные, чем заняты?

— Да кто чем. Тульские в дальних штреках, вылезут к семи, у них своя тусовка. Саня с чайницей рядом копаются, в Зубриной, сказали, что будут какой-то закиданный штрек разбирать, тоже контрольный срок на семь назначили. Мы по берегу походили, фоссилий пособирали…

— Нашли что-нибудь интересное?

— Да так, ни то ни се. Ничего неожиданного. Немного продуктид, Лера, как обычно, ругозу[3]…

— Ну, и то хлеб… А что вернулась, коллекционерам надоело собирательство?

— Скучно одной… — жена смотрит на меня взглядом обиженного котёнка. — Лера спать в палатку пошла. У вас тут хоть общение…

— Точно. Человек – тварь социальная, ему без общения никак!

— Так что не копаете-то? — строго прищуривается Юля.

— Дык устали мы, на двоих уже полтора кубика камней поди вынули…

— А меня в яму размяться пустите? Что-то мне дальняя стенка приглянулась…

— С превеликим удовольствием! Даже лесенку персонально для тебя опустим! А я на ведре постою.

Вот сказал, пообещал, теперь самому и приходится маяться. Матерясь, разматываю тросовую лестницу. Ну что мне стоило в прошлый раз сбухтовать её аккуратно, а не запихивать в машину, как пришлось? Сами-то мы ей пользоваться не планировали, прихватили «для гостей». Шурф вышел хоть и глубокий, но узкий. Даже с моими немалыми габаритами и удручающей физической формой он легко проходился враспор. Три точки опоры, как учили — и поехали, главное, не спешить. Юле же, увы, с её повреждённым коленом, конечно, такая акробатика недоступна.

Терпенье и мат, как говорится, всех победят. И вот уже жена стоит на дне трёхметровой ямы и внимательно разглядывает стенку, сложенную разнокалиберным щебнем. Щебень сцементирован глиной. Но пока вроде бы стоит прочно, осыпаться не собирается. А я вяжу верёвку к нашему заслуженному подъёмному приспособлению для вытаскивания отвала на гора.

— Ну что, ведро тебе спускать? — кричу вниз.

— Погоди. Тут до ведра… Мысль у меня одна есть, попробую…

Юля поднимается на пару ступенек по лесенке и осторожно засаживает лом куда-то в самую середину стены. Пробует качнуть его, но сил не хватает. Наступает на него ногой, наваливается всем весом… Неожиданно для всех камни приходят в движение, с гулким шорохом стена сходит почти целиком, напрочь погребая вылетевший лом. Перед нами теперь зияет проём в темноту, над которым на лесенке раскачивается торжествующая Юля.

— Ну вот. Взяла — сломала! — едко комментирую я.

— Чё там, чё там?! – подпрыгивает Андрюха. – Есть пещера?

Не отвечая ему, снимаю с головы фонарик и протягиваю Юле.

— Глянь, что там, ты ближе. Только не геройствуй, прошу.

— Совсем ты меня, муж, за дуру держишь. Не первый год копаем! — моя жена уже спустилась на дно шурфа, потрогала козырёк, готовая в любую секунду отскочить, убедилась в его надёжности, присела и осторожно заглянула внутрь.

— Ну что я могу сказать… Пещера есть, — заключила она. — Плита вроде держит… Но выглядит она, конечно, хреновенько. Сейчас залезу, скажу, что там да как.

— Юль, мне глина у тебя над сводом не нравится, ой как не нравится… — покачал головой я.

— Глубоко не поползу, у меня и одежда не та, — улыбнулась Юля, хлопнув себя по карманам куртки. Ну да, пуховик — не лучший выбор для подземных приключений. Но кто же знал, что поиск камней по оврагам продлится так недолго?

Она прижалась к земле и осторожно, стараясь не задеть ни стен, ни свода, втянулась под нависающие камни. Я тут же спрыгнул вниз — смотреть, не будет ли каких подвижек грунта.

Юля уже скрылась за поворотом. Слышно было лишь какое-то невнятное шуршание и стук камня о камень.

— Ты как, живая!

— Живая… — голос жены звучал глухо, на грани слышимости. — Ща, немного подчищу, подкреплю и вылезу…

И правда, почти тут же она дала «задний ход» и вскоре уже отряхивалась от пыли рядом со мной.

— Вот! — Юля гордо протянула смартфон. — Поздравляю вас, ребята, с открытием! Но я туда не полезу. По крайней мере, не сегодня.

— Штрек или обвал, не томи! — крикнул сверху Андрюха.

— Штрек… — проговорил я, разглядывая мутные, тёмные фотографии. — В купол обвала сбоку вошли. Вперед-вниз штольня видна, полноростка. Вот говорил тебе, надо шурф шире закладывать! А ты: «Копать дольше придётся…» Промахнулись и два метра лишних прорыли![4]

— Зато входить теперь удобно. — резонно заметил Андрей. — Сразу полезем? — деловым тоном спросил он.

— А чего тянуть? — меня уже распирало от нетерпения. — Скидай сюда мой жлобник и сам слазь![5]

— Я за комбезом только в лагерь сбегаю, погоди! Не уходи без меня!

Андрей — мальчик быстрый, я даже выбираться не стал, дождался прямо в шурфе. Только термос выпросил попить. У меня-то, что называется, «всё своё ношу с собой», маленький трансец собран на все случаи жизни. Там и фотик, и запасной фонарь с батареями, и топосъёмочное, и термобельё, и даже банка консервов. Не потому, что я такой предусмотрительный, просто лень до машины в случае чего бежать. И утепляться-то сейчас мне тоже лень — копаю я в комбезе, чтоб комары не зажирали, а за полчаса разведочной полазки замёрзнуть всяко успеть не должен.

Андрюха шумно сваливается по стенке шурфа. Уже при полном параде: комбинезон, каска, сапоги, фонарь, перчатки, в руке монтировка. Согласен, и она не лишняя, мало ли с чем под землей придется столкнуться.

— Ну чё, давай, я вперёд? — предлагает он.

— Не-не-не, — протестую. — Тебе и так все первопроходки в этом сезоне достались. Я тоже хочу! Юль! Мы ушли! – кричу наверх. – Контроль пока полчаса. Если что вылезем, переставим!

– Понял! – слышится сверху.

И я полез. Снизу свод показался еще страшнее. Острые камни надо мной весом килограмм эдак по полсотни зажали собой здоровенный чемодан и не держались, казалось, ни на чём, кроме сыроватой глины. Не самый прочный потолок, но чего хорошего ожидать от привходовки?

Я вжался в острые камни пола и осторожно пополз в темноту, подтаскивая ногами за собой трансик. Каска мешала, закрывала обзор. Фонарь сбивался и светил куда угодно, только не прямо. Каждая грань подо мной будто стремилась продрать тонкую хэбешную ткань, прорезать шкуру… Но лучше уж так, чем чертить спиной по ненадёжному своду.

Впрочем, мучение прекратилось быстро. Через пару метров потолок пошёл вверх. Я присел на корточки и, наконец, смог осмотреться. Купол поднимался метра на полтора, с его глинистых стенок свисали покрытые белёсой натёчкой корни, по ним тоненькими, но уверенными струйками бежала вода. Красиво, величественно даже. Но лучше отсюда убраться подобру-поздорову…

Булыжник, который мешает проходу, сбрасываю прямо в штольню, вниз по конусу завала, быстро перебирая руками-ногами, вкатываюсь вслед за ним под стабильный потолок, перевожу дыхание и кричу в пустоту за собой что есть мочи:

— Свобо-о-дно-о!!!

—…Понял… – еле слышно доносится от входа, что-то начинает шуршать… И вдруг все камни приходят в движение! Вижу стремительно надвигающуюся тёмную массу, что-то тяжёлое больно прилетает в лоб, прямо под срез каски, и я проваливаюсь в темноту.

Очухиваюсь быстро. Наверно. На ощупь включаю фонарь, бросаю взгляд на часы. Ну да, с тех пор как я пролез во входняк, прошло минут семь, не больше.

Передо мной плотный крупноглыбовый завал, осложнённый глиняным конусом. Аккурат по край сохранившегося потолка штольни. «Купол сложился, — машинально оцениваю ситуацию. — Куба три прилетело, не меньше. Только б не на Андрюху…» Бояться уже поздно: всё, что могло упасть — уже упало и теперь снова находится в стабильности. Подхожу к завалу и ору без особой, впрочем, надежды:

— Э-эй! Эва[6], мать вашу!!! Есть кто живой?!!! — А в ответ — тишина. Прикладываю ухо к камню и слышу частые гулкие удары. Улыбаюсь. Ну точно, Андрюха, его ни с кем не перепутаешь. Копает, наверное, на входе, как охреневший экскаватор. А Юлька, наверное, уже побежала к дороге, ловить связь, вызывать тульских спасателей…

Я попробовал шевельнуть камень завала — тот вышел неожиданно легко. Второй, третий также поддались рукам без усилий. А дальше к моим ногам высыпалось с полцентнера разнокалиберной щебёнки, глухо ухнув, осел особо крупный кирпич — еле успел отпрыгнуть. Всё, копать снизу наверх мы тут не будем, поэкспериментировали и хватит, дураков нет. Не хватало ещё бессмертный подвиг Вити Шагала[7] повторить…

Почему-то совершенно не страшно. Даже с пониманием того, что чуть я замешкайся, тут и пришёл бы мне полный абзац. Глина шансов не оставляет. Либо мгновенная смерть, либо мучительное угасание с переломанными рёбрами, без возможности сделать хоть глоток воздуха. Но я жив и я уверен в своих ребятах. Эти – спасут. Возможно, потом навешают нерукотворных звездюлей, жена — та так точно. Но сначала достанут. Тем более, народу сегодня на полигоне много, мотивация присутствует, даже над куполом копать метра два, а с учётом всплытия вторички[8]… Надо только дождаться. А пока стоит начать с инвентаризации имеющегося имущества.

Транс обнаружился быстро, наполовину придавленный камнями. Аккуратно вытянул его, боязливо поглядывая на завал, не стронется ли, и вывалил его содержимое прямо на глинистый пол.

Эх, жалко фотик. Только купил, даже не успел опробовать. Мёртвая техника грустно смотрела на меня разбитым стеклом. Штатив тоже приказал долго жить, что возьмёшь с китайского барахла? Но этим, похоже, потери исчерпались. Ладно, не страшно. Без фотоаппарата прожить можно. Хоть и не так весело.

Газовый баллон и горелку помяло, но не пробило. Кружку покорёжило, но пара ударов о камень вполне решила эту проблему. Баночка сайры, банка фасоли и на десерт салат дальневосточный – ух, живём, прямо пир духа! Складной метр, мобильник. Дисточка[9] живая, ура! С радостной улыбкой счастливого дебила тычу лазерным лучом по штреку. Потом, спохватившись, отключаю: батарея не резиновая. Как и светочасы, кстати говоря. Впрочем, с ними-то как раз проблем и нет. Вот запасной фонарик — на шею его, сразу же! — и коробочка с батарейками. Что у нас тут ещё? Ага, одёжа, термалка, арафатка, перчатки с пальцами и без. Ну что же, пришло ваше время!

Пока я распарен после поверхности, не спеша переоблачаюсь. Пропотевшую футболку долой, на тело сухую тёплую термуху. Тяга после схлопывания входа почти прекратилась, ветер больше не холодит лицо, но температура в наших штольнях редко превышает семь-восемь градусов, и перспектива замёрзнуть меня совсем не прельщает. Последний штрих — снимаю надоевшую каску, в штольне мне она будет только мешать, и повязываю арафатку. К выживанию готов!

По краю обрушения примечаю набухшие капли. Внизу уже успела накопиться небольшая лужица. Похоже, жилку подсекло! Ставлю кружку прямо на мокрое место и с радостью слушаю, как по ней барабанит чистейшая родниковая вода. Подумав, оставляю рядом и перевёрнутую каску. Кто знает, сколько мне тут сидеть? Тем более что мой термос остался в шурфе.

Чуть дальше по штольне у стены обнаружился не вывезенный рабочими блок белого камня. Я уселся на него, подстелив пустой транс, закурил и отключил фонарь. Батарейки надо экономить, да и глаза к свету приучать. Плотным ватным одеялом меня окутали темнота и тишина. Только еле слышное похрустывание растревоженной обвалом породы, стук капель по кружке и ярко-рыжий огонёк в моей руке. Каждая затяжка заливала стены призрачным, неверным светом. От первой сигареты прикурил вторую… Добил и её, но света зажигать не стал, так и остался сидеть в полной темноте.

Неожиданно что-то громко щёлкнуло, хрустнуло, как будто прокатилось по штольне. Боковое зрение будто бы отметило яркую вспышку. «Ну здравствуй, депривашечка[10]. Давно не виделись. Быстро ты, однако, сегодня». Обычно подземные галлюцинации мне даже нравятся. Я к ним готов, люблю так посидеть в темноте, посмотреть, что мне пещера показывает. Своеобразный трип без всяких наркотиков, привыкания и прочих побочных эффектов — такое дорогого стоит! Но сейчас, даже с полным пониманием того, что все эти образы — просто бред воспаленного от недостатка информации сознания — мне стало несколько жутковато. Серьёзно, каждой клеточкой, всеми фибрами души, я только теперь ощутил, насколько стал одинок. Тонны и метры породы надёжно отсекли от поверхности, ограничив мой мир кривоватыми стенами и низкими сводами старинной каменоломни.

Я включил фонарь на самый слабый режим — сколько бы ни было запаса, стоило экономить — и снова побрёл к завалу. Далёкий инструмент всё ещё долбил. Попытки вынуть меня не прекращались — и это внушало надежду. Да и с водой план удался: кружка успела наполниться наполовину, в каске тоже что-то плескалось. От жажды, значит, не помру, уже хорошо.

Чая у меня не оказалось, кофе, к сожалению, тоже, потому пришлось ограничиться пустым кипятком, который нагрел прямо в кружке на горелке. На десерт пошли дальневосточные водоросли, как говорят, богатые витаминами и микроэлементами. Тепло приятными ручейками растеклось по телу, придало бодрости и немного подняло настроение. Но я понимал, что это ненадолго. Нужно было срочно найти себе какое-то дело. Рука машинально потянулась к смартфону. А что, там и музыка, и книжки, даже сериал какой-то скачанный должен заваляться в недрах памяти. Но нет, не стоит, одёрнул я сам себя. Батарея вылетит быстро — и что потом делать? Ю-эс-би разъёмов древние работяги почему-то в стенах не предусмотрели. Розеток на двести двадцать, что знаменательно, тоже.

Собрав вещи в транс — не ради аккуратности, а просто чтобы ещё хоть чем-то себя занять, — я решил перейти к непосредственному изучению места, которое стало моим временным обиталищем. Штольня, на удивление, сохранилась вполне неплохо. Ровный, покрытый мягким суглинком пол глушил шаги, стены крупной кладки крепко держали свод, лишь изредка приходилось перешагивать через выпавший камень или пригнувшись, подлезать под опустившуюся крепь[11]. Блеснула забытая рабочими керосинка. «Немецкая, начала века», — глаз у меня на такое набит. Ну точно, на колёсике надпись «Н.S. Leipzig». Фирма Гуго Шнайдера. Эх, знали бы вы, работяги, какую змею фашистскую вы своими покупками вскармливали[12]…

Продолжаю движение по штольне, глаза хорошо привыкли к темноте, я уже вижу перед собою какую-то развилку, и вдруг глухие шаги за спиной заставляют меня нервно обернуться. Никого. Пусто! Прохожу чуть вперёд — невидимый преследователь глухо топает, пытаясь попасть в ритм моих шагов. Я останавливаюсь, и он почти сразу замирает. Перевожу фонарь на форсаж, осматриваюсь. Пытаюсь убедить себя, что нет тут никого, что всё это мне чудится. Просто очередной глюк. Но накатившую жуть сбросить никак не удаётся.

Приходится признать: прогулка не удалась, от таких приключений и свихнуться можно! К трансу и водокапу возвращаюсь, на ходу громко распевая песни. Сначала гимн СССР в сталинской редакции. Потом что-то из Летова. Летова я помню плохо, поэтому получается своеобразное попурри — куплет оттуда, припев отсюда…

Прямо на грязном полу, у левой стенки, устало облокотившись на кладку, сидит хрупкая, миловидная девушка в кипельно-белом старомодном платье и внимательно разглядывает давешнюю керосинку. Вдруг поворачивает голову, какое-то время чуть укоризненно смотрит на меня, и отворачивается, потеряв интерес. По инерции делаю несколько шагов вперёд…

У стены лежит крупная глыба, давным-давно выпавшая из свода, к которой привалилась полусгнившая крепь. Как я мог их принять за девушку?

Вскоре штольня выводит в привходовку. Зпыхавшись от быстрого шага — всё же, бегать, согнувшись, несколько утомительно — грузно опускаюсь на камни. И только тут понимаю, кого именно я встретил. Срываюсь с места, добегаю до той самой плиты, трясущимися руками вынимаю сигарету из пачки и кладу её на камень. Прости, Эва, спасибо, не бросила, благодарю, что не завела. Понимаю, суеверие глупое, но прими мой невеликий дар… Мне сейчас любая поддержка за счастье.

Фонарь очень вовремя мигает. Прикуриваю, и уже с сигаретой в зубах возвращаюсь к трансу. Вот и первая батарея подошла. Меняю её на ощупь и какое-то время вновь привыкаю к слабому свету. Форсажу теперь отказать. Неновые они у меня, батареи, долго не держат, но осталось пять штук. На какое-то время хватит…

И тут я вспоминаю про дисточку! Ну конечно, чем сидеть и ловить галюны от безысходности, лучше заняться настоящим делом. Тем более, топосъёмка всегда затягивала меня с головой. Где там смартфон? Сначала с ним поиграем, потом можно продолжить нитку, списывая показания по старинке в блокнот…

Начинаю съёмку от завала и медленно перемещаюсь дальше. Абрис снимаю, как и всегда, тщательно. Работу надо сразу делать хорошо, чтоб потом не переделывать. Поэтому каждую крепь, каждый приметный блок, каждую лампу, каждую трещинку — всё на карту! От лишних подробностей ещё никто не страдал! Счёт времени быстро теряется. В голове только номера пикетов. «Двадцать семь-двадцать восемь, есть переход! Боковые, боковые, верх, низ… Двадцать восемь-двадцать девять…»

За развилкой свернул в левый штрек. Интересно, интересно. Вот не заметил бы, если б просто шёл, а местность-то сменилась! Штрек уже, кладка аккуратнее. И вроде бы, чуть вниз идёт, но это мы уже потом по нитке карты посмотрим, на модели...

— Пик-пик-пик! — откликается прибор на нажатие. Выгружаю данные, проверяю, «есть пикет», говорю себе.

То и дело от стенки к стенке пробегают кошки. Серые, пепельно-белые, всякие. Я уже устал дёргаться, не обращаю на них решительно никакого внимания. Как и на непрерывно звучащую тяжёлую трубную музыку. Понятно, глюки. Но всяко лучше, чем слушать мерзкий звон кровотока под черепом. Звенящая тишина — это как раз то самое, что может свести с ума.

Частое хлопанье маленьких крылышек — и в луче фонаря бьётся летучая мышка, дезориентированная, сбившаяся со своего привычного пути. Улыбаюсь ей, как старому другу, отвожу свет, пропускаю пушистую тварюшку, она юркает мимо и скрывается в темноте. А соединение с поверхностью-то есть. Мыши в пещерах заводятся не вдруг. Жаль только, что для меня их пути, скорее всего, непроходимы. Ну ничего, в крайнем случае, как говорят, из них можно сварить неплохой супчик… Хотя лучше бы до этого, конечно, не дошло…

Вновь ухожу в топосъёмку. Сколько там уже пройдено? Около трёхсот метров, неплохо, неплохо, вот что хорошая мотивация с людьми делает… Жаль только, что индикатор заряда телефона предательски начинает приближаться к нулю. Видимо, и правда скоро придётся переходить на методы предков. Компас, карандаш и блокнот — наши лучшие друзья, не так ли?

За очередным поворотом штрек упирается в завалившийся забой. Когда-то, похоже, здесь была обширная камера, укреплённая мощными еловыми брусьями. Увы, время беспощадно к творениям рук человеческих. Сейчас здесь беспорядочно навалены крупные глыбы, а «навесные потолки» грозят случайному посетителю. Но я не случайный… Сам решил составлять карту, значит, мне везде и лезть…

Прямо посередине забоя сидит матёрый, жирный, лоснящийся зеленоватый котяра, пристально смотрит на меня блестящими блюдцами глаз, совершенно не обращая внимания на красную точку лазера, которым плюется по сторонам дисточка из моих рук.

— Что, котейка, потревожил? Ну, извиняй — бросаю ему, не отвлекаясь от своего занятия. Дошёл, блин, до ручки, уже с глюками разговариваю. Призрачное животное, закономерно не отвечает. Но и я не успокаиваюсь. — Ну и местечко ты себе выискал, братишка, в этом каменном мешке. Хе, — усмехаюсь внезапному каламбуру. — Так вот ты какой, кот в мешке? А знаешь что… Вся эта каменоломня, мать её Эву Двуликую, для меня — один большой кот в мешке. Хотели найти самую большую пещеру, за шесть лет весь полигон перерыли. Ну вот, нашли. Да что-то, как-то от того мне не радостно.

Перспектив в забое не обнаруживается. Какие-то щели, конечно, в завале читаются, но, думаю, суицидников его разбирать не найдётся ещё долго. Тщательно помечаю все нюансы абриса, отключаю приборы и распихиваю по карманам комбеза. Что ж, штрек отснят полностью. Кто молодец? Я молодец! А кто меня похвалит ещё, не кот же?

Моя галлюцинация сидит и скалится широченной, от уха до уха, зубастой улыбкой.

— Одобряешь, котофей? Ну да ладно, пойду я, не буду тревожить, а ты передавай привет своей хозяйке, может, тоже заглянет на огонёк. Хотя, конечно, не хотелось бы. Нет-нет, не подумай, мы к ней со всем вежеством! Но всё же, боязно как-то, веришь?

Кот понимающе прикрывает глаза, вдруг срывается с места и бесшумно уносится куда-то мне за спину. Оборачиваюсь, но успеваю заметить только мелькнувшую в свете фонаря летучку. Я снова один…

А всё-таки я подустал. Глаз замылился, забой отснимал уже машинально, без огонька. Мысли всякие лезли в голову ненужные. Так, решено, отдыхать! А то это уже не творческая работа, а какое-то отбывание номера. И наградить себя можно за успех проведённого мероприятия. Жрать пока будто бы и не хочется, а вот кипяточку попить не помешает. И уже потом со свежими силами можно продолжить снимать направо от развилки.

Что буду делать, когда совсем устану, стараюсь пока не думать. Тёплых вещей нет, как спать, чтобы не околеть за ночь — тот ещё вопрос. Ну почему я в который раз забываю прихватить спасодеяло? Полгода назад купил — а так и лежит в кладовке, пылится. Поискать, что ли, более или менее живые крепи, сложить из них лежак? Может быть… Хотя пока попадается только какая-то труха. Ладно, проблемы мы будем решать по мере их поступления. Сейчас по плану перекусить и продолжать отрисовку карты. Так и будем действовать. Надо же мне ориентироваться в своём новом доме?

Стройная фигура в белоснежном плаще с капюшоном стоит в штреке, облокотившись о выступ монолитной колонны. Я замираю. Сигарета, которую так и не успел прикурить, выпадает изо рта. Где-то в глубине сознания бьётся мыслишка: «У меня глюки, глюки!» Но я знаю, что это не так. Потому что всё. Прости, Эва, помянул тебя не к месту. Я понял, зачем ты пришла.

Капюшон слетает с головы.

Передо мной глубокая старуха. Таких просто не бывает. Сколько ей, сотни, тысячи, миллиарды? Наверное, когда в Катархее раскалывалась первая, ещё горячая, земная кора, она уже была там, на дне самой глубокой трещины.

Усталые пустые глаза смотрели куда-то сквозь меня. Медленно, безжизненно поднялась тонкая рука, узловатый палец уткнулся прямо мне в грудь.

И я побежал. Назад, к забою, прочь, всё равно, куда угодно, только подальше от Неё. Может, мне ещё удастся спастись! Пусть покалечит, пусть задушит… Я не хочу умирать!

Фонарь слетел с головы и погас где-то между камней, я упал на четвереньки, пополз, раздирая комбез и сбивая в кровь колени и ладони, ударился головой об острый выступ, как вдруг…

Что-то громко зашуршало, заскреблось впереди. Я сжался, приготовившись к самому худшему. Застучали камни, по стенам пробежали блики. Из стены выпал блок, штрек заполнился ярким, жёстким светом. И кажется, я узнал спектр этого китайского диода.

Когда из щели показалась знакомая чумазая морда, я выпалил первое, что прицепилось к языку:

— Доброго! Водка есть?

— Э-э… нет… — опешил Саня. Конечно, это был он. — А ты откуда… Как ты тут вообще оказался?

— Копали… — загадочно протянул я, подражая Саиду из советского фильма. — Ты наверху-то был?

— Не, какой там. У нас закладка разбираться пошла, ну мы и врылись. Думали, в Большую штольню под землёй попадём.

— Ну, вы и попали. Только мы вперёд вас успели шурфом вскрыться. И вот… Я зашёл, а шурф упал. Так что давайте, ребятки, не тормозим. У нас операция «Эвакуация». Выношу вам благодарность с занесением, куда там сами придумаете. Хрен с ними, с вещами, наверх дюже надо!

Десять метров узкого раскопа дались мне нелегко. Но скорое освобождение придало сил.

— Накопали, мать вашу, шкуродёров! Что, нельзя было нормально расширить, подкрепить, пол разобрать. Нет, ну что за херь, о других не думаете, так о себе подумайте! — на каждом выдохе шипел я. Впрочем, ребята не принимали это близко к сердцу, привыкли. Я ж не со зла, мне правда тяжело.

По штольне ко входу я не шёл, бежал. По стенке шурфа взлетел, не останавливаясь, перевалился через край и осел, щурясь от яркого солнечного света. Влажный июльский зной оглушил, навалился, я чуть не задохнулся после прохлады пещеры. Тут-то меня и затрясло.

Выбравшийся следом Саня сразу понял моё состояние. Я сидел с идиотской улыбкой, мелко трясся и тупо смотрел в одну точку. Он молча развязал рюкзак и протянул мне бутылку дешёвенького коньяка. Как воду, я всосал в себя почти половину резко пахнущей жидкости, потом опомнился и щедро плеснул прямо в шурф.

— Спасибо, хозяева… — прошептал, глядя в черноту под козырьком. — Не бросили, не оставили, не заморили…

Из нашего шурфа доносился звон лома о камень. Наверху не наблюдалось никого. Уже более или менее твёрдым шагом, стараясь не шуметь, подобрался поближе, перегнулся через край и громко выдал:

— Вы неправильно копаете. Надо сбоку!

— Сука! — раздалось снизу, и мне в грудь прилетел кусок кладки.

Юля буквально выпрыгнула на отвал, по мне застучали её ободранные кулачки.

— Живой! Сама убью!

Из глаз жены потянулись струйки слёз. Я привлёк её к себе, приобнял, нежно погладил по волосам: — Ну-ну, не плачь. Всё уже закончилось…

При свете звёзд три внедорожника выкарабкались по склону на шоссе и, поморгав друг другу аварийкой, разъехались кто куда. Я дремал на правой чашке буханки, изредка прикладываясь к горлышку бутылки, которую так и не вернул хозяину. Жена осуждающе косилась на меня, но вслух ничего не говорила. Понимала: мне было надо.

Кот, осторожно ступая, высунулся из-под плиты, недоверчиво коснулся языком коричневой лужицы и презрительно фыркнул. Девушка в белом платье весело рассмеялась, подняла голову к звёздам, и оба растаяли в ночном тумане. Только известковая пыль осела на дно шурфа…

г.Ступино

2024 г.

Сноски:

[1] Шурф — (здесь) более или менее прямоугольная в сечении яма, которой вскрывают вход в подземелье

[2] Спелестология — раздел спелеологии, изучающий рукотворные подземелья, в которые может проникнуть человек. А спелеология, в свою очередь, — это раздел геологии, изучающий пещеры.

[3] Раковины gigantoproductus, четырехлучевые кораллы rugosa — окаменелости, часто находимые в тульских известняках. По-научному такие ископаемые останки называются фоссилиями.

[4] Это не ошибка автора и героев. Подмосковные спелестологи часто называют штреком любую рукотворную горизонтальную выработку. Неофициально, конечно. Они прекрасно знают, что штольня — это галерея, имеющая выход на поверхность, а штрек такого выхода не имеет.

[5] Транс — транспортный баул спелеолога. Цилиндрический рюкзак из плотной тентовой или баннерной ткани (тезы), который удобно протаскивать по камням. Маленький трансик объёмом 5-10 л часто называют жлобником.

[6] Эва — это не только имя персонажа спелеофольклора, но и популярный оклик под землёй. Если на него отзываются — значит, рядом свои, спелеологи, а не залётные туристы и тем паче, не галлюцинации. Но это не точно.

[7] Виктор Шагал погиб в 1976 г. при попытке изнутри раскопать вход в Никитскую каменоломню. Его имя стало, в некотором роде, нарицательным.

[8] Когда под землей происходит обвал, порода обрушается вниз и заполняет полость. Но над ней образуется новый объём. Такое явление называют гравитационным дрейфом, а появившуюся полость — вторичной.

[9] Основной прибор для топографической съёмки, которым пользуются спелеологи и спелестологи, собирается на базе лазерной рулетки Leica Disto x310 и позволяет в одно нажатие снять дальность, азимут и склонение. Результаты выгружаются в виде 3д-модели на мобильный телефон.

[10] Сенсорная депривация (здесь) — появление галлюцинаций от недостатка раздражителей, прежде всего, слуховых и зрительных. Вопреки расхожему мнению, не всегда они пугают и сводят с ума.

[11] Крепь (здесь) — деревянные балки и конструкции, поддерживающие потолок. В описываемой штольне обычно ставились дверные оклады — два столба у стен и перекладина у потолка между ними.

[12] Фирма Гуго Шнайдера в годы Второй мировой войны отметилась, как пособник национал-социалистического режима, использовала рабский труд. Впрочем, в начале ХХ века, когда, судя по всему, действовала описываемая каменоломня, до этого было ещё далеко.