В набег: Лабиринт

Сколько себя помню, всегда был не таким, как все. Еще в раннем детстве, когда мне было всего четыре года, во мне пробудился дар. Магический дар. Редчайшее явление среди орков – один на тысячи, если не десятки тысяч. Гордость для любого отца, счастье для любой матери, уважение и почтение для обладателя дара, великое будущее! Ведь только одаренный может стать шаманом, овладеть магией и стать связующим звеном между нашим миром и миром духов. Только он может подчинять всевозможных и невероятных тварей с Той Стороны, подчинять и управлять ими. Только ему позволено встать во главе войска, дабы вести орду в набег, и только шаман может быть главой целого клана. Но есть одно «но». Очень важное «но» – шаманом не может стать полукровка. И потому я уже стал выделяться среди других детей.

О том, что моя мать-орчанка – не моя родная мать, я узнал в шесть лет. Она воспитывала и любила меня наравне с другими своими детьми, но, в отличие от них, не родила меня. Родную мать я никогда не видел и никогда не увижу. Отец прямо сказал, что она мертва, не выдержала родов, не справилась с той кровью, что текла в моих венах. Не справилась, потому что была человеком. Она не справилась, но подарила мне жизнь.

Сначала я не поверил отцу. Да и как тут поверить, когда тебя любят не больше и не меньше, чем твоих братьев и сестру? Когда одевают и кормят не хуже них, обучают оружию и верховой езде на огромных ездовых ящерах - ярхах - всех вместе, не разделяя на своих и чужих. А самый старший брат, когда отца нет дома, учит разным хитростям в охоте не только второго по старшинству брата, но и меня! После чего одинаково отчитывает обоих за глупость и неспособность запомнить элементарные вещи. Как я мог поверить в сказанное отцом, когда он сам периодически по-родительски путает наши имена после возвращения с границ с людской Империей?

И все же поверить пришлось.

Чем старше я становился, тем больше отличий замечал между собой и своими сверстниками. Замечали это и они. Сложно было не заметить. Мы, орки, растем быстро. И уже к десяти годам разница между мной и самым щуплым моим одногодком была ощутима, слишком ощутима, чтобы сказать, что я еще наберу массу и объем. Это стало очевидно, когда мне исполнилось двенадцать лет. Когда Казир, мой брат, который старше меня всего на год, без проблем стал выигрывать девять из десяти спаррингов. Когда моя сестра Хирза, родившаяся с Казиром в один день, сравнялась со мной ростом, а в ширине плеч если и уступала, то незначительно. Когда цвет моей кожи был не темно-серым, как у отца, а так и оставался на несколько тонов светлее, чем у сородичей, словно я все еще пятилетний мальчишка. Когда уже у всех ровесников давно хорошо виднелись хищные клыки, а у меня они были едва заметны. Тогда-то все и встало на свои места: и слова отца о моей родной матери, и мое хлипкое телосложение, и все более серьезные подначки и смешки других детей.

К четырнадцати мои дела стали еще хуже. Другие подростки открыто задирали меня и пытались самоутвердиться за мой счет. Чаще всего мне удавалось дать отпор – спасибо отцу и брату Кракхару за навыки кулачного и ножевого боя, – но иногда я не справлялся, как бы ни старался. Особенно часто так случалось в преддверии или во время выброса магической энергии, который происходил два-три раза в год, когда я становился еще слабее, еще беззащитнее. Для практического большинства орков это событие проходило буднично и абсолютно безболезненно, по крайней мере, здесь, ближе к центру материка. И лишь для тех, у кого слабое врожденное сопротивление магии, накатывающая волна магической энергии была крайне неприятным временем. Но таковых практически не было, если не считать одаренных и шаманов, которых, впрочем, было еще меньше. К тому же, последние давно умели защищаться от подобного и помогали своим ученикам – тем самым одаренным.

Меня же никто не собирался обучать владению магией. Дедушка говорил, что во мне не та кровь, чтобы я смог овладеть таинством шаманов и не умереть при этом во время обучения.

«Я мог бы обучить тебя некоторым хитростям управления энергией без повреждения маго-каналов и источника, но боюсь, что в таком случае тебе придется еще тяжелее, чем сейчас. Ты станешь не только слабым воином, но и никчемным шаманом, ведь большую часть времени тебе придется уделять не тренировкам с телом и оружием, что неизбежно повлечет за собой еще больший разрыв в силе с одногодками, а изучению магии, от которой среди нас нет никакого проку. А я не хочу своему внуку еще более тяжкой судьбы, поэтому я и не обучаю тебя» – сказал как-то дедушка, отвечая на очередную мою просьбу сделать меня шаманом.

После этих слов я и сам не хотел более становиться шаманом, а точнее, недоучкой, который с гораздо большей вероятностью умрет при первой же попытке пересечь Грань между нашим миром и миром духов, чем добьется каких-то значимых результатов на пути шамана. И даже если бы я смог убедить себя в том, что смогу шагнуть на Ту Сторону, то учить бы меня все равно никто бы не стал – отец бы не позволил. Да и дедушка, сильнейший шаман в нашем клане, не пошел бы на риск, ведь он тоже не отрекся от меня, а принял, как родного внука!

Но сказать, что дедушка не научил меня хоть чему-то, я не могу. Он дал мне основы для защиты своего разума от чужого магического вмешательства. Это даже не совсем магия, а скорее навык одаренного, к которому у меня, как и у любого орка, есть предрасположенность. Конечно, это не совсем то, что действительно могло бы мне помочь в Пустошах, где мы жили и где у каждого природная сопротивляемость магии, но даже эта кроха сделала мою жизнь проще. По крайней мере, во время магических бурь.

Если с четырех, после пробуждения у меня Источника, и до двенадцати лет во время выброса магической энергии я мучился от пульсирующей боли по всему телу и едва ли не сдирал кожу с груди, где находится выжигающий внутренности источник, то после наставлений дедушки я научился не то, чтобы защищаться от бушующей вовне и проникающей неудержимым потоком внутрь тела энергии, а скорее, отстраняться от нее, убегать, прячась от неприятных ощущений. Меня все так же корежило от боли из-за личного слабого орчьего сопротивления к магии и повышенной чувствительности к магическим возмущениям, которая присуща каждому одаренному, – а у меня она была какой-то чрезмерной, – но желание вырвать из груди источник боли и страданий больше не было таким жгучим и нестерпимым.

Помимо буйства магической энергии, было и кое-что другое, что заставляло меня стискивать зубы до скрежета и обливаться холодным потом, пусть это и не шло ни в какое сравнение с Выбросом. Этим кое-чем, а точнее, кое-кем, был дедушка, который не всегда контролировал свою чудовищную силу и изредка использовал ее на всю мощь. Каждый такой раз отзывался во мне неприятными ощущениями. И всякий раз я терпел и закалял свое слабое и никчемное тело, не смел сбегать прочь. Бывало даже, что сам просил дедушку выпускать магическую силу во время своих тренировок, ведь в настоящем сражении, где маги и шаманы – обычное дело, мне придется как-то сопротивляться их давлению.

Так и получалось, что время до начала Магического Выброса и после его окончания сильнейшая головная боль и потемнения в глазах давили на меня невыносимым грузом. А противная слабость во всем теле сохранялась даже через две недели после него, словно я был беспробудным пьяницей.

А все дело в смешанной крови орка и человека! Именно человеческая кровь давала такой эффект, из-за нее я был таким слабым и физически, и магически. Хуже было бы только если бы я был помесью орка и эльфа. Но об этом даже и думать противно. Мой отец, который самолично рубил головы пойманным выродкам от подобного орка-эльфийского соития, ни за что в жизни не пошел бы на такой союз!

В чем-чем, а вот в природном отвращении к эльфам я не уступал ни одному другому орку. Это наша природа, наша сущность. Они противны нам, мы противны им. «Так распорядились старые боги нашего мира», – говорил отец. Хотя для некоторых предателей, как с нашей, так и с их стороны, это не было преградой, и в мире то и дело появлялась смешанная кровь орка и эльфа. Отец рассказывал, что орки убивали таких быстро и без милосердия, но эльфы в свою очередь не просто убивали таких – они убивали грязнокровных сородичей многомесячными пытками.

Мне повезло, что такие дети, как я, среди нашего народа имели право на жизнь. Не совсем равную другим оркам, но тем не менее – жизнь. Хотя я и не понимал, почему отец вообще решил сохранить мне жизнь. Сам он об этом мне не говорил, зато мама была словоохотлива и многое рассказала о том, как я появился в семье.

Отец привез меня из длительного военного похода. Война с Империей – самым большим человеческим государством – идет уже многие десятилетия. А потому на границе не редко случается смешение человеческой и орчьей крови. Далеко не все из таких детей переживают и первую свою ночь, если вообще доживают до рождения. Чаще всего их убивают собственные матери, ненавидящие своих извращенных и совершенно нежеланных отпрысков. Но и выживает достаточное количество, чтобы это не было чем-то из ряда вон. Правда, выживают – это громко сказано. Прожить даже месяц в военно-походных условиях для младенца – уже чудо.

Не знаю, что это было: насмешка богов, воля Предков или банальная судьба, но тем не менее я выжил. Меня не стала убивать кровная мать, пока я был еще в ее чреве. Не убило отсутствие грудного молока, так необходимого новорожденным, не убили холодные степные ночи, не убили меня и болезни, разносимые ветрами среди полей битв, не убили и свои сородичи, уставшие, голодные и озлобленные от длительного похода.

По словам матери, той, что меня воспитала, отец привез меня трехмесячным. На меня нельзя было смотреть без боли в сердце. Осунувшийся, бледный, еле дышащий, с огромными кругами под глазами, но с глазами полными жажды жить. С глазами цвета чистейшего янтаря.

Отец любил своих детей, любил он и меня. Во многом только благодаря ему я продержался так долго в неблагоприятных условиях. А когда я стал чахнуть и медленно умирать, он оставил возвращающееся с маленькой победой войско далеко позади и вернулся домой раньше всех, едва не загнав своего ярха. Затем еще несмышленого меня буквально с той стороны вытянула мать, еще кормящая в то время грудью Хирзу и Казира. Счастливое стечение обстоятельств, не иначе. В другое время и в других условиях я, быть может, и не выкарабкался бы.

В семье меня приняли все: мать, полюбившая, как родного; старший брат Кракхар, которому на тот момент уже было двенадцать лет; средний из нас Казир и единственная сестра Хирза. Оттого признание отца о том, что моя мать – человек, в свое время стало для меня шоком.

Сначала я, естественно, не поверил, хотя и не понимал, зачем бы отцу мне лгать, тем более в таком деле. Но время шло, и с каждым годом возрастающая разница в чистой силе и внешнем виде у меня с другими ребятами все больше убеждала меня в правдивости отцовских слов. Только это ничего не значило для меня, пока меня не стали задирать и называть грязнокровкой. Тогда я и отринул сомнения, приняв правду.

А еще через время во мне укрепилось понимание, что пусть даже во мне половина крови от человека, но я все равно всегда был своим для каждого члена моей семьи. Был таковым и таковым останусь, впрочем, как и они для меня.

К сожалению, то была только семья. А помимо нее были и другие орки, среди которых хватало тех, кто не мог не поглумиться над полукровкой. В особенности это касалось подростков-сверстников. Если маленькие дети еще многое не до конца понимают, то вот чем они старше, тем больше вещей встает на свои места.

И в какой-то момент это случилось: все в округе, словно враз, узнали, что я не такой, как они. Взрослые, само собой, с самого моего появления знали, что я полукровка, но дела им до этого либо не было, либо они просто-напросто не хотели связываться с моим отцом. Дети же… У детей совершенно иной мир, отличный от мира взрослых. И когда до них дошло, что есть кто-то ниже их, мельче, слабее, то сразу же появились те, кто решил этим воспользоваться. С тех пор закончилось мое детство. И началась суровая реальность.

- Хэээй, вы только посмотрите, кто это тут у нас! – прилетел мне в спину грубый, надменный голос. – Дунханчик тренируется! Отрабатывает приемы с настоящим боевым кинжалом! Как бы не поранился!

Я перестал упражняться с кинжалом и одним махом вогнал его в ножны на пояснице, медленно развернулся в сторону голоса, без интереса мазнул взглядом по приближающимся ко мне наглому Пракху, скользкому, как лиса, Драгу и еще тройке суровых ребят, которые при словах своего старшего товарища расплылись в наглых улыбках.

С последнего выброса магической энергии прошло полторы недели, и только тренировки помогали хоть как-то привести себя в тонус. И очень хорошо, что эти черви только сегодня соизволили меня навестить. Встреться я с ними дней пять назад, то даже не сумел бы никому из них врезать. А сейчас есть шансы, что не только я потеряю пару зубов.

– Че надо? – я по-наглому выкатил нижнюю челюсть чуть вперед, чтобы сильнее оголить небольшие, но все же клыки.

– Ну-ну, не горячись ты так, друг! – ухмыльнулся Пракх, на ходу скидывая с себя и передавая одному из прихлебателей свою накидку из шкуры степного волка. – Сегодня у меня не самый удачный день. И я хотел, чтобы ты меня развлек!

Я устало потер переносицу двумя пальцами и покачал головой.

– Сколько это еще будет продолжаться, Пракх?

– Ты о чем? – еще шире расплылся он в улыбке, подходя ближе.

– Не делай из этого дерьма представление, – начал я закипать.

– Я не понимаю, о чем ты, Дунханчик. Драг, о чем он говорит? – Пракх обернулся на своего друга, который был не сильно больше меня, но все же был полноценным орком, хотя повадки у того были чуть ли не шакальи.

– Не знаю, – покачал головой тот и развел руками, при этом смотря на меня так, будто видел перед собой навозную муху, только вылезшую из дерьма.

Вот же ж тварь! Я скрипнул зубами и уставился исподлобья на их главного. На Пракхара.

– Тихо-тихо, – поднял он руки в примирительном жесте. – Не смотри ты так на меня, а то аж спину холодом пробрало.

Кто-то из парней прыснул смехом, и его тут же подхватили остальные. По площадке покатился гогот.

Я нахмурился еще больше, сжал кулаки и прорычал:

– Ничтожества.

– Что ты сказал, полукровка? – вмиг посерьёзнел Пракх.

– Что слышал, придурок!

– Вот же ж, я ведь всего лишь хотел поговорить, но, видимо, придется преподать тебе урок вежливости, – с наигранной досадой проговорил он и вдруг рявкнул: – Не вмешиваться! Сегодня я сам развлекусь с этой полукровкой!

Парни вмиг расступились в стороны, освобождая площадку.

– Урок говоришь? Хорошо, тогда держи свои зубы, Пракх. Сегодня я буду бить сильнее, чем в прошлый раз, – процедил я, делая первый шаг навстречу противнику.

Я сорвался на бег и стремительно сократил расстояние между нами. Вдох, и Пракх принимает мой удар, который должен был расквасить ему нос, на скрещенные руки. Скалится и тут же пинает меня в ребра. Я тоже успеваю среагировать и ухожу вбок. Бью в правое ухо, но и этот удар он блокирует, поднятым к голове локтем. Не теряя времени, заряжаю прямой с левой. Снова блок.

Такой здоровый и такой резвый. Раздражает.

Я пригнулся, пропуская пудовый кулак над головой. Такой, если поймать, то можно и не встать уже. Знаем – проходили. Пробил по локтевому суставу снизу вверх, но попал по предплечью. Шагнул назад, разрывая дистанцию. Пракх дернулся следом и тут же поймал мой перекрестный с правой точно в челюсть. Отшатнулся, слегка поплыл, но мгновенно пришёл в себя, не давая мне развить успех и встречая следующий удар блоком, а затем, зарычав, сам атаковал.

Уклонившись от первого удара, я отбил в сторону второй и принял на жесткий блок третий, ощущая, как от боли заныли руки. Дождался очередного размашистого замаха и снова сократил дистанцию, поднырнул под руку врага и пробил тому с ноги под колено.

Пракх крякнул. Его нога слегка подогнулась, а мой кулак уже встретился с его челюстью. Клацнули зубы. Из прикушенной губы брызнула кровь. Но на удивление Пракх снова устоял, лишь качнувшись взад-вперед. Тряхнул головой, проясняя сознание.

Я не стал дожидаться, когда он полностью придет в себя, и повторно пробил ему под колено. Раз, другой, третий… пока он наконец не опустился на это самое колено. Но затем этот выкормыш червей взревел бешеным буйволом, входя в раж. Еще не берсерк, но уже недалеко от этого. Вот теперь ловить его удары и даже блокировать вскользь крайне нежелательно. Кости он мне раздробить может и не сможет, но поломать их в паре мест – спокойно.

Стремительно разорвав дистанцию, я постарался прикрыть самые уязвимые места, внимательно следя за каждым движением Пракха. Тот поднялся и посмотрел на меня.

– Больно, знаешь ли! – обнажил он кровавый оскал.

– Держи зубы крепче, я еще не закончил! – огрызнулся я в ответ.

А затем моментально поплатился за свои слова. Только что Пракх стоял буквально в пяти шагах от меня, и вот я уже ловлю под незащищенные ребра каменный по твердости кулак, а позади него лишь запоздало вздымается пыль. Я дернулся, внутренности содрогнулись, и меня подкинуло на пару локтей в воздух. Отшвырнуло на пяток шагов в сторону, чувствительно приложило об утоптанную пыльную площадку, заставив прокатиться по ней еще пару шагов.

Оказавшись на земле, рефлекторно попытался вдохнуть, но внутри словно судорогой свело. К горлу подкатил ком, и меня вырвало желчью. Я закашлялся, и только после того, как приступ кашля прошел, смог наконец нормально задышать.

Помог себе трясущимися руками подняться с земли. Тыльной стороной ладони оттер с губ горькую слюну. Кинул взгляд на Пракха и ухмыльнулся.

Пракх стоял на месте. Из носа его текла ярко-алая кровь. Она стекала по подбородку и тяжелыми каплями падала ему под ноги, разлетаясь на мелкие бусинки и утопая в пыли.

Я успел-таки зацепить его. Уйти от его удара не успел, а вот ответить встречным ударом успел. Жаль только, что всего лишь разбил нос, а не выбил пару зубов, но и это тоже неплохо!

– Я сделаю из твоих девчачьих клыков браслет в качестве подарка своей храу! – пообещал мне разъярённый Пракх, делая шаг в мою сторону.

– Не раньше, чем я раскрошу твои в пыль! Да и кто вообще захочет стать женой такого придурка? – вновь не остался я в долгу, тяжело дыша при этом и кривясь от боли в ребрах.

Миг заминки. А затем мы одновременно сорвались с мест. Все же одно племя. Одна школа. Один стиль.

Я пропустил прямой удар здоровяка в ладони от головы, вовремя качнувшись в сторону, и ответил боковым по печени. Затем отпрянул от рубящего удара снизу вверх, делая пару шагов назад. Но не успел среагировать на молниеносную подсечку с разворота, которую Пракх провел мастерски, снова опрокинув меня наземь. Сделал он это ничуть не хуже, чем старший брат Кракхар.

Простецкий пинок в голову я, лежащий в пыли, принял на руки, закрыв ими лицо. Зашипел, когда левую прострелило болью. Перекатился, спасаясь от очередного удара ногой, крутнулся через спину, помогая себе ногами, и оттолкнулся от земли руками. Вскочил и тут же слегка присел, ощущая потоки воздуха от просвистевшего возле уха кулака. Опасный, но в то же время удобный момент. Шагнул почти впритык к Пракху, перехватывая его руку. И вместе с разворотом корпуса подбил ему опорную ногу. Напрягся, перебрасывая тяжелое тело через плечо и роняя его на пыльную площадку.

Бросок удался. Но последовавшая за ним попытка взять противника на болевой, заломив тому руку, наоборот, провалилась. Пракх легко вырвал руку из захвата, схватился за мою ногу и толкнул от себя, когда я уже собирался пробить ему с локтя прямо в темечко. А затем успел подняться на ноги до того, как я налетел на него с новым градом ударов.

Пробить в бок слева, справа, снова справа, слева и прямой в лицо. Отвести удар противника предплечьем. Провести встречный с левой. Сделать обманное движение и пропнуть в солнечное сплетение, когда противник открылся. Шаг вперёд. Пропнуть в бедро справа, а следом два быстрых удара слева в плечо. Повторить. Сместиться чуть в сторону, пропуская удар, сделанный противником вслепую. Два точных удара по открывшемуся боку и один мощный снизу в подмышку. Пинок в бедро. Боковой удар противника слева блокировать своей правой. Контратаковать по корпусу. Три справа, два слева. Принять на жёсткий блок удар с локтя. Са́мому ударить с разворота в плечо. Шаг назад. Вдох передышки, во время которого Пракх морщится и опускает левую руку, по которой больше всего получил. Шаг вперёд и вправо, заходя к противнику сбоку. Пракх выкидывает руку для защиты и тут же роняет её обратно с отчётливо слышимым скрипом зубов. Знать, не зря я бил по ней чаще. Скалится, шагая спиной назад. Я сокращаю дистанцию и незамысловато бью прямыми. Раз, другой, третий.

– Твааарь! – ревёт Пракх, отмахиваясь одной рукой.

Я не слушаю. Со всей силы бью давно заученную связку ударов. Противника шатает. Он уже ничего не понимает. Собираюсь добить, но тут мне откуда-то сбоку совершенно неожиданно, а потому гораздо больнее, чем обычно, прилетает в челюсть. В глазах моментально посыпались искры. Меня по инерции дернуло в сторону, где я получил ещё один удар по лицу. Очередной звездопад в глазах, а за ним чей-то удар под дых заставил меня согнуться пополам. После чего удары посыпались один за другим, не позволяя мне даже двинуться.

– Стойте, придурки… – донёсся до меня сиплый голос Паркха, но и только. Останавливаться его дружки не собирались.

Руки, которыми я старался прикрыться, через пару десятков вдохов уже онемели и плетьми опали вниз. Мне не давали упасть на землю, каждый раз вздергивая за окровавленную грубую одежду. Били сильно, точно, умело. Били безжалостно. А ещё через десяток вдохов я просто повис мёртвым грузом, придерживаемый кем-то за грудки.

– Отребье, – выплюнул Драг, и я без сил упал на землю, а следом почувствовал настоящий плевок.

На саднящее от боли лицо что-то упало. Что-то противное, слизкое, вонючее…

В груди закипела ярость. Поднялась изнутри. Вырвалась наружу. Подняла пыль и раскидала мелкие камушки в стороны. Завихрилась вокруг меня. А затем я услышал смешок:

– Кончай баловаться сырой силой, недоумок! Мы невосприимчивы к этому дерьму, или ты забыл?

Нет, я не забыл и никогда не забывал, но сил пошевелиться не было, а ярость требовала выхода. Требовала и находила, выплескиваясь наружу магией. Сырой, чистой, не огранённой, бесформенной… бесполезной.

«Твари! Убью! Убью! – кипел я от злости внутри себя. – Двигайся! Ну же! Вставай! – кричал я себе, но не мог поднять даже руку.»

Безднова слабость после выброса. Бездновы ничтожества, которые только и могут, что бить толпой. Безднова жизнь полукровки, не обладающего и половиной от силы обычного орка. Безднова одарённость, не дающая никаких сил. Безднова…

Очередную мою мысль, как и чужой смех, оборвал голос. Знакомый, до одури знакомый голос. Сердце пропустило удар, а затем ускорило бег. Губы сами собой растянулись в хищном оскале. Всё тело задрожало от предвкушения. От надежды. От радости.

– Извини, брат, я задержался. И в качестве извинений я преподам урок этой своре шакалов. Ты не против, брат, если я заберу твою ярость себе? – голос брата Казира звенел сталью.

– Н-нет, брат, – ответил я, кое-как открыв один глаз. – Я п-помогу.

Я еле подтянул к себе одну руку и перевалился на спину, захрипев от боли в отбитых и наверняка сломанных рёбрах. Вторая рука отдала резкой болью, когда я попытался оттереть ею пыль и чужой плевок с лица.

– Не стоит, Дун. Я сам. Просто подожди немного, – сказал Казир и сорвался в бой.

А в следующий миг мир поплыл, и я потерял сознание.

От автора