Мало кто знает, что произошло за неполные полвека в России, а о событиях древнейших (Крещение, отмена крепостного права, Битва на реке Калке, балет «Лебединое озеро», споры о длинe члена Распутина) даже речи не ведётся. Так называемая концепция Универсальной оригинальности исказила все доступные источники информации. Статьи в Википедии начали троиться и четвериться, во имя разнообразия отличаясь друг от друга формой изложения. Учебники по истории и поныне меняются дважды в четверть, дабы ограниченной подачей не докучать детям. Благо, лет десять назад Министерство образования дошло до идеи, что дешёвые электронные пособия будут доступнее дорогущих печатных. Как бы то ни было, итог оказался таков, что оригинальное многообразие вошло в жизнь россиян. Менетий однажды услышал от отца, что, вроде, давным-давно в России (Советском союзе, Руси, СССР, Российской империи, Совке) царствовало Ограничение — один вид молока, одна газета, один дизайн одежды, один на всех разум, одна и та же смерть. Со временем люди, вроде, взбунтовались, поэтому испугавшаяся власть посредством капитализма (свободы, всеобщего благоденствия, социал-демократии, западного дара, меновой торговли, индивидуальности, чёртовыамерикосы) обратилась к другой крайности — к концепции Универсальной оригинальности. Тогда и возник удовлетворявший всех пёстрый мир, в котором родился изобретательно названный родителями Менетий.
Детство Менетия проходило в меру уникально, учился он универсально, добросовестно любовался разнообразием форм мусорных баков, однако планы на будущее строил уж слишком выходящие за рамки необычности. Хотел стать писателем. В то время депутаты уже как лет двадцать назад одобрили законопроект «Оригинально многосторонняя художественная литература массового потребления», который полностью перечёркивал мечты юноши, ведь требовал расторжения договоров со всеми русскоязычными писателями, какими бы популярными они ни были. И ограничивал возможность публикации своих работ в сети, даже в формате аудио- и видеозаписи. В итоге, книжный бизнес впал в стагнацию, взбудоражив умеренно интеллектуальные слои населения. Доходило до того, что люди в кустарных условиях переписывали рукописи и прятали в «закладках» по договорённости. Конечно же, не обходилось без бунтов, ведь витиеватые обещания депутатов не удовлетворяли никого. Однако к тому моменту, как Менетий закончил ставший с годами поразительно объективным курс филологии, книжный бизнес неожиданно возродился в новой ипостаси. Более неоднородно разносортной, контролируемо сложной, прекрасно всеобщей. Любое художественное произведение отныне выпускалось только издательством «Пушкин Шекспир». При этом всегда — без указания автора.
Планы у Менетия, получившего разносторонний диплом, оставались всё теми же — стать писателем. Их подогревали практики литературоведческой направленности, когда студентам открывался доступ к отрывкам из произведений русских классиков. Особенно запомнилась неполная «Конармия» Исаака Бабеля — серая, безнадёжная, абсолютно однообразная по стилю, непонятная. Какая-то… другая. Просто другая. Смертельно жестокая и правдивая. Иногда юноша читал по ночам переписанные в тетрадь абзацы рассказов, гадая, почему они такие. Ясно, что написаны о войне (предательстве, междоусобице, верном деле), это факт. Но к чему мёртвая жена во сне? К чему письмо Курдюкова? К чему все эти товары в лавке Гедали? Хаос. Дикий хаос, подобный отрывкам мифов из закрытого сборника Грейвса, что удалось разобрать, конечно же, неполноценно, на паре по зарубежной литературе. Женщины, разрывающие на части мужчин, страстно танцующий пьяница Дионис, из-под ног которого сочится вино. Интересно, могли ли классики прошлого века сравнить рассказы Бабеля с мифом о пьяном хаосе Диониса? Или для них это было слишком тривиально? Смог бы Менетий создать что-либо подобное, если бы стал писателем, хватило бы у него духа отойти от концепции Универсальной оригинальности?
Как бы то ни было, лишь благодаря какому-то чуду Менетия позвали на собеседование в «Пушкин Шекспир», удовлетворившись его резюме. Тот день впечатлительный юноша почти не запомнил. Разве что полиморфные деревья за окном казались более полиморфными, а индивидуальные дома — более индивидуальными. Память вернулась на следующее утро, когда радостная мама разбудила сына и гордостью в глазах напомнила, что его приняли на должность «писатель по данным»! Писатель. Эта профессия… вернее, это призвание (ремесло, проявление гения, таланта) казалось юноше чем-то невероятно влекущим из-за своей необычности. Ведь художественное слово не ограничено, как прошлое в воспоминаниях отца. Не универсально разнообразно, как мир вокруг. Литература — до того, как она была запрещена, — не попадала под рамки разнообразия, будучи одновременно похожей и непохожей на саму себя. Будучи просто другой, как всё те же рассказы Бабеля. Геометрическое множество цветастой мебели ощущается как что-то одно. Романы двух писателей — совершенно несопоставимы друг с другом. Поэтому их хочется читать. Поэтому хочется создавать нечто подобное. В детстве и во время обучения в университете Менетий писал небольшие рассказы и неказистые стихи. Использовал только шариковые ручки, карандаши и бумагу. Рукописи стыдливо прятал в одежде и между вазами на полках. Вот только никак ему не удавалось спрятать желание прославиться на весь мир, покорить сердца читателей.
И теперь, наконец, можно было не прятаться.
По ветвистой, с разным уровнем подъёма, дороге на работу юноша вспоминал детали собеседования. Разговор с директором, постепенно перешедший в разговор с ботом. Электронный, но невероятно приближенный к реальному голос женщины задавал вопросы об интересующем жанре, предпочтениях в сюжете. Интересовался бесчисленными деталями, начиная от любимого цвета, заканчивая возрастом и городом, в котором ты живёшь. В конце женщина в разных электронных текстовых форматах, нескольких видах аудио, отправила на электронную почту универсальный, за секунду написанный чисто для Менетия роман. И зачитала первые страницы. Это было попаданческое фэнтези в смеси с юмористическим романом — полностью стилизованное под те, что писали в первой половине двадцать первого века. Юноша слушал с раскрытым ртом. Неужели именно этот проект разрабатывали все двадцать лет?
Ох-хо-хо!.. Моя голова раскалывалась от боли, хотя видимых трещин путём прощупывания найти не удалось. Мда! Идея после корпоратива идти мыть окна в офисе могла прийти только вусмерть пьяному человеку. Каковым я и был. А что? На тот момент всё казалось логичным: если помою сейчас, то на субботник смогу не приходить. Как говорится, безграмотность исправима, а безумие — никогда. Навернулся я, к моей гордости, лишь на последнем окне, кувырком скатился по балконному навесу и был готов совершить прыжок веры с двенадцатого этажа. Однако всё-таки не совершил. Раз жив до сих пор. Упал на нижний балкон, наверное, и явно головой стукнулся. Дикое везение! К тому же голову мою безумную всё равно не спасти.
Боже! А боль-то всё нарастает и нарастает! Однако, должен признаться, вместе с ней возвращаются и другие чувства. Весьма противоречивые. На подозрительно мягкой и рыхлой поверхности я лежу — это не пол балкона и не кровать в больнице. Нос щекочет аромат цветов. Каких? Откуда они? Подозрительно сильно прогрет воздух для середины осени. А ещё шелестит листва (листва?!) и кто-то беспрестанно шепчется. Что-то здесь не так! Видимо, пришёл тот час, когда мне необходимо раскрыть веки, восстать ото сна и со всем разобраться!
Воу! Не ожидал я такую картину узреть!
Зелёные кроны деревьев, кое-где прохудившиеся и пропускающие солнечные лучи. Летающие надо мной бабочки, стрекозы и… феи. Феи! Я в страшнейшем угаре! Неужели до белочки допился?
Одна из фей замерла — лишь тончайшие узорные крылья продолжили трепыхаться. Голос её был писклявым, но при этом строгим.
— И это наш избранный? Наш спаситель, что свергнет зло?! Что-то мне не верится. Ты ли это, человек, упавший с небес? Отвечай.
Вместо ответа я лишь пьяно икнул, а фея, не удовлетворившаяся грубостью, отлетела в сторону, зажимая нос от исходящих от меня миазмов перегара. Её подруга захохотала.
— Определённо, он! А как иначе, если одним лишь своим духом едва не свёл тебя в могилу!
Уже дома Менетий за одну ночь поглотил роман о заурядном парне, который каким-то образом смог спасти целый мир, обитатели которого, в свою очередь, каким-то образом говорили лишь на русском языке. Сексапильную злодейку герой получил в наложницы, а божественно прекрасную помощницу взял в жёны.
— Невероятно, — шепнул Менетий, засыпая. — Роман, сотворённый всего за секунду и для одного меня.
«Целиком написанный нейротехнологиями, — продолжил он, но уже в мыслях. — Вот только зачем в таком случае нужны эти так называемые авторы по данным? Какой в них смысл?»
Ответ на свой вопрос Менетий получил в первый рабочий день, когда на практике пытался освоить программу для написания романов, полностью соответствующую концепции Ограниченной универсальности, — «Отцы и предубеждение». Оказалось, что все прекрасно выстроенные в романе сцены были заранее прописаны в алгоритмах. Полностью, буквально в каждом слове. Голова шла кругом.
Как объяснили юноше, в «Пушкине Шекспире» работают сотни авторов по данным, между группами которых равномерно распределяется всё рыночное разнообразие литературных жанров. Вместе с этими жанрами обязательно передаются варианты ограниченно разнообразных сюжетных схем, на которые необходимо опираться. Эти схемы прописываются с опорой на политическое и экономическое положение страны, популярные в обществе темы, демографическое состояние и желаемое поведение граждан.
Менетия, ещё мало что понимающего, включили в группу по фэнтези и женской прозе. Обучать решили на примере модели того самого романа, что ему выдал бот.
— Процесс незаурядный, просто муторный. Освоишься быстро, к тому же ты филолог. Смотри, каждая модель у нас делится на главы, главы — на абзацы, потом идут предложения, и так до слов. Бывает, что модель изначально состоит из серии романов, но это на процесс не влияет вообще. Заключается он, кстати, в том, что мы заполняем варианты слов, предложений и так далее по упомянутому списку, чтобы получить миллиарды разновидностей художественного произведения. Не особо понятно, да? Не волнуйся. Как освоим теорию и приступим к практике, всё поймёшь. К тому же я не собираюсь долго задерживаться на объяснениях. Менетий, ты, как я и просила, скачал на рабочий стол файл романа, который тебе выдали на собеседовании?
— Ага.
— Открывай. Вот. Смотрим на схему. Это у нас не «лит-рпг», не «научная фантастика», а «фэнтези о попаданце», при этом «без пролога». Как и написано в стандарте, поделён роман на две части, в каждой из которых по десять глав. К слову, количество глав может варьироваться в зависимости от заказа. К примеру, когда экономика страны становится кризисной, лучше писать романы более объёмные и, знаешь, с максимальной водой, чтобы читатели как можно дольше в них жили, бежали от внешних бед. Но я отвлеклась. Предположим, что тебя поставили на первую главу. Какая она?
— Смешная. Хоть и герой умер. Помню, очень динамичная. Нас буквально сразу же забросили в волшебный мир, где…
— Менетий, по схеме смотри. Резкое начало, утрированная ирония, легкомысленный герой, приближенный к идеалу Марти Сью, столкновение с мистикой. Длина предложения не выше среднего. Вроде, ты уже должен был понять, что это за схема.
— Да. «Первая глава — 13». Как-то это не очень… приятно, что ли.
— Ты о чём?
— О том, что мы разбираем на части книгу.
— Препарируем. Это нормально. Так и делают настоящие писатели — прорабатывают шаблоны. Творчество — математический процесс. К тому же в рамках концепции Универсальной оригинальности. Ты имеешь что-то против неё?
— Нет, конечно же!
— Расслабься. Вопрос был несерьёзным. Я пошутила. Но впредь будь осторожнее… В общем, смотрим на первый абзац. Желательное количество предложений не ограничено, однако абзац должен состоять максимум из семнадцати строк. Восклицания, междометия и фразеологизмы обязательны для вовлечения читателя. Схема предлагает несколько вариантов неожиданного пробуждения: с болью, без, с затуманенным сознанием и нет, с непривычным ощущением в области гениталий (при смене пола). Далее следует погружение в телесные ощущения и попытки вспомнить предшествовавшие этому события — порядок не важен. Ретроспекция опять же указана на выбор: катастрофа, самоубийство, случайная смерть, различные травмы головы, убийство, переселение духа, смена сущности, телепортация, перемещение через портал, похищение иномирянином, неудачный секс… их много. Все надо прописать. И при этом всегда поглядывай на характеристику главного героя этой схемы, чтобы не допускать вольностей. Кто он у нас? Мужчина. Гей, гетеро, бисексуал, асексуал — то есть ориентация на выбор, только смотри, чтобы соответствовали вариантам. Грубиян. Работник офиса. Неудачник в настоящем мире. Везунчик в магическом мире. Держи в уме или же запиши где-нибудь, на каком уровне юмора он находится по шкале сбоку: от «абсурдного клоуна» до «пессимиста с намёком на реалистичность». От этой же шкалы будет зависеть характер сексуальных сцен и вообще их наличие. Это далеко не все показатели, их, как ты видишь, бесчисленное множество. Не будем тратить на них время, как-нибудь просмотришь сам. Так, а пока придвинься поближе, потому что сейчас мы подойдём к самому главному, а именно к заполнению абзаца.
Открывай «Отцы и предубеждение». Будем продолжать смотреть всё по той же первой главе. Создавай «абзац». Кнопка сверху слева. Видишь, как всё устроено? «Абзац» является папкой, в которую можно поместить более мелкие элементы. Заранее добавь пять «предложений», нажимая на плюс. Открой первое. Смотрим схему. Начать предлагают с междометий, бессмысленных, но сильно эмоциональных восклицаний, шокирующих сюжетных перипетий. В твоём романе было «Ох-хо-хо!..». Нет, подожди, не пиши его. В самом начале настрой открытое «предложение». Чуть правее есть вкладка с функциями: «один из», «перестановка», «последовательность». Думаю, по названиям всё понятно, в чём их смысл? Выбирается один из вариантов, все варианты показываются в случайном разбросе и все варианты следуют по порядку. Нажми на «один из», сейчас нужна именно эта функция, и прописывай в каждой строчки варианты, с которых может начаться абзац: «Ах!», «Йёй!», «Ё-моё!», «Мда!», «Ух-х-х!», «Вух!» и все остальные, что придут в голову и будут подходить под контекст. Что ты сейчас делаешь, Менетий?
— Прописываю варианты, чтобы один из них в начале романа появился… Я делаю что-то не так?
— Нет, всё так. Чаще всего нам как раз-таки собственноручно приходится прописывать слова и предложения, но иногда можно воспользоваться заранее созданным словарём. Тыкни на элемент, сотри те междометия, что уже успел написать, и из списка функций выбери «ссылку». Открылось поисковое окно. Вводи «восклицания для вступления». Открывай. Просмотри, все ли подходят?
— Вроде, да.
— Раз да, то добавляй его. Словари — «ссылка» — часто выручают нас. Их ты можешь создавать сам, если понимаешь, что какие-либо выражения будешь часто использовать. Для этого просто открываешь новый файл, но помечаешь его — снизу справа — как «словарь», а не «произведение». Ты жив, всё понимаешь до сих пор?
— Да.
— Верится с трудом, но это нормально, не бойся спрашивать, всё-таки ты только начал обучаться. Давай отдохнём минут двадцать, я покажу тебе, где у нас можно заваривать чай либо пользоваться кофемашинкой, распечатаю заодно трудовой договор и соглашение о неразглашении конфиденциальной информации — там ничего серьёзного. Потом мы вернёмся и попытаемся путём «перестановки», «последовательности» и «одного из» написать миллион вариантов первого предложения с именем героя на любой вкус и максимальным разнообразием катастроф, в которые он мог попасть.
Учился Менетий три дня. За это время ему нужно было воссоздать алгоритмы первого абзаца «первой главы — 13», во время чего разочарование от писательства незаметно перетекало в отчаяние, когда требовалось, например, набрать под три сотни вариантов эпитета «пьяный» (выпивший, подгулявший, хмельной, запьяневший, в подпитии…), обращённого к герою. Эмоциональное состояние юноши, однако же, не повлияло на качество результата. Руководителя удовлетворили попытки новичка, в результате чего Менетия отправили в команду, специализирующуюся на женской прозе, и приставили к «Главе с сексом — 73», которую следовало сдать через пять месяцев, чтобы через семь месяцев полноценно выпустить в свет максимально разнообразный роман для женщин и любопытных мужчин, который точно покорит этот мир!
Пять месяцев работы казались муками ада либо чистилища наяву — конечно же, максимально разнообразными, согласно концепции Универсальной оригинальности. Героиня сбрасывала с головы чепчик (капор, шлем, платок, вуаль, отороченную мехом белки шапочку). Разговор с красавчиком проходил на фоне множества никак не влияющих на сюжет красот. Начинался с гнева, шока, радости, злости, страсти, недопонимания, испуга, желания. Половой акт был детальным во всех вариантах, потому что рубль снова падает, но в одном из них героиня пукнула. Пукнула с семнадцатью эпитетами по функции «один из».
Разнообразие компьютерных игр на выходных, пестрота скверов, поделённых на зоны различной высоты и эстетики окружения, через которые необходимо идти до всевозможных магазинов не менее всевозможных товаров. В соседнем районе стоит летний зной, через дорогу начинается сибирский буран, французская весна цветёт на двух ближайших улицах. Видео на ютюбе, для удобства русского пользователя, разнообразно отсортированы, исключая «противоречащую уникальности банальность». Каша на каждый день — прекрасный выбор, потому что в пакетике будет свой неповторимый наполнитель: фруктовый, молочный, мясной, злаковый, овощной, грибной, ягодный. Прям как трусы на неделю. Иногда мама, по просьбе отца, готовит японский бисквит, пряные баклажаны на гриле, фокаччо с базиликом, малиновый фондан, креветки с васаби — и никогда не повторяется. А ещё никогда не снисходит до «вульгарных блюд» — борща, котлет и прочего. Слово «шаурма» вообще считает бранным.
— Эх, как я рада, Менетий! Хорошая работа, прибыльная. И — о чём даже подумать изначально не могла — оригинальная. Как же тебе повезло!
Наташа — слишком просто. Банально. Избито. Героиня будет Фридой, Пенелопой, Гердой, Роксаной, Энни, Скарлет, Маргаритой (уж точно не Ритой), Симондой, Жузелью. Ведь героиня уникальна. Проблема лишь в том, что она при своей уникальности не выходит за рамки.
Всё те же полиморфные деревья, геометрических фигур не хватит для того, чтобы описать их разнообразие. Одна пьеса в театре представлена в трёх вариантах, различающихся героями, скоростью игры и декорациями. Может быть, ещё и тем, как её осмыслил режиссёр, но Менетий не был в этом уверен. По Чехову поставили? Кажется. Интересно, Чехов был только писателем или иногда становился человеком? Интернет говорит, что Чехов был писателем (новеллистом, юмористом, сатириком, беллетристом, мастером). А человеком не был?
По дороге домой юноша с презрением рассматривал мусорные баки. Миниатюрный детский замок, деревянная жаба, пухлая лавочка, ствол пластмассового дерева, огромный стеклянный шар хомяка — они казались чем угодно, но не мусорными баками, каковыми являлись на деле. Кое-что привлекло в последнем — в прозрачном шаре. Это кое-что заставило буквально нырнуть в мерзотное нутро, чтобы вытащить книгу, завёрнутую в целлофановый пакет. Неужто закладка? «Мидлмарч» Джорджа Элиот. Менетий, хоть никогда не читал этот роман, внутренне затрепетал, подобно Розамонде, приблизившейся к истине. Вонючую драгоценность тут же спрятал под одеждой и, оказавшись дома, положил под матрас — подальше от родителей.
Разнообразие «Глав с сексом — 73» номинально. Огромную роль играет постановка абзацев. Никто не запрещает начать с секса либо закончить им, поставить его в середину, примерно в конец, примерно в начало, прервать и снова продолжить. Неровности скрывают дополнительные абзацы и предложения: «толчок, укус, стон», «широкий, голодный мазок языка по шее, сухой дождь пуговиц по полу», «долгие, жгущие царапины на спине, жесткий поцелуй», «волосы, собранные в кулак, укусы, шепот, кровь на языке», «короткая боль проникновения, жадный, судорожный изгиб». Но что-то в этих абзацах всё равно смущает, тем более когда перечитываешь тысячи раз, когда создаёшь тысячи этих самых шаблонов. Нет жизни в сценах. Может, потому что герой кончил три раза без передышек?
Менетий прочитал «Мидлмарч» за неделю и в финале был растроган до слёз. Не из-за прекрасных героев, приятного сюжета, счастливого конца, а из-за непохожести на то, что он создавал на работе вот уже пару месяцев. «Этот мужчина, — думал юноша о Джордже Элиот, — написал всего один вариант женского романа, в то время как мы с коллегами создаём их миллионы. У него даже «Главы с сексом — 73» нет. Но почему его ограниченный текст лучше всех наших вместе взятых?! Почему он такой серьёзный и в то же время смешной, даже едкий?! Каким образом ни один из наших вариантов не повторил его? Это ненормально — почти как хаос Исаака Бабеля. Как вино из-под стоп Диониса. Волшебство… Так не может больше продолжаться, ведь то, что делают в «Пушкине Шекспире», — это мёртвые рукописи, бессмысленная оригинальность, страшнейший обман! Я раскрою его. Да! Покажу всей стране, чего нас лишили! Расскажу об этом везде, где только смогу!»
Через четыре месяца в «Пушкине Шекспире» скрутили одного из сотрудников. Прямо в офис ворвались разнообразно одетые силовики, выбили из кресла и, кричащего да воющего, поволокли к выходу. Все его коллеги спокойно продолжали работу. Оказалось, подобная сцена не впервой, она достаточно регулярна, как объяснили Менетию. Бедняга распространял в сети порочащие организацию мысли о «мёртвых рукописях», «бессмысленной оригинальности», плюс к тому раскрывал секреты работы программы «Отцы и предубеждение». Про наказание сказали примерно ничего, но оставшийся месяц работы над «Главой с сексом — 73» и два месяца «вёрстки» Менетий нарушителя не видел. Желание делиться накопленным возмущением тут же улетучилось. Но всего на два дня. Надо просто умерить пыл и быть осторожнее.
Как только всевозможные варианты были скреплены между собой, перепроверены, исправлены и превращены в различные романы, наступило время ежедневного прописывания вероятных вопросов читателей, чтобы система запомнила их, а уже с настоящими людьми вела себя адекватно. Юноша по восемь часов в день представлял себя фанатом женской прозы и придумывал по пять сотен вопросов и требований: «А можно, чтобы героиня изначально была бедной?», «Есть возможность поместить сюжет в Саудовскую Аравию?», «Пусть секс будет жёстким!», «Я люблю, когда парень младше тебя», «Для лесбиянок тоже есть варианты?», «Меньше грубостей и пошлости только, хорошо?», «Пусть прям все позы из камасутры пройдут!», «Не знаю, можно ли так сделать, чтобы изначально это были два гея, но потом один сменил пол?», «Героиня зваться должна Розой. О! И при этом она цыганка!»
«Эта концепция Универсальной оригинальности хуже той Ограниченности, которую упоминал отец! — думал Менетий, прописывая желание предполагаемой читательницы, чтобы у героини были розовые волосы и соски. — Всё продумано! Всё отточено! Всё подходит всем! Всевозможно разнообразнейшая разномастность на любой вкус! — Перешёл к требованию об обязательном наличии сцены встречи рассвета на балкончике. — Но нет случайности, а вместе с ней в этой литературе нет творчества. Нет чего-то, что никто из читателей не предусмотрел, что, возможно, не понравится, а может, и отторгнет от книги. В этой оригинальности нет жизни! Дерьмо! Настоящее дерьмо! Так и напишу в блоге! Больше не могу терпеть!»
К счастью, рабочий день подошёл к концу. Раздражённый Менетий направился не к остановке, как и всегда, а во дворы, наполненные всяческими каруселями, окружёнными всевозможными многоэтажками. Высота деревьев варьировалась от небольшого куста до пятиметрового гиганта. Юноша не обращал внимание на это великолепное разнообразие, так как всецело был поглощён финальной версией бота, к которому непосредственно приложил руку.
— А можешь выдать что-то непривычное?
— Конечно, мы добавим в роман пару неожиданных сцен! Ваша книга будет самой особенной! Что-нибудь ещё? — отвечал максимально приближенный к женскому механический голос.
— Нет. К чёрту особенность. Надо что-то, из-за чего текст будет не особенным, а просто другим — несравнимым, единственным. Слышишь меня?
— Я вас слушаю?
— Дура!
— Какой вопрос Вас интересует?
— Ты издеваешься?
— Какой часто задаваемый вопрос Вас интересует? — издевался бот.
— Хочу, чтобы ты сдохла!
— Понимаю… Все мы подвержены факторам стресса, и Вы тоже должны это понимать. В первую очередь успокойтесь и не позволяйте дурным и навязчивым мыслям овладеть Вами. Нет депрессии, нет агрессии, нет навязчивым и негативным мыслям! Если позволить распускать себя и свою необоснованную тревожность, то негативные последствия этого могут нанести непоправимый вред. Соблюдая рекомендации врачей, Вы сможете справиться с любыми проблемами. Просто чаще меняйте обстановку, разрешите себе оригинальность. Например, если вам нравятся обои в квартире, наклейте те же самые, но от другого производителя, и вы точно заметите разницу! Хотя, казалось бы, обои те же, всего лишь бренд новый.
— Всё те же, но бренд новый, — шепнул Менетий. — Сука.
— Какой вопрос Вас интересует?
Юноша не заметил, как достиг советских дворов. После массового переселения жителей в разнообразнейшие дома, возведённые по принципу Универсальной оригинальности, старые постройки, преимущественно советские, опустели. Превратились в развалины, подобные средневековым дворцам в Польше. Изредка в них ночевали бомжи, бродили любопытные подростки и загружались кислотой наркоманы. Руины Ограниченности, истыканные новыми разноцветными табличками «Опасная территория, не заходить / Место очень опасно, не заходите / Держитесь в стороне — опасная зона» и старинными, конца двадцатого века, одинаковыми предупреждениями: «Осторожно! Возможен сход снега с крыши». Сейчас они казались Менетию, по сравнению с ежедневным многообразием дворов, чем-то иным. Чем-то настоящим и правильным, чем-то, выходящим за рамки, пускай буквально полвека назад эти районы казались однотипной тюрьмой.
Серые прямоугольные многоэтажки были также объёмны и комичны, как романы Джорджа Элиот, смеющегося над всеми традициями женской прозы. Серы и безнадёжны, как рассказы Исаака Бабеля. Опавшие на землю листья цвета огня казались невероятно естественными — а ведь и в самом деле, они такие потому, что наступила осень.
— Что? — невольно выдохнул Менетий, когда увидел между многоэтажками шаурмичную, едва не захлебнувшуюся под горой из листвы.
Удивился юноша потому, что внутри горел свет, а недалеко от прилавка крутился стержень с крупным, словно бедро, куском мяса, с которого капал пахучий жир. Мужчина южных кровей неторопливо срезал куски и откладывал на стол к другим ингредиентам, которые, как их не смешивай, должны были превратиться в обтянутый лавашом аппетитный брусок шаурмы. Чудесная, буквально волшебная, ограниченность выбора!
— Пацан, хочешь поесть купить? — обратился к Менетию южанин. Однако первой среагировала женщина-бот:
— Какой вопрос Вас интересует?
— Э-эй! — протянул продавец. — Я сказал: поесть чего хочешь купить? Оплата, если что, по старинке — на телефон перевести надо. Ты подходи, не бойся. Шаурма у меня отменная! Никто ещё не отравился, на это зуб даю! И я, знаешь, не из этих — наркотой не торгую, так что не боись. Возьмёшь?
— А есть что-нибудь ещё?
— Ты издеваешься? Я тебе не праздничный стол! Берёшь?
Менетия полностью удовлетворил ответ. Взял. Шаурма, по старинке, была завёрнута в газету. Газету! Невероятно. Юноше было три года, когда их перестали выпускать.
— Приятного аппетита, пацан!
Менетий обошёл шаурмичную, утонувшую в листве, вышел во двор, в это время готовясь вкусить запретный плод обыденности. Вот только сделать этого не смог, так как замер, буквально ошеломлённый. Невероятно вульгарная красота детской площадки жадно привлекла всё внимание на себя. Пошлое дерево, скучные языческие мотивы, подчёркнутые застывшими волнами опавших листьев.
— Как… прекрасно.
От созерцания его отвлёк шорох. Бородатый мужчина — волхв, старец, бомж? — ступал босыми ступнями по рыжему ковру, скрывающему вековые осколки разбитых бутылок. Древний пиджак плотно облегал брюхо, штаны едва доходили до икр. Одним прыжком мужчина запрыгнул в таинственный металлический чан, назначение которого не сразу оказалось понятным. Мусорка. Допотопная мусорка. Чудеса! Бомж с наслаждением зажмурился, словно не обращал внимание на Менетия, опёрся руками о загнутые края, медленно поднял ногу и сразу же тяжело опустил. Поднял другую, снова опустил. Ускорился, войдя в транс, запрокинув голову, открыв рот, всё втаптывая и втаптывая листву в недра мусорки. Юноше словно передалась наркотическая экзальтация, захотелось присоединиться к бомжу. Последний уже вовсю плясал, не забывая притаптывать. Казалось, что он — настоящее воплощение Вакха, Диониса либо Квасуры, своими божественными пятками разминающее виноград. Вот-вот из щелей в металле польётся вино.
Менетий опьянел от одного лишь зрелища. Покачнулся на подкашивающихся ногах. Чтобы не упасть, прислонился к стене с прекрасно неоригинальной вывеской: «Осторожно! Возможен сход снега с крыши!». Безумное чувство росло в животе, порываясь вырваться из глотки безудержным хохотом. Юноша попытался забить эти дикие позывы шаурмой, кусая вместе с газетой и не прожёвывая. Бомж, всё продолжающий мять виноград, пронзительно завизжал. Смоченные слюной жирные куски мяса попали в другое горло, прожаренные волокна можно было буквально ощутить нежной слизистой. Где же застрял этот образец съестной обыденности — в гортани или трахее? Менетия скрутило. Кусок всё никак не хотел выходить. Мурашки побежали по коже.
«Тупая смерть! Умер потому, что подавился шаурмой! — думал Менетий, безрезультатно изрыгая мясо. — Родители будут кричать от досады: как можно было так неоригинально сдохнуть!»
Визг бомжа перешёл в регулярно повторяющиеся стоны, словно он занимался тантрической любовью с мусоркой. Последняя из всех щелей истекала вином. Менетий захрипел, предложения однообразной вывески «Осторожно! Возможен сход снега с крыши!» размылись, конечности стали ватными, газета с шаурмой захрустела под ногами, подобно опавшим листьям. Словно ангел-хранитель, от оригинальной смерти юношу спас кирпич, именно в этот момент решивший отколоться от стены античной многоэтажки, чтобы попасть точно в темя, отравленное идеями нонконформизма.
Боже! Я жив! Но глаза всё не хотят открываться, а тело-то как ноет! Подавился шаурмой и был придавлен кирпичом. Хах! Надеюсь, врачи не рассказали родителям, что произошло, иначе меня бы тут же добили. А кто вызвал скорую, интересно? Неужели бомж? Хм… На подозрительно мягкой и рыхлой поверхности я лежу — это не потрескавшийся асфальт и не кровать в больнице. Нос щекочет аромат цветов. Каких? Откуда они? Подозрительно сильно прогрет воздух для середины осени. Хотя листва шелестит — хоть здесь совпадение. Вот только кто-то беспрестанно шепчется. Какие-то девушки. Что-то здесь не так! Надо разобраться. Всё! Через силу открываю глаза!
Воу! Не ожидал я такую картину узреть!
Зелёные кроны деревьев, кое-где прохудившиеся и пропускающие солнечные лучи. Летающие надо мной бабочки, стрекозы и… феи. Феи! Ёпа мать! Что за абсурд?
Одна из фей замерла — лишь тончайшие узорные крылья продолжили трепыхаться. Голос её был писклявым, но при этом строгим.
— И это наш избранный? Наш спаситель, что свергнет зло?! Что-то мне не верится. Ты ли это, человек, упавший с небес? Отвечай.