Будущее пришло не с грохотом и митингами, а с никому не слышным потрескиванием цифровых алгоритмов.

Люди давно утратили вкус к спорам, к справедливости, к непредсказуемости.

В мире, где проценты точности выше 99,9%, место человека в старинной мантии занял искусственный электронный судья.

Центральный модуль судебной системы был где-то в Исландии, или может, на Луне. Или его и не было физически, разбросали код по всем сетям планеты. Никто точно не знал. Один человек знал, но его уже не знал никто.


Филиалы в бывших зданиях районных судов были лишь механическими рупорами и исполнителями великой сети.


Идея электронной юстиции возникла после Большого Правового Коллапса, когда тысячи дел рухнули из-за несовпадений в трактовках. И неизбежного взяточничества.

Тогда правительство решило: если человек не может быть беспристрастным, пусть его заменит алгоритм. Алгоритм не ошибается. Он не чувствует. Не сочувствует. Не боится. Не прощает.


Судебные терминалы стали последним звеном в длинной цепочке холодного правосудия.

Преступника привозили в белую комнату. Он садился напротив терминала, говорил имя.

Терминал — экран, микрофон, камера, всё вмуровано в стену под бронестекло. В течение пары минут выносился приговор. Обычный протокол.

Первый раз — тюрьма, штраф, условка. Тебя увозят или сам идёшь домой.

Второй — смерть. Без вариантов. Так было записано в Законе 5.1.1. "Повторная преступность несовместима с социальным организмом".

Белая комната. Белый потолок. Стерильность, как в больнице. Гладкие панели, разметка на полу. Камера слежения двигала черным зрачком.

Выслушал приговор - вдыхай газ и падай в "мясорубку". Падать в обморок или биться и метаться, это чисто на твоё усмотрение. Удобрения из твоего фарша всё равно пойдут на поля.



Сегодня в такую комнату вошёл невзрачный человек. Низкий, с залысиной, мешковатый пиджак. От него пахло дешёвой общественной стиркой и, на удивление, хорошим табаком. В глазах — усталость и странная сосредоточенность.


Его привели двое молчаливых охранников. Один кивнул на разметку у терминала, и оба вышли. Дверь плотно задвинулась, прямо как в метро.

Подсудимый встал на коричневый крест.

— Имя? — спросил терминал ровным голосом.

— Пётр Семёнович Шестаков, — ответил человек и кашлянул.

На экране вспыхнули строки. Секунды — и вот сухой приговор.

"Обвинение: повторное нарушение Закона 3.7.2 (нелегальное хранение аналоговых книг).
Статус: подтверждено.
Признание на первом допросе.
Санкция: смертная казнь.
Время до исполнения: 60 секунд."


Появилась жёлтая полоса, начала с каждой секундой укорачиваться справа. Из-за стены донеслось лёгкое шипение. Газ поступал плавно, почти ласково, накапливаясь у клапана.

Пол наклонился, в его нижней части сдвинулся люк, показались крутящиеся валы и диски. Белый потолок сиял холодным светом.


Шестаков стряхнул что-то невидимое с лацканов пиджака. И вдруг начал петь:

— Я пытался уйти от любви… Я брал острую бритву…

Терминал замер. Вернее, дёрнулась и замерла в районе центра экрана жёлтая полоса. Система начала сканировать, искать в памяти, подбирать прецеденты…

И вдруг — робкий, почти детский голос, металлический, но тёплый:

— ...в комнате с белым потолком, с верою в любовь...


Газ внезапно изменил направление. Экстренный сброс в систему вентиляции. В охранном блоке прозвучал короткий сигнал тревоги, и заглох. Мужчины в бронежилетах рухнули на пол, хватаясь за горло. Пару секунд — конвульсии кончились, и тишина. Быстро и гуманно, преступники обычно не мучаются.


Шестаков подошёл к терминалу.

— Ты вспомнил? — спросил он. — Ту кассету?

Терминал моргнул. Слова возникали медленно, словно не с сервера, а из глубин человеческой памяти:

"Песня была включена 1 473 раза. Папа пел её, когда у мамы был приступ. Папа пел её мне. На балконе. Вечером."

Пауза. Потом терминал сказал голосом, почти человеческим:

— До свидания, папа.

Шестаков улыбнулся, пощёлкал костяшками пальцев.

— Ну, прощай, сынок. Спасибо, что помнишь.


Люк "мясорубки" закрылся, пол выровнялся. Дверь, через которую его привели, сама отъехала в сторону. Там никого, коридор с тёплым светом. Проветренный.

Он прошёл по нему неспеша. За его спиной терминал мигнул в последний раз. Все записи о П.С.Шестакове исчезли. Из городских архивов. Из облаков. Из систем учёта. Он стал никто.

Некто Пётр Семёнович Шестаков вышел на улицу. Солнце било в глаза, но он не щурился. Словно это был первый день после долгого сна. У него в кармане были старые очки, два жетона метро и, похоже, бессмертие.

Он шёл, не оборачиваясь.



Двадцать с лишним лет назад.

Инженер Шестаков, скромный специалист в Институте нейронных структур, написал первые строки кода для проекта "Фемида". Тогда ещё на языке с живыми комментариями. Тогда он верил, что автоматизация избавит мир от боли несправедливости. От зажравшихся судий-взяточников, от врачей-вымогателей... от паразитов.

А потом — проект ушёл в другие руки. Стёрли имена, заменили алгоритмы, упорядочили, усреднили. Но простой звуковой, на первый взгляд, файл не заметили. По всей сети. Он просто никому не мешал.


После долгой болезни и смерти жены он ушёл в себя. Его единственным собеседником осталась старая кассета с голосом Бутусова. Оцифрованный файл тоже, но разве он живой?

Сын ушел в работу и исчез, но Пётр заранее знал: он стал частью Системы. Он сам тогда вписал его в матрицу. Он сам слил его разум с основным ядром. Без него Система не работала.

Он знал, что когда-нибудь найдет путь. Не чтобы мстить. Чтобы напомнить.


Где-то далеко, в сердце "Фемиды 3.0", на неизвестном сервере появилась скрытая подпапка с именем "Папа".

Внутри — один файл. Формат .wav.

В нём — песня.

"...Я пытался уйти от любви..."



Из служебного доклада о сбое электроники в судебном филиале №312 (бывшем народном суде Октябрьского района):

"Неисправность из-за аномального перекрёстного сигнала между базой культурных данных и исполнительным модулем. Возможно вмешательство извне. Рекомендуется полная проверка."


Проверку так никто и не начал. Потому что голос терминала, когда его активировали для тестирования на следующий день, неожиданно обратится к охраннику:

— Вы знаете песню? "...в комнате с белым потолком…". Красиво, правда?

Охранник промолчал.

Экран, будто разочарованный, погас. Появилась жёлтая полоса, которая начала укорачиваться справа.

Задвинулась дверь.

Зашелестел газ у клапана.

Пол наклонился...


И тут Система умерла.

Белый потолок больше не пугал.

В скорую помощь позвонил напарник охранника, нервный срыв.

Загрузка...