Хотя стражи кругом было чуть ли не больше, чем горожан, пока что мы довольно ловко пристроились к купеческому обозу. Никто из погонщиков не обратил на нас внимания: каждый был занят своими тюками, лошадьми да руганью между собой. К тому же все взгляды были устремлены вперёд, туда, где у ворот стеновые щитники останавливали каждого, кто собирался покинуть Вельград.
Они заглядывали в лица, в тени капюшонов, требовали открыть накидки, поднять головы.
— Ну вот, — торжествующе прошептал Рувен. — Заклинание личины нас спасёт. Всё-таки я молодец! А от вас, как всегда, никакой благодарности.
— Рано благодарить, — прошипела Ингрис. — Мы ещё не вышли за ворота.
— Ой, да что вы… уже почти вышли… Ведь идем же себе преспокойно…
И тут позади раздался цокот копыт и грохот колёс. Кто-то быстро приближался. Я оглянулся. Повозка с тюками и всадники. Знакомые лица. Ну конечно….
— Смотрите…, но аккуратно, не оборачивайтесь резко, — шепнул я. — Посмотрите краем глаза.
Мои спутники взглянули назад.
— Тысяча песков… — прошептал Рувен. — Это же они… Гирис и его шайка. Те самые наёмники, которых мы проучили в «Лисьей Норе».
Наемники приближались, но сейчас они явно выдавали себя за торговцев. Вместо доспехов кафтаны, вместо тяжелых мечей на поясе болтались легкие кинжалы. Нас они не замечали, потому что с беспокойством смотрели только вперёд — туда, где щитники проверяли каждого.
Вот и наш обоз остановили. Стражники пошли вдоль рядов, снимая с людей капюшоны, всматриваясь в лица.
Один из седых щитников скользнул по нам взглядом, уже было отвернулся, но в следующее мгновение замер. Он дёрнулся и резко повернулся снова к нам. Его взгляд впился прямо в меня, а глаза расширились.
«Вот он. Это варвар». Он не сказал это вслух, но я прочёл эти слова в его взгляде.
Стражник резко метнулся к старшему, что-то торопливо зашептал, тыча в нашу сторону.
И в этот момент кто-то еще выкрикнул уже во весь голос:
— Беглая рабыня!
Это был молодой щитник, его палец упёрся в Ингрис.
Она была без капюшона, ведь мы были уверены, что заклинание личины укрыла внешность. Но щитник почему-то видел вовсе не прыщавого отрока, над которым только что хохотал Рувен.
Он видел валессарийку.
Щитники пришли в движение. Кто-то уже вытаскивал меч. Один поднимал рог тревоги.
А я понял, что заклинание личины не работало, колдун ошибся. И в тот момент я готов был своими руками прибить Рувена.
Похоже, наши нарисованные портреты на дощечках висели на каждом посту. Здесь так было принято: художники на службе Империи умели срисовывать лица разыскиваемых по памяти, по описаниям свидетелей. Может, магия им помогала, может, просто талант… неважно.
Важно было то, что нас узнали.
— Бежим! — выдохнул я и рванул Ингрис за руку.
Уже слышался крик и бряцание доспехов. Щитники вскидывали копья.
В этот раз мы были пешие. Уйти от погони в городе почти невозможно. Ингрис смотрела в сторону улиц, но я принял решение мгновенно.
— Прорываемся вперёд! — рявкнул я.
Я выдёрнул меч у одного из стражников торгового обоза, к которому мы прибились, и сразу встретил удар копья подоспевшего щитника. Рубанул по древку, отскочил.
— Берегись! — крикнул я Ингрис.
Но валессарийка уже действовала сама. Другой щитник попытался ткнуть её копьём, Ингрис перехватила древко, резко дёрнула вниз и ударила противника ногой в живот. Он выронил оружие и рухнул, а она стала рядом со мной, плечом к плечу и с копьем стражника в руке.
Суматоха разрослась мгновенно.
Со всех сторон на нас летели стражники.
Рувен, с глазами полными ужаса, выхватил посох у какого-то старика–купца и стал орудовать им, как дубиной. Он не был воином, но страх за жизнь делает людей яростными. Старикан отчаянно махал тяжелой палкой, будто всю жизнь с ней упражнялся.
— Опустить ворота! — выкрикнул один из старших щитников.
Железная решётка с зубьями внизу начала опускаться. Еще немного и путь к свободе будет отрезан.
Если решётка закроется, мы погибнем.
Руки скучали по топорам, но кое-чему я научился на арене, размахивая деревянными клинками. Щитники в железных доспехах оказались неповоротливыми и тяжёлыми. Это не виртоузные кромники, а сторожевые псы, набранные из простого народа, и я то и дело доставал их мечом.
Мы прорывались вперед. Я не знаю как, но прорывались. Всё смешалось в дикой суматохе: удары, крики, телеги и купцы. В этой толчее и давке мы пробились к воротам. Там у стены была устроена коновязь для лошадей стеновых щитников.
Я разрубил поводья, освободив лошадей. А затем гаркнул, как умел только северянин. Особый крик, протяжный — хриплый вой, тот самый крик хищника, которому учили нас в северных лесах. Любой конь боится этого звука.
Лошади взбрыкнули, рванули прочь, разнося по пути нескольких щитников. Мы отбивались уже спиной к воротам, сдерживая натиск.
— К нам лучники бегут! — крикнул я. — Если подоспеют — расстреляют как дичь!
— Уходим! Уходим! — вопил Рувен, косясь на решётку, которая опускалась всё ниже.
— Рано! — рявкнул я, рубя очередного противника.
Щитников становилось всё больше. Ещё двоих уложила Ингрис. Двух зацепил я.
— Чего ты ждёшь, Эльдорн?! — надрывался Рувен.
— Уходим! — скомандовал я, наконец.
Мы бросились вперёд, под самую пасть опускающейся решётки. Острые их концы свисали уже почти у земли. Мы прошмыгнули под ними в последний миг, еще немного, и железные зубья пронзили бы нас.
Бах!
Решётка ударилась о камень и отсекла от нас преследователей. С той стороны раздался вопль:
— Поднять решётку!
Но это было не так просто и быстро. Чтобы поднять железную махину, надо сначала выбрать всю свободную цепь, намотать её на лебёдку, а потом уже тянуть. Для этого требовалось много рук. Если опустить решётку могли двое, то поднять её двоим невозможно.
Этого времени нам хватило.
Лошади, которых я освободил с коновязи, выскочили за ворота. Нам удалось поймать двух. Ингрис оказалась умелой наездницей: она ловко вскочила в седло, да ещё помогла старику взобраться позади себя. Тот едва ли не ползком вскарабкался, вцепившись в девушку обеими руками.
Я вскочил на вторую лошадь, и мы взяли галоп, удаляясь от ворот под свист стрел.
Лучники уже взобрались на стену и пытались нас достать. Стрелы посыпались за нами, звеня в воздухе, но, к счастью, ни одна не задела.
Я слышал, как за спиной скрежетали цепи — ворота медленно поднимались. Несколько щитников проползли под решёткой, когда она лишь чуть приподнялась. Но что толку? Пешими они нас не догонят. Они бессильно махали мечами, кричали, но не могли ничего сделать. А чтобы выпустить всадников, нужно поднять тяжелую решетку хотя бы на высоту человеческого роста.
— В лес! — скомандовал я. — Уходим в лес!
Нужно было успеть скрыться под покровом зелени, пока конные стражники не бросились в погоню.
Скоро показались спасительные заросли.
Мы въехали под тёмные кроны деревьев и остановили коней, чтобы дать им перевести дух. Я оглянулся, вглядываясь в даль. И увидел, что из ворот только сейчас выскочили всадники.
А за ними, пользуясь всеобщей сумятицей, выкатила та самая повозка Гириса и его шайки.
Вероятно, они были нам даже благодарны. Мы устроили такую суматоху, что они, спрятав свою добычу, смогли выехать из города, пока стража была занята нами. Лица их я видел ещё там, у ворот. Все они были напряжены, будто в узел завязаны. Явно боялись той проверки, что велась у ворот.
— Они нас догонят… Эльдорн, они нас догонят! — восклицал старик. — Почему мы стоим?
— Хэй! — выкрикнул я, снова пришпоривая коня. — Вперёд!
Мы поскакали по лесистой дороге, которая быстро разделялась на множество ответвлений, уходила то влево, то вправо. Где-то вместо дороги была лишь узкая звериная тропка.
— Сюда! — сказал я, сворачивая на едва заметную тропу, а потом мы свернули еще и еще.
Мы ушли с основного пути, проскакали ещё какое-то время, все время сворачивая, путая следы, уходили всё глубже. Теперь нас мог бы найти разве что опытный охотник-следопыт. Да и то не наверняка: лес вокруг Вельграда был истоптан и изъезжен вдоль и поперёк повозками, разбойниками, охотниками и путниками. Следы путались и терялись.
Чтобы не загнать лошадей, мы сбавили скорость. А ещё через час и вовсе остановились.
Уставшие, мы слезли на землю, привязали лошадей и упали в мягкую траву.
Мы с Ингрис уселись у огромного дуба, на краю поляны, привалившись спинами к его исполинскому стволу. Дуб был в несколько обхватов, словно великан, принявший нас под свою защиту.
Рувен подошёл и попробовал сесть рядом.
Ингрис ткнула его каблуком сапога:
— Не садись, старик.
— Это ещё почему? — нахмурился колдун.
— Не место здесь предателям — нечего сидеть под одним деревом с нами.
— Это почему я предатель?! — возмутился Рувен.
— Тише, тише, — сказал я. — И ты, Ингрис, не наговаривай лишнего. Он не предатель… просто неумелый колдун.
— Неумелый?! — вскинулась она. — Он чуть нас не погубил! Ты сам видел. Нас все узнали. Все видели в нас тех, кто мы есть! Как мы ещё вырвались — я просто не представляю. Нам боги благоволили, иначе бы нас там и уложили!
— Да… да, — растерянно забормотал Рувен. — Я и сам не понимаю. Я вот даже сейчас вижу вас как пацана и полную тётку-торговку… Почему же остальные не увидели?
— Потому что, — сказал я, — ты забыл добавить порошок из рогов северного стылорога. Тот самый, который провалился в угол мешка.
— И что? — уставился на меня колдун.
— А то, что заклинание личины сработало… иначе. Нас не такими, какие мы есть на самом деле, видел только ты. А остальные видели настоящих нас. Потому и мы себя видели настоящими.
— Ты наложил… — начала Ингрис, задумалась, потом вскинула голову. — Ха! Получается, ты наложил не заклинание личины, а… заклинание искажения! Ты исказил лишь своё восприятие, старик!
— Нет такого заклинания! — обиженно пробурчал Рувен. — Я не знаю его!
— Ты не знаешь, — сказала Ингрис, — а оно получилось. Потому что ты сделал всё не так.
Повисло молчание.
— Простите меня, друзья… — взмолился Рувен. — ну я же не намеренно… хотел вас погубить.
— Ещё бы ты намеренно, — буркнула Ингрис. — хотел сгубить.
Вдруг сзади послышался треск веток.
— Тише… вы слышите? — прошептала Ингрис.
У неё был отличный слух, но и нам не нужно было напрягаться, вслед за терском мы ясно услышали скрип телеги и мерный стук колёс.
— Повозка, вроде… — пробормотал колдун.
Мы поднялись, подошли к краю поляны и раздвинули кусты. По дороге действительно ехала телега… и несколько всадников.
— Странно, — прошептал Рувен. — Это дорога не для торговцев. Она петляет. Это, считай, звериная тропа. Что здесь может делать повозка?
— Может, это за нами? Погоня? — тревожно спросила Ингрис.
— Да нет же, какой дурак будет преследовать беглецов на телеге? — фыркнул Рувен, всматриваясь в приближающиеся фигуры.
— Эльдорн, — прошептал он. — У тебя глаза зорче. Кто там?
Я прищурился… и удивлённо выдохнул:
— Друзья… Это неожиданно… Похоже, это наши старые знакомые.
— Пятнобородый Гирис… и здоровяк, тот что был в железных доспехах.
— Чарг! — подсказала Ингрис, зорко всматриваясь в приближающуюся процессию.
— Что они здесь делают? — пробормотал Рувен. — Почему не идут по короткой дороге, по наезженной?
— Что-то скрывают, — сказал я. –Ведь не зря они так у ворот мялись — и прошмыгнули под шумок за нами. Выскочили из города.
— Слушайте… — шёпотом проговорила Ингрис, и в её глазах вспыхнул боевой огонёк. — А давайте отнимем у них повозку. И оружие. И вообще… давайте их убьём всех.
— Всё бы тебе убивать… — нахмурился колдун.
— А что? — блеснула глазами воительница. — Мы сможем продать то, что они везут. У нас будут деньги. Путь до Валессарии длинный. У нас нет ни припасов, ни нормального оружия. И два коня на троих — так мы далеко не уедем.
— А с чего ты решила, девочка, — взвился Рувен, — что мы едем в Валессарию?!
Колдун замер на полуслове с открытым ртом, уставившись на валессарийку.
— О! — вдруг воскликнул старик, ткнув узловатым пальцем в Ингрис. — Заклинание личины прошло… и теперь ты снова прекрас… ну… в общем, нормальная ты!
Рувен вдруг осекся, когда поймал на себе осуждающий взгляд валессарийки.
— И ты, Эльдорн, снова старый добрый варвар, — пробормотал он, по-детски виновато отводя глаза, — а не эта мерзкая торговка… — Он шумно втянул воздух. — И от тебя теперь не пахнет рыбой. Фух… как же меня достал этот запах. Думаю, долго ещё не смогу есть ни суп, ни даже жарёху из рыбы…
— Хватит болтать, — сказал я. — Они приближаются.
— Давайте нападём… давайте… — шептала Ингрис, и казалось, ещё миг — и она сама бросится в схватку. Копьё она крутила в её пальцах нервным, нетерпеливым движением.
— Нет, — сказал я. — Их много. Оружие у нас… ты сама сказала… плохое, почти негодное. И мне бы, вот, топор раздобыть…
— Ну так раздобудем топор и нападём, — не унималась Ингрис.
— Давай подождём до темноты, — сказал я. — Но убивать мы их не будем. Мы просто заберём то, что они прячут в повозке. Посмотрим, что они так старались провезти мимо стражников.
— О, Эльдорн… — передразнила девушка Рувена, взмахнув так же рукой и скопировав интонацию. — Какой ты великодушный…
— Спасибо, — кивнул я.
— Это не комплимент и не похвала! — прошипела она. — Это недостаток! Ты же варвар. Ты должен убивать, рвать на куски!
— Должен? — я поднял на неё взгляд. — Это кому я должен? Тебе?
— Ну… вообще… ты же… воин!
— Я убиваю врагов, — сказал я. — Если они нам враги и хотят нас убить — я их убью. А вот пока… не знаю, кто они нам. Тогда, в харчевне, была пьяная драка, все на одного. А здесь… в лесу… посмотрим, кто нам враг, а кто нет.
Я мягко положил ладонь ей на плечо, и она замолчала.
— И обещаю тебе, Ингрис… не как варвар, а как воин: нашим настоящим врагам уж точно не повезёт.
***
— О боги… — простонала Лунта. Она лежала, связанная, под тюками овечьей шерсти. — У меня голова раскалывается… эй, как там тебя… Марика? Ты там? Эй!
Повозку трясло на ухабах, и каждый толчок отдавался тупой болью в голове служанки.
— Да здесь я… здесь! — прошипела принцесса. — Фу… Где мы? Почему так воняет? Фу-у…
— Так пахнет овечья шерсть, когда её только состригли, — фыркнула Лунта. — Ты точно с небес свалилась. Как будто вчера родилась. Как ты вообще дожила до стольких лет, если не знаешь, как пахнет нечёсанная овечья шерсть?
— Я… ведь говорю же, прислуживала во дворце. Там не было овец.
— Ой, надо же! Какие мы высокородные лакеи! — ехидно протянула Лунта. — Во дворце она, видите ли, служила… А теперь ты в вонючей повозке, среди тюков шерсти. И нас везут продавать морникам.
Лунта подтянула связанные ноги поближе к груди и простонала:
— Черт, почему у меня так болит голова? Ведь так было хорошо… так было приятно, когда они дали испить этот терпкий напиток… А потом меня словно закружило… понесло… И теперь так мерзко…
— А вот ты сама не знаешь простых вещей, — отрезала Мариэль. — Они же нас опоили маковым молоком, чтобы мы уснули и не дёргались.
— Маковым молоком? — переспросила Лунта. — А-а… теперь понятно, почему у меня голова раскалывается. Но я не думала, что это так чертовски приятно — засыпать под его действием. Я бы испила его ещё раз…
— Не говори ерунды, Лунта! — одёрнула её принцесса. — Маковое молоко используют для обезболивания. Чтобы проводить знахарские операции. Если пить его просто так — это очень пагубно.
— О-ой, пагубно! — передразнила девушка. — Слово учёное, а толку чуть. О вреде она мне рассказывает… Мы, может, вообще вскоре сгинем, и наши души заберёт Стылый Бог!
— Тихо вы там! — раздался хриплый голос сверху, со стороны сиденья погонщика. — Разгалделись!
Мариэль попыталась выглянуть из-за тюков, но не смогла — руки и ноги были связаны, она едва могла шевелиться.
— Они нас слышат… что ли? — прошептала Лунта. — Надо потише разговаривать, а то ведь побьют или кляп запихают… Слушай… похоже, нас вывезли из города. Слышишь?
— Я ничего не слышу, — ответила Мариэль-Марика. — Что тут можно понять?
Тюки воняли, от лошадей тоже пахло отнюдь не любимыми ландышами, от каждого толчка боль пробегала по шее и спине, да и голова после напитка у неё так же была наполнена странным звоном, как и у Лунты. А кроме того, душу переполняло гадкое, липкое, неотвязное чувство досады на саму себя.
— Вот именно, что ничего, — продолжала Лунта. — Не слышно галдящего народа, шума, повозок, лошадей. Только пение птиц и стрёкот кузнечиков. Значит, мы уже за городом.
— Так это же, наоборот, плохо, — выдохнула Мариэль, едва сдерживая подступавшие рыдания. — Теперь нас точно никто не спасёт… Они увезут нас от моих родите…
Она осеклась. Слова застряли в горле.
«Какая же я дура…» — подумала она, когда едва не выдала правду, что сбежала из дома… и не просто из дома, а из дворца, где исполнялась любая ее прихоть.
Да, её держали там, как в клетке…, но это была золотая клетка, а не вонючая телега, где она, связанная по рукам и ногам, будто куколка бабочки, тряслась по кочкам.
Но она тут же остановила свои мысленные причитания, вспомнив Дира и его холодную улыбку. Он сильно изменился с тех пор, как они были детьми. И сразу вспомнила то, ради чего сбежала.
Ради свободы… И всё? Нет, не только. Казалось, что ей было куда идти и к чему стремиться — или к кому. Странно, но уже несколько дней и ночей образ этого человека с арены не покидал её мыслей, как бы она ни гнала его прочь.
Мариэль облегченно вздохнула. Нет! Я все правильно сделала, Я должна идти туда, куда зовёт сердце, и не позволять никому решать мою судьбу.
Повозка остановилась.
— Заночуем здесь, — послышался хриплый голос Гириса, главаря похитителей, того, что со странным пятном на черной бороде.