В тенях между секунд

tempus edax rerum

Я проснулась, судорожно хватая ртом воздух. Сердце колотилось где-то в горле, а по коже всё ещё бежали мурашки от прикосновения из сна — холодного, чужого, отвратительно-липкого. Реальность проступала постепенно, как кадр на проявляемой пленке, вытесняя обрывки кошмара, заменяя кляксы теней очертаниями привычных предметов. Затаившийся у окна монстр, сжавшийся перед хищным прыжком, оказался накинутым на спинку кресла джемпером. Шарящие по потолку гигантские пальцы — тенями от вывешенной на балкон одежды, а темный провал в стене, с горящим у края угольком — экраном недавно купленного телевизора. От окна тянуло холодом. Несмотря на это, простыня подо мной оказалось влажной от пота, а одеяло сбилось в ком у ног, будто я боролась с ним во сне.

В квартире стояла та особенная тишина, которая бывает только глубокой ночью, когда даже городской шум замирает где-то далеко внизу. Единственным звуком было моё прерывистое дыхание, да едва уловимое гудение холодильника с кухни.

Нащупав кнопку наручных часов, сфокусировалась на мягко зажегшихся цифрах: 02:02. Черт! Выходит, толком и не поспала, а через четыре часа уже вставать… Босые ступни коснулись ледяного паркета. Я поёжилась, но не стала искать тапочки — хотелось пить, да и холод помогал прийти в себя, вырваться из липкой паутины кошмара. Каждый шаг по пути к кухне резким звуком разрывал ночную тишину: потревоженные в неурочный час старые паркетины возмущались ворчливо и громко.

Квартира, такая уютная днём, сейчас казалась чужой и враждебной. Тени в углах сгустились, превратившись в бесформенные силуэты. Сочащийся сквозь окна лунный свет, создавал на стенах причудливые узоры — линии будто двигались, пытаясь отпрянуть в темноту, едва я цепляла их краем глаза.

На кухне схватила первую попавшуюся чашку. Мне повезло — попалась счастливая, с чертежом Останкинской башни на боку и сколотым краем. Ее я купила, когда только начала работать в архитектурном бюро, в первый день, чтобы иметь хоть что-то свое на новом месте. Руки у меня тогда от волнения дрожали, и пока я воевала с незнакомой кофемашиной, чашка, выскользнув из пальцев, прокатилась по столу и грохнулась на пол. Чудом не разбилась. Только на ободке, возле ручки, осталась небольшая щербинка. Теперь это был своего рода счастливый талисман — с того дня прошло три года, и я из младшего архитектора доросла до ведущего специалиста.

Открыв кран фильтра, подставила под тонкую струйку чашку и с тоской смотрела как она наполняется. Невыносимо медленно! Не дождавшись, пока нальется хотя бы половина, сделала пару судорожных глотков, стараясь не стучать зубами по краю. Холодная вода потекла по пересохшему горлу, смывая напряжение, успокаивая. Я стояла, прислонившись бедром к кухонной тумбе, и смотрела в окно. Одинокие огни в окнах соседних домов подмигивали, как редкие звезды на пустом городском небе. Чёрные провалы неосвещённых проемов казались глазницами огромного существа, притаившегося в темноте. По стеклу забарабанили первые капли дождя, смешанного со снегом — типичная погода для петербургской осени.

Через дорогу, в доме напротив, горело только одно окно. Жёлтый прямоугольник света выделялся на фоне тёмного фасада, и я невольно засмотрелась на него. Там кто-то двигался — силуэт, размытый полупрозрачной занавеской. На секунду мне показалось, что фигура замерла и повернулась в мою сторону. По спине пробежал холодок, и я торопливо отступила в сторону, прячась за выступом шкафа.

«Господи, Юля, возьми себя в руки», — прошептала себе, сжимая кулаки. — «Завтра важная встреча с заказчиками, нужно выспаться».

Завтра… вернее, уже сегодня предстояла презентация проекта реконструкции старого особняка на Фонтанке. Три месяца работы, бесконечные согласования с градостроительным комитетом и охраной памятников… Споры с заказчиком, который хотел одновременно сохранить исторический облик здания и превратить его в современный офисный центр. Я вложила в этот проект душу, все детали были выверены и продуманы, поэтому каждая очередная «хотелка» заказчика вызывала у меня море негодования, а порой и вгоняла в депрессию.

Вернувшись в спальню, мельком глянула на экран часов: 02:20. Завернулась в одеяло, как в кокон, и почти сразу провалилась в сон. Последней мыслью было: «Надо позвонить Максиму…»

*

С Максимом я познакомилась год назад, на конференции по городской архитектуре. Влетела в него, опаздывая на свой доклад по реконструкции исторических зданий, и кофе из зажатого в руке стаканчика окатил его безупречно белую рубашку. Я стала судорожно извиняться, а он только рассмеялся и сказал: «Знаете, как психотерапевт я должен отметить, что это очень интересный способ справляться со стрессом — создавать проблемы кому-то другому и переключаться на них.».

После выступления, прошедшего, кстати, весьма удачно, он нашёл меня в холле, сказал, что давно не слышал такой интересной презентации и предложил поужинать в симпатичном ресторане неподалёку, добавив, что их шеф-повар сегодня обещал показать свое коронное блюдо. За дни конференции мы виделись ещё несколько раз — встречались за завтраком, гуляли вечером по набережной. Дальше как-то не сложилось, хотя мы иногда переписывались. А когда случались проблемы, или просто хотелось выговориться, выбор психолога был очевиден.

Сейчас мой психотерапевт сидел в мягком кресле, закинув ногу на ногу, и внимательно смотрел поверх изящных очков в тонкой металлической оправе на кушетку, где устроилась я. Его пальцы задумчиво постукивали по потёртому подлокотнику.

— Всё началось месяца два назад, — я нервно теребила ремешок сумочки. — Сначала думала — просто усталость, работы много. Но раньше я делала и больше, часто — в очень сжатые сроки. А сейчас… — я запнулась, подбирая слова. — Кажется, что кручусь как белка в колесе, и чем быстрее бегу, тем меньше успеваю.

— Расскажи подробнее, — мягкая настойчивость в его голосе успокаивала и подбадривала. Собравшись, я ненадолго задумалась.

— Вот, например, недавние правки в проекте реконструкции особняка на Фонтанке. Раньше я таких по несколько штук в день делала, а сейчас неделю бьюсь и всё что-то не так. Путаю размеры в чертежах, классификационные коды, тороплюсь и не успеваю согласовать важные детали. Всё переделываю, переделываю… Спать плохо стала. Сначала просыпалась по ночам из-за работы — хваталась за ноутбук в три часа ночи, правила чертежи, отвечала на письма…

— А теперь? — Максим подался вперед.

— Теперь… — я поёжилась, вспоминая. — Теперь снится какая-то чертовщина. Не могу толком вспомнить что, но просыпаюсь в паническом ужасе, сердце колотится как бешеное. И такое чувство, будто во сне было что-то важное, что-то, что я обязательно должна вспомнить, но не могу.

— Как часто это происходит?

— Почти каждую ночь. Раньше хоть понятно было — проснулась, проверила чертежи, что-то поправила или пометила на утро, успокоилась. А сейчас… — я замолчала, пытаясь подобрать слова. — Знаешь, это как… как будто что-то следит за мной во сне. Просыпаешься с ощущением недоброго, липкого, тянущего взгляда откуда-то извне, из глубины тающего кошмара, и оно нехотя, медленно уходит…

Максим перестал постукивать по подлокотнику:

— А что с жизнью вне работы? Как там клуб художников со своей галереей, про который ты в прошлый раз запоем рассказывала? Вступила в него?

— Какое там, — я невесело усмехнулась. — Сил только до дома доползти. Маринка зовёт то в кино, то в новое кафе — отказываюсь. В выходные собиралась квартиру разобрать — так и лежат коробки с летними вещами в коридоре. — Я помолчала и добавила: — И знаешь, что еще странно? Стало часто на часах попадаться время, как нарочно «для красоты» выставленное.

— Это как? — голос Максима поскучнел.

— Ну, 11:11, например, или 22:22. Причём, кажется, что попадается даже чаще чем обычное. А то и вовсе словно проваливаюсь куда-то — вроде только села за компьютер, и уже три часа прошло. И не помню, что делала.

Максим снял очки и принялся протирать их салфеткой — я уже знала этот жест, он всегда так делал, когда о чем-то размышлял.

— С цифрами на часах — это просто совпадения. Наш мозг любит искать закономерности, особенно когда мы тревожимся. Тут нет ничего необычного, — он снова надел очки и внимательно посмотрел на меня. — А вот провалы в памяти меня беспокоят. Как давно они начались?

— Не знаю точно… Может, недели три назад? Сначала не придавала значения — думала, просто засиживаюсь за работой и время летит незаметно.

— И часто это случается?

— Нет, редко. Раз или два в неделю. Может быть… — я замялась. — Слушай, это ведь правда может быть от переутомления? Мне кажется, я просто накручиваю себя.

Максим достал блокнот, что-то быстро записал.

— Юля, — несмотря на мягкие интонации, этот тон не терпел возражений, — я выпишу тебе лёгкие антидепрессанты и снотворное. Они помогут наладить сон и снизить тревожность. Но мне также хотелось бы, чтобы ты вела дневник — записывала, когда происходят эти… провалы. И сны тоже записывай, сразу как проснёшься. Даже если помнишь только обрывки или общее ощущение.

— Думаешь, это серьёзно? — я почувствовала, как к горлу подступает комок тревоги.

— Думаю, нам нужно разобраться, что происходит, — он улыбнулся, видимо, пытаясь меня подбодрить, но вышло неестественно и натянуто. — Давай в этот раз ты не будешь пропадать и встретимся через неделю? А если симптомы, которые ты назвала, усилятся или появится что-то новое — звони сразу, не жди.

Вложив мне в руку рецепт, он на секунду задержал ее в своей:

— Всё наладится, вот увидишь. Просто нужно время.

*

Утро встретило меня непривычной ясностью в голове. Впервые за долгое время я всю ночь проспала без сновидений — провалилась в темноту почти сразу после того, как приняла таблетки, и очнулась только от звонка будильника.

Бюро, полупустое в девять утра казалось сонным. В опенспейсе светилось всего несколько мониторов — многие приходили к десяти, а то и позже. Я любила это время: можно было спокойно выпить кофе, просмотреть почту, настроиться на рабочий день.

На кухонном пятачке негромко гудела кофемашина. Кивнув едва знакомому парню — кажется, кто-то из новеньких — я достала свою чашку из шкафчика, досыпала кофе в контейнер, поставила под капучинатор молоко.

— Доброе утро, — взяв с полки свою, знакомую всем в бюро, кружку, встал за мной Виктор Сергеевич, главный инженер проекта. — Как продвигается работа над особняком?

Я торопливо отошла от кофемашины, уступая ему место.

— Вчера отправила заказчику последние правки, — встав немного в стороне, я стала помешивать ложечкой кофе, наблюдая, как на поверхности образуются и лопаются крошечные пузырьки пены. — Жду ответа.

— Хорошо, держи меня в курсе. Если потребуются что-то еще доделывать, сообщи сразу, мы и так уже дважды сдвигали сроки.

День потек своим чередом. ArchiCAD, письма, звонки. В обед над столом нависла знакомая рыжая макушка — Марина, мой неизменный спасательный круг в море офисной рутины. Мы познакомились пару лет назад, когда она вышла к нам на работу, а я только-только получила первое повышение и была назначена опекать новенькую. С тех пор наши совместные обеды стали традицией — единственной, которую я пока не нарушила, несмотря на нарастающий хаос.

— Пойдём в «Брускетту»? Говорят, в новом меню у них появился потрясающий грибной суп.

— Только ненадолго, — я потянулась за сумкой, чувствуя, как затекла спина от долгого сидения в кресле.

В небольшом ресторанчике было тепло и уютно. Мы сидели у окна, за которым моросил мелкий дождь, ели суп и болтали о всякой ерунде — очередном нетфликсовском сериале, последней коллекции COLETTE, недавно открывшейся кондитерской за углом.

— Слышала, Надежда Ароновна уходит на пенсию? — многозначительно посмотрела на меня Марина, намазывая маслом свежий багет. — Интересно, кого поставят на её место?

— Может, Сашку повысят наконец…

Не слишком ли мы засиделись? Я машинально взглянула на часы — 12:34. Обычное время, ничего особенного. Таблетки определённо помогали — тревога отступила, и даже пасмурный октябрьский день сейчас не казался мрачным.

После обеда снова работа. Правки в проект, согласования с подрядчиками. Я украдкой поглядывала на часы, чтобы убедиться, что странности и правда закончились. В перерыве между звонками — 14:28. Перед совещанием — 16:04. Провалов тоже не было. Время текло нормально, предсказуемо, как ему и полагалось.

Из офиса я вышла около восьми. В животе урчало — с полудня ничего не ела, закрутилась с работой. В паре кварталов был торговый центр с неплохим фуд-кортом, и я решила дойти до него пешком. О чем вскоре пожалела. Но полдороги пройдено, поворачивать уже поздно.

Мелкий дождь пробирался за воротник лёгкого пальто. Надо было надеть что-то теплее — октябрьский вечер дышал промозглым холодом, от которого тонкий шарф ничуть не спасал. Мокрый асфальт тускло блестел в свете фонарей, отражая рекламные вывески и огни витрин. Урчали и фыркали проносящиеся мимо машины. У торгового центра было людно — обычный вечер буднего дня, когда люди спешат после работы за покупками.

— Красавица! Постой, красавица! — вздрогнув от неожиданности, я невольно обернулась на прозвучавший из-за спины резкий голос. — Дай погадаю, всю судьбу как есть расскажу!

Цыганка возникла словно из ниоткуда — грузная, закутанная в тёмное драповое пальто поверх длинных юбок. Платок, повязанный по-старушечьи под подбородком, не скрывал крупных золотых серёг. Она схватила меня за руку неожиданно цепкими пальцами:

— Вижу, тревога у тебя на сердце, душенька. Большая тревога. И беда идёт, да такая, что не отмолить. Но я помогу, всё как есть расскажу, только…

Она вдруг замолчала на полуслове. Её смуглое лицо, изрезанное морщинами, побледнело, а в чёрных глазах мелькнул неподдельный ужас.

— Ой, не к добру это, не к добру! — она отдёрнула руку, будто обожглась. — Серебряная нить на тебе… Затянет, утянет в темноту…

Трясущимися пальцами цыганка выхватила из кармана засаленную тряпку и начала остервенело тереть ладонь. Потом, порывшись в складках юбок под пальто, достала темный пузырёк, плеснула из него на руку. В воздухе запахло чем-то резким, травяным.

— Спаси тебя пресвятой Николай, дитятко, — быстро перекрестилась она и, бормоча молитвы вперемешку с непонятными словами, наверное на цыганском, заторопилась прочь. Только что была тут, и уже исчезла в потоке вечерних прохожих.

А я так и стояла, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Провела ладонью по лицу, стирая налипшую морось. Мимоходом бросила взгляд на запястье — 20:02.

Есть расхотелось. Домой ехать тоже смысла не было — с таблетками или без, одна мысль, что останусь одна в темной пустой квартире вызывала ужас. Достала телефон, набрала номер:

— Мам, привет. Прости, что не позвонила заранее… Да нет, всё хорошо, просто соскучилась. Можно я сегодня приеду?

*

Дорога до родительской квартиры заняла чуть меньше часа. Или больше? Не могу точно сказать. Часы я сняла, и вместе с телефоном запихала подальше в сумочку так что счёт времени в метро окончательно потеряла.

Знакомая дверь, обитая коричневым дерматином. Царапина внизу — след от моего велосипеда, который я порой без лифта таскала на четвёртый этаж. Звонок — три коротких, как в детстве.

— Юленька! — мама распахнула дверь прежде, чем я успела в третий раз нажать на кнопку. — Проходи скорее, я как раз сырники жарю.

Родительская квартира встретила меня знакомым запахом готовящегося ужина и маминого цветочного мыла. Я машинально разулась, поставила туфли на привычное место у стены. Провела рукой по светло-бежевой стене с едва заметным цветочным узором

— Ой, а вы обои переклеили?

— Да, месяц назад, — мама суетилась вокруг, помогая мне снять пальто. — Папа всё собирался-собирался, а тут тетя Маша с пятого этажа своего внука прислала помочь. Такой толковый парень оказался…

— А как тетя Маша? Всё цветы на подоконниках разводит?

— Какое там, — мама махнула рукой. — Артрит совсем замучил, даже на лестницу редко выходит. Мы ей иногда продукты покупаем… Проходи на кухню, чайник уже вскипел.

На кухне всё было по-прежнему уютно и знакомо. Только стол другой — светлый, с пластиковой столешницей.

— А где старый стол? Тот, дубовый?

— К Тане отвезли, на новоселье.

— Двоюродной сестре?

— Да. Она же квартиру купила. Помнишь, рассказывала? — мама поставила передо мной чашку чая. — Ой, прости, твою любимую, с котятами, недавно разбила, когда мыла…

— Ничего, — я, разглядывая, покрутила чашку с золотой каёмкой и осторожно сделала глоток. В детстве из неё пить не разрешали — парадная была, для гостей.

Из комнаты появился папа, в своём неизменном домашнем свитере.

— О, наша архитектор пожаловала! — он обнял меня, и я уткнулась носом в колючую шерсть. От свитера пахло табаком — значит, опять курил на балконе, хотя обещал маме бросить.

— Как твои небоскрёбы? — папа, устроившись напротив, привычным жестом развернув газету.

— Да какие небоскрёбы, пап, — я улыбнулась. — Сейчас вот особняк на Фонтанке реконструируем…

— Юленька, ты похудела, — мама поставила передо мной тарелку с сырниками, мягкими, горячими, только со сковородки. — Совсем тебя загоняли? Вон, круги под глазами…

Я поймала своё отражение в окне — круги не разобрать, но выгляжу и правда неважно — бледная как полотно. Задержала взгляд чуть дольше, и показалось, что отражение смотрит как-то странно… Я моргнула. Оно нет. Потрясла головой. Да нет, ерунда… Показалось.

— Всё нормально, мам. Просто устала немного. А, ты розу пересадила?

— Да, представляешь, совсем чахнуть начала. Я ей поменяла горшок, подкормила… — мама осеклась. — Юля? Что с тобой?

Я застыла с вилкой в руке. Зеленые цифры часов, стоящих на холодильнике, показывали 22:22. А я же только приехала!

Так, спокойно… Это просто часы. Как говорил Максим — мозг пытается найти закономерности даже там, где их нет. Наверное, дорога все-таки заняла больше времени, чем мне казалось.

Ковырнув вилкой сырник, я отломила кусочек. Он оказался едва теплым.

Мама вытерла руки полотенцем и присела рядом за стол.

— Юля?

— Я… я задумалась просто. А помнишь, мам, у тебя ещё кактус был? Такой смешной, в форме сердечка?

— Был, — мама как-то странно на меня посмотрела. — Лет десять назад засох… Ты точно хорошо себя чувствуешь?

— Может, прилегла бы? — папа опустил газету. — На тебе лица нет. Так скоро в тень превратишься.

Я почувствовала, как от его слов по спине пробежал холодок. Невольно снова посмотрелась в окно. Лицо как лицо. Бледноватое, конечно, надо все-таки купить новый абонемент в зал, взамен просроченного и начать регулярно ходить… В такт моим мыслям, отражение кивнуло. Я резко отвернулась от окна.

— Можно у вас переночую? — слова вырвались сами собой.

Родители переглянулись — быстрый, тревожный взгляд. Такой же, каким обменивались в моём детстве, когда я болела, или были проблемы в школе.

— Конечно, солнышко, — мама попыталась скрыть беспокойство за улыбкой. — Я как раз твою комнату проветрила… Помнишь, как ты в детстве любила у окна сидеть, когда дождь?

— Помню, — я сглотнула комок в горле. — А та полка с книгами ещё на месте? Где мои старые учебники по черчению?

— Всё на месте, — папа сложил газету. — Мы там ничего не трогали. Даже твой старый плакат с этим, как его…

— «Мумий Троллем», — я улыбнулась, но улыбка вышла какой-то кривой.

За окном мелкими каплями стучал дождь. В их ударах отчетливо проступал ритм, напоминающий то ли стук колес, то ли движение маятника. Звук отдавался в висках, и с каждым ударом реальность как будто истончалась, становилась прозрачной, как старая фотография.

Моя комната. Я щёлкнула выключателем — жёлтый свет люстры выхватил из темноты знакомые очертания. Узкая кровать с пружинящим матрасом, книжные полки, заставленные учебниками и старыми журналами «Юный техник». На столе — подставка для карандашей в виде смешного лягушонка, подарок от школьной подруги. Плакат «Мумий Тролля» чуть отклеился в углу, образовав небольшую волну на глянцевой бумаге.

Я провела рукой по корешкам книг. «Основы архитектурной композиции», потрёпанный томик, с загнутыми уголками страниц — сколько ночей я провела над ним, готовясь к поступлению? На обложке — схематичный рисунок готической арки. Рядом толстая тетрадь с рисунками на полях, их я набрасывала во время скучных лекций по истории архитектуры.

В шкафу всё ещё висело несколько старых вещей — школьная форма, первое «взрослое» платье на выпускной, толстовка с олимпиады по черчению. От них пахло нафталином и чем-то неуловимо детским, безопасным.

Достав из сумочки часы, проверила на них заряд и будильник и вернула на руку. Сейчас они показывали 22:44.

Я быстро переоделась в папину футболку, которую всегда использовала как пижаму, когда оставалась у родителей. Села на кровать — пружины отозвались знакомым скрипом.

— Спокойной ночи! — донёсся мамин голос из-за двери.

— Спокойной ночи, — отозвалась я, и вдруг поняла, что не помню, когда в последний раз говорила эти слова. Казалось, прошла целая вечность.

В комнате стало холодно. Я закуталась в одеяло, такое же мягкое и уютное, как в детстве, но оно больше не дарило ощущения защищённости. За стеной слышались приглушённые голоса родителей:

«…может, к врачу? Она какая-то не такая…»

«…просто устала, работает много…»

«…а помнишь, в детстве она тоже боялась оставаться одна…»

«…надо было настоять, чтобы не уезжала в свою квартиру…»

«…позвони завтра Вадиму Петровичу, помнишь, он ещё лечил тётю Свету?..»

Я натянула одеяло на голову, как делала в детстве, когда боялась монстров под кроватью. Тогда это помогало — если не видишь монстра, значит, его нет. Только теперь монстр был не под кроватью — он был везде. В тикающих часах на стене, в тенях по углам, в промежутках между секундами…

«Тук-щелк. Тук-щелк. Тук…» через стенку было слышно настенные часы, висящие в спальне у родителей. Сама того не желая, я скользнула взглядом по экрану на запястье.

23:32.

…щелк. Тук-щелк.

00:00.

Тук…

02:20.

Я лежала без движения, слушая, как время перескакивает с места на место, оставляя после себя пустоты. В этих пустотах что-то двигалось — я не видела, но чувствовала. Оно было здесь, в моей детской комнате, в месте, которое должно было быть самым безопасным в мире.

Где-то в районе трёх часов ночи я услышала, как кто-то ходит по квартире. Медленные, шаркающие шаги. Наверное, папа — у него бессонница часто…

Шаги приблизились к моей двери. Остановились.

Я затаила дыхание.

Шаги двинулись дальше — теперь уже в другую сторону, к родительской спальне.

Я тихонько встала и на цыпочках подошла к двери. Выглянула в коридор.

Он был пуст.

Но в глубине квартиры, у родительской спальни, что-то шевельнулось. Что-то большое, размером с человека, но слишком тёмное, слишком… неправильное.

Я захлопнула дверь и забилась в угол кровати, обхватив колени руками. В голове стучала одна мысль: «Только бы оно не пришло к ним, только бы не тронуло их…»

Следующее, что я помню — серый утренний свет в окне. А на часах 9:19, хотя будильник ставила на восемь. Наспех одевшись и приведя лицо в порядок, я почти бегом выскочила из квартиры. Мамины причитания и предложение отпроситься с работы остаться до конца выходных отскакивали от меня как горох от стены.

— Юленька, куда же ты? Погоди чуть, я тебе сырников с собой соберу!

— Прости, мам, опаздываю! — я торопливо чмокнула её в щёку, стараясь не смотреть на полутемный коридор за маминой спиной.

— Позвони, как доберёшься! — крикнула она вслед.

Так и не переложенные в приготовленный лоток сырники, остались в тарелке на столе — маленький кусочек нормальной жизни, уходящей в прошлое.

*

На работу я, конечно, опоздала. Пока добралась с другого конца города, было уже за одиннадцать. После полубессонной ночи, в метро я то и дело проваливалась в болезненную дремоту, вздрагивая от каждого стука колёс и резкого голоса из динамика. Перед глазами всё ещё стоял коридор со скрытой темнотой неясной фигурой.

Уже пора звонить Максиму, или нет? Наверное, стоит… Хотя, утром при свете и здравом размышлении, ночные страхи не выглядели такой уж проблемой. Тень в коридоре? Наверняка, приснилась. Просто не заметила, как заснула и очередной кошмар слился с явью. Отражение? Привиделось. Или таблетки оказались для меня слишком забористыми. Пожалуй, Максиму все-же стоит позвонить, но сейчас надо добить проект. Позвоню завтра.

Разобравшись с вчерашними страхами, я привалилась затылком к спинке сиденья и остаток пути продремала.

В офисе было непривычно тихо — все ушли на встречу по итогам недели. Только Виктор Сергеевич собирал бумаги у принтера.

— А мы вас потеряли, Юлия Андреевна, — он посмотрел поверх очков. — Заказчик звонил, просил выслать вчерашние правки по фасаду.

— Да, конечно, я сейчас… — уронив сумку, я попыталась одновременно включить компьютер и найти флешку. — Через пять минут отправлю.

— С вами всё в порядке?

— Да-да, просто не выспалась.

Монитор наконец ожил. Я открыла почту, пытаясь сосредоточиться на тексте письма, но буквы расплывались перед глазами. В какой-то момент поймала себя на том, что уже несколько минут пишу одно и то же слово.

— Эй, соня! — Марина появилась у моего стола с двумя стаканчиками кофе. — Я тебе двойной эспрессо взяла. Что-то случилось? Выглядишь так себе.

— Да, просто… не выспалась.

— И папка у тебя вверх ногами лежит, — она развернула документы на моём столе. — Это, кстати, не первый звоночек за утро. На встрече ты вообще витала где-то в облаках, а когда Адиль спросил про сроки сдачи проекта, начала рассказывать про систему вентиляции.

Я и правда не помнила, чтобы заходила на утреннюю встречу. Провал в памяти или…? Нет-нет, просто усталость.

На обед выбралась поздно, уже в начале третьего, чувствуя себя выжатым лимоном. В любимом кафе за углом офиса было людно и шумно. Официанты сновали между столиков с подносами, звенела посуда, у барной стойки кто-то громко смеялся. Я, почти не притронувшись к еде, гоняла вилкой по тарелке салатные листья.

— …и представляешь, она ему говорит… Юля? Юля! — Марина щёлкнула пальцами у меня перед лицом. — Ты вообще слушаешь?

— Прости, я…

— Всё, хватит. — Она решительно отставила свою тарелку. — Тебе нужно развеяться. Сегодня у Димы день рождения, собираемся в лофте у «Старой Пристани», он весь двадцатый этаж забронировал. Придёт куча народу, будет живая музыка. Помнишь группу с прошлого корпоратива? Их снова позвали.

— Не знаю… — скривилась я, помешивая остывший кофе. — Работы много, да и настроение…

— Вот именно поэтому и надо пойти. Хватит киснуть в четырёх стенах. Смотри, во что ты себя превратила — круги под глазами, дёргаешься от каждого звука. Тебе нужны люди, музыка, движение. Переодеться бы во что-нибудь поинтересней, конечно… — она окинула критическим взглядом мой строгий офисный костюм. — Но, в принципе, кто там тебя не видел… Сойдет и так.

— Давай в другой раз, а? — отодвинув недопитую чашку, я встала. — Не хочу никого пугать своим кислым видом.

— Ладно, как знаешь. Если вдруг передумаешь — пиши.

День тянулся бесконечно. Я пыталась сосредоточиться на работе, но линии в чертежах двоились, расплывались перед глазами. Трижды пришлось перепроверять размеры — цифры на надписях путались, менялись местами.

Когда офис начал пустеть, я открыла браузер — сама не зная, что ищу. «Потеря времени», «провалы в памяти», «искажение восприятия реальности»… На медицинских сайтах писали про усталость, стресс, недосып. На психологических форумах советовали больше отдыхать и меньше волноваться.

«Странные совпадения с часами», «время идёт неправильно» — десятки историй про сбои в телефонах, про поломки механизмов, про сон и бессонницу. Я листала страницу за страницей, пока не наткнулась на зацепивший меня пост. Он был на каком-то сайте о паранормальном, затерянный среди обсуждений привидений и НЛО, датирован девятнадцатым годом.

«Они питаются временем. Находят человека в момент страха и прикрепляются. Сначала крадут маленькие кусочки — те моменты, когда ты не испытываешь сильных эмоций. Потом аппетиты растут. Они оставляют только те мгновения, которые пропитаны страхом и тревогой — как паук, высасывающий жизнь из жертвы, оставляя только тонкий скелет…»

Внизу были комментарии — всего три. В первом кто-то писал «Бред какой-то». Во втором спрашивали, где можно купить травки, которые курил автор. Третий был от самого автора, короткий и страшный в своей простоте: «Идиоты. Если у вас все в порядке, считайте, что повезло. А я уже вижу нити.»

Ткнулась в профиль. Это был последний комментарий автора, с тех пор на форуме он больше не писал.

Я захлопнула ноутбук. Руки дрожали. В пустом офисе вдруг стало очень тихо — только едва слышно гудела вентиляция, да где-то капала вода из плохо закрытого крана. В углах пролегли тени, пока самые обычные, но на самой периферии зрения я уловила в них неясное, едва заметное движение. Нужно скорее уйти! Куда угодно, только бы не оставаться здесь.

Схватив сумку, я почти выбежала на улицу. Промозглый ветер швырнул в лицо горсть колючих снежинок. Редкие прохожие спешили по своим делам, прячась под зонтами от мокрого снега. Я шла, не разбирая дороги, пока окончательно не замерзла, и тогда нырнула в прятавшееся между домов небольшое кафе с тусклой вывеской.

Внутри пахло кофе и корицей, но было почти пусто. Только в дальнем углу сидела седая женщина с прямой спиной и неподвижным взглядом. Перед ней стояла нетронутая чашка чая.

Я заказала капучино и села у окна, глядя, как по стеклу стекают дождевые капли. Слова с форума всё ещё крутились в голове: «вижу нити». И вчерашняя цыганка тоже говорила про нить…

— Страшно? — голос прозвучал так близко, что я вздрогнула. Седая женщина каким-то образом оказалась за соседним столиком, хотя я не слышала шагов. Её глаза были очень светлыми, почти прозрачными, как лёд на реке.

— Нет, просто…

— Страшно, — она утвердительно кивнула. — Когда реальность начинает расползаться по швам, всегда страшно. Особенно если не понимаешь, что происходит.

Женщина говорила тихо, но каждое слово словно отпечатывалось в воздухе. В полутемном кафе жёлтый свет старых ламп отбрасывал странные тени на её лицо.

— Знаешь, девочка, — начала она, разглаживая невидимые складки на скатерти тонкими, узловатыми пальцами, — каждый из нас — паук, ткущий собственную паутину реальности. День за днём мы протягиваем нити: здесь — из детских страхов, там — из взрослых тревог, тут — из убеждений о том, каким должен быть мир. Из представлений о возможном и невозможном, из правил, которые мы считаем нерушимыми. Мы все вместе создаём один огромный узор, ткем общее полотно реальности.

Женщина обняла ладонями чашку чая, словно пытаясь согреть руки.

— Но иногда, — продолжила она после паузы, — чья-то паутина начинает отделяться от остальных. Может, из-за страха, может, из-за горя или одиночества. В ткани реальности появляются разрывы. И в эти прорехи… — она поёжилась, — в них заглядывают голодные существа. Древние. Терпеливые. Они ждут, пока твоя реальность окончательно не оторвётся от той, что плетется другими. А потом…

Звон колокольчика над входной дверью заставил меня обернуться. В кафе шумно ввалилась компания из нескольких молодых ребят, которые перешучиваясь, стали разглядывать меню. Когда я снова посмотрела на соседний столик, он был пуст. Только остывшая чашка чая и едва заметный след на скатерти — будто по ней провели рукой — говорили о том, что мне это не привиделось.

Часы на стене показывали 21:12.

Я сидела, бессмысленно глядя в пустоту и крутя в дрожащих руках телефон. Галдящая компания расселась в паре столиков от меня, разрушив весь уют и магию полуосвещенного зала. Однако, как это ни странно, в их присутствии я чувствовала себя немного спокойнее. К тому же на улице холодно, да и кофе надо допить. Чтобы чем-то заняться, я снова отыскала тот пост на форуме и стала просматривать предыдущие комментарии автора. Их было немного, и они не имели никакого отношения ни к нитям, ни ко времени. Он всерьез обсуждал пост про встречу с пришельцами на парковке у торгового центра, спорил о предполагаемой дате столкновения с Нибиру, доказывал, что Куршскую косу в древности насыпали жители Атлантиды и под песком там целый лабиринт с ловушками, сокровищами и магическими механизмами. Вбив в поисковик ник, я нашла похожие по стилю посты и на других сайтах, причем некоторые совсем свежие. Пролистывая их, я нервно рассмеялась. Йети в городском парке? Разумеется, он его видел — тот выгуливал чихуахуа в три часа ночи. Русалка в Неве? Друг показывал фотографии как она сидела на опоре Дворцового моста и ела шаверму. Но потом у него отобрали телефон, а сам друг едва унес ноги. Гномы в Таврическом саду устроили подпольное казино? Он лично знает людей, которые там выигрывали огромные самоцветы.

Я закрыла браузер. Телефон в руках казался неожиданно тяжёлым. Если пост про нити — просто выдумка какого-то бездельника или самоутвержающегося школьника, то женщина… Галлюцинация? Последствия недосыпа и стресса? Что я сейчас видела?

«Допрыгалась. Схожу с ума» — эта мысль одновременно пугала и странно успокаивала. Ну что ж… Пора звонить Максиму. Палец соскользнул, когда я листала список последних звонков и при наборе номера на экране высветилось «Марина». А, пожалуй, так даже и лучше!

— Уже гуляете? — голос дрожал, но, кажется она этого не заметила. — А куда точно ехать на вечеринку?

Записав адрес, я решительно направилась к ближайшему торговому центру. Платье нашлось почти сразу — глубокого винного цвета, с открытой спиной. Совсем не мой стиль, слишком смелое, слишком яркое. Именно то, что нужно. И туфли под цвет, на головокружительном каблуке. Сумма на чеке заставила поморщиться — почти уперлась в лимит по карте. Но в конце концов какой мне толк от этих циферок на счету, если их не на что не тратить? Подошла к продавщице.

— Можно я сразу переоденусь у вас? Еду к другу на день рождения.

Свет в примерочной оказался слишком ярким, резал глаза. Я старалась не смотреть в зеркало дольше необходимого — что-то было не так с отражением, будто оно двигалось чуть медленнее меня.

В такси забилась в угол заднего сиденья, подальше от водителя и его попыток завязать разговор. Город за окном расплывался в кружащейся мгле. Редкие снежинки таяли, едва коснувшись стекла, оставляя за собой извилистые дорожки — как серебристые нити… Да хватит уже цепляться за этот бред!

Я тряхнула головой, отгоняя наваждение. Скоро я буду среди людей. Среди шума, музыки, смеха. Там, где нет места теням и шорохам, где время правильное, живое, отсчитывающее секунды под ритм танцевальной музыки.

Таксист переключил дворники на максимальную частоту — мокрый снег перешел в снег с дождем и усилился. В свете фонарей капли казались серебристыми искрами, они складывались в узоры, похожие на…

— Направо и прямо до конца квартала, — в тишине салона мой голос прозвучал слишком громко. Водитель вздрогнул и, кажется, хотел что-то сказать, но промолчал.

Да какая мне разница? Там, впереди, будут люди, тепло, свет. И может быть, хоть ненадолго, я смогу поверить, что всё в порядке.

Только бы добраться. Только бы успеть, пока ещё есть время. Пока оно ещё что-то значит.

*

После очередного поворота из дождливой мглы показалась громада бизнес-центра и еще через пару минут машина остановилась у входа. Попрощавшись с водителем, я оставила щедрые чаевые и, ковыляя, поскакала ко входу — с новым платьем холод пробирал даже через пальто, а нормально бежать мешали каблуки. В просторном холле было пусто и гулко, только охранник за стойкой лениво просматривал что-то в телефоне. Я назвала фамилию Димы и номер этажа.

— Двадцатый? А, это где дизайнеры гуляют, — он махнул рукой в сторону лифтов.

Зеркальная кабина покатилась вверх. Я старательно смотрела в пол, но цифры на дисплее всё равно притягивали взгляд. Где-то на середине подъёма в кабине как будто похолодало, а скорость смены цифр на табло ощутимо замедлилась.

Наконец, двери открылись в подсвеченный разноцветными огнями лофт. Музыка накрыла волной. За панорамными окнами расстилался ночной город — россыпь живых искр, особенно ярких под сыплющимся дождем.

— Юлька! — рядом со мной материализовалась Катя, рекламщица из Диминого отдела. — Всё-таки пришла! А Маринка говорила, что тебя с работы не вытащить! Какое шикарное платье. Растешь!

Сдавая пальто в гардероб, осознала, что чертовски голодна — я ведь сегодня даже в обед нормально не поела. У фуршетного стола накидала в тарелку канапе, тарталеток, каких-то рулетиков. Села в уголке, с наслаждением уминая ее содержимое.

— А я думаю, куда ты пропала, — Марина плюхнулась рядом. — Классное платье! Никогда бы не подумала, что у тебя есть такие.

— Сама в шоке, — я потянулась за очередной тарталеткой. — Как-то спонтанно получилось.

— Ну всё, хватит прятаться! — Марина решительно потянула меня за руку. — Пойдём танцевать, как раз твой любимый Мумий Тролль играет. Тут из трудоголиков еще Миша, хочешь познакомлю?

На танцполе было жарко и тесно. Я двигалась в такт музыке, постепенно расслабляясь, позволяя ритму захватить себя. Марина что-то кричала мне, показывая на стайку молодых дизайнеров — кажется, про одного из них она говорила днём…

Когда случился первый провал я даже не заметила. Просто в какой-то момент поняла, что музыка уже другая, более быстрая, и Марины рядом нет. Моргнула — снова смена ритма, теперь играла медленная композиция. Потом звук пошел рывками, словно кто-то невидимый щелчками переставлял иглу на проигрывателе пластинок. И люди вокруг двигались рывками, как в старом кино, их лица смазывались, превращаясь в светлые пятна.

Моргнула.

Я сижу у окна в кожаном кресле. В руке — бокал с каким-то коктейлем. Рядом главный архитектор бюро, Александр Петрович, в кои-то веки без своего строгого галстука, увлечённо рассказывает про последнюю поездку в Барселону:

— …и представляешь, захожу в Саграда Фамилия, а там…

Моргнула.

Снова танцпол. Катя с малознакомыми мне ребятами, кажется дизайнерами, выделывают что-то невообразимое под «Satisfaction». Высокий темноволосый парень — наверное, тот самый Миша, про которого говорила Марина? — пытается повторить их движения, но получается не очень. Все смеются.

Моргнула.

Кухонная зона. Сергей из конструкторского, добродушный бородач, режет пиццу, рассказывая очередной анекдот:

— …приходит прораб к архитектору и говорит…

— Юль, ты в порядке? — Марина трогает меня за плечо. — Может, воды?

— Да, я…

Моргнула.

Балкон. Холодный ночной воздух забирается под тонкую ткань платья. Под ногами — двадцать этажей пустоты, город внизу размыт дождём и снегом. Кто-то накидывает мне на плечи пиджак.

— Замёрзнешь, — голос Миши звучит заботливо. — Слушай, я давно хотел спросить…

Моргнула.

Снова танцпол. Медленная музыка. Чьи-то руки на моей талии. Запах незнакомого парфюма.

— А я всё смотрел на тебя в офисе, но стеснялся подойти… — шепчет Миша на ухо.

Его лицо приближается к моему. В голове туман, музыка доносится как сквозь вату. Что-то не так. Что-то…

Часы на стене показывают 00:00. Я смотрю на них, но время все никак не меняется.

В углу лофта что-то шевелится. Что-то большое, тёмное, сотканное из теней и обрывков кошмаров.

Я отшатываюсь от Миши.

— Прости, я не могу, — голос срывается. — Мне надо идти.

— Юля, постой! — он пытается взять меня за руку. — Я что-то не так сделал?

Но я уже проталкиваюсь через толпу к выходу. Хватаю пальто с вешалки. Сзади доносятся голоса:

— Юлька, ты куда?

— Может, такси вызвать?

— Что случилось?

Выскакиваю в коридор. Лифт… нет, только не лифт. По лестнице вернее. Туфли мешают, сбрасываю их, подбираю и зажав в руке, несусь вниз.

Двадцатый этаж.

Девятнадцатый.

Восемнадцатый…

Одиннадцатый.

Наверху открывается дверь, на миг на лестницу влетают обрывки музыки. От резкого звука я вздрагиваю и оборачиваюсь. На лестничной площадке никого нет, но в пролёте между этажами что-то движется. Что-то большое, размером с человека, но слишком тёмное, слишком… неправильное.

Десятый.

Сердце колотится где-то в горле. Мобильный телефон — нужно позвонить… Кому? Максиму? Маме? Достаю телефон трясущимися руками. На экране по-прежнему 00:00, но цифры неровные, словно вылепленные из тающего снега.

Девятый.

Воздух пронизывают серебряные нити, становятся гуще, оплетают тело, руки, поднимаются выше, к шее. Они пульсируют слабым светом, и в этом свете я вижу их — промежутки между секундами, пустоты во времени, которые тварь выела в моей жизни.

Восьмой.

В этих пустотах что-то движется. Что-то древнее, голодное, то, что питается не просто временем — оно питается страхом, тревогой, отчаянием. И сейчас оно здесь, совсем рядом.

Седьмой.

Я чувствую его прикосновение — то самое, от которого просыпалась в кошмарах. Холодное, чужое, оно скользит по спине, поднимается к затылку. Паника накрывает удушливой волной.

Шестой.

Бежать. Нужно бежать.

Пятый…

Я чувствую, как нога соскальзывает со ступеньки. Время застывает. Я падаю, но падение длится вечность.

Вокруг меня медленно сплетается паутина из тончайших нитей застывшего времени — всех тех моментов, которые тварь украла у меня. Я вижу их — обрывки дней, растворившиеся часы, исчезнувшие минуты. Они мерцают и переливаются, как капли росы на паутине.

И наконец я могу хорошо разглядеть ее — тварь, что давно преследовала меня. Хищника, подтягивающего к себе до конца вымотанную жертву. Тварь соткана из теней и серебристых нитей времени, тело постоянно меняет форму, но глаза… Ее глаза — это те самые чёрные провалы окон, что я видела, смотря в ночь. В них отражаются все страхи, все кошмары, все моменты паники и отчаяния, которые тварь собирала, веками пожирая людское время.

Она приближается, медленно, неотвратимо. Я пытаюсь закричать, но крик застревает в горле. Холодные нити времени обвивают меня всё плотнее, сплетаясь в кокон из украденных мгновений.

Перед глазами мелькают обрывки воспоминаний: мамины сырники, улыбка Миши, анекдоты Сергея, плакат «Мумий Тролля» на стене детской комнаты… Они рассыпаются, как старые фотографии, оставляя после себя только пустоту и страх.

Существо нависает надо мной. В его глазах-провалах я вижу своё отражение — бледное, искажённое, тающее. Его прикосновение теперь повсюду — холодное, чужое, оно просачивается под кожу, заполняет лёгкие, замораживает кровь в жилах.

Последнее, что вижу перед тем, как паутина окончательно смыкается вокруг меня — циферблат наручных часов. Они показывают --: --, и символы медленно плавятся, стекая по стеклу как капли дождя, растекаясь в стороны и исчезая вместе с остатками того, что я считала собой.

А потом время останавливается.

Навсегда.