В зоне конфликта. Зомбиапокалипсис

Игорь влетел в дежурку, опоздав на час, и встретил насмешливый взгляд капитана. Тот, как всегда, не мог не подъелдыкнуть — мол, что на этот раз: спасал бабушек от невинности или инопланетяне угрожали миру? Игорь молча прошёл к пультовой, где старший сержант Гриневич молча уступил ему место. Игорь сделал сильный выдох, повесил китель на спинку стула и уселся.

Служба в полиции давно потеряла для него смысл. Еще недавно он служил опером-розыскником, занимался по тяжким и особо тяжким, но его перевели в дежурное отделение на должность дежурного. Новое начальство подсуропило. Нового начальника Игорь знал ещё по академии, и там еще держал его за завзятого говнюка. Его лозунг был прост: показатели и отчётность важнее всего. А что это значит? А всё просто. Девушка, посмотрите, а может быть вас вот этот гаврик изнасиловал, а? нет? Ну вы приглядитесь. Может все-таки он? Значит он? Славно, распишитесь.

Или еще:

- Слышь, мужик, тебя мигранты отоварили, двое? Ну-ка глянь, вот эти?

- Да хрен его знает. Все на одну рожу! Вот этот вроде похож, козел, на голове у меня прыгал!

- Так значит он? Отлично, распишитесь.

Такой подход к делу Игорю не нравился, он писал рапорта, даже пару раз обращался к прокурору, что в ментовской среде сродни святотатству, но все тщетно. Жалобы приходили обратно в новоявленному начальничку. И вот Игорь тянул лямку в дежурке, правда был варик еще в участковые с оперативной работы загреметь…, так сказать «отсидеться пока все не нормализуется».

Игорь едва сдержался, представляя, как размазывает по стене наглое лицо бывшего начальника. Жирная гнида. Но удар так и остался в воображении. Вместо этого он процедил сквозь зубы: «Дурдом». С тех пор его дни текли однообразно: звонки, пьянь всякая, семейные драки, заявления о краже велосипеда. Иногда он чувствовал, что сам превращается в мебель дежурной части.

Не успел он устроиться за пультом, как зазвонил телефон. Игорь закурил, придвинул к себе жестяную банку-пепельницу и снял трубку. На том конце взволнованный голос сбивчиво рассказывал о том, что кто-то орёт на весь двор, рычит, как зверь, и уже покусал женщину.

— Не суйтесь туда, — ответил Игорь привычно холодным тоном. — Наряд сейчас подъедет. Разберутся.

Он записал адрес и уточнил детали. Войновский переулок. Место, где обычно кучковались маргиналы, но рычание и укусы… как-то дико даже для этого района.

В пультовую заглянул капитан, Игорь доложил коротко и получил кивок в ответ. В глазах капитана мелькнула странная жалость — он всегда смотрел на младшего лейтенанта с оттенком отцовской грусти. Сын капитана утонул два года назад, и в Игоре он словно видел его отражение. И потому не мешал, лишь тяжело уходил в свой кабинет, оставляя дымный шлейф сигареты.

Игорь повесил трубку и повернулся к Гриневичу:

— Есть свободный экипаж? Отправь на Войновский. Там какая-то хрень творится.

Гриневич нахмурился и вопросительно приподнял брови.

— Алкаш, — усмехнулся Игорь. — Говорят, ухо откусил какой-то бичевке.

Смена только начиналась. Деять утра.

На службу Игорь опоздал по банальной причине — он проспал. Вечером помогал сестре с ремонтом, задержался допоздна, домой добирался уже на такси. В квартире сестры сдирали обои, штукатурка сыпалась, въедалась и щекотала ноздри, хотелось без конца чихать. Таксист ничего не сказал на припыленный вид Игоря, только нахмурился, довёз до нужного адреса и молча отвалил. Подъезд встретил тьмой.

- Что, опять лампочки потырили? — пробормотал Игорь, шагая на ощупь, ведя ладонью по шершавой стене.

Один раз оступился на сбитой ступеньке.

- Ну ёп…

На своём этаже подсветил зажигалкой замочную скважину и тут же услышал дробь быстрых шагов сверху. Следом прорезался визгливый выкрик:

- Получай, сука, мусор!

Удар пришёлся сбоку, но Игорь успел увернуться и саданул локтем. Он ожидал сопротивления, будто наткнётся на крепкого бандюгана, но под ударом оказалось что-то лёгкое. Раздался визг, совсем не мужской, скорее подростковый:

- Ай, больно!

По бетонному полу металлически звякнуло и покатилось. Для ножа тяжеловато, походу арматурина или кастет, нет, что-то другое… В воображении Игоря, подстегнутого адреналином, прорисовался шарик от здоровенного подшипника - металлический кругляк, который можно использовать для утяжеления кулака в драке.

В полумраке, когда глаза привыкли к темноте, Игорь узнал нападавшего. Это был Костик Косоротько из соседнего подъезда, пятнадцатилетний шпанёнок. Щуплый, в куртке на два размера больше, с узким лицом и взъерошенной башкой. Хорошо, что щегол. Вообще Игорь мог повязать кого-угодно, и имел арсенал толковых приёмов для этого, тренировался. Но хоть тресни, не мог вырубить с одного удара – с двух, с трёх – да. Если бы сейчас не повезло, то хрен знает, чем могло обернуться.

Игорь наклонился, схватил пацанёнка за шиворот одной рукой и поднял, второй быстро охлопал по карманам:

- Ты что, охерел?

Убедившись в том, что пацан обезврежен, поднял взгляд вверх по лестнице — мало ли кто мог быть с ним. Тишина, никого. Костик хныкал, тёр плечо и пытался вывернуться, блеял оправдания.

Игорь отвесил ему звонкую пощёчину, чтобы привести в чувство. Первое, что хотелось – это зажать его башку между прутами в лестничном периле и вызвать наряд, но не хотелось возиться.

- Ты что затеял, урод?

Костик заскулил ещё громче, начал лепетать про мать. На днях Игорь действительно был у его матери, Косоротько Дарьи Петровны по прозвищу Косая губа: та бухала и водила мужиков на хату за символическую оплату. Про нее по двору говорили:

- Дашка, что ли? Косая губа? Да там ставь три бутылки и дери во все дырки.

Ну это ладно. Но Косая губа связалась недавно с уголовником по погонялу Удав. Игорёк его знал. Его и человеком-то можно было назвать с натяжкой. Редкая гнида. Погоняло он получил за татуировку - от плеча до самой кисти руку опоясывала змея. Своими руками он тянулся к малолеткам, курвил их, а потом выставлял на панель. По всей видимости хотел сделать из хаты Косой губы филиал одного из своих притонов. Паскуда.

Игорь пришел к Дарье Косоротько на разборку, орал, загибал пальцы, грозил и дал пару лещей для проформы, а она только ныла и клялась, что всё изменится.

Теперь Костик сбивчиво объяснял: мол, вечером после прихода Игоря мать закатила истерику, заревела, рвала на себе одежду, искусала Удава за член, а затем выбежала из квартиры и куда-то пропала. И обозлённый Костик, на котором Удав руками и ногами выместил злобу от неудавшегося и весьма болезного орального соития, решил «отомстить мусору», который типа унизил его мамашку.

В итоге Игорь дал ему затрещину и швырнул по лестничному пролёту вниз:

- Иди проспись, убивец самодельный! Завтра с тобой поговорю.

Подросток всхлипнул и ссутулился, потом почти бегом помчался вниз, скрывшись в темноте. Тишина в подъезде стала особенно вязкой, звуки будто прилипали к бетону. Игорь ещё несколько секунд прислушивался, но кроме собственного дыхания ничего не слышал. Он снова чиркнул зажигалкой и наконец повернул ключ в замке.

Дома было холодно и пусто. Часы на стене показывали половину первого ночи. Стрелки настенных часов громко клацали секунды, будто нарочно выводили из себя. Игорь бросил одежду на стул, упал на диван, но заснуть сразу не смог. В голову лезла разная муть. В итоге закемарил ближе к пяти, и проспал.

Телефон в дежурке зазвонил снова, а затем повалил настоящий каскад звонков. Сначала сообщили о нападении в парке — парень и девушка искусаны, их срочно увезли в больницу. Потом семейные разборки, жена перегрызла мужу горло прямо за ужином. Следом — малолетки избили бомжа у вокзала. Добавилось ограбление и два разбоя в соседних кварталах. Ближе к вечеру позвонил подвыпивший мужик, заявивший, что он стал жертвой активистов движения «Остановим дорожных хамов». Там было неясно, кто кого вбуцкал, так как в дежурку ранее явились сами активисты с фингалами и побитыми харями. Молодняк наперебой горланил, что они преградили мужику на Фольксе путь по тротуару, а тот выскочил и отдуплил их – не помогли не баллончики с перцовкой, ни шокеры. Заявление писать отказались. Зачем приходили? Не ясно. А вот мужик, тот самый который походу их отдуплил, заяву писать не отказался. Обещал подъехать. На лицо – потерпевший, и по факту – нападение группой на мирного автолюбителя.

Из кабинета вышел капитан, нахмуренный, с сигаретой, уже догоревшей до фильтра.

— Что-то сегодня на районе жарковато, — пробормотал он. — Мне из управления звонили, вроде бы хотят усилить нас. Обещали прислать троих.

Гриневич затушил бычок в пепельнице и только кивнул. Игорь поднялся со стула и доложил, что свободных патрулей уже нет, все экипажи на вызовах.

- ПЭПсам звонил — те обещали подключиться, но пока молчат.

Внезапно дверь распахнулась, и в помещение ворвались двое омоновцев. Между собой они впихнули разъярённого мужика лет сорока с лишним.

— Пошёл! Пошёл, я сказал! — рявкнул один, толкнув задержанного. Тот распластался на полу. Он пытался подняться, поджимал под себя ноги, но тщетно – руки были скованы за спиной. Из горла вырывалось рычание, а в какой-то момент он и вовсе попытался укусить кафельный пол.

Капитан присвистнул сквозь зубы, а Игорь выглянул из пультовой:

— Это ещё что за дерьмо?

Один из омоновцев показал удостоверение и коротко пояснил:

— В парке задержали. Там полный песец. Аптечка есть? — Простуженный голос подрагивал.

Гриневич схватил буйного за шиворот, но тот вырывался и скалился, норовя укусить. Пришлось вдвоём с омоновцем запихнуть его в «аквариум» для задержанных.

Заключённый встал перед решёткой и начал биться лбом о стекло между прутьями, снова и снова. Глухие удары отдавались в стенах, будто кто-то бил молотком по железу. Кровь побежала по его лицу, но он продолжал долбиться без единого крика. Игорь достал аптечку и протянул:

— На, держи. Помощь нужна?

Второй омоновец, представившийся Николаем, показал руку, обмотанную пластырем. — Да, укусил, падлота.

Игорь округлил глаза:

— Так а чего ты здесь мутишь? С такими ранами в больницу надо! Инфекция!

Николай что-то буркнул и взял аптечку. Он отлепил пластырь, зашипел от боли и стал перематывать ладонь бинтом. Второй омоновец помог завязывать узелок. Задержанный бился о решётку, кровь текла по лбу и щекам, при этом он издавал утробные рыки. Николай кивнул:

- Наширялся, скотина.

Игорь забрал аптечку:

- Так а на кой-чёрт вы его сюда приволокли? Что с ним делать?

Второй омоновец по имени Пётр отмахнулся:

- Сами решайте. Хочешь нарколожку вызывай, хочешь жди, пока в себя придёт.

Гриневич не выдержал и гаркнул:

— Задержанный, отойти от решётки! — и уже собрался войти внутрь обезьянника. Капитан остановил его ладонью:

— Отставить. Пусть долбится, если приспичило. Стопудовый нарик или шиз. В годах, блин, а туда же. Чёкнутый город.

Омоновцы переглянулись.

— Пойдёт вроде? — пробормотал Николай, осматривая перевязку.

Пётр выдохнул, обращаясь к Игорю, Гриневичу и капитану:

— Парни, парк на Весёлом знаете? Час назад там бойня была. Кровища рекой. Я такого в жизни не видел.

Капитан и Игорь обменялись взглядами.

— Там же вечно мигранты кучкуются, — продолжил омоновец. — Мы думали, может грабёж или девку какую-нибудь отжарили в кустах. Но оказалось — драка стенка на стенку. Только это была не драка… — Пётр осёкся, словно подбирал слова. — Они натурально жрали друг друга. Это, капец.

Гриневич откашлялся:

- Да ну ты, брось…

Николай клацнул ногтем по верхнем зубам:

- Век воли не видать, бро! Вот тебе крест. – Он размашисто перекрестился. – Не знаю, чем они там накачались. Но это чума.

Двое омоновцев, Николай и Пётр, были включены в ППС по приказу начальства. Последнее время существовала такая практика — «для усиления». Людей не хватало. Совзводные, да и по всей роте к этому относились без особого энтузиазма, но Николай и Пётр, закадычные друзья, напросились добровольно. План у них был простой: сначала прогуляться с ПЭПсами по злачным местам, попугать барыг на рынке и помочь им расстаться с лишними деньжатами, а потом, ближе к ночи, заехать в сауну, где можно было бы по полчасика «поговорить» с девочками вольных нравов, разумеется, нахаляву. Из ПЭПсов с ними был столько старший сержант, правда на машине – уже тема. В троечкА.

Но рация в патрульной машине неожиданно захрипела:

- Пятый, приём! Массовая драка в Весёлом парке. Разберитесь.

Пётр в сердцах выругался. Водитель, старший сержант, свернул на проспект и выжал газ. Через пять минут они въехали в парк и обалдели. В свете фонарей месилась толпа — человек сорок не меньше. Кричали, рычали, кусались, сцепляясь друг с другом, как дикие звери. Сложно было понять, кто против кого, — все дрались со всеми.

Двое вырывали куски из третьего, рвали его зубами и руками, а тот только хрипел. Кто-то ползал на четвереньках по газону и дико хохотал, запрокидывая голову. Лица у дерущихся были искажены, глаза горели звериным блеском. Николай вылупил глаза:

- Что за…

Он потянулся к дверце, собираясь выйти и бахнуть в воздух. Но сержант схватил его за руку:

- Ты чё, обалдел?! Их тут целая армия! Здесь ваших нужно вызывать или вообще СОБР»

В этот момент к машине полетела оторванная рука. Она шлёпнулась на капот, оставив кровавый след, и медленно соскользнула вниз.

- Етить твою… Валим!!! — заорал сержант, и машина сорвалась с места.

За окнами мелькали искажённые фигуры, кто-то пытался броситься под колёса, но сержант мастерски вывернул руль. На выезде из парка, прямо у аллей, они заметили мужчину. Он стоял в оцепенении, словно оглушённый, с пустыми глазами. Его быстро скрутили, заковали в наручники и забросили в каталажку позади.

Пётр тёр виски и чесал затылок, от накатившего удушья растопырил ворот. Весёлый парк уже года два был местом нежелательным для романтичных прогулок под луной. В период активной застройки новых районов парк оброс по окраинам хостелами и различными общагами для приезжих работяг, в основном – мигрантов. Ну те, бывало, начинали чудить. Но при виде полицейских, в частности ПЭПсов или ОМОНовцев вели себя покладисто, а особо борзых можно было бы и дубиналом натрия попотчевать. Николай думал, что и в этот раз – Кыргызы, что-нибудь не поделили с Таджиками, и драку можно будет быстро рассеять с минимальным применением спецсредств. А тут такое, что в фильмах ужасов не покажут.

Не успели отъехать и километра, как мужчина в кутузке пришёл в себя. Он начал бесноваться, биться головой о железо, рычать так, что волосы вставали дыбом.

- Эй, урод, угомонись! А то шокером звездану! — крикнул Николай.

Мужчина не унимался. Тогда Николай распахнул дверь каталажки, чтобы припугнуть его. Но задержанный внезапно рванулся и вцепился зубами прямо в ладонь. Крик разнёсся по машине, Николай шибанул кулаком сверху, но бестолку. Пётр и сержант подскочили, и вместе еле-еле оторвали обуревшего мужика от Николая. Затем скрутили и заковали руки за спину.

Николай сел в машину.

- Стой, не тереби. Щас пластырь налепим, у меня был.

- А аптечка?

- Херечка. Подожди, говорю.

Николай со всей дури звезданул задержанного по балде кулаком, но тот не повел и ухом. Это для Николая осталось загадкой – как так? В ста из ста он ударом кулака валил с ног. На спор мог опрокинуть кого угодно. А тут мужик-то, не сказать, что здоровяк – напротив, худорба. Кадык горбом торчит.

Николай тряс сигарету и не мог прикурить.

- Что, происходит?! Что это было?

В машине стояла гнетущая тишина. Вскоре сержант вывел машину к дежурке и затормозил у крыльца. Задержанного вытащили

Капитан, не дослушав рассказ омоновца, убежал в кабинет — зазвонил телефон. Игорь снова уселся в пультовой. Гриневич, будто отрезанный от происходящего, быстренько сварил кофе и поставил на стол.

- Угощайтесь, — предложил он омоновцам.

Пётр взял чашку, но половину тут же вылил в горшок с полузасохшим фикусом.

- Слушай, а покрепче ничего нет? Уважь, а? — он протянул кружку обратно.

Капитан вышел из кабинета с лицом, будто увидел привидение. Игорь вскинул голову:

— Егорыч… товарищ капитан, что там? — но ответа не последовало.

Капитан опустился на стул. Он молчал, смотря перед собой. Игорь высунулся из пультовой и уже с раздражением бросил:

— Егорыч, говори уже!

Капитан, словно очнувшись, обвёл помещение глазами.

— Все дежурные части, опорники и управление переведены на осадное положение. Я ничего не понимаю, — выдохнул он.

Николай и Пётр переглянулись, как будто каждый хотел услышать друг от другого хоть каплю здравого смысла. Гриневич заметно побледнел, сигарета затряслась в пальцах. Игорь вышел из пультовой:

— На нас террористы напали? Что за хрень, Егорыч?

Капитан резко выпрямился:

— Отставить! — и посмотрел на омоновцев. — Так, бойцы, сейчас оружие получите! Остаётесь в дежурке.

Пётр поджал губу:

- Как? У нас же…

- А вот так же. И, что за разговоры мне еще тут?!

Он бросил ключи Гриневичу, но тот, растерявшись, едва не уронил связку.

- Вали с ними к оружейке. На обоих по два БК.

Проходя по коридору, Николай мимоходом взглянул на «аквариум». Забулдыга, ещё недавно рвавшийся как зверь, теперь просто сидел, медленно стукаясь лбом в окровавленное пятно на стекле. Каждый удар был глухим и вязким, словно по мокрой доске.

— У-у, Урод, — пробормотал Николай, и отвернулся.

Капитан тем временем притащил в прогон старый телевизор.

- Игорь, где пульт от этой бандуры? Всю бытовку засрали, хрен что найдешь!

Игорь сам сходил в бытовку и разыскал пульт под ворохом облезлых журналов. Напрямую без пульта телек не включался, кнопка была выломана.

- Вот, сейчас включу.

С экрана все местные каналы хором кричали одно и то же: нападения, вспышка беспричинной жестокости, паника, погромы. Под конец сюжета диктор сиплым голосом объявил о том, что по тревоге подняты военные части. Десантники из Заозёрного выдвинулись по федеральному шоссе, а мотострелки из части за окраинным микрорайоном Входное перекрывают окраины.

Игорь уставился в экран:

— Кабзда какая-то. Может вирус какой? Что за чёрт?! — но никто не ответил.

Через несколько минут вернулся Гриневич, оба омоновца были уже с «ксюхами» — АКСУ, по два магазина на брата. Игорю сунули АК-74 со сложенным прикладом. Он отсоединил магазин и проверил затвор, щёлкнул спусковым крючком — всё в порядке.

— И что мы тут будем высиживать?! — выкрикнул Николай, глядя на капитана.

Егорыч рубанул рукой:

— Отставить разговоры до отмены осадного положения. Вы двое, — он ткнул пальцем в омоновцев, — на территорию, северное и западное крыло. Игорь и Стёпа Гриневич — шлагбаум и прилегающая территория. Я остаюсь на телефоне и рации. Возьмите средства связи, подгоните на одну частоту.

Капитан говорил быстро, чётко, но голос выдавал напряжение. Внезапно снаружи раздался пронзительный визг тормозов, резкий запах резины проник в дежурку. Следом — женский плач навзрыд и мужские крики:

— Скорее, мать твою! — Дверь распахнулась, и внутрь ворвались трое.

Девушка в форме при погонах младшего лейтенанта, вся в слезах, за ней пузатый майор, с раскрасневшейся и потной брыластой ряхой. Третьим был неприметный мужик в гражданском, лет тридцати, с серым лицом.

— Кто здесь старший?! Старший кто?! — майор заорал белугой, едва переступив порог.

Егорыч шагнул вперёд:

— Я. Капитан Звягин Дмитрий Егорович. Вы кто такие?

Майор не пожал протянутую руку.

— Мы с Дергачова… ехали через город, — начал он сбивчиво. — И что у вас тут происходит? На улицах толпы беснуются! На окраине колонна БТРов едва нашу машину не раздавила! Что происходит?!

Голос срывался на рёв. Девушка дрожала, а мужчина в гражданке прижимал её к себе:

— Лена, тише, тише, мы в безопасности. Не бойся.

В дежурке воцарилась тяжёлая пауза. Телевизор трещал помехами, задержанный продолжал стучаться головой, и каждый новый звук напоминал предвестие грядущего ада. Игорь понял: обычный вечер в дежурке начал превращаться в ужас.

Выяснилось, что девушка Лена была дочерью майора, а мужчина в гражданском — её муж. Майор вёз дочь из пригорода на служебной машине и по дороге подобрал зятя после работы. Закон для него, похоже, был делом второстепенным, но капитан Звягин не стал упоминать о недопустимости использования служебного транспорта в личных целях и бла-бла-бла. Их путь по окраине закончился кошмаром: дорогу перекрыла военная колонна, двигавшаяся с Заозёрного, при чем один БТР чуть не пролетел по капоту, благо майор сдал назад вовремя. Дальше, уже в городе, прямо под колёса выскочил оборванный мужик. За ним выскочили ещё трое, вооружённые арматуриной и бейсбольными битами. Они молотили четвёртого, а тот, истекая кровью, бросался на них голыми руками и впился одному зубами в бровь. И вырвал её с мясом.

Кровь брызнула фонтаном и залила лобовое стекло прямо перед лицом Лены. Укушенный рухнул на асфальт, пытаясь удержать ладонью поток крови. Но через минуту он поднялся на четвереньки и низко зарычал, словно зверь. Муж Лены истерично заверещал:

— Они что, зомби?! Не может быть! Они зомби!!!

С окраины тем временем доносились глухие бахи крупного калибра, стрелкотня автоматов и пулеметов, будто били колотушкой по ведру. Военные открыли огонь.

Майор пересказал всё это на одном дыхании, вытирая пот со лба и почти задыхаясь от волнения. Вдруг Лена резко вырвалась из объятий мужа, глаза её округлились, и она закричала:

— Двери! Закройте двери скорее!

Николай, поддавшись её панике, метнулся к выходу и захлопнул створки. Сработал магнитный замок. Девушку усадили на стул, её трясло, руки не находили покоя.

Майор, тяжело дыша, заорал:

— Я беру командование на себя! — и ткнул пальцем в Петра: — Ты рядом со мной! — Потом обратился к Игорю: — Автомат! Немедленно!

Но Игорь лишь усмехнулся:

— У вас табельное при себе.

В глазах майора вспыхнул гнев, он схватился за кобуру, будто проверяя, на месте ли пистолет. Затем повернулся к капитану:

— Нужно круговую оборону! Делай хоть что-нибудь, капитан!

Егорыч только вытаращил глаза, не зная, что ответить.

Гриневич предложил молодой паре уйти в бытовку — там стоял диван, столик и электрический чайник. Мужчина поддержал:

— Лена, пошли, тебе надо отдохнуть, — и обняв жену повёл её в сторону. Но по пути девушка бросила взгляд на «аквариум». Задержанный продолжал разбивать голову о стекло, размазывая кровь по волосам и бороде. И вдруг он улыбнулся, скаля зубы, как сумасшедший, и начал щёлкать ими, будто кусал воздух.

Лена вскрикнула и пошатнулась, мир перед глазами померк. Она теряла сознание, но Николай успел подхватить её на руки, не дав рухнуть на пол. Девушка, открыв мутнеющие глаза, заметила на его ладони перемотанную бинтами рану. И, захлёбываясь криком, прохрипела:

— Ты… тебя укусили… Боже, его укусили!

Губы майора задрожали, лицо стало белее мела. Он выхватил пистолет и наставил его на Николая:

— Эй, ты! Стоять! Стоять, сука!

Капитан Звягин попытался вмешаться:

— Мужики, вы чего, с ума посходили? Слышь, майор…

Но тот рявкнул, глаза переполняла паника:

— Заткнись! Его укусили!

Пётр вскинул автомат, передёрнул затвор — звук металла отозвался холодом в груди у всех присутствующих. Воспоминания накрыли его мгновенно: год назад он с трудом прошёл комиссию, скрыв ПТСР после Средней Азии. И теперь снова — нервы натянуты до предела, пальцы дрожат, в башке всё ходуном.

— Пистолет на пол, паскуда! — рявкнул он, целясь в майора. — Я тебе за Коляна башку снесу!

Глаза омоновца стали безумными, словно он снова вернулся на войну.

Гриневич в ужасе попятился назад и спрятался за девушкой и её мужем, прижимаясь к стене. Он вообще по своей натуре был трусоват, потому и ошивался в дежурке при Звягине типа адъютанта. Страх полностью парализовал его. Игорь заорал во всё горло:

Егорыч попытался рукой опустить ствол автомата, но Пётр резко увёл его вниз.

- Отвали, капитан!

И тут майор первым открыл стрельбу. Пуля ударила Николая в грудь, он охнул и рухнул на колени. Второй выстрел прошёл мимо, третий пробил голову несчастному зятю, обнимавшему Лену. Крик девушки пронзил помещение. Но тут же майора прошило очередью из автомата — Пётр давил на спуск, будто обезумев. Тело офицера рухнуло на пол, корчась в судорогах.

— Отставить, дебил! — заорал Егорыч, но поздно. Пётр понял, что натворил, но руки его дрожали, лицо искажалось судорогами. Он зарычал, повернув автомат в сторону капитана. Игорь действовал инстинктивно: выхватил ПМ и дважды выстрелил. Пуля в плечо, потом в руку — автомат повис на плечевом ремне. Пётр схватился за плечо и. корчась от боли, осел у стены.

Девушка сидела на полу, не в силах пошевелиться. Слева от неё валялся муж с простреленной головой, справа — Николай пускал кровавые пузыри, перед глазами отец, в агонии скребущий пальцами по полу. Гриневич что-то мямлил позади, слова вязли, превращались в бессмысленный лепет. Под его ногами из брюк натекала лужа.

Капитан подошёл к Лене, осторожно поднял её за плечи и увёл в пультовую, усадил на стул.

— Игорь, быстро, сто грамм ей нацеди, это шок, — приказал он, голос хрипел. Потом перевёл взгляд на труп майора и прошипел:

— Это ж надо таким дебилом быть… И этот тоже! Ты какого хрена затеял?!

Пётр держался за плечо и молчал, его глаза смотрели сквозь всех, как у слепца.

— Гриневич! Живо ко мне! Разоружи его и окажи помощь!

И тут началось самое страшное. Простреленный Николай вдруг начал подниматься. Медленно, неестественно, будто его тянули за невидимые нити. Голова моталась, глаза побелели, изо рта текла кровавая слюна. Он гортанно зарычал. Мертвец начал оживать.

…

По улицам метались люди, сбиваясь в безликие стаи. Кто-то бился головой о витрины, превращая их в крошево из стекла и кровищи. В переулках рычали и визжали, вспарывали друг другу нутро, жрали живьём. Упавшие поднимались снова, шатаясь, с мёртвым блеском в глазах и окровавленными ртами. Вечерний город наполнялся странным гулом — смесью криков, ревущих клаксонов и безумного смеха, который то ли слышался в ушах, то ли рождался в самой тьме.

На окраинах шла стрелкотня, трассеры вспарывали ночное небо горячими росчерками. Военные пытались сдержать обезумевшие толпы, но сами оказывались в центре месива. В микрорайонах загорались жилые дома, чернота дыма расползалась над крышами, сливаясь с ночным небом. Автобус протаранил торговый павильон, из салона через треснувшее стекло вылетел мужик, поднялся на четвереньки и побежал, как собака в поисках живой плоти. Город погружался в первобытный кошмар, в котором люди перестали быть людьми.

…

Старший лейтенант Кологривов бросил взгляд на прапорщика Шумилова, сидевшего рядом на броне.

— Что-то ни черта не пойму, Коляныч. Подняли по боевой. Что там у них в этом сраном городе творится?

Ветер заглушал хриплый голос старлея. Прапорщик пожал плечами, упираясь ногой в башню БТРа.

— Чёрт его знает, Валёк. Говорят, беспорядки. Погромы. Разберёмся.

Прапорщика и старлея связывала служба на Кавказе, четыре года плечом к плечу, и они понимали друг друга с полуслова. Ехать на броне было привычным делом, качка и рев мотора только усиливали сосредоточенность.

К ним от кормы повернулся рослый десантник с усталым лицом.

— Товарищ командир, — произнёс он, — мне до дембеля месяц остался. Саданут арматурой по дыне — и всё, хана.

Старлей резко одернул бойца:

— Отставить! Лучше за отделением смотри, Вавилов. Думать о всякой херне будешь на гражданке. Убить расслабон! Всех касается!

Колонна шла цепочкой по промзоне на окраинах, втягиваясь в город. Внезапно из-за поворота выскочила полицейская «Лада» и едва не угодила под первый БТР. Завизжал клаксон, машина резко ушла в сторону.

— Головная, не останавливаться! Продолжать движение! — рявкнул Кологривов в рацию. А затем уже без рации, со злостью: — Ты что, мент, совсем обурел?!

Прапорщик сжал губы, в его голосе проскользнула тревога:

— Не нравится мне всё это.

Они заходили в город со стороны мясокомбината, промзона тянулась серым морем железа и бетона. Именно там колонна и наткнулась на первые группы заражённых.

Старлей, привыкший к боевым ситуациям, действовал без суеты. Он спрыгнул с БТРа и поднёс рацию ко рту:

— Командиры первого и второго взвода — ко мне!

С головной и третьей машины спрыгнули лейтенант и старший сержант, которому на боевом выходе дали взвод. Старлей окинул их взглядом:

Так, первый взвод берёт под контроль мясокомбинат. Второй, - Он посмотрел на старшего сержанта, — Миша, выделишь пулемётное отделение, оседлаете дорогу. Рулить Сысоя назначь.

Старший лейтенант Валентин Кологривов уважал старшего сержанта Михаила Омелькова, но на взвод его поставили ввиду нехватки офицерского состава. Рановато. Нужно было подсказать по людям.

Омельков всё же решился спросить:

— Разрешите уточнить… вы думаете, что там всё настолько серьёзно?

Кологривов усмехнулся, но взгляд оставался холодным.

— Посмотрим. Если будет жопа, то здесь — ленточка. Откатимся по дороге, которую твое отделение будет держать. На мясокомбинате организуем опорник. Все. В-ы-ы-пЭлнять!

Колонна двинулась вперёд, оставив прикрытие. Но уже через пять минут позади раздалась стрельба. Старлей резко вскинул руку с рацией:

— Колонна, стоп! Предельное внимание! Первый взвод, что у вас?!

Ответ взводного летёхи был сорван криками и автоматными очередями:

— Нихера не понимаю… зомби… Это зомби, внатуре!

В эфире послышалось рычание, затем вопль, захлёбывающийся в стрельбе. Связь оборвалась. Прапорщик почувствовал, как по коже пробежали мурашки, словно ледяные иглы.

Колонна развернулась и с боем ворвалась на территорию мясокомбината. Заражённые падали десятками, но окончательно умирали только тогда, когда их разрывало в клочья крупнокалиберным огнём. На асфальте лежали груды тел, искорёженные, но всё ещё подёргивающиеся. Кологривов материл себя на все лады. Но делал это про себя:

- Мля, сунулись на территорию без разведки. Ой, баран!!!

Нутро тут же давало оправдание:

- Ну так гражданский мирный городок, не война же. Кто же знал-то, а?

- Да я, я должен был знать! Все предвидеть!

Когда старлей вышел наружу из цеха мясокомбината, его глаза были пустыми, словно он видел бездну. Один из бойцов тут же согнулся, его начало рвать прямо на асфальт.

На мясокомбинате в полумраке фонарей открылась жуткая картина. Двое рабочих ночной смены, превратившихся в чудовищ, барахтались в чане с фаршем. Их тела сочились кровью из лопнувших боков, мясо было перемешано с внутренностями. Они жрали фарш, жрали друг друга, отрывали себе пальцы зубами и ломали суставы. Чавканье и хруст костей отдавались в бетонных стенах, вызывая тошноту даже у закалённых солдат. Старлей Кологривов сжал зубы:

— Тройками пройти все помещения. Всех ликвидировать. Без исключений.

Один из старослужащих, побледнев, переспросил:

— Всех?

Старлей взорвался:

— Всех! До единого!

Бойцы разбились на тройки, палили короткими очередями, и каждое помещение становилось всё более мерзким. Твари копошились в холодильниках, обгладывали замороженные туши, лезли руками в собственные утробы. Старлей чувствовал, как реальность ускользает: это не бой с людьми, это бой с нечистью.

Подмяв под себя мясокомбинат, двинулись дальше. На зачистке цехов и помещений потеряли одного бойца, триста, споткнулся на лестнице и загремел в пролёт – сломал бедро. Временно оставили на комбинате.

Прапорщик при въезде в жилой массив достал два мегафона. Один оставил себе, а второй протянул светловолосому рядовому, кажется откуда-то с Мордовии:

— Граждане, сохраняйте порядок! Не покидайте свои дома, не подходите к окнам! Введён комендантский час!

Люди все равно выглядывали из окон, в лицах читались страх и злость. Семь БТРов и БРДМ во главе колонны двигались к центру. Задача была проста: подавлять беспорядки на пути, соединиться с мотострелками на пересечении центральных улиц, блокировать и взять под охрану административный комплекс.

Кологривов закурил и вспомнил, как всего три часа назад ему нарезали задачу. Краснорожий подполковник – командир учебного центра ВДВ в Заозёрном, казался слепым к реальности. Он мотал головой, как лось, и нес околесицу:

— Надо там шороху навести! Побольше шухера! Они обосрутся! Твоя рота лучшая, тебе и действовать, старлей.

Кологривов попытался уточнить:

— Кто будет против нас?

Подполковник выпучил глаза:

— Шпана! Голопузая шпана, вот кто! Сами знаете, выборы на носу! Всякая падаль из-за бугра воду мутит! Менты не справляются сами! — Он отмахнулся от вопросов: — Всё! Не рассуждать! Полчаса на подготовку! Ты десантник, а не прогар дырявый!

Кологривов сжал кулаки. Он чувствовал нутром — речь идёт не о «шпане», но подпол был глух к здравому смыслу. Приказ был приказом, и колонна двинулась вперед. Мотострелки в это время уже вели бой с толпами заражённых зомбарей на подступах к проспекту у гостиницы «Святые Ночи» и банного комплекса «Здоровье».

Десантники заняли оборону в двух девятиэтажках, загнав бронемашины за них. Две загнали в недостроенные кирпичные гаражи, проломив торцевую стену. Жильцов первых этажей согнали выше, и там начался хаос. Бойцы тройками прошли по квартирам, ломая двери, проверяя каждого. К счастью, заражённых внутри не оказалось, но крики и оскорбления сыпались в адрес голубых беретов, как град. Жильцы называли их козлами и мудаками, показывали на часы:

- Какой в задницу комендантский час, браток? Ты время видел? У меня детям завтра в школу!

- Как это покиньте квартиру? Какая такая военная необходимость? Трёхнулся?

Один дедок даже схватился за помповое ружьё, и только чудом не барабахнул, ружьё дало осечку.

Обстановка накалялась с каждой минутой. Выстрелы, крики, рев моторов сливались в один кошмарный оркестр. Старлей понимал — центр города не взять за час, не взять и за день. Это была уже не операция, а война против чего-то, что не подчинялось человеческой логике.

Внезапно от кольцевой автодороги, со стороны жилого микрорайона, прострочила автоматная очередь. Она была непривычно длинной, словно стрелок зажал спуск до конца. Потом звук захлебнулся, и воцарилась тишина. Через пару минут грянул одиночный пистолетный выстрел, гулко отразившись между девятиэтажек. Кологривов подошёл к окну. Внизу суетились его бойцы, выставляли огневые точки, чтобы в случае чего контролить двор перекрёстным огнём. БРДМка шаркнула движком и понеслась по шоссе, разведать что там ближе к центру. Задачу ставил прапорщик Шумилов, как наиболее опытный:

- Сильно там не суетитесь. Проход ищите, чтобы технику втянуть. Если, кто под машину полезет – ломайте хребет. И скоренько, скоренько, пацаны! Не думали, что с зомбарями повоевать придется? А оно вона как!

Решение было принято: закрепиться и держать оборону.

Сначала Кологривов вышел по радейке на командира части. Исходя из обстановки он предложил откатиться до опорника на мясокомбинате, укрепить роту двумя взводами с тяжелым вооружением, а после уже идти по разведанному маршруту.

Подполковник сначала бесился, визжал, орал в эфир:

- Двигаться вперёд! Немедленно!

Но вскоре резко сменил тон. Его голос хрипел, слова звучали неуверенно:

- Ждите! Подкрепление формируется. Ждите колонну!

Прапорщик Шумилов стиснул зубы, хотел сплюнуть на пол, но, уважая чужую квартиру, плюнул в кухонную раковину.

— Вот же падла, — процедил он сквозь зубы. — Его бы сюда. Пусть бы посмотрел на это всё.

Кологривов развернул на столе карту города, пригладил пальцем складки.

— Слышал выстрелы за девятиной? Там за кольцевой сорок четвёртое отделение. Менты. Они и шмаляли. Больше некому.

— И что предлагаешь? — спросил Шумилов, поправляя берет.

Старлей осмотрелся, взгляд упал на электрочайник. Он отпил прямо из носика, проливая воду на тельник.

— Давай дворами туда. Проверим. Полицейские город должны знать лучше нас. Опять-таки, может, они больше нашего знают, что здесь вообще. Сидят на месте, задницу протирают.

Прапорщик кивнул и направился к выходу. Из подъезда донёсся его хриплый крик:

— Отделение Кумейко — ко мне! Живо! Хохол! Ко мне!

Кологривов подозвал своего замка.

— Андрюх, пройди по бойцам. Чтобы ни один сукин сын не отмародёрил чего-нибудь по квартирам. Пусть пасут территорию. С жильцами вести себя подчеркнуто вежливо… ну по возможности. Если противник, - то гасите на ноль. У меня от них мороз по коже. Но без самодеятельности. Бог его знает, зомби — не зомби.

Замок кивнул и ушёл выполнять приказ. Старлей остался в комнате один. Он сжал виски ладонями, склонился над столом. Внутри гудела одна мысль: «Что происходит?» Город утопал в хаосе, во дворах ревели люди, улицы заливала кровь. «Это только здесь или по всей стране?» — спросил он вслух.

Шумилов повёл пятерых бойцов. Улица была пуста, окна домов зияли тёмными провалами. Только где-то далеко гремели очереди, гулко отражаясь от бетонных коробок. Ефрейтор с дерзкими глазами, пригибаясь, побежал впереди и бросил, ухмыляясь:

— Прямо как в Душанбе, а, товарищ прапорщик?

Шумилов сразу цыкнул:

— Варежку не разевай, пацан. Смотри по сторонам. Тут не до шуточек.

Его голос звучал жёстко и отрезвил осоловелого от адреналина бойца. Двигаться решили через микрорайон: четыре пятиэтажки стояли стеной, а чуть поодаль высилась девятиэтажка. На карте именно за ней находилось сорок четвёртое отделение. Каждый шаг отдавался эхом в груди, бойцы шли короткими перебежками. Внезапно со второго этажа ближайшей пятиэтажки прогремел выстрел. Пуля чиркнула по асфальту, и вся группа инстинктивно осела, откатываясь в укрытие. Шумилов вдавился в бетонную коробку колодца, прижавшись к сырой поверхности.

Один из бойцов вскинул автомат и полоснул очередью по окну, выбивая стекло и ломая раму. Несколько пуль угодили в соседние окна, из-за которых раздался старушечий визг.

— Отставить! Не стрелять! — рявкнул Шумилов, но в этот момент сверху снова ударил выстрел.

За ним раздался хриплый крик:

— Людоеды! Пошли вы в зад! Перешмаляю, как собак! — Голос звучал истерично, срывался.

Прапорщик напрягся и закричал в ответ:

— Эй, дядя, мы военные! Не стреляй!

Ответ обескуражил:

— Мля, да они ещё и говорить научились! Зомби! Людоеды поганые!

Бойцы переглянулись, кто-то выругался сквозь зубы. Шумилов принял решение мгновенно.

— Кныш и Кролик! Работаете по стене над ним, ясно? В него не вздумайте! Прижмите к полу. Остальные — за девятину, прикрываете отход. Кролик! — он обернулся к бойцу с ПКМ. — Как отвалим мы, пойдешь сам. Прикроешь Кныша от девятины. Или разучился с «покемона» работать?

Из окна снова грянул выстрел, пуля выбила крошку из бетона рядом с лицом Шумилова. Боец с ПКМ улыбнулся, показывая отсутствие двух нижних зубов, что реально делало его похожим на кролика:

— Обижаете, товарищ прапорщик. — Он присел, вытянул сошки и дал короткую очередь поверх окна, затем снова. Кныш бил из калаша одиночными. Остальные бойцы начали отходить, перебежками скрываясь за девятиэтажкой. Грохот очередей эхом катился по дворам.

Отступление прошло относительно спокойно. Осколок бетона, сорванный пулей, рассёк Шумилову бровь, и кровь потекла по лицу. Он вытер её рукавом, словно это было пустяком. Группа двинулась дальшея. Больше никто не стрелял. Микрорайон остался позади. К сорок четвёртому отделению вышли без потерь. Внутри города бушевал хаос, и они были всего лишь горсткой людей, идущей навстречу аду.

Бойцы собрались у тяжёлой металлической двери дежурки. Над городом полыхало зарево — языки пламени вырывались из многоэтажек, а небо озарялось вспышками. Издалека доносились очереди из крупнокалиберных пулемётов, и сквозь этот гул прорезалось что-то нелюдское — протяжный, нечеловеческий вой. Потом грянул мощный взрыв. Шумилов усмехнулся:

— Мда… мотострелки там всерьёз воюют. Только самолётов не хватает…

И будто в ответ небо загудело тяжёлым гулом.

— Да ну нафиг, — выдохнул прапорщик, и рявкнул: — Чего вылупились?! Если дверь не можете открыть, ломайте окно, бейте решётку!

В вестибюль пробились втроём, остальных оставили снаружи. Внутри пахло кровью и гарью, лампы мигали тусклым светом. Ещё на подходе Шумилов заметил брошенную, расхристанную полицейскую «Ладу. В памяти кольнуло — именно такая машина едва не попала под бронетранспортёр. В общем помещении перед пультовой лежал пожилой мужчина в форме — прострелянная грудь, вокруг лужа крови. У стены, опустив голову, сидел мужчина в сером камуфляже с разорванной шеей. Пол был усеян гильзами, смесь пороха и крови усиливалась вонью рыготы и липла к ноздрям.

— Что здесь произошло, товарищ прапорщик? — шёпотом спросил один из бойцов. Но ответа не последовало. Другой заглянул в пультовую и отшатнулся. Привалившись к стене, на полу сидела мёртвая девушка в полицейской форме. К стене за её спиной в бурых потёках присохли куски кости, смешанные с комочками мозга. В коридоре мелькнула тень. Из глубины донеслось низкое, влажное рычание. Руки Шумилова сработали раньше головы — он вскинул автомат и выдал очередь прямо в темноту, целясь в голову силуэта.

Он не мог ответить бойцу на вопрос, что здесь произошло. Он не знал ответа. А произошло вот что…

После того как Николай обратился в зомбаря, он первым кинулся на Петра. С гортанным рыком вцепился зубами в горло, рвал и дергал, пока из разорванной трахеи не брызнула кровь. Игорь ударил по нему из калаша, всадив почти весь магазин в упор. Пули рвали плоть, сносили куски, но зомбарь будто не замечал боли. Только когда одна из пуль вошла в глазницу, Николай завалился, булькая собственной кровью.

Гриневич к тому моменту уже был мёртв. Сердце не выдержало нагрузки и рванулось инфарктом. Игорь подбежал к Петру, чтобы перевязать, но тот, дернувшись в конвульсиях, впился зубами прямо ему в руку. Он почему-то превратился в ходячего мертвяка за считанные минуты. Крик Игоря захлебнулся.

Заражённый Петр навалился сверху и начал рвать Игоря зубами, грыз лицо, выгрызая щеки и глаза. Тот кричал, захлёбывался, но не мог вырваться. Кровь залила стены, куски плоти парили розовым над полом. Зубы впивались в грудь, рвали ребра с треском. Игорь затих, но тварь продолжала жрать его.

Лена укрылась за закрытой дверью в пультовой. Она молилась, плакала, звала на помощь, но снаружи слышался только хруст костей и рычание. Минуты тянулись вечностью, и надежда умирала. Когда стало ясно, что помощи не будет, она достала ПМ, который подняла у трупа своего отца. Дуло задрожало у виска, слёзы катились по лицу. Последняя молитва — и выстрел.

…

С тех пор прошло два года. Волна зомбарей прошла по всей стране, оставляя за собой только дымящиеся руины и пустые города. Мир захлестнула та же чума. Новостные каналы кричали о восстании мертвецов, о центрах контроля заболеваний, о нулевом пациенте, но слова тонули в крови и страхе. Потом началась чушь о реликтовых вирусах из подтаявшей Антарктиды, о китайских лабораториях, об опытах и экспериментах. Китайцам постоянно припоминали вирус Краснянки из Гуанчжоу, когда якобы какой-то китаёза нажрался дикообразов и уволок за собой в гроб чуть ли не четверть мирового населения от новой эпидемии. Люди искали объяснение, но объяснения не было.

Кологривову было плевать на официальные версии. Да и его закадыке Шумилову тоже. Они прошли боями от двух девятиэтажек, ставших их первым опорным пунктом, через сорок четвёртое отделение полиции и дальше — по всей стране. Зомбарей жгли напалмом, били ракетами с воздуха, накрывали артиллерией. Их крошили спецназовцы, морпехи, десантники, да вообще все, кого можно было бросить на фронт. Потом подключили ополчение и добровольцев. Те сначала стреляли во всё подряд, рейнджеры грёбаные, но позже именно они держали патрули и блокпосты в очищенных районах.

Никто так и не узнал, откуда взялась зараза. Официально объявили, что всему виной вирус, попавший на землю с Чебоксарским метеоритом. Народ поверил. Сотни экспертов строили теории, но все они разбивались о простую правду: мертвецы ходили и жрали живых, и это было всё, что имело значение. Теперь зомби почти не осталось — их вычищали системно, по программе «Чистая Земля». Последние очаги добивали где-то в Америке и Японии. А сейчас шли первые два года из объявленного десятилетнего карантина – любая связь между континентами, да и между отдельными странами перекрывалась наглухо.

Кологривов сидел за кухонным столом в общаге, курил и молчал. После одного из боёв, где пришлось схлестнуться с тварями в рукопашной, он потерял глаз. Его списали из армии. «Ну да и чёрт с ним», — думал он. «Жив. И это уже победа».

Шумилов поставил на стол бутылку водки и ухмыльнулся.

— Чего захандрил, Валёк? Сегодня у меня день рождения. Давай накатим.

Он достал два стакана, налил и подмигнул.

— Знаешь, что я в магазине услышал в очереди?

Кологривов поднял лицо:

— Ну?

Прапорщик заржал в свои пышные рыжие усы:

— Две бабы трепались. Одна, между прочим, на сносях. Так вот, говорит, зомби появились от вуду. Три нарика в Польше нашли какую-то книжку по африканской, ну или какой там, магии вуду, оживили кореша, а он их перекусал. И понеслось по всему миру!

Кологривов прыснул со смеху, мотнул головой:

— Ну, бабам виднее. Для них всё — как в Польше: тот прав, у кого хрен больше.

Они оба расхохотались так, что эхо пошло по всей общаге. Это был грубый, и в том искренний смех тех, кто пережил то, что пережить было невозможно. Смех уцелевших.