Вагон второго класса. Том I

– Леди Илона!

Страстный шепот сочится сквозь ночь в приоткрытую дверь балкона. В саду разливается чернильная тьма. Там, в темноте Дуглас, его горящие глаза, его улыбка…

– Илона! У тебя горит свеча, ты не спишь!

– Дуг, почти полночь!

– Любимая, я хочу тебя видеть, я не могу ждать!

Илона смеется:

– Нет, нет, и речи быть не может. Дуг, наберись терпения! Через неделю ты будешь видеть меня сколько угодно!

Но без пяти минут муж уговаривает… уговаривает… Илона спускается, цепляясь носками домашних туфель за выступы старого камня. Дуг ловит ее в объятья и увлекает подальше от окон, туда, где кусты и деревья надежно укрывают их от случайных взглядов. Вино льется из фляги в два бокала… Дуг говорит – "Золотой рассвет", напиток влюбленных из Айландии. Горчит… но она пьет до дна.

В голове шумит – от вина ли, от поцелуев? Все такое странное и удивительное. Звезды горят не над головой, а прямо перед глазами… Трава щекочет кожу… А Дуг везде, даже там, где ему еще не положено быть.

Мир кружится. Рука Дуга ложится ей на рот…

...Резко сев на кровати, Илона отбросила скомканное одеяло. С той майской ночи прошло четыре месяца, но эта ночь возвращалась во сне: рот наполнялся горечью, ладонь душила крик, и прошлое не отпускало. Да и как отпустить, если вот оно — руку положи, и почувствуешь.

Илона сделала несколько глубоких вдохов и выпила полстакана воды, пытаясь избавиться от вкуса горького вина, неловко сползла с кровати, подошла к окну и вдохнула соленый воздух. До моря было с десяток кварталов, но когда ветер дул с запада, в любом уголке Шинтона жители чуяли дыхание большой воды.

Прикрыв глаза, она подставила лицо ночной прохладе и медленно выдохнула. Мысли снова забегали по кругу, как заведенные: могла ли она повернуть жизнь по-другому?

Сморгнув слезы, Илона постаралась успокоиться. Все не так плохо. Матушка нашла самый разумный выход. И пусть семьи нет рядом, но леди и лорд Горналоны обеспечили ей сносную жизнь, а позже она вернется в Брютон.

В самом деле, что за блажь? Да она должна денно и нощно благодарить матушку и отца. Многие ли семьи рискнули бы скандалом, стараясь уберечь дочь от худшей участи? Благодарить нужно, что позаботились и определили ее жизнь, а не страдать, что ей эта жизнь, видите ли, не нравится. Хотелось, видите ли, самой что-то решать. Решила уже один раз – побежала в объятия мужчины в темноте, поправ все правила приличного круга!

Не удержавшись, Илона всхлипнула. Как бы все повернулось, если бы она отказалась спускаться к Дугу? К лучшему или к худшему? Что она могла поменять в своей жизни, чтобы не оказаться теперь здесь, в маленьком прибрежном городке, глядя в серую и тоскливую будущность?

Да счастье уже, что о ней заботятся, а не выставили вон, не отдали на потеху злословящему свету! Но все же… что она могла изменить?

Отошла от окна, села на смятую простынь и закрыла глаза.

В ту злосчастную майскую ночь Дуг привел ее в чувство, уверил в бесконечной любви, дал выпить чего-то бодрящего и подсадил на балкон. На неверных ногах она прокралась спальню.

Утром ей было невыносимо стыдно. Стыд сковывал грудь, будто старомодный корсет, стыд мешал дышать.

Надо бы встать…

Все казалось непривычным, нереальным, непрочным, даже пол грозил подломиться под ослабевшими ногами и разлететься осколками, оставив ее висеть в пустоте.

Где же туфли...

Одна нашлась в трех шагах от кровати, другая и вовсе под трюмо. Достав непослушными пальцами платок, Илона стерла с подошв травинки и комочки земли. Спохватившись, запрятала испорченный платок поглубже в комод и едва не опрокинула весь ящик дрожащими руками.

Заслышав шаги, Илона бросила туфли у кровати и забилась под одеяло.

Камеристка принесла чай, но в нерешительности остановилась посреди комнаты.

– Леди Илона, вы так бледны… Вам дурно? Я позову леди Горналон.

– Нет-нет, не нужно, помоги мне подняться.

Илона выпила полчашки чаю и, опираясь на руку служанки, кое-как встала.

– Леди Илона, у вас кровь! Вроде до женских дней еще полсрока...

Комната снова качнулась. Пытаясь придать голосу твердости, Илона проговорила:

– Невовремя, значит. То-то мне так дурно. Передай матушке, что на пикник не поеду.

Да, женские дни будут хорошей причиной провести этот день в кровати. Служанка ушла, но вернувшись, развела руками: лорд Горналон сообщил, что в полдень их навестят Биннерды. Странно… Впрочем, наверняка родители Дугласа и сам жених хотят обговорить что-то еще о предстоящем торжестве.

Внутри зашевелилось смутное беспокойство. Илона Горналон в свои двадцать лет привыкла доверять интуиции, которая, как ей объясняли учителя в пансионе, суть итоги неосознанной работы разума. Что-то было не так, неправильно. Верней, еще более неправильно, чем вчерашнее явление Дуга и его поспешное заявление прав на ее тело.

Против обыкновения она встретила Биннердов сдержанно, с легкой светской улыбкой. Последние полгода она порой допускала некоторое нарушение условностей, выбегая навстречу любимому. Но не теперь, не сегодня. Она не торопясь сошла по ступеням, остановилась возле родителей и вопросительно посмотрела на гостей, которые были чересчур серьезны.

После приличествующих приветствий старший лорд Биннерд взял слово:

– Лорд Горналон, леди Горналон! Поверьте, мне до крайности неловко начинать этот разговор. Но у нашей семьи есть некоторые основания подозревать, что леди Илона, забыв девичью скромность, отступила от правил нашего круга — и потому не может составить нашему сыну приличествующей партии.

Илона приподняла бровь и обвела всех троих удивленным взглядом. Мысленно она поблагодарила строгую леди Фрикуссак, директрису пансиона, за ее жесткие уроки, иначе ей нипочем бы не удержать лица. А вот у Дуга такой леди не было, и его глаза злорадно сверкнули.

Молчание затянулось. Родители вопросительно смотрели на Илону. Биннерды замерли в ожидании ответа. Сам Дуг прятал улыбку, но уголок его рта предательски подрагивал.

Почему? Зачем? За что? Вопросы метались испуганными птицами, но Илона приказала себе успокоиться и думать.

Печатая шаг, словно гвардейцы на плацу, мысли разошлись по местам: панические – подальше, здравые – поближе, и в конце концов выстроились в логически выверенную фигуру. Дугу больше не нужен брак с ней. Хваткий молодой человек убил одной стрелой двух перепелок: насладился девичьим телом и обеспечил себе прекрасный повод расторгнуть помолвку – невеста потеряла невинность до свадьбы. И доказать, что сам жених поторопился с брачной ночью, нет никакой возможности.

Внутри разлилась горечь посильней, чем от "Золотого рассвета". Позже Илона даже восхитилась подобным хитроумным планом, но в тот полдень ей лишь достало сил удержать рвущиеся рыдания и загнать их поглубже, где полыхал огонь из непролитых слез и невысказанных слов.

В голове всплыли четкие, рубленые фразы леди Фрикуссак.

"Запомните, юные дамы, умолять можно лишь в трех случаях: разбойника – сохранить вам жизнь, короля – сменить гнев на милость, и лекаря – снизить плату, если вы в затруднительном положении. Больше никого и ни о чем не умоляйте — ни мужа о драгоценностях, ни отца о приданом. И Звезды упаси умолять молодого человека жениться на вас".

Илона заледенела и замерла в ожидании дальнейших слов недругов. Это лучшее, что она могла сейчас сделать.

Не услышав ни мольбы, ни оправданий, отец Дуга подсластил слова улыбкой:

– Дорогой мой лорд Горналон, небольшая проверка чистоты невесты разрешила бы наши сомнения. Я узнал, что подобные услуги оказывает госпожа Мильфуар, акушерка с безупречной репутацией.

Брови отца поползли вверх. Илона уже видела, что надвигается буря, и, упреждая грозу, сделала шаг вперед.

– Лорд Биннерд, не стоит утруждаться. Я могу поклясться, что ни один мужчина не подходил ко мне ближе, чем Дуглас. Но менее всего я желаю связывать свою жизнь с человеком, который слушает наветы и способен оскорбить меня подобными подозрениями. – Сняв кольцо, она бросила его Дугласу под ноги. – Я разрываю помолвку.

Резко повернувшись, она вышла из гостиной и поднялась к себе, стараясь двигаться медленно и степенно, сдерживая малодушный порыв перейти на бег.

"... и Звезды упаси умолять молодого человека жениться на вас. В лучшем случае он откажется, и вы будете унижены перед ним, перед светом и, что самое неприятное, перед самой собой".

Теперь Илона ясно видела, что Дуг не пришел бы сюда, если бы не решил с ней порвать. Она не могла сказать наверняка, но подозревала, что родители Дуга не знали о планах бывшего жениха и лишь действовали по его наущению. Позволь она себе такую глупость, как слезы и уговоры, она только навлекла бы на себя еще горший позор. Кто поверит, что Дуглас выманил ее в сад, чтобы обесчестить, за неделю до свадьбы? Наверняка он заручился поддержкой друзей, которые подтвердят, что жених провел с ними весь вечер и еще полночи в прощаниях с холостяцкой жизнью.

Что было дальше, и вспоминать не хотелось. Отец рвал и метал. Он попробовал уговорить Илону повиниться в поспешном решении и переговорить с Биннердами снова, но мать всецело приняла сторону дочери:

– Дорогой, этому мерзавцу кто-нибудь нашепчет, что Илона понесла от кучера, и что прикажешь делать? Сравнивать нос и уши новорожденного ребенка? Ты такой судьбы хочешь для нашей девочки?

Лорд Горналон вынужден был согласиться.

Днем Илона сказала, что ей нужно проветриться после треволнений, зашла в кондитерскую, купила большую коробку шоколадных десертов и распорядилась доставить ее в пансион Пресветлого Духа Вечерней Зари для леди Фрикуссак. Без ее уроков Илона наверняка попалась бы в расставленную ловушку.

Она крепилась до вечера, но, приняв ванну, забралась под одеяло и позволила слезам прорваться. Матушка будто только того и ждала. Она вошла с кружкой молока, от которого подозрительно несло травами, заставила Илону выпить и строго проговорила: "Рассказывай".

Илона выложила все без утайки и впервые услышала от матушки такие слова, которые разве что конюх использовал, когда Рыжик пнул его копытом в колено. Наказав ждать ее – будто Илона могла куда-то отлучиться – матушка вышла за дверь и вскоре вернулась с новой кружкой, на дне которой плескалось что-то, отчаянно пахнущее водорослями и жженым сеном одновременно.

– Пей. Не хватало еще плод травить. Тебе рано или поздно от хорошего человека детей рожать.

Дав Илоне выплакаться после питья, матушка строго-настрого наказала не говорить отцу. Если лорд Горналон вызовет этого сопляка на дуэль, весь город немедленно узнает о причине. Невинность не восстановить, а скандал скрыть не удастся. Сейчас, несмотря на любые козни Биннердов, большая часть общества будет на стороне девицы Горналон, честной и гордой. А когда Дуглас объявит новую помолвку – зачем бы еще ему избавляться от Илоны? – тогда и остальные решат, что девушку оговорили на пустом месте.

Матушка как в воду глядела. На второй день Дуглас уехал в столицу. Еще через неделю кузина бургомистра получила наисекретнейшее письмо от столичной родственницы и немедленно созвала кулуарное чаепитие, где сообщила некую сенсацию. К вечеру, когда гостьи с соблюдением всей возможной конфиденциальности поделились новостью с соседками и подругами, всему городу стало известно: младший Биннерд рьяно ухаживает за дочерью барона, дела которого довольно нехороши, зато есть титул, земли, и нет сыновей.

Как известно, самый действенный и самый приятный способ подчеркнуть собственную добродетель – решительно осудить чужие пороки. В поступке лорда Дугласа Биннерда общество нашло целых три: лживость, корысть и гордыню.

Ошеломительно быстро брютонский свет переменил отношение к Биннердам до самого уничижительного. Подумать только, обвинить невесть в чем приличную юную леди ради титула!

С Биннердами перестали раскланиваться на улицах, отменили визиты, отозвали приглашения. Торговый дом лорда Биннерда встал на грань разорения – владельцы лавок и магазинов предпочли его конкурента. Казалось, брютонцы затеяли игру, кто половчее и поизящнее выразит Биннердам порицание. Вскоре семейство покинуло город.

Но с другой стороны, светскую жизнь обеих леди Горналон нельзя было назвать приятной. Приторное сочувствие со стороны старших дам, полные затаенного превосходства взгляды юных леди, заметное пренебрежение молодых мужчин – все это если не сделало мать и дочь Горналон затворницами, то в достаточной мере отравило их существование.

Алек, старший брат, недавно вернулся из университета с дипломом законника и влился в семейное дело. Матушка некогда учредила попечительский комитет над городскими школами, и занимала в Брютоне не последнее место. Илона сочла себя не вправе пятнать их репутацию присутствием в городе.

На семейном совете Горналоны нашли три возможности разрешить неудобство. Первый – обитель Пресветлых духов – сочли самым последним выходом. Илона уважала женщин, которые оставили свет ради звездоугодных дел, но к жизни звездных сестер у нее не было ни малейшей склонности.

Ехать к кому-нибудь из двоюродных или троюродных кузин матушки или отца, чтобы стать родственницей-компаньонкой, о которой будут шептаться за спиной, Илоне тем более не хотелось.

Если бы только у Илоны был магический дар! Магичкам спускалось с рук то, что для любой другой женщины было бы нескончаемым позором, таким позором, что пришлось бы уходить в самую дальнюю бедную обитель. Для магичек же прошлые романы – мелочь, о которой и упоминать не стоит. Магички зарабатывали деньги своим даром и знаниями, и никому не приходило в голову усомниться в их праве на… на всё – кроме, разумеется, откровенных преступлений закона.

Увы, в семье Горналонов магов не было ни со стороны отца, ни со стороны матушки; однако на каждого выходца из магической академии приходилось несколько выпускников университета, обычных людей, которые работали безо всякой магии.

– Может, тебе поучиться в университете? – подал голос сидевший тихо брат. – А что? Год или два студенткой, и в Брютоне никто не вспомнит, что были какие-то Биннерды. Тут что ни сезон, то новые скандалы.

– Конечно же! – просияла матушка. – Нет-нет, дорогая, не волнуйся. Никто не ожидает, что ты станешь портить цвет лица с механизмами или того паче… м-м…

– Да, сестренка, копаться в мертвяках мы тебя и подавно не отправим, – хохотнул брат.

– Ах, Алек, помолчи, – замахала на него матушка. – Кажется, в университете есть факультет изящных искусств и… и философия, да-да! Что может быть пристойнее для девушки из хорошей семьи, чем прочесть труды многомудрых предков или же разбираться в тонкостях музыки?

– Вернешься через два года с малым дипломом, и мы подберем тебе какого-нибудь заумника, – заключил практичный Алек. – Они любят разглагольствовать перед дамой о высоком, и чтобы дама не просто слушала, а с пониманием. Денег у заумников не водится, но у тебя и так хорошее приданое.

– Идея и впрямь неплоха, – отец слегка склонил голову, что означало у него высшую степень одобрения. – Илона?

Университет! Дочь леди Мармадюк получила малый диплом факультета изящных искусств и рассказывала столько всего интересного! По ее словам, два года студенческой жизни были совершенно, совершенно сказочными.

– Да! – она поспешила согласиться. – Но… мне придется ехать в Байроканд?

Университет в Байроканде принимал девушек. Одни называли Байроканд оплотом прогресса, другие – гнездом разврата и упадка нравов. Одни стремились туда, другие его всячески избегали. Но и у матушки, и у отца была дальняя родня в Байроканде; родственники наверняка примут Илону у себя и присмотрят за юной леди.

В середине лета еще оставалось немного времени, чтобы выбрать факультет, получить все необходимые сведения и найти в Байроканде доверенных людей – о том, чтобы оставить Илону совсем одну, и речи не шло. Прием в университет проходил в конце сентября, когда мелкие землевладельцы получали деньги за первый проданный урожай и начинали расплачиваться с задолженностями ремесленникам и торговцам. Осенью отпрыски семей и тех, и других, и третьих могли отправиться в большой город на заработанные родителями монеты.

Илона взяла в городской библиотеке две книги про университет. С каждой прочитанной страницей идея учебы, жизни в большом городе, знакомств с новыми интересными людьми все больше увлекала ее, и если бы не тревога о репутации семьи, она бы, пожалуй, даже обрадовалась внезапной перемене судьбы.