В тихом городе черти водятся

Отец разберётся – крутится в голове Касьяна. Он уверен в этом даже больше, чем в том, что завтра солнце вновь поднимется из-за горизонта.

Отец разберется.

Дарён хмуро оглядывает босые мозолистые ноги, размеренно покачивающиеся в воздухе на уровне груди. Для ребёнка Дарён всегда казался слишком недовольным жизнью, но в этот день – особенно сильно. Он хмурится, кусает обветренные губы и вытирает нос рукавом.

Мужчина свисает с балки собственной пристройки, которую ему уже никогда не закончить. Грубая верёвка переброшена через стропила и её конец болтается в воздухе, беззаботно отдавшись на волю холодного весеннего ветра.

Отец разберётся. Он всегда во всём находил разгадку – вновь говорит себе Касьян, стоя под пристальным взглядом соседского мальчишки.

–И ты просто нашёл его здесь? – недоверчиво уточняет Касьян, копируя манеру речи отца.

– Вышел стрельнуть сигарету. – в ответ беззаботно пожимает плечами мальчишка. Дарёну всего тринадцать, что приводит Касьяна в замешательство. Хотя, он уже видел множество таких же хулиганов из неблагополучных семей, но Дарён видится ему другим. Что-то в нём выдавало простодушного добряка, обросшего иголками и колючками. – Кажется, придётся бросить, не успев начать.

Касьян тихо смеется себе под нос, а после вновь обращается к записке, оставленной покойником. На мятом тетрадном листке, с рваными краями, неровными, как молочные зубы, всего четыре слова: «Я познал истинного Бога.»

Касьяну кажется это смешным. Все знают, что Бог один и он живет в каждой церкви. Как ему это удавалось, Касьян, конечно же, не знал, но все так говорили и он охотно этому верил. Кто бы тогда пошел молиться в их чахлую и продрогшую церквушку, если бы Бога там не было? Конечно, никто. Поэтому он, Бог, был везде.

–Ты говорил, что он не выглядел как тот, кто хочет это сделать.

Это – самоубийство. Четырнадцатилетний Касьян не смог бы произнести это слово, даже если бы очень сильно захотел.

Дарён как-то криво улыбается, находит окурок и с задумчивым видом крутит его перед носом. Остатки табака остаются на его пальцах.

– Сигареты – не считаются. – нервно добавляет Касьян, подняв глаза к небу. Без единого облака, голубое, оно словно обнимает их городок, предвещая знойное лето, полное веселых дней. Скоро начнутся каникулы. Речка Черна потеплеет, крапива вырастет по пояс, а для велосипеда давно составлен маршрут и куплены заплатки для старых резиновых камер. Осталось только попросить у отца клей. Клея у Касьяна ещё не было, но зато имелось множество планов, которые следовало реализовать всего за три месяца.

– Тогда – нет. – Дарён бросает окурок и недовольно корчится, когда взгляд снова натыкается на труп соседа. – Он был хорошим человеком. Очень хорошим. Лучше многих, кого я знал.

–Так обычно и бывает. – вяло отзывается Касьян, продолжая разглядывать безупречно чистый небосвод. –Отец говорит, что такие люди всё держат в себе. Не справляются.И вот итог. – он не глядя указывает на покойника.

– Он оказался дураком. – внезапно очень серьезно подытоживает Дарён. Касьян нехотя отрывает взор от неба и глядит на чумазого мальчишку, одетого не по погоде.

– Почему? Ты же сам только что говорил, что он хороший.

Дарён смущается пристального взгляда и водит носком кроссовка по опилкам на земле, втаптывая их в грязь.

–Если бы он познал истинного Бога, то знал бы, что тот не одобряет самоубийства.

Касьян задумчиво прикусывает губы и вновь смотрит наверх, коря себя за то, что сам не додумался до такой простой мысли, лежащей на поверхности.

Отец бы понял. Он бы сразу всё понял! Хорошо, что он скоро приедет и снимет этого мужчину, как напоминание о том, что Касьяну никогда не стать таким умным и проницательным, как его отец.

Касьян ещё не знает, что стеклянное небо, нависшее над городом, не сулит им жарких дней, полных летних радостей. Никакого клея, кусачей крапивы и Черны не будет. Вернее, будут, но совсем не такими, как прежде. Всё изменится. Окончательно и бесповоротно.

То небо не принадлежало Богу, которого знал Касьян и в которого верила его мама.